XIII. Право, применимое к вопросам недействительности сделки

В ГК нет общей нормы, регулирующей вопросы определения права, применимого к вопросам недействительности сделки. Только в ст. 1215 ГК про это есть упоминание.

Статья 1215. Сфера действия права, подлежащего применению к договору 1. Правом, подлежащим применению к договору в соответствии с правилами статей 1210 - 1214, 1216 настоящего Кодекса, определяются, в частности: 6) последствия недействительности договора.

Но, например, нигде не сказано, каким правилом регулируются основания признания сделки недействительной, сказано только про последствия. Тут нужно задуматься: а можно ли вообще сформулировать какую-то общую коллизионную норму с одной привязкой, которая отвечала мы на вопрос об основаниях недействительности. Дело в том, что так действительно сделать нельзя, так как разные основания недействительности сделок подчиняются разному применимому праву. К каким именно коллизионным нормам мы здесь должны обращаться?

Я вспоминаю классификацию условий действительности сделок (как это в учебнике под ред. Е.А. Суханова изложено) – их четыре; я не уверен, что эта классификация присутствует во всех учебниках, но в МГУ все условия действительности сделок делят на четыре группы; соответственно, если таких условий нет, то сделка недействительна.

(1) проблемы с право- и дееспособностью; сюда же относятся ситуации, когда для того, чтобы от имени юридического лица совершать какие-то сделки, требуется дополнительное согласие/одобрение разных органов. С точки зрения МЧП куда эта группа оснований недействительности относится? Конечно, личный закон физического или юридического лица.

(2) несоблюдение формы сделки; мы это только что обсудили – это совершенно отдельный статут формы сделки, и применяются уже совершенно другие коллизионные нормы из ст. 1209 ГК.

(3) противоречие содержания сделки закону или иным правовым актам; здесь мы должны применять прежде всего договорный статут; раз какое-то прав применимо к нашему договору, то мы должны вписаться в императивные требования. Также не нужно забывать, что в содержание могут еще вклиниться сверхимперативные нормы – либо от lex fori, либо даже третьей стороны – и еще они могут привести к недействительности сделки.

(4) пороки воли; самая сложная категория. Разного рода сделки под влиянием обмана, существенного заблуждения, кабальные сделки – то, что у нас в ст.ст. 178, 179 ГК. Здесь тоже возникает естественное желание использовать договорный статут, хотя может возникнуть возражение логического свойства: если мы ставим под сомнение саму сделку, то как мы можем применять право, выбранное самими сторонами, причем оговорка о применении данного права – это одно из условий данной сделки. Но это возражение очень легко парировать через автономность соглашения о применимом праве. То есть, порок основного договора сам по себе не делает недействительным соглашение о применимом праве; соглашение о применимом праве мы должны оценивать отдельно. Конечно, возможны теоретические примеры, когда один и тот же порок будет инфицировать сразу и одно, и другое соглашение – если подпись поставлена под дулом пистолета, то понятно, что здесь порок будет как у основного договора, так и у оговорки о применимом праве. Но что на этот пример нам возражают различные иностранные комментаторы? «Покажите хотя бы один правопорядок, который такую сделку признает действительной». Иными словами, они говорят, что здесь не имеет значения, к применению права какой страны мы обратимся, все равно в конечном итоге данная сделку будет признана недействительной. А последствия недействительности мы все равно всегда будем определять по договорному статуту, вне зависимости от оснований недействительности.

В том то и дело – невозможно это нормально расписать в отдельной статье ГК, если бы мы этим занялись. Потому что нам пришлось бы полностью копировать ст.ст. 1202, 1209 и т.д. ГК, либо просто делать отсылочные нормы: что вот у нас такое основание регулируется личным законом, такое – формой сделки, такое – договорным статутом, и еще не забудьте про нормы непосредственного применения. В общем, эта норма выглядела бы странно, и ни в одной стране это так не выписывается. Теперь в Пленуме № 24 есть подробное объяснение на этот счет.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 N 24 "О применении норм международного частного права судами Российской Федерации" 42. По общему правилу, договорный статут регулирует в том числе последствия недействительности договора независимо от основания, по которому договор признан недействительным (подпункт 6 пункта 1 статьи 1215 ГК РФ). При этом к различным группам оснований недействительности сделок применяются различные коллизионные нормы. Так, к основаниям недействительности сделок, связанным с ограничением дееспособности физического лица, совершением сделки в противоречии с целями деятельности юридического лица, ограничением полномочий органов юридического лица, необходимостью получения корпоративных согласий (одобрений) при совершении сделок, и иным аналогичным случаям применяются правила о личном законе физического лица (статьи 1195 - 1197 ГК РФ) или личном законе юридического лица (статья 1202 ГК РФ). К основанию недействительности сделок, связанному с нарушением требований к их форме, применяются коллизионные нормы о праве, подлежащем применению к форме сделки (статья 1209 ГК РФ). С учетом принципа автономности соглашений о выборе применимого права основания недействительности сделок, связанные с несоответствием воли и волеизъявления сторон сделки, а также с иными пороками воли (сделки, совершенные под влиянием существенного заблуждения, обмана, угрозы, кабальные и иные аналогичные сделки), регулируются правом, выбранным сторонами, а при отсутствии соглашения сторон о выборе права - иными коллизионными нормами об определении договорного статута (статьи 1211 - 1214 ГК РФ). Таким же образом определяется действительность сделок с точки зрения соответствия их содержания применимому праву; при этом суд также учитывает применимые нормы непосредственного применения в соответствии со статьей 1192 ГК РФ.

Во-первых, тут поясняется, что последствия недействительности – всегда по договорному статуту, независимо от основания недействительности. А вот дальше: к различным группам оснований недействительности сделок применяются разные коллизионные нормы. И дальше воспроизводятся те разъяснения, которые я вам дал: сначала – про применение личного закона, затем – статут формы сделки, далее – договорный статут и необходимость учета норм непосредственного применения.

Студент: а по каким правилам исчислять срок исковой давности? Это больше относится к последствиям недействительности?

Статья 1208. Право, подлежащее применению к исковой давности Исковая давность определяется по праву страны, подлежащему применению к соответствующему отношению.

Асосков: ст. 1208 ГК про исковую давность – по сути, акцессорная коллизионная норма, и говорит о том, что нужно применять lex causae, то есть право страны, подлежащей применению к соответствующему отношению. И нам нужно понять, что в данном случае для нас будет lex causae – право, регулирующее основание признания сделки недействительной или регулирующее последствия недействительности? Хороший вопрос, на который у меня нет четкого ответа. Может быть, это зависит от того, что именно за иск вы предъявляете – о признании сделки недействительной или о применении последствий недействительности.

Студент: а это как-то связано с тем, что в некоторых правопорядках (например, Англии) исковая давность – это процессуальный институт, а не материальный?

Асосков: в том то и дело, что для российского суда не имеет значения, что в иностранном праве некоторых государств это процессуальный институт, потому что квалификацию мы даем через lex fori (ст. 1187 ГК), поэтому вопрос о том, относим мы исковую давность к материальному или процессуальному праву, мы решаем по российскому праву.

Статья 1187. Квалификация юридических понятий при определении права, подлежащего применению 1. При определении права, подлежащего применению, толкование юридических понятий осуществляется в соответствии с российским правом, если иное не предусмотрено законом. 2. Если при определении права, подлежащего применению, юридические понятия, требующие квалификации, не известны российскому праву или известны в ином словесном обозначении либо с другим содержанием и не могут быть определены посредством толкования в соответствии с российским правом, то при их квалификации может применяться иностранное право.

Действительно, были ошибки в российских судах, в том числе на уровне кассации, где суды отказывались применять нормы об исковой давности, ссылаясь на то, что в Англии это процессуальная норма. Но этот подход нарушает правила квалификации. Английский Foreign Limitation Periods Act 1984 говорит лишь о том, что иностранные сроки исковой давности можно применять английскому суду; поэтому там можно продолжать спорить, какая квалификация этих норм по английскому праву. Кроме того, нас это не спасает, так как в ряде других англосаксонских юрисдикций этот закон не действует. Например, я сталкивался с тем, что на Британских Виргинских островах нет аналога этого закона, и, поскольку они считают свои нормы об исковой давности процессуальными, суд на BVI будет свои нормы lex fori применять к вопросам об исковой давности. Еще раз подчеркиваю: для нас это не имеет значения. Теперь это разъясняется еще и в Пленуме № 24.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 N 24 "О применении норм международного частного права судами Российской Федерации" 7. Если иное не предусмотрено законом, в частности пунктом 2 статьи 1187 ГК РФ, толкование юридических понятий для целей определения применимой коллизионной нормы осуществляется в соответствии с российским правом, даже если применимая коллизионная норма впоследствии указывает на иностранное право (пункт 1 статьи 1187 ГК РФ). Например, само по себе то обстоятельство, что в праве соответствующего иностранного государства нормы о сроках исковой давности и порядке их исчисления относятся к процессуальному праву, не является основанием для неприменения положений статьи 1208 ГК РФ об определении права, подлежащего применению к исковой давности, поскольку в соответствии с российским правом исковая давность квалифицируется в качестве материально-правового института. В силу исключения, установленного статьей 1205 и подпунктом 1 статьи 1205.1 ГК РФ, принадлежность имущества к недвижимым или движимым вещам определяется по праву страны, где эта вещь находится. Положения статьи 1187 ГК РФ о квалификации юридических понятий применяются исключительно для целей толкования юридических понятий в российских коллизионных нормах. После определения применимого права на основании соответствующей коллизионной нормы суд осуществляет толкование применимых норм иностранного права, руководствуясь правилами статьи 1191 ГК РФ об установлении содержания норм иностранного права. Толкование юридических понятий в коллизионных нормах международных договоров осуществляется в соответствии с разделом 3 части 3 Венской конвенции 1969 года.

Поэтому российский суд не должен смотреть на квалификацию в англосаксонском праве. Но вопрос по исковой давности действительно интересный. Он осложняется тем, что, если задуматься, в большинстве стран иск о признании сделки недействительной не будет задавниваться, потому что это будет считаться своего рода возражением, к которому исковая давность не применима. Либо это будет считаться иском о признании права, а иски о признании права у нас не должны задавниваться. Поэтому наше правило о применении к ничтожным сделкам трехлетнего срока (п. 1 ст. 181 ГК РФ) очень странное, так как выходим за рамки цивилистической логики – если у нас это иски о признании, то они не должны задавниваться. Изначально срок для ничтожных сделок был установлен, прежде всего, по политико-правовым соображениям, чтобы сохранять сделки по приватизации – чтобы их нельзя было признать ничтожными спустя очень продолжительный период времени. Именно поэтому произошел переход от десятилетнего срока к трехлетнему сроку по ничтожным сделкам. Поэтому на примере иностранного права мы не столкнемся с исковой давностью по иску о признании сделки недействительной; и там будут задавниваться только иски о применении последствий недействительности – а здесь очень логично сказать, что применяется lex causae и правила, регулирующие последствия недействительности – и тогда это будет договорный статут.

ХIV. Трансграничное банкротство

Также нужно помнить, что банкротные основания для недействительности сделок не подпадают под это регулирование. У нас с трансграничным банкротством все очень плохо. Уже не первое десятилетие ведется подготовка закона о трансграничном банкротстве, но он до сих пор не принят. В действующем Законе о банкротстве есть только некоторые, очень куцые нормы, посвященные иностранным лицам; они не регулируют все богатство проблем, возникающих в случае трансграничного банкротства. Это особенно странно, поскольку есть своего рода эталон, на который можно ориентироваться при принятии национальных актов по трансграничному банкротству – это Типовой закон ЮНСИТРАЛ о трансграничном банкротстве²³ – именно он положен в основу большинства законодательных актов в этой области. Этот закон устанавливает достаточно специфические правила, в том числе вводит COMI-standard, в соответствии с которым мы сверяем правила о подсудности и правила о применимом праве. COMI – centre of main interest; то есть, центр основных интересов должника. То есть, там предлагается не обращать внимание на национальность или место государственной регистрации лица – нужно посмотреть на то, где должник в основном вел деятельность, где сосредоточены его основные активы – для того, чтобы найти центр основных интересов. Дальше идея заключается в том, что есть основная банкротная процедура, и есть неосновные вспомогательные процедуры. Основная банкротная процедура должна вестись в стране, где у должника есть центр основных интересов. Если в других странах открывается какая-то процедура, то она должна носить подчиненный характер и учитывать те решения, которые принимаются по месту ведения основной процедуры – например, признавать полномочия соответствующего арбитражного управляющего и т.д. Получается очень сложная тематика. У нас полный пробел.

Студент: банки препятствуют, так как понимают, что придется признавать в России иностранных арбитражных управляющих.

Асосков: мы же понимаем, что это палка о двух концах; это удобно, когда активы в России – это значит, что российские банки могут растащить это российское имущество иностранного должника, не считаясь с тем банкротным производством, которое ведется в стране COMI. Но это же ведь и работает наоборот: если у нас основное производство в России, то есть большая угроза того, что в иностранном государстве не будут признаваться решения, принимаемые российскими судами.

Для нас важно, что во всех развитых странах появляется еще одна коллизионная привязка – привязка lex fori concursus – применение права той страны, где ведется основная банкротная процедура. Действительно, в ситуации, когда одна из сторон договора сваливается в банкротство, считается, что некоторые вопросы, в том числе и связанные с этим договорным обязательством, может на себя затащить банкротный статут lex fori concursus. Допустим, широко обсуждается вопрос о специфических основаниях для оспаривания сделок. И в нашем Законе о банкротстве этому посвящена отдельная глава. Для таких оснований, по-хорошему, должно применяться lex fori concursus, так как это очень специфические основания, неразрывно связанные с банкротной процедурой. Что должно применяться у нас в России – понять совершенно невозможно, так как четкие законодательные нормы по этому поводу отсутствуют. А возможен ли зачет в банкротстве? И тут было бы хорошо учитывать банкротный статут.

Отсутствие законодательных норм в свое время не помешало ВАС РФ придумать эту новую коллизионную привязку в своей судебной практике. Прежде всего, это знаменитое постановление по делу литовского Снорас-банка.

Основная процедура банкротства этого банка велась в Литве. Литовским банком был заключен договор с российским контрагентом. Встал вопрос о допустимости зачета встречных требований после начала процедуры банкротства. Президиум сказал, что данный вопрос нужно решать с применением норм права государства, в котором осуществляется процедура банкротства. То, что не было никакой нормы, на которую можно опереться – это никогда ВАС РФ не останавливало.

Постановление Президиума ВАС РФ от 12.11.2013 N 10508/13 по делу N А40-108528/12-50-1134 … Однако при рассмотрении вопроса о недействительности сделки по зачету встречных однородных требований судами не учтены следующие обстоятельства. Иск банка СНОРАС о признании сделки по зачету недействительной заявлен в связи с осуществляемой в Литовской Республике процедурой банкротства этого банка, поскольку на момент подачи заявления компании о зачете встречных однородных требований в отношении названного банка правлением Банка Литвы был введен мораторий и аннулирована лицензия на ведение банковской деятельности (ограничение правоспособности банка). С учетом указанных обстоятельств суды должны были оценить допустимость и действительность оспариваемого зачета исходя из положений статьи 1202 Гражданского кодекса и норм права государства, в котором осуществляется процедура банкротства (lex concursus) банка СНОРАС. …

Потом было еще одно дело, где тройка судей ВАС РФ, отказываясь передавать дело в Президиум, тоже сослалась на данную позицию, применив lex fori concursus²⁴.

Как вы понимаете, в ВС РФ другой взгляд на соотношение норм закона и разъяснений, которые могут появляться в судебной практике, поэтому от ВС РФ пока что нет энтузиазма по этому поводу. Если еще в порядке аналогии или толкования ВС РФ готов что-то делать, но на пустом месте, когда вообще нет никаких норм, ВС РФ не готов продолжать эту практику. В рамках работы над Пленумом № 24 звучали предложения, что паулианов иск должен идти по lex fori concursus, но ВС РФ отказался в отсутствие законодательной нормы помещать такое разъяснение в Пленум № 24. Таким образом, это дает простор для дальнейшего развития судебной практики.