2. Живопись и театр

По мнению исследователей, в создании даже самого обычного поместья заметны «мемориальные притязания хозяев. Усадьба призвана быть достойной статуса фамильной резиденции. А поскольку семья имеет прошлое, настоящее и будущее, то и дом, и парк, и населяющие их произведения смотрятся зримым воплощением семейного древа» [33]. В XVIII веке в русской дворянской усадьбе складывались свои традиции. Так, в некоторых поместьях ставили обелиски в честь памятных исторических событий по примеру императрицы Екатерины Великой, которая, как известно, отмечала память о великих событиях и победах русского оружия возведением обелисков и монументов в Царском Селе. Иногда хозяева усадьбы ставили обелиски в воспоминание о посещении их дома кем-либо из царствующих особ. Так, в подмосковном имении князя Н. Б. Юсупова Архангельское был возведен храм-памятник, посвященный императрице Екатерине II, однажды посетившей княжеское владение. По указанию графа И. И. Воронцова в парке его усадьбы Вороново по обе стороны главной аллеи были воздвигнуты два каменных обелиска в честь посещения усадьбы императрицей Екатериной II в декабре 1775 года.

Тем не менее наиболее распространенным способом увековечить память был портрет. Он стал по существу необходимой частью духовной и культурной жизни помещичьей усадьбы. Специалисты отмечают, что во всех портретных галереях, при всем их разнообразии, существовали некоторые закономерности. Так, в богатых поместьях, наряду с изображением представителей данной семьи, находились портреты императоров, например, в имении графа Н. П. Шереметева в Останкино огромные портреты императрицы Екатерины II и императора Павла I украшали зал. В богатых поместьях для картинной галереи строились отдельные здания.

Существует мнение, что наиболее выдающееся таланты в истории усадебного искусства дала живопись. Стремление каждого владельца усадьбы запечатлеть свое изображение, а также своих близких создало множество художников, разных по дарованию, но всегда интересных бытописателей. Среди сотен анонимных, ничего не говорящих их потомкам имен, нередко можно встретить известные, заслуживающие большого внимания. Среди них Михаил Шибанов, крепостной князя Г. А. Потемкина. Дата его рождения и отчество неизвестны. Только известно, что умер он после 1789 года. Михаила Шибанова считали настоящим самородком в живописи. Как и большинство живописцев XVIII века, он писал портреты. Его кисти принадлежат замечательные портреты Екатерины II и ее фаворита графа А. М. Мамонова. Кроме знатных людей, внимание художника привлекали сцены из крестьянской жизни. Одна из наиболее известных его картин на эту тему – «Крестьянский обед» (1774). На ней художник с большой симпатией представил жизнь и обычаи простых людей, скромную крестьянскую трапезу. Полотна Михаила Шибанова всегда привлекали симпатии зрителей своей правдивостью и добрым отношением к русским крестьянам.

Замечательными, по общему мнению, являлись в русских поместьях портреты предков хозяев имений. Почти во всех богатых помещичьих усадьбах можно найти работы лучших русских портретистов. Так, портреты членов семьи князей Голицыных, выполненные талантливыми художниками, находились в подмосковных Дубровицах, в имении Андреевское Владимирской губернии у княгини Е. Р. Дашковой-Воронцовой – фамильные портреты династии Воронцовых. По всей России крепостные русские мастера и иностранные живописцы создавали портреты владельцев усадеб и членов их семей.

Широкой известностью пользовались работы художника В. А. Тропинина, крепостного графа И. И. Моркова, а также Ивана и Николая Аргуновых, крепостных графа Н. П. Шереметева. Все они начинали как простые ремесленники, но со временем выросли в выдающихся мастеров.

В XIX веке настоящую школу крепостных живописцев подготовил А. В. Ступин, который открыл в г. Арзамасе Нижегородской губернии художественное училище, где получили образование множество воспитанников. Училище содержалось графом Н. П. Шереметевым. В списках А. В. Ступина иногда указывалось «крепостной», «отпущенный на волю», а довольно часто – «обещана свобода». Некоторые из учащихся впоследствии достигли большой известности и были освобождены от крепостной зависимости, другие – навсегда остались в усадьбах помещиков писать портреты своих владельцев, выполнять их заказы и прихоти. Из крепостных Ступинской школы в истории русской живописи остались имена В. Е. Раева, К. Макарова, А. Д. Надеждина. Последний был основателем художественной школы в г. Козлове Тамбовской губернии. Его школа была открыта в 1832 году. Художник В. Е. Раев (1808 – 1871) на деньги графа П. Е. Перовского много лет провел в Париже и в Риме, изучая живопись великих западноевропейских мастеров. В 1851 году за картину «Вид Рима с Mente Maria» В. Е. Раев получил звание академика. В собрании картин известного коллекционера и тонкого знатока живописи П. М. Третьякова (1832 – 1898) появилась картина В. Е. Раева «Рим вечером» (1843). Ступинскую школу окончил художник-передвижник В. Г. Перов (1833 – 1882). Академик А. В. Ступин был одним из первых, кто заметил и высоко оценил талант этого в будущем выдающегося русского художника.

Не часто крепостной мог получить вольную. И жизнь крепостного художника иногда была очень тяжела. Достаточно вспомнить судьбу известного живописца В. А. Тропинина (1776 – 1857), упомянутого выше. Он долго был крепостным и только в 47 лет получил вольную. Вначале он принадлежал графу А. С. Миниху, жил в его родовом поместье в Новгородской губернии. Впоследствии он достался графу И. И. Моркову в качестве приданого за дочерью А. С. Миниха, Натальей. К несчастью, граф И. И. Морков не был ни любителем, ни тем более знатоком живописи и потому совершенно равнодушно смотрел на проявившееся в юном В. А. Тропинине художественное дарование. Граф не пожелал отдать его в учение к живописцу и отправил в Петербург в учение к кондитеру. Вернувшись к своему владельцу, В. А. Тропинин нередко по приказу барина красил стены, каретные колеса или колодцы. Интересны воспоминания современников художника, которые говорят о том, что выдающийся талант и мастерство русского крепостного живописца было замечено и высоко оценено иностранцем. «В 1815 году Василий Андреевич написал большую семейную картину, также для своего господина. В то время, когда эта картина писалась, графа посетил какой-то ученый француз, которому предложено было от хозяина взглянуть на труд художника. Войдя в мастерскую Тропинина, бывшую на втором этаже барского дома, француз, пораженный работою живописца, много хвалил его и одобрительно пожимал ему руку. Когда, в тот же день, граф с семейством садился за обеденный стол, к которому приглашен был и француз, в многочисленной прислуге явился из передней наряженный парадно Тропинин. Живой француз, увидав вошедшего художника, схватил порожний стул и принялся усаживать на него Тропинина за графский стол. Граф и его семейство этим поступком иностранца были совершенно сконфужены, как и сам художник-слуга. Вечером того же дня гр. Морков обратился к своему живописцу: «Послушай, Василий Андреевич, твое место, когда мы кушаем, может занять кто-нибудь другой» [34].

В. А. Тропинину все же посчастливилось. Ценители таланта художника убедили графа И. И. Моркова, несмотря на его долгое и упорное сопротивление, отпустить живописца на свободу. В первый год своей свободной жизни художник создал свою знаменитую картину «Кружевница» (1823), которая принесла ему славу. Находясь на воле, он с успехом писал парадные портреты для богатых заказчиков, а также с большим удовольствием продолжал рисовать простых горожан и крестьян. Преодолев все жизненные невзгоды, связанные с крепостной зависимостью, В. А. Тропинин внес значительный вклад в сокровищницу русского изобразительного искусства. Портреты В. А. Тропинина отличаются внимательным и правдивым изображением человека в обычной окружающей его обстановке. К таким относится известный портрет А. С. Пушкина (1827). Среди лучших работ художника наиболее известны: «Портрет сына», созданный в 1818 году, «Автопортрет у окна с видом на Кремль» (1846), а также упомянутая выше «Кружевница», «Гитарист» (1832).

