Sbornik_Mezhdunarodnogo_mezhdistsiplinarnogo_nauchno-prakticheskogo_kongressa_AKTUAL_NYE_PROBLEMY_MEZhDUNARODNOGO_ChASTNOGO_PRAVA_P

Актуальные проблемы международного права

мы обратимся к весьма знаковому комментарию к Римской конвенции, то увидим, что зарубежные авторы, безусловно, считают допустимым дробление договора, однако это не должно привести к противоречиям между применимыми правопорядками. То есть выбор правопорядка для отдельной части договора должен быть непротиворечиво обоснован и логически связан с выбранным правопорядком в конкретной ситуации. Так, если мы обратимся к судебной практике США, а именно к делу Simon v. United States (2003)1, то увидим, что в мотивировочной части суд отметил следующее: «депесаж может нарушить принципы равенства и беспристрастности: выбор нескольких правопорядков различных штатов вместо использования единой коллизионной привязки вероятнее всего будет более выгодным только для одной сторон

вделе». Данный пример достаточно наглядно демонстрирует, что выбор сторонами различных правопорядков для регулирования отдельных частей договора может также вызвать и неодобрение в суде.

Далее, в научной среде разработаны концепции определения границ допустимости подобного дробления договора. Так, Р. М. Ходыкин предлагает ввести «отдельный элемент сделки»2, В. А. Канашевский говорит о «юридически отделимой части договора»3. По моему мнению, искусственное конструирование тяготящих элементов договора, особенно в коллизионном аспекте, может привести как раз к тем самым противоречиям, отсутствие которых является обязательным условием применения института депесаж. Возведение подобных условностей, при их легитимации, может лишь усложнить коммерческие международные отношения. Этим тезисом автор не призывает к примитивизации отношений, осложненных расщеплением применимого права, а лишь указывает на то, что эти искусственные элементы сделки могут лишь значительно усложнить именно делопроизводство и составление договоров.

Вто же время мне представляется интересным к рассмотрению п. 5 ст. 1211 ГК РФ, который предусматривает, что к договору применяется право страны, с которым договор, в целом, наиболее тесно связан. То есть если стороны обозначили

вдоговоре применимые правопорядки к отдельным частям договора, то в суде данный договор в целом будет рассматриваться в рамках того правопорядка, с которым он наиболее тесно связан. Однако при таком подходе может возникнуть конфликт с коллизионной привязкой lex fori, но применительно к нашей проблеме конфликта не возникнет по причине нахождения «конфликтующих» положений в разных плоскостях права.

Таким образом, мы можем прийти к следующему выводу: в том случае, если стороны договорились, что отдельные элементы сделки будут регулироваться различными правопорядками, которые кардинально противоречат друг другу, то следует ориен-

1Simon v. United States, 341 F, 3d 193 (3d Gir, 2003).

2Ходыкин Р. М. Новое в регулировании договорных обязательств в аспекте международного частного права. С. 148–149.

3Канашевский В. А. Внешнеэкономические сделки: основные регуляторы, их соотношение и взаимодействие : автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2009. С. 30.

20

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

тироваться как на разумные ожидания сторон в момент заключения договора, так и на преобладающие подходы, нашедшие отражение в сводах договорного права. Так, если мы обратимся к ст. 3.16 Принципов УНИДРУА, то увидим, что, если основание для отказа затрагивает только отдельные условия договора, последствия отказа ограничиваются данными условиями, если только, принимая во внимание обстоятельства, не представляется неразумными сохранить в силе оставшуюся часть договора. Депесаж, в свою очередь, нацелен на поддержание трансграничных коммерческих отношений и на то, чтобы отвечать интересам государства и коммерческого оборота в целом, а также и на значительное снижение издержек, возникающих при судебных разбирательствах.

В заключение сто́ит отметить, что автор придерживается следующей позиции: ма- териально-правовые регулирование даже стран одной правовой семьи порой разительно отличается, но ведь институт депесаж и призван для того, чтобы сгладить эти противоречия, чтобы стороны самостоятельно определили наиболее комфортный для них правопорядок, регулирующий договор или отдельные его элементы. Однако стороны должны помнить, что их воля в выборе применимого права не безгранична и руководствоваться сто́ит правопорядком, наиболее тесно связанным с возникшими правоотношениями.

Посеницкая А. М.,

студент Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)

Москва

Проблема предварительного коллизионного вопроса

Одними из самых острых и требующих разрешения вопросов международного частного права являются проблемы, связанные с коллизионным регулированием. Нынешние тренды развития данной области говорят о том, что характерной особенностью развития коллизионных привязок является отказ от «жестких» норм к более «мягким» аналогам. При выборе права, применимого к разрешению того или иного спора, осложненного иностранным элементом, используется не одна, а сразу несколько последовательных и связанных между собой коллизионных норм. Однако множественность норм, возникающая в данном случае, зачастую приводит к вопросу об их самостоятельности, либо, наоборот, зависимости друг от друга. Из-за этого актуальным в рамках данного исследования представляется необходимым проанализировать предварительный коллизионный вопрос, постановка и разрешение, а также вопрос самостоятельности которого вызывают большую дискуссию как среди ученых, так и в правоприменительной практике.

Чаще всего предварительный коллизионный вопрос встречается в делах по наследственному и семейному праву, в связи с чем для анализа было выбрано дело

21

Актуальные проблемы международного права

Schwebel vs. Ungar1, которое является одним из самых известных прецедентов, связанных с темой предварительного коллизионного вопроса. Канадский Верховный суд рассмотрел спор, связанный с семейными отношениями, а именно процессы заключения и расторжения брака. Супружеская пара еврейского происхождения, которая на постоянной основе проживала в Венгрии, направлялись в Израиль, который выбрали как новое постоянное место жительства. По пути туда пара остановилась в Италии, где по инициативе мужа (господина Унгара) брак был расторгнут посредством религиозной бракоразводной процедуре гет, характерной для иудаизма. Данная процедура на законодательном уровне признается действительным лишь по праву Израиля, в то время как итальянское или венгерское законодательство не признает подобное расторжение брака действительным. После приезда в Израиль, обе стороны получили местожительство, однако вскоре после этого жена (госпожа Унгар) уехала в Канаду, Онтарио, где повторно вышла замуж. Тем не менее спустя некоторое время уже новый муж (господин Швебель) обратился в местный суд с просьбой признать брак недействительным в связи с двоемужием госпожи Унгар. Согласно нормам канадского международного частного права развод не мог быть признанным действительным, однако правоспособность госпожи в данном случае определялась не канадским, а израильским правом как lex domicilii, и

всвязи с этим она могла вступить в новый брак. Тем не менее в данном случае возникла проблема «цепочки» коллизионных норм, так как господин Швебель поднимал вопрос не о том, вправе ли была Унгар вступать в брак, а состояла ли она в браке перед вступлением в новый. Таким образом перед канадским судом, рассматривающим это дело, стояло два вопроса: способна ли была госпожа Унгар вступить в брак в соответствии с израильским законодательством и был ли развод по процедуре гет действительным. В приведенном деле возник предварительный вопрос (действительность развода), без решения которого невозможно было решить основной (способность вступить в новый брак). Решение суда по данному спору следующее: развод господина и госпожи Унгар должен регулироваться по израильскому праву, которое признает гет в качестве легальной бракоразводной процедуре, в связи с чем госпожа Унгар, уже не состоящая в браке, могла вступить в новый с господином Швебелем.

Говоря про предварительный коллизионный вопрос, сто́ит отметить, что в научной доктрине существуют серьезные разногласия насчет его правовой природы и способах разрешения. По мнению И. В. Гетьман-Павловой возникновение предварительного коллизионного вопроса возможно при наличии в рамках одного спора отличающихся друг от друга статутов, между которыми существует взаимозависимость

ввыборе применимого права2. Чуть более детальный анализ необходимых условий возникновения предварительного коллизионного вопроса представлен у датского

1Schwebel v. Ungar [1965] SCR 148.

2Гетьман-Павлова И. В. Международное частное право Израиля: современное состояние

ирегулирование общетеоретических конструкций // Государство и право. 2019. № 10. С. 143.

22

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

ученого Т. С. Шмидта1: 1) регулирование основного вопроса (lex causae) происходит при помощи иностранного права; 2) коллизионная норма иностранного права по отношению к предварительному вопросу отсылает к применению другого иностранного права; 3) в процессе решения предварительного вопроса материальные последствия применения норм правопорядка, определенных при помощи lex fori, отличаются от материальных последствий норм правопорядка, которые установлены при помощи lex causae. Ученый также отмечает, что возможны ситуации возникновения предварительных вопросов второй и даже третьей степени2. На сегодняшний день сформировалось два основных подхода для решения предварительного коллизионного вопроса: решение в соответствии с коллизионными нормами lex fori и решение

всоответствии с коллизионными нормами lex causae. У обоих подходов есть свои преимущества и недостатки.

Так, сторонники решения предварительного коллизионного вопроса по lex causae отмечают, что именно при использовании данной привязки представляется возможным унифицировать на международном уровне разные судебные решения. Еще одним аргументом в пользу lex causae является тесная связь между основным и предварительным вопросом, которая обуславливает на коллизионном уровне подчинение и зависимость предварительного вопроса от главного3. Однако неоспоримым остается тот факт, что, несмотря на зависимость в рамках данной привязки, у предварительного вопроса остается свой собственный предмет правоотношения, в то время как главный вопрос касается только его последствий. В качестве аргумента

вподдержку решения предварительного коллизионного вопроса при помощи lex fori можно назвать удобство, так как подход несет в себе решение вопроса в соответствии с нормами, которые известны и понятны суду. Однако и этот подход содержит в себе существенные недостатки. Если в рамках lex causae во многом не учитывается самостоятельность предварительного вопроса, в рамках lex fori наоборот, иногда игнорируется взаимосвязь между основным и предварительным вопросом, что может привести к «хромающим отношениям»4.

Правоприменительная практика также не отличается единообразием в применении того или иного подхода при квалификации предварительного коллизионного во-

1Schmidt T. S. The Incidental Question in Private International Law // Recueil des Cours de l’Académie de droit international de la Haye. 1992. Т. 233. P. 383.

2Ibd.

3Плеханов В. В. Проблема предварительного вопроса в международном частном праве // Liber amicorum в честь 50-летия А. Н. Жильцова. Трансграничный торговый оборот и право : сборник статей и эссе: международный коммерческий арбитраж, международное частное право, сравнительное, гражданское право и процесс, право международной торговли, экономический анализ права / под ред. А. И. Муранова, В. В. Плеханова. М. : Инфотропик Медиа, 2013. С. 189.

4Basedow J., Rühl, G., Ferrari, F., M. Asensio. Encyclopedia of Private International Law. // Edward Elgar Publishing Limited. 2017. Vol. 1. P. 915.

23

Актуальные проблемы международного права

проса. В судебной практике Израиля можно отметить несколько дел, которые решают предварительный и основной вопросы в соответствии с разными коллизионными нормами. К примеру, в деле Plonit v. Almoni основной вопрос был про наследство, а предварительный — про действительность удочерения, совершенного за границей,

вГермании. Суд решил предварительный вопрос в соответствии с немецким законодательством, как наиболее тесно связанным с удочерением независимо от того, что основной вопрос подчинялся израильскому праву1. Другим делом, иллюстрирующим подход lex fori к решению предварительного вопроса, является английское дело Lawrence vs. Lawrence2, касающееся процессов развода и бракосочетания гражданки Бразилии. Основным вопросом в рамках данного разбирательства было признание брака, заключенного после непризнанного в Бразилии развода, предварительный — признание предшествующего развода действительным. Решением суда второй брак, заключенный на основе английского права, был признан действительным, аргументируя это тем, что развод был совершен не на территории Бразилии, а в США в рамках английского права. В этом деле прослеживается подход, определяющий предварительный коллизионный вопрос в отрыве основного.

Проанализировав иностранную и отечественную доктрину, а также судебную практику по предварительному коллизионному вопросу, можно сделать ряд выводов: 1) данная правовая категория повсеместно возникает в рамках рассмотрения наследственных или семейных споров, осложненных иностранным элементом; 2) ни

вроссийской, ни в зарубежной доктрине нет упорядоченного представления как о правовой природе, так и о способах разрешения предварительного коллизионного вопроса; 3) сложившиеся подходы квалификации и разрешения предварительного вопроса основаны на применении коллизионных привязок lex fori и lex causae, обладающие целым рядом недостатков, которые зачастую приводят к нежелательным и несправедливым результатам. На основании этих выводов очевидной становится необходимость отказа от догматического выбора между указанными выше коллизионными привязками посредством выработки более гибких подходов, которые ориентированы на определенный желаемый результат в каждом конкретном деле3. Одними из наиболее подходящих для урегулирования проблемы предварительного коллизионного вопроса подходов являются практико-ориентированный («resultoriented»4) и индивидуальный («case-to-case approach») подходы. Если мы говорим про практико-ориентированный подход, то суть его заключается в применении lex fori и lex causae не императивно, а на альтернативной основе, в зависимости от всех обстоятельств спора, желания сторон, взаимосвязи предварительного и основного вопросов и т.д.

1Plonit v. Almoni, Succession Case (Tel-Aviv) 771/98.

2Lawrence v. Lawrence, 286 Ga. 309, 687 S.E.2d 421 (2009).

3Basedow J., Rühl, G., Ferrari, F., M. Asensio. Encyclopedia of Private International Law // Edward Elgar Publishing Limited. 2017. Vol. 1. P. 920.

4Ibd.

24

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

Студнев А. А.,

студент Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА)

Москва

Воля сторон в патологических арбитражных оговорках: подходы судебной практики

Самой сутью арбитражной процедуры является следование воле сторон в плоскости разрешения, возникающих между ними споров. Способом ее выражения является включение в договор арбитражной оговорки, либо заключение арбитражного соглашения.

Однако в некоторых ситуациях на суд ложится задача определить «некорректно» выраженную волю сторон. В таких случаях сторонами были заключены патологические арбитражные соглашения или оговорки.

Наиболее общепринятым определением патологической арбитражной оговорки является предложенное Фредериком Эйземанном:

1)арбитражное соглашение должно быть обязательным для сторон;

2)оно должно исключать вмешательство государственного суда в разрешение спора, по крайней мере до вынесения решения;

3)оно должно наделять арбитров полномочиями по разрешению споров, которые могут возникнуть между сторонами;

4)оно должно дозволить установить процедуру, позволяющую осуществить наиболее эффективное исполнение арбитражного решения.

Патологии арбитражного соглашения можно условно подразделить на два основных вида:

— те, что являются очевидно неточными

— те, чья неочевидность проявляется после того, как возник спор.

Причины возникновения тех и других крайне различны (и скорее всего безграничны), но условно среди них возможно