Талантливые крепостные художники были и в изве- стной школе А. Г. Венецианова (1780 – 1847). Среди них А. А. Алексеев, автор картины «Мастерская Венецианова», А. А. Златов. Оба художника принадлежали помещице О. Н. Кумановой.

В XIX веке стало известным имя крепостного художника Григория Васильевича Сороки (1823 – 1864). Его владельцем был помещик П. И. Милюков. Талант художника проявился у Г. В. Сороки в раннем детстве. Впоследствии Милюковы определили его камердинером в одном из своих имений. Благодаря своему положению он получил возможность рассматривать интересные книги, видеть замечательные произведения искусства, слышать разговоры и суждения о литературе, искусстве и художественной культуре, которые велись в доме его владельца. Г. В. Сороке посчастливилось познакомиться с известным художником А. Г. Венециановым, соседом его хозяина, который заметил дарование молодого художника и принял живейшее участие в его судьбе. А. Г. Венецианов был замечательным портретистом. Нахо- дясь на службе в Петербурге, он брал уроки живописи у В. Л. Боровиковского. Выйдя в отставку, он поселился в своем имении, где открыл художественную школу, в которой обучал искусству живописи крепостных крестьян. Помещик П. И. Милюков согласился отдать Г. В. Сороку на обучение в художественную школу А. Г. Венецианова при условии, если тот будет исполнять свои прежние обязанности: ухаживать за садом, играть в театральных постановках. А. Г. Венецианов не только давал уроки живописи ученикам в своей художественной школе, но и возил их в Петербург, посылая работы своих подопечных на академические выставки. Вскоре Г. В. Сорока стал лучшим учеником А. Г. Венецианова. Дать вольную своему талантливому крепостному живописцу помещик Н. П. Милюков, новый хозяин Г. В. Сороки, не соглашался, несмотря на настойчивые и убедительные просьбы художника А. Г. Венецианова. В 1847 году после смерти А. Г. Венецианова Г. В. Сорока лишился своего заступника. Ему пришлось вернуться к исполнению обязанностей лакея и садовника. При этом он продолжал писать портреты членов семьи Милюковых, интерьеры и пейзажи. Среди известных и лучших его работ особенно запоминаются: «Рыбаки», «Вид на плотину», портрет дочери помещика Е. Н. Милюковой (1840-е годы), «Кабинет в Островках» (1844). Все творчество художника отличается поэтической проникновенностью. Тяжелые противоречия между способностями талантливого живописца и положением крепостного слуги отразились на душевном состоянии Г. В. Сороки, что окончательно сломило его дух и привело к самоубийству.

Подобный трагический случай был не единственным. Так, талантливый крепостной художник Мясников, которого хозяин не отпустил учиться, тоже покончил жизнь самоубийством. Трагически сложилась судьба замечательного художника А. В. Полякова, который принадлежал помещику Корнилову. Обучаясь в Академии художеств, А. В. Поляков делал прекрасные успехи, получал академические медали, познакомился с образованными людьми, знающими и понимающими искусство, писал по заказу портреты в лучших домах Петербурга. В 1822 году А. В. Поляков был отдан на обучение к известному английскому художнику Дж. Доу (1781 – 1829), который в то время работал в Петербурге над серией портретов русских генералов, героев Отечественной войны 1812 года, для галереи Зимнего дворца. Очевидцы рассказывали, что Дж. Доу просто подписывал своим именем портреты, созданные А. В. Поляковым, и по этому поводу был даже составлен доклад в Общество поощрения художников о предосудительных действиях известного живописца. Но вскоре барин потребовал А. В. Полякова к себе. По приказанию своего господина художник сопровождал его на запятках кареты по Петербургу. Не выдержав такой унизительной для себя жизни, А. В. Поляков «спился с кругу и пропал без вести» [35]. Подобные трагические случаи повлекли за собой важное официальное решение: училищу художника А. П. Ступина в г. Арзамасе Нижегородской губернии, который прежде имел право представлять к награде произведения наиболее одаренных учеников, впредь было отказано в этом, поскольку бывали случаи, когда «крепостные, заслужив медаль и не получив вольной от помещика, приходили в отчаяние и погибали» [36].

К счастью, судьба большинства крепостных художников складывалась более удачно. Многие из них получали свободу. Один из учеников А. Н. Ступина, как отмечалось, открыл впоследствии свою художественную школу. Не менее семи учеников художника А. Г. Венецианова получили вольную и продолжали свое образование в Академии художеств в Петербурге и за границей. Один из учеников А. Г. Венецианова, С. К. Зарянко (1818 – 1871), стал профессором живописи в знаменитом Московском Училище живописи, ваяния и зодчества, где среди прочих он обучал будущих художников-передвижников. Некоторые его работы находятся в Русском музее в Петербурге. Среди крепостных были мастера, украшавшие фресками стены и потолки усадебных и городских построек. Некоторые крепостные художники специализировались на изготовлении декораций и костюмов для театральных постановок.

Сравнительно недавно стало известно имя крепостного художника Ф. А. Тулова. Он писал в основном портреты. Как отмечают искусствоведы, каждое его полотно представляет собой произведение, созданное высокоодаренным художником. Им написано несколько портретов представителей русской аристократической фамилии Шаховских. Среди них взрослые и дети, мужчины и женщины, и все они отмечены индивидуальными чертами. О самом художнике осталось очень мало сведений. Он был крепостным графа А. И. Бенкендорфа, его знали не только как талантливого живописца, но и как астронома. К занятию астрономией, как известно из истории, русские помещики нередко привлекали своих крепостных. Барон Н. Н. Врангель в своем исследовании усадебной жизни упоминал талантливого крепостного художника Калину, который не только прекрасно рисовал, но и свободно говорил по-французски, по-немецки и к тому же был превосходным актером.

Дворянские имения являлись уникальными центрами культуры. Так, например, в усадьбе Новые Ельцы, в верховьях Волги, принадлежавшей семейству Толстых в XVIII – XIX веках, был театр, оркестры духовой и роговой музыки, певчие. Музыкантами и певчими были крепостные крестьяне. Владельцы усадьбы стремились обучить крестьян музыкальной грамоте и основам художественной культуры. Интересно, что первый театр в районе Верхней Волги появился в имении Новые Ельцы, а в городе Осташкове, расположенном по соседству, он возник позже. Горожане, побывав в крепостном усадебном театре, были настолько восхищены представлением, что вскоре устроили свой первый спектакль в городе, подражая тому, что видели в имении Новые Ельцы. Постепенно здесь сложился провинциальный театр, каких в России в то время было довольно много.

Уникальной по красоте, фантастическим затеям и роскоши была известная подмосковная усадьба Кусково. Она являлась своеобразным культурным центром Подмосковья.

Имение Кусково Московской губернии основано в конце XVI века как владение Шереметевых, древнего русского боярского рода, известного с XIV века. Первоначально здесь была деревянная церковь, боярский двор и жилища деловых людей. Во владении Шереметевых усадьба Кусково оставалась более трехсот лет. Расцвет усадьбы был связан с именем графа П. Б. Шереметева, сыном сподвижника Петра I, полководца, генерала-фельдмаршала Б. П. Шереметева (1652 – 1719). Шереметевы первыми в России получили графский титул. В 1706 году графского титула был удостоен Б. П. Шереметев. Очевидно, что усадьба Кусково предназначалась не столько для проживания в ней, сколько для приемов знатных гостей и увеселений. Кусково так и называлось: «летний увеселительный дом графа Петра Борисовича Шереметева». Дворец, выдержанный в стиле классицизма, являлся центром усадебного ансамбля. Интерьеры дворца делились на три группы: парадные покои, жилые комнаты, служебные помещения. Рядом с дворцом была построена Спасская церковь, которая также входила в архитектурно-парковый ансамбль усадьбы. Впоследствии для развлечения и увеселения гостей в усадьбе были выстроены различные павильоны: голландский домик, сложенный из кирпича, итальянский домик, напоминавший своим внешним видом итальянские виллы, и созданный в стиле барокко павильон Эрмитаж, здание, характерное почти для всех богатых дворянских усадеб XVIII века. Кроме павильонов, в парке находился театр.

Многие замечательные строения усадьбы создавались по проектам крепостных архитекторов графа П. Б. Шереметева: Ф. С. Аргунова (1716 – 1768), А. Ф. Миронова и других.

Немалую роль в устроении усадьбы Кусково сыграл крепостной графа П. Б. Шереметева В. Г. Вороблевский (1730 – 1797). Он получил хорошее образование в России, окончив частный пансион в г. Санкт-Петербурге, и впоследствии имел возможность продолжить свое образование за границей, где провел несколько лет. В. Г. Вороблевский в совершенстве владел несколькими иностранными языками. Граф П. Б. Шереметев поручил ему заведовать архивом усадьбы и библиотекой. Кроме того, он осуществлял общее руководство театром и обучением начинающих актеров, исполнял обязанности главного режиссера. Он сочинял собственные либретто для спектаклей и переводил на русский язык пьесы иностранных авторов. Несмотря на все свои заслуги, В. Г. Вороблевский так и не получил вольную и всю жизнь оставался крепостным.

В соответствии с желанием графа П. Б. Шереметева, на усадебном пруду в Кускове для того, чтобы устраивать по праздникам «музыку на воде», была выстроена небольшая флотилия гребных судов, позолоченных и ярко разукрашенных. Своеобразную театрализованность усадебного быта представляли лодки, созданные по типу венецианских гондол, которые разъезжали с разноцветными флагами по тихим зеркальным водам большого кусковского озера. Часто, особенно по вечерам, в саду звучала музыка, в театре ставились спектакли для гостей, еженедельно, по воскресным дням, и, конечно, по праздникам устраивались различные забавы и игры для крестьян кусковской усадьбы и близлежащих сел и деревень.

В усадьбе Кусково граф П. Б. Шереметев принимал императрицу Екатерину Великую. Гости, приглашенные графом на торжество в честь приезда императрицы, были поражены фантазией и роскошью приема. За ужином перед императрицей было поставлено плато, на котором возвышался рог изобилия. Все было выполнено из чистого золота, а вензель императрицы был составлен из крупных бриллиантов. После смерти графа П. Б. Шереметева его сын, граф Николай Петрович Шереметев, вывез из Кускова крепостную театральную труппу, мастеров различных специальностей в имение Останкино, которое пришло на смену Кускову. Старая усадьба постепенно приходила в запустение.

В годы Отечественной войны 1812 года французские войска заняли Кусково, разграбили и основательно разрушили его, но кое-что все же уцелело. Последним владельцем усадьбы Кусково был граф С. Д. Шереметев.

Среди многочисленных русских дворянских усадеб особое место принадлежит подмосковному имению рода Шереметевых – Останкино. С середины XVI века получило известность подмосковное село Осташково. Таково было прежнее название Останкино. Его дальнейшая судьба сходна с историей большинства других сел Подмосковья той эпохи, которые впоследствии стали дворянскими усадьбами. Осташково, которое существовало как поместье в течение XVI – начала XVII веков, царь жаловал то одному, то другому из своих подданных. Одним из первых владельцев Осташкова был дьяк Василий Щелкалов, хранитель государственной печати. С его именем связаны первые сооружения в Осташкове. В. Щелкалов, как и подобает православному русскому человеку, прежде всего построил в Осташкове деревянную Троицкую церковь, а затем жилища для тех, кто обслуживал поместье. Вскоре в Осташкове был возведен боярский двор, посажены кедровая и дубовая рощи. В трудные для России годы начала XVII века множество усадеб Подмосковья разорилось или сгорело в пожарах Смутного времени. Осташково (с этого времени его стали называть Останково, а впоследствии – Останкино), разделило печальную судьбу многих усадеб того века. Тем не менее после успешного отражения польско-шведской интервенции, как известно из истории, начался новый этап развития русского государства, его быстрый подъем и расцвет во всех сферах жизни. Параллельно с успешным развитием России начался новый период в истории усадьбы. Имение перешло во владение богатому роду бояр Черкасских и стало их резиденцией. В конце XVII века на месте деревянной церкви, которая к тому времени изрядно обветшала, была построена новая каменная церковь Живоначальной Троицы, которая воплотила в себе лучшие черты московского зодчества той эпохи. Как известно, преобразовательная деятельность Петра I отразилась на всех сторонах жизни России, в том числе и на активном усадебном строительстве. Довольно быстро Останкино стало одним из самых роскошных и красивых усадеб Подмосковья. Здесь побывала даже сама императрица Елизавета, часто и охотно посещали поместье высокопоставленные вельможи.

Сын знаменитого сподвижника Петра I генерала-фельдмаршала Б. П. Шереметева, граф П. Б. Шереметев, женившись на В. А. Черкасской, получил в приданое Останкино. Здесь стали строиться барские хоромы, оранжереи, обустраивался парк. После смерти графа П. Б. Шереметева его сын, граф Н. П. Шереметев, унаследовал огромное богатство своего отца: 830 000 десятин земли в семнадцати губерниях России и 210 тысяч крепостных. Он начал реконструкцию имения Останкино. С его деятельностью связан удивительный художественный и культурный взлет поместья. Огромное состояние, европейское образование, увлечение искусством нового владельца Останкина – все это привело к необычайному расцвету усадьбы.

С 1769 по 1773 годы граф Н. П. Шереметев учился в Лейденском университете и много путешествовал по Европе, изучая искусство европейских стран. Уже в молодые годы граф Н. П. Шереметев проявлял большой интерес к изобразительному искусству всех жанров, музыке, театру, с которыми наиболее основательно знакомился в Париже. Именно там он приобрел своего постоянного корреспондента по делам искусства, с которым вел впоследствии переписку.

Безусловно, значительное влияние на эстетические взгляды графа Н. П. Шереметева оказало увлечение театром членов императорского дома. Как известно, большое место в жизни великокняжеской четы, наследника императрицы Екатерины II, будущего российского императора Павла I и его супруги великой княгини Марии Федоровны, занимал Гатчинский дворцовый театр. Здесь в 1787 году состоялась премьера оперы выдающегося русского композитора XVIII века Д. С. Бортнянского (1751 – 1825), который работал капельмейстером при дворе Павла I, «Сын-соперник». В основу сюжета оперы легла драма немецкого поэта и драматурга И. Ф. Шиллера (1759 – 1805) «Дон Карлос». По воспоминаниям князя И. М. Долгорукого, представление прошло с большим успехом. Этому способствовали прекрасная музыка, великолепные декорации, богатые костюмы, роскошные украшения. Как отмечал князь И. М. Долгорукий, который сам был участником оперного спектакля, каждый актер показывал на себе разнообразные сокровища придворного гардероба. На одном были собраны жемчуга, на другом сияли бриллианты, аметисты или изумруды. В Гатчинском придворном театре ставились также итальянские и французские оперы, в которых принимали участие гости, приближенные к великокняжеской семье.

Как свидетельствует история, каждый просвещенный дворянин той эпохи, мечтал видеть свою усадьбу культурным центром всей округи. Не был исключением и граф Н. П. Шереметев. Он задумал создать «пантеон искусств», который должен был объединить театр, картинную галерею, библиотеку и многое другое, но этому проекту не суждено было осуществиться. Летний театр в усадьбе Останкино, первоначально задуманный всего лишь как дополнение к «пантеону искусств», принял на себя часть функций неосуществившегося замысла.

Первоначально театральная труппа складывалась в имении Кусково, также принадлежавшем графу Н. П. Шереметеву, но возросший уровень профессионального мастерства актеров требовал новой сцены, оборудованной по последнему слову техники. Замечательный театр был построен по проекту крепостного архитектора А. Ф. Миронова. Театр вскоре стал центром всей усадьбы. Вокруг театра строились многочисленные помещения фойе, павильоны, которые соединялись с главным домом галереями. Знаменитый русский зодчий И. Е. Старов и видные архитекторы того века Ф. Кампорези, В. Бренна принимали участие в проектировании дворца-театра, а русские крепостные зодчие А. Ф. Миронов, П. И. Аргунов, Г. Е. Дикушин не только активно участвовали в проектировании, но и реализовали замысел.

Немалую роль в украшении дворца сыграли крепостные живописцы. Среди них были талантливые русские мастера: С. Калинин, К. Фунтусов, Н. Шемай, Г. Мухин. Имена многих других не сохранились. В Пунцовой гостиной Останкинского дворца находился портрет императора Павла I, написанный крепостным художником Н. И. Аргуновым, одним из представителей талантливой династии крепостных мастеров Аргуновых, сыном прекрасного портретиста XVIII века И. П. Аргунова (1727 – 1802). Огромное полотно было создано необычайно быстро, при его написании автор использовал как образец небольшой портрет императора. Работа была очень высоко оценена современниками, многие из которых часто обращались к графу Н. П. Шереметеву с просьбой сделать копию с портрета. По указанию владельца усадьбы Н. И. Аргунов делал копии картин западноевропейских мастеров, например, композиции необычайно популярной в то время немецкой художницы Анжелики Кауфман (1741– 1807) «Узнанный Ахиллес». Граф Н. П. Шереметев назначил в ученики и помощники Н. И. Аргунову, одному из лучших своих художников, крепостных Ивана Мельникова и Михаила Зацепина, а вскоре дал распоряжение: «Находящегося жительством в селе Кусково живописца Алексея Поздеева сына Петра определить к Николаю Аргунову в ученики и находиться ему при нем Аргунове для обучения живописному мастерству непременно, что исполнить без малейшего замедления» [37]. Граф Н. П. Шереметев стремился к тому, чтобы все работы в Останкине по возможности выполнялись своими мастерами, а посторонних работников не нанимали. Это относилось ко всем видам деятельности и художественного творчества. Портреты самого графа Н. П. Шереметева также были выполнены его крепостными живописцами Иваном Аргуновым и его сыном Николаем.

Но, конечно, главной достопримечательностью Останкина был театр. По мнению исследователя русской дворянской культуры Ю. М. Лотмана, увлечение театром в то время было связано с театральностью самой жизни. Внешний вид усадьбы, интерьеры дворца содержали элементы театральности. Так, например, дворец в Кускове был сделан из дерева, окрашенного под мрамор. В интерьерах талантливые крепостные художники расписывали потолки и стены так, что превращали их в идиллические беседки, гроты, залы с колоннами. Даже парк в усадьбе часто планировался как театральная декорация. Еще больше усиливался эффект театральности использованием в парках настоящих декораций.

Как отмечают специалисты, элементы театральности в домах и парках были подражанием европейской моде, но исполнялись они «с роскошью и размахом, характерным для русского прикладного искусства конца XVIII столетия. Обилие их отражает талант и скорость, с которыми русская элита усваивала западные образцы, следуя за пристрастием императрицы к аллегоричности и зрелищности. Что касается театра, то и здесь образцами для подражания служили придворные представления в Эрмитажном театре и Китайском театре в Царском Селе» [38]. Английский путешественник так описывал пьесу, которую сочинила сама императрица: «Это трагедия с хорами, подобными античным, и с музыкой в духе Эллады: не меньше тридцати персонажей задействованы в представлении, в том числе два императора; прочие герои – соответствующего ранга; свита состоит из шестисот человек, которые все разом являются на сцене; это должно быть удивительное зрелище, я думаю. Этим утром, когда я смотрел в окно, то увидел, как тучи и башни Константинополя везли в театр на телеге. Представление состоялось во вторник в присутствии императрицы, в ее личном театре; в воскресенье же его повторяют для публики» [39]. Исследователи полагают, что в письме речь идет о постановке пьесы «Олег», которая состоялась в ознаменование побед русской армии над турками. Пьеса в трех действиях, и в ней своеобразно переплетались сцены из трагедии Еврипида, греческие хоры с русскими песнями, плясками, играми. В конце пьесы князь Олег прибивал свой щит к колонне, что могло расцениваться символически как приглашение вернуться в Константинополь. В этом было заметно стремление императрицы продемонстрировать силу русского оружия. Дворяне подражали подобным грандиозным представлениям, используя крепостных актеров и музыкантов на сценах своих усадебных театров.

Среди законодателей в области театрального искусства был граф Н. П. Шереметев. Будущие актеры проходили тщательный отбор и с семилетнего возраста получали серьезную профессиональную выучку. Они имели не только хорошую музыкальную и вокальную подготовку, но и всестороннее общее образование. Граф Н. П. Шереметев выписывал из-за границы лучших учителей музыки, пения, танцев, а также иностранных языков. В результате строго обучения под руководством умелых наставников все ученики становились высокообразованными, могли свободно петь на нескольких иностранных языках. Часто граф Н. П. Шереметев сам распоряжался, к какой специальности приобщать его крепостных: актерской, живописной, музыкальной. Так, в феврале 1799 года он велел послать Дмитрия Спуховачова в Петербург в ученики к клавикордному мастеру, а Ивана Мельникова – «живописи отдать учиться рисовать красками» [40].

Кроме этого, будущие талантливые актеры и музыканты графа Н. П. Шереметева получали не только хорошее образование, но и светское воспитание. Это было необходимо, поскольку нередко после оперных спектаклей граф приглашал гостей к светскому общению и танцам со своими актерами и актрисами. Так было заведено у графа Н. П. Шереметева. Выдающаяся певица его крепостного театра Прасковья Ивановна Ковалева, по сцене Жемчугова (1768 – 1803), была дочерью кузнеца в ярославском имении Шереметевых. В возрасте семи лет, как музыкально одаренного ребенка, ее взяли в господский дом. В юности она не только выучилась пению и получила хорошее музыкальное образование, но и овладела несколькими иностранными языками, светскими манерами. В четырнадцать лет она дебютировала на сцене в имении графа Н. П. Шереметева Кусково и быстро стала ведущим сопрано в оперной труппе крепостного театра. Ее сценический псевдоним Жемчугова отражал вкусы графа, который, как известно, давал псевдонимы своим актрисам по названию драгоценностей.

Важно отметить, что живопись и театральное искусство тесно связаны между собой. Как отмечал Ю. М. Лотман, «театр и живопись – два полюса взаимопритягательные и взаимно отталкивающиеся» [41]. По мнению ученого, только в условиях функциональной связи между живописью и театром могли возникнуть такие театры, как Останкинский и ему подобные, в России XVIII века. Шереметевский театр в Останкине во многом был замечателен. Его зрительный зал был рассчитан на 250 приглашенных, а сцена была вдвое больше. Она была приспособлена для самых сложных театральных эффектов и обслуживалась двумя машинными отделениями: нижним, который располагался под сценой, и верхним, скрытым за плафоном. В последнем были собраны основные механизмы театра. Под руководством талантливого крепостного механика Ф. И. Пряхина и двадцати шести его помощников, также из крепостных графа Н. П. Шереметева, осуществлялось управление технической частью спектакля. Сложные проектные чертежи и макеты присылались графу Н. П. Шереметеву из Парижа придворным виолончелистом Иваром. Затем, после переработки, они практически приводились в действие при активном участии Ф. И. Пряхина. В театре была прекрасная акустика. Удивительные по красоте и разнообразию декорации были исполнены как иностранцами Дж. Валезини, Ф. Гильфердингом, так и русскими крепостными мастерами – С. Калининым, Г. Мухиным и другими. Декорации в Останкинском театре также являлись произведениями высокого искусства.

Имение графа Н. П. Шереметева Останкино не уступало в роскоши и красоте усадьбе Кусково. Англичанин Пажет, посетивший Останкинский дворец в 1801 году, отмечал: «В отношении блеска и великолепия он превзошел все, что только могла нарисовать самая смелая фантазия художника» [42]. Дворец в Останкине служил прежде всего для театральных постановок, летнего отдыха и празднеств, а иногда и для приема монарха. Зал для бала и танцев был оснащен механизмом, в результате действия которого он мог довольно быстро превратиться в театр. Сложные машины могли передавать эффекты молнии и грома, дождя и огня. Белые колонны, расположенные по всему периметру зала, сделанные из окрашенного картона и установленные на роликах, могли перемещаться без затруднения на любое место. В театре высоко над партером располагалась галерка для управителя и актеров, не занятых в постановке, которым разрешалось смотреть спектакль. Галерка была невидима для зрителей. Для улучшения акустики театра существовали особые каналы, расположенные вдоль этой галереи.

Расцвет крепостной труппы театра усадьбы Останкино пришелся, как считают исследователи, на 1780 – 1790-е годы. К этому времени в труппе было около двухсот артистов – певцов, танцоров, музыкантов. Профессиональный уровень артистов был настолько высок, что они могли соперничать с императорским театром. Совершенная система обучения искусству обеспечивала такой высокий профессиональный уровень театральной труппы. Среди преподавателей театральной школы Шереметевых были выдающиеся русские актеры П. А. Плавильщиков (1760 – 1812), который являлся также и драматургом, С. Н. Сандунов (1756 – 1820); известные итальянские учителя пения, немецкие музыканты, французский балетмейстер – все они передавали свое мастерство талантливым крепостным актерам Останкинского театра.

Граф Н. П. Шереметев во всех своих начинаниях поддерживал тесные связи с Парижем, получал оттуда все оперные новинки и всевозможную информацию о театральных постановках. Особенно интересны материалы его переписки с виолончелистом Королевской Академии Музыки Иваром, которые свидетельствуют о непосредственной связи графа Н. П. Шереметева с центром европейской музыкальной и театральной жизни. Придворный французский виолончелист сообщал графу все новости оперного репертуара, а также следил за всем, что выходило из печати: партитурами, либретто и др., и сразу, без промедления высылал весь этот материал в Россию. Масштаб требований и запросов графа Н. П. Шереметева был огромен. Складывалось впечатление, что он раньше любого парижского вельможи желал иметь у себя в театре весь оперно-музыкальный Париж. В переписке графа Н. П. Шереметева и Ивара упоминались все оперы Х. В. Глюка (1714 – 1787), о которых могла в то время идти речь в Париже. Это оперы «Армида», «Орфей», «Альцеста», «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде», «Эхо и Нарцисс». Наибольший интерес у графа Н. П. Шереметева вызывали оперы глубокого трагического содержания, такие, как «Альцеста» и «Ифигения в Тавриде».

В переписке графа Н. П. Шереметева и виолончелиста Ивара на первое место в количественном отношении выдвигались композиторы, которые представляли жанр французской комической оперы. Среди них А.-Э.-М. Гретри (1741– 1813), П.-А. Монсиньи (1729 – 1817). Реже упоминались оперы итальянских композиторов, в их числе наиболее часто оперы Дж. Паизиелло (1740 – 1816). В репертуарном списке театра графа Н. П. Шереметева были и оперы иностранных композиторов на русские сюжеты, и новые оперы русских авторов: Е. И. Фомина «Мельник – колдун, обманщик и сват», В. А. Пашкевича «Санктпетербургский Гостиный двор», «Несчастье от кареты». Оперные постановки в театре графа Н. П. Шереметева относились к 1779 – 1797 годам.

В июне 1795 года состоялась премьера героической оперы «Зельмира и Смелон, или взятие Измаила» русского композитора И. А. Козловского (1757 – 1831) на слова князя П. С. Потемкина, непосредственного участника воспеваемых событий и сотрудника известного в то время журнала «Живописец», который издавался в г. Санкт-Петербурге. Мастерство пения и глубина актерской игры крепостных актеров, роскошно и с большим вкусом выполненные костюмы, совершенство быстро меняющихся декораций – все это поразило зрителей. Восторженно звучал апофеоз оперы, прославлявший победу русского оружия:

Пусть вселенна вострепещет

От российских грозных сил,

Здесь торжественно всяк плещет,

Победивши Измаил.

Несмотря на удивительный успех этой оперы, все же постановки 1797 года превзошли его. Прежде всего это относилось к героической опере «Самнитские браки» композитора А.-Э.-М. Гретри, которая была поставлена с необычайным размахом. Французский посланник, присутствовавший на спектакле, вспоминал: «Не зная русского, я мог судить только о музыке и балете. Первая поразила меня приятностью гармоний, последняя – изящным богатством одежд, красотою, искусством танцовщиц и легкостью мужчин… Актеры и актрисы, танцоры и танцовщицы в балете, музыканты, составляющие оркестр, – все принадлежали графу Шереметеву» [43].

Среди крепостных актеров театра графа Н. П. Шереметева особенно выделялись: танцовщица Татьяна Шлыкова-Гранатова, певица Прасковья Ковалева-Жемчугова, а также Андрей Новиков, Петр Самгин, Василий Воробьев, Мраморов, Сердоликов, Мавра Бирюзова, Анна Изумрудова. Даже сценические фамилии актрис и актеров несли эстетическую функцию: граф Н. П. Шереметев, как отмечалось выше, выбирал их, чаще всего используя названия драгоценных камней. Все эти талантливые актеры были выходцами замечательной школы театрального мастерства Шереметевых. Некоторые из них обладали разносторонними способностями. Так, балерина Т. В. Шлыкова-Гранатова имела прекрасные вокальные данные и принимала участие в оперных спектаклях в качестве певицы. Кроме того, она очень хорошо рисовала, успешно занималась резьбой по дереву. М. Бирюзова исполняла роли не только в оперных, но и в драматических спектаклях. Иногда актеры и музыканты вынуждены были исполнять деятельность, не связанную с искусством, что часто наблюдалось и в других дворянских усадьбах.

Крепостная труппа графа Н. П. Шереметева существовала более двух десятилетий. Ее репертуар насчитывал около сотни опер, балетов. Ставились почти все наиболее значительные произведения французских и итальянских композиторов: А.-Э.-М. Гретри, П.-А. Монсиньи, Дж. Паизиелло. Из русских авторов наиболее часто ставились комические оперы И. А. Козловского, В. А. Пашкевича (1742 – 1797), Е. И. Фомина (1761–1800). С театральных подмостков Останкина звучали и патриотические арии, и лирические. Театральный спектакль давался обычно по праздникам и был кульминацией, но не окончанием празднества. Его продолжали бал в помещении театра, который быстро преображали в «вокзал», ужин и концерт в музыкальном Египетском павильоне. Здесь во время ужина на хорах сидели крепостные музыканты, своим искусством услаждавшие гостей графа. По воспоминаниям современников, акустика Египетского павильона была прекрасной.

Великолепие останкинской усадьбы вполне соответствовало приему высокопоставленных гостей. Первое большое празднество состоялось в честь приезда императора Павла I. Звучал знаменитый роговой оркестр, кантата композитора И. А. Козловского. Торжественный прием, роскошь Останкинского дворца привели императора в восторг. Слух о прекрасном подмосковном имении графа Н. П. Шереметева дошел даже до польского короля Станислава-Августа Понятовского (1732– 1798) и вызвал у него желание посетить Останкино. По случаю приезда польского короля был устроен торжественный прием, на который было приглашено около трех сот шестидесяти «российских господ и иностранных министров» [44]. Король Станислав-Август Понятовский в своем дневнике описал впечатления от этого празднества, кульминацией которого был театральный спектакль. Высокий гость отмечал прекрасное мастерство певцов и танцовщиц, а также «костюмы, превосходно обдуманные», отличавшиеся большим богатством, «особенно у актрис: они были залиты изумительными по пышности бриллиантовыми украшениями» [45].

Как известно, граф Н. П. Шереметев некоторое время занимал при императорском дворе высокую должность. По долгу своей службы он жил не только в Петербурге, но и в его пригородах: Петергофе, Гатчине, Павловске. Впечатления, полученные в императорских загородных резиденциях, не прошли для него бесследно. Во многом они послужили образцом для подражания при создании театра в Останкине, который поражал всех, даже самых искушенных зрителей, необыкновенной роскошью и богатством. Осенью 1801 года торжества в Останкине были связаны с приездом императора Александра I. Гремели литавры, звучали приветственные песнопения, кантаты. Огни иллюминаций, по свидетельству современников, представляли собой «ночное солнце; золотые лучи его, озаряя темный свод небес, играли, разбиваясь на тысячи огней, а среди них весело искрились и пылали бриллиантовые вензеля царственных супругов» [46].

Удивительный, яркий расцвет Останкинского театра был недолгим. Вначале отъезд графа Н. П. Шереметева в г. Санкт-Петербург по служебным делам, затем преждевременная смерть супруги графа П. И. Шереметевой в 1803 году привели к упадку деятельности театра. В 1800 году Н. П. Шереметев подписал повеление о частичном роспуске театральной труппы. Оставшихся за штатом танцовщиков он предписывал канцелярии назначить на другие должности. Девушкам же, занимавшим прежде места актрис и танцовщиц, давал позволение найти себе женихов, при этом выделял им деньги на приданое. Через три года труппа была распущена окончательно. Условия оставались прежними. Вольную получили немногие. Среди них танцовщица Т. В. Шлыкова-Гранатова, а талантливый крепостной живописец Н. И. Аргунов по завещанию графа Н. П. Шереметева получил свободу только в 1816 году. С роспуском театральной труппы замерла жизнь в Останкинском дворце. Граф ненадолго пережил свой театр, он умер в 1809 году. В конечном итоге, удовлетворенный работой своего театра, граф Н. П. Шереметев в завещании писал: «Совершив величайшее, достойное удивления и принятое с восхищением публикою дело, в котором видны мое знание и вкус, буду всегда наслаждаться покойно своим произведением» [47]. Его сыну Дмитрию в то время было всего шесть лет. Под присмотром опекунов он рос и воспитывался в Петербурге. Опекунами малолетнего графа Д. Н. Шереметева в 1810 – 1811 годах были составлены описи, в которых обозначены 17 сундуков дорогих театральных костюмов, 76 сундуков, ящиков и коробок всевозможного реквизита и три сундука нот [48].

Во время войны 1812 года в Останкине стояли французы, которые разграбили дворец и усадьбу.

Останкино привели в порядок и восстановили в былой красоте в 1818 году, что было связано с приездом царской семьи. По воспоминаниям современников, торжество в честь приема царствующих особ было устроено на славу. «Это было летом; тогда долго думали, какой бы дать спектакль, и решили представить русский национальный дивертисмент; надобно, чтобы он был разнообразен, и потому выбрали пьесу «Гулянье в Марьиной роще»; сцену устроили в большом зале, вместо декораций уставили всю ее срубленными березками, таким образом, чтобы она представляла собой настоящую рощу. Вот в назначенное время послышалось раскатистое ура!.. В Останкино прибыл государь со всей фамилией своей и с высоким гостем Москвы, прусским королем; навстречу государю раздалась песня: «Ты возвратился, благодатный» (музыка к ней была сочинена композитором Антонелли, по случаю возвращения государя с венского конгресса); в импровизированном театре, еще до поднятия занавеса, раздалась песня: «Не будите меня молоду» … занавес взвился – и взорам всех представилось раздольное русское летнее гулянье. Сюда собраны были все лучшие дансеры и дансерки театра, также певцы и певицы; здесь был и русский хоровод с протяжными мелодическими песнями «Заплетися, плетень, заплетися», «А мы просо сеяли, сеяли», и раздалась веселая, размашистая песня «Под липою был шатер» … Сцена оглашаема была и цыганскими … песнями; старожилы помнят еще голосистую цыганку Степаниду…, которую, бывши в Москве, с наслаждением слушала сама знаменитая Каталани; не одну слезу выжала она из глаз ее заунывным романсом Жуковского «Дубрава шумит, собираются тучи». Каталани подарила тогда Степаниде перстень в тысячу р. В Останкине, в описываемое время, Степанида пела раздольную, закатистую, надрывающую грудь и нежащую душу русскую песнь: «Зеленая рощица всю ночь прошумела, а я, молодешинька, всю ночь не спала». У нее был собственный небольшой хор, прекрасно сформированный; голос Степаниды покрывал все инструменты и голоса. После спела она живые, веселые песни «По улице мостовой»… и «Ах, вы сени мои, сени»…В этом дивертисмане участвовал еще известный тогда песельник Лебедев, который был запевалой в хороводе, оглашаемом простонародными инструментами: ложками, гремушками, дудками, жалейками или свирелями и рожками. В числе песельников был и памятный Булахов (сменивший Дружинина и поступивший на сцену Императорского театра из певцов графа Шереметева); «у него бархатный голос», говорили современники его. Там раздавался и дружный хор русских солдат (соч. Давыдовым) в честь наших воинов, одержавших победы над французами.

Театральная певица Кротова в красивом, роскошном, алобархатном русском сарафане, в блестящем золотыми галунами кокошнике и в жемчужном ожерелье, застегнутом розовым яхонтом, поднесенном ей почитателями таланта ея, пропела трогательную русскую песнь (Мерзлякова): «Я не знала ни о чем в свете тужить, пришло время, начало сердце крушить». Известная тогда дансерка Медведева тихо, плавно выплыла на сцену, как лебедь на озеро, под песню «Возле речки, возле моста» (про нее говорили, что она ногами кружева плетет); с ней картинно танцевал Ив. К. Лобанов, по-русски, по-казацки, по-цыгански. Кордебалет был составлен превосходно; … прусский король и вся его свита были очарованы русскими песнями и плясками, в которых выражается столько неги, чувства и грации» [49].

С тех пор таких пышных торжеств в Останкине не было. Некоторое оживление в жизнь Останкина внесло желание императора Александра II, вступившего на престол, провести неделю и говеть в Останкине перед коронацией. Это пребывание императора не сопровождалось никакими праздничными торжествами. Через два года царственная чета вновь посетила Останкино, но, кроме праздничного обеда, никаких пышных церемоний и торжеств, какие происходили прежде, не было. С 1830-х годов усадьба постепенно начала приходить в упадок. Имение Останкино памятно еще и тем, что император Александр II подписал здесь, в Останкинском дворце, проект закона об освобождении крестьян от крепостной зависимости.

Впоследствии дворец использовался лишь изредка и постепенно ветшал. Семья графа Д. Н. Шереметева жила в основном в Петербурге, а на останкинской земле стали возводиться дачи.

В конце XVIII – начале XIX веков почти все представители русского дворянства имели театральные труппы. В дворянском повседневном быту широкое распространение имели любительские спектакли и домашние театры, а также приобщение к профессиональному театру. По мнению Ю. М. Лотмана, это явление объяснялось тем, что театрализованность повседневной жизни воспринималась как уход из мира условной светской жизни, неискренней и во многом показной, в «мир подлинных чувств и непосредственности. Театр конца XVIII – начала XIX века одной из существенных тем имел характер «естественного человека» [50]. Театр вводил зрителей в прекрасный иллюзорный мир, воплощал мечту о несбыточном счастье, искренних чувствах, вечной непреходящей красоте.

В одной из самых богатых и красивых подмосковных усадеб Архангельское тоже был замечательный театр. В исторических источниках первое упоминание Архангельского относится к 1537 году, а в XVII веке здесь на крутом берегу Москвы-реки была поставлена каменная церковь Михаила Архангела (1667) и боярский дом со служебными постройками. Наибольшего расцвета имение достигло при его владельце князе Н. Б. Юсупове. При нем же был построен и знаменитый театр. Здание театра было спроектировано выдающимся русским архитектором О. И. Бове (1784 – 1834) при участии талантливого итальянского архитектора и художника-декоратора П. Г. Гонзаго, который, как уже отмечалось, много и плодотворно работал в императорских загородных резиденциях. Для юсуповского театра им были написаны удивительные декорации, которые создавали иллюзию сводчатых помещений. Эти декорации принесли славу театру. Как отмечал Ю. М. Лотман, «декорации эти – произведение высокого искусства … Однако наиболее интересно их функциональное использование в спектакле: они не были фоном для действия живых актеров, а сами собой представляли спектакль. Перед зрителем под специально написанную музыку, при помощи системы машин декорации сменяли друг друга. Эта смена картин и составляла спектакль» [51]. Стали распространяться такого типа зрелища, как «живые картины». Театр в усадьбе Архангельское вошел в историю мирового театрального искусства.

С 1794 года известен театр А. Р. Воронцова в селе Андреевское Покровского уезда Владимирской губернии. В связи с приездом княгини Е. Р. Дашковой в имение брата, А. Р. Воронцова, в 1795 году Лафермьер, связанный с семейством Воронцовых дружбой, упоминал о крепостном театре в имении Андреевское: «…для того, чтобы дать ей отдохнуть от дневных трудов, каждый вечер ей давали спектакль…, так как у нас есть несколько актеров действительно хороших, она… получила довольно большое удовольствие… У нас идут спектакли раз в неделю летом и два раза в неделю с осени» [52]. А. Р. Воронцов стремился дать своим актерам и оркестрантам хорошее общее образование. Возможно, это также способствовало развитию актерского и музыкального мастерства.

Имение Андреевское Владимирской губернии было выбрано Р. И. Воронцовым, ставшим в 1778 году первым владимирским наместником. При нем был построен в селе каменный дом, подобный средневековому замку, в три этажа с парком, садами, оранжереями. Архитектура усадьбы выдержана в переходном стиле от барокко к классицизму. В 1772 году в имении была сооружена каменная надвратная церковь Андрея Первозванного. В 1770-е годы А. Р. Воронцовым были построены в Андреевском богадельня и школа. В имении располагалась фамильная портретная галерея, а в 1789 году в имении был создан театр, в котором играли 65 крепостных актеров. В усадьбе А. Р. Воронцова был довольно большой оркестр (около сорока человек), небольшой хор и 13 танцоров.

Связь с театральными и музыкальными центрами Европы Воронцовы поддерживали постоянно, так как С. Р. Воронцов жил в Англии и вел переписку с Веной. Так же, как и у графа Н. П. Шереметева, в имении А. Р. Воронцова крепостной оркестр исполнял симфонии, камерные ансамбли, вариации на темы русских народных песен.

Понятно, что очаги театральной культуры, подобные домам Шереметевых, Юсуповых, Воронцовых, Куракиных, Разумовских, не были многочисленными, но вокруг них возникало множество более скромных театральных центров в провинции.

Среди провинциальных театров выделялся крепостной театр графа С. М. Каменского (1771 – 1835) в селе Каменское Орловской губернии, которое впоследствии, после покупки его помещиком Сабуровым, стало называться Сабурово. Первоначально оно принадлежало фельдмаршалу графу М. Ф. Каменскому и после его смерти отошло по наследству его младшему сыну, графу С. М. Каменскому. По воспоминаниям современников Каменских, граф С. М. Каменский не отличался ни сановитостью, ни красотой, ни изяществом светских манер, столь присущих представителям высшего общества того века. Но он стал известен как страстный любитель и знаток театра. Усадьба графа С. М. Каменского прославилась на всю Россию своей крепостной театральной труппой. Театр был создан еще при графе М. Ф. Каменском, но расцвета достиг при его сыне, графе С. М. Каменском. Для процветания и успеха своего театра он не считался с огромными денежными затратами. Известен случай, когда он выменял у соседнего помещика семью талантливых крепостных актеров, состоящую из трех человек, на целую деревню и двести пятьдесят душ крепостных крестьян. В театре у него было два оркестра по сорок человек каждый. Один оркестр составляли струнные инструменты, другой – духовые. Граф С. М. Каменский сам руководил репетициями и был очень суров с актерами. И актеры, и оркестранты жили у него в условиях строгой дисциплины. Его стремление подражать царскому двору сказалось в том, что у его актеров были особые чины и соответствующая им форма, как у придворных. В зависимости от успехов на сцене актеров могли понижать или повышать в чине.

Сценическому искусству в театре графа С. М. Каменского особого значения не придавалось. Но огромные деньги тратились на костюмы и декорации. В конце концов граф С. М. Каменский разорился и умер в такой бедности, что с трудом нашли средства на его похороны.

Для крепостного актера или музыканта поступление в казенный театр было первой ступенью на пути к освобождению от крепостной зависимости и получению звания «свободного художника». Бывали случаи, когда крепостных актеров и музыкантов приобретали в рассрочку. Так, например, в 1811 году А. А. Майков, директор московских императорских театров, согласился выплачивать по пятьсот рублей в год в течение четырех лет за крепостного музыканта Дмитрия Киселева его владельцу-помещику. Иногда случалось, что крепостные музыканты или актеры, скопившие кое-какие денежные средства на сторонних заработках, жертвовали эти деньги на то, чтобы их выкупил какой-либо из императорских театров. Часто такие сделки состоялись. Как известно из исторических фактов, многим крепостным музыкантам, певцам и актерам, получившим хорошую профессиональную подготовку, удавалось пробиться ценой немалых усилий на сцены государственных столичных театров. Многие из них пополняли ряды свободных русских деятелей искусства.

Примечательна в этом отношении судьба выдающегося русского актера, чей талант раскрылся в XIX веке, М. С. Щепкина (1788 – 1863). Свою карьеру он начал, будучи крепостным актером. В 1821 году его выкупили на средства по подписке. Лучшие сценические образы М. С. Щепкин создал в произведениях русской драматургии. По мнению современников актера, ему наиболее удавались комические роли. М. С. Щепкин играл Фамусова в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», городничего в пьесе Н. В. Гоголя «Ревизор». Он исполнял главные роли в пьесах французского драматурга Ж. Б. Мольера (1622 – 1673). Дарование трагического актера проявилось в М. С. Щепкине при исполнении роли барона в маленькой трагедии А. С. Пушкина «Скупой рыцарь». Актер был знаком со многими деятелями русской культуры XIX века, в том числе с А. С. Пушкиным, литературным критиком В. Г. Белинским (1811 – 1848), что также отразилось на его творчестве. М. С. Щепкин проявил себя и как талантливый педагог. Он воспитал целую плеяду выдающихся русских актеров. М. С. Щепкин указывал своим ученикам на необходимость всестороннего знания жизни, глубокого постижения авторского замысла, тщательной отделки всех деталей. Дети М. С. Щепкина получили хорошее образование. Его сыновья стали адвокатами и профессорами, а дочери – актрисами, получившими звание потомственных почетных гражданок.

В 20 – 40-х годах XIX века получил известность крепостной театр меленковского помещика Н. Н. Названова Владимирской губернии. За годы службы в Петербурге Н. Н. Названов усвоил великосветскую моду и, поселившись в своем имении, селе Приклон, создал там крепостной театр. Репертуар театра не отставал от столичного. Ставили оперы, водевили, в том числе очень модную тогда оперу Е. И. Фомина на текст А. О. Аблесимова «Мельник – колдун, обманщик и сват». Репертуар театра все время обновлялся и расширялся. Здесь ставили драму, оперу, балет. В 1832 году меленковский театр выступил во Владимире. Впоследствии он выступал здесь не раз. Труппа театра состояла из очень разносторонних актеров, но специализировалась она на опере. При театре были хор и оркестр, которые отличались высоким профессиональным уровнем. Постановки этого театра пользовались успехом у публики, но со смертью Н. Н. Названова театр прекратил свое существование.

Важно отметить, что увлечение театром не мешало Н. Н. Названову заниматься делами благотворительности. Так, в селе Приклон на средства Н. Н. Названова, а также прихожан была построена церковь Архангела Михаила в 1845 – 1861 годах. С 1892 года при этом храме существовала церковноприходская школа, в которой так же, как и в других школах того времени, немалое внимание уделялось обучению пению.

Историки упоминают и о другом крепостном театре, существовавшем во Владимирской губернии приблизительно в то же время. Он принадлежал помещице Е. Н. Барсуковой, жившей в г. Шуя. В репертуар ее театра входили в основном популярные в XIX веке одноактные комедии и водевили. Просуществовал театр Е. Н. Барсуковой недолго. Судьба его подобна судьбе театра Н. Н. Названова: со смертью обладательницы театра он перестал существовать.

В конце 40-х годов крепостные театры стали исчезать, и театральное дело постепенно переходило от помещиков к профессионалам-антрепренерам. Так, в 1851 году во Владимире купцом 3-й гильдии И. И. Барсуковым-Лавровым был организован постоянный театр.

В этом же году был открыт театр в г. Муроме, организатором которого был коллежский регистратор Азбукин. Театр возник в Шуйском уезде, в селе Иваново, в 1852 году. Интересно, что обладателем этого театра был крепостной крестьянин А. И. Шаров, а владельцем села Иваново – граф Д. Н. Шереметев, сын графа Н. П. Шереметева, владельца усадеб Кусково и Останкино, музыканта-любителя, и крепостной певицы П. И. Жемчуговой, в замужестве графини Шереметевой. По-видимому, граф Д. Н. Шереметев унаследовал от родителей любовь к искусству и театру. По своему репертуару этот театр не отличался от других: ставили одноактные оперы и водевили.

Некоторые провинциальные театры почти не уступали столичным в роскоши. К таким принадлежал театр И. Д. Шепелева, сына известного в XVIII веке в России генерала-аншефа и гофмаршала Д. А. Шепелева. Этот театр, расположенный неподалеку от Мурома во Владимирской губернии, незначительно уступал по размерам Мариинскому театру в Петербурге. Театр располагал крепостными актерами и музыкантами самого высокого уровня, а также дорогими декорациями, костюмами, сложной технической оснащенностью. Крепостные театры в провинции были в состоянии ставить сложные для исполнения европейские и русские пьесы, оперы и балеты. Некоторые из крепостных актеров и музыкантов впоследствии становились знаменитостями. В имении И. Д. Шепелева для подготовки артистов крепостного театра была создана особая школа. Помещик сам лично обучал певцов и собственноручно наказывал их, если был недоволен их работой или успехами. Некоторая театральность была и во внешнем облике И. Д. Шепелева. В своей усадьбе он носил турецкий халат, расшитые золотом туфли и феску. Под влиянием моды на восточную атрибутику он и дом свой украсил турецкими коврами и мебелью в восточном стиле.

Князь А. А. Шаховской в Нижегородской губернии и граф С. М. Каменский в Орловской губернии, так же, как и И. Д. Шепелев, давали театральные представления в роскошных зданиях с партером, ложами и галереей. На свое увлечение театром они тратили огромные средства. Театральная труппа князя А. А. Шаховского с успехом выступала не только в Нижнем Новгороде, но и выезжала на гастроли. На знаменитой Макарьевской ярмарке было устроено специальное сооружение на тысячу мест, в котором труппа князя А. А. Шаховского ставила оперы и балеты, вызывая восторг многочисленной аудитории. Его актеры имели хорошее общее и литературное образование. Исследователи предполагают, что замечательные театры крепостных актеров имели несколько сотен русских помещиков. В конце XVIII – начале XIX веков «не было ни одного богатого помещичьего дома, где бы не гремели оркестры, не пели хоры, и где бы не возвышались театральные подмостки» [53].

Европейские поместья, в отличие от российских, не были источниками развлечения всего близлежащего округа, своего рода увеселительными парками, и не имели крепостных театральных трупп. Иностранцы иногда бывали удивлены частотою и роскошью увеселительных зрелищ в России. Страстное увлечение театром приводило некоторых помещиков к разорению, как, например, богатого помещика А. Е. Столыпина из Симбирской губернии. Дочери помещика А. Е. Столыпина наряду с крепостными актерами принимали участие в театральных постановках, выступая в высоких трагических амплуа. А. Е. Столыпин устроил даже фабрику для изготовления костюмов и декораций, а крепостных юношей отдавал в ученики к лучшим парикмахерам. В 1801 году он переехал в Москву, где через три года разорился и вынужден был продать всю свою театральную труппу Московскому Петровскому театру.

Исследователи считают, что увлечение русских дворян театром, наряду с другими причинами, связано с их пристрастием к эффектным зрелищам, а также с желанием подражать придворным обычаям и празднествам. Пышные зрелища и процессии, иллюминации и фейерверки, пиры любила и сама императрица Екатерина Великая. Артиллерийским салютом, сооружением триумфальной арки, выступлением оркестра сопровождалось посещение Москвы императрицей Екатериной II в 1787 году. При поездке императрицы в южные губернии России ее также встречали фантастические фейерверки и «пение безупречно отмытых, пестро разодетых крестьян» [54]. Иногда для развлечения императрицы ставили театральные спектакли: русскую комедию или аллегорический балет с хором.

Проблема театрализованности помещичьего быта России сложна для анализа и далеко не исчерпывается указанными причинами. Здесь существует целый комплекс связанных между собой мотивов как социальных, культурных, так и психологических. С уверенностью можно только утверждать, что значение крепостного усадебного театра для развития русского театрального искусства очень велико. Крепостные актеры были по существу первыми профессиональными артистами в России. Как известно, в период царствования Николая I увлечение крепостным театром постепенно ослабевало, но тем не менее усадебный театр и уникальная театральность усадебной жизни оставили после себя богатое культурное наследие. Под его влиянием выросло и сформировало свои вкусы не одно поколение русских людей, оно заложило основы традиций будущей великой русской сцены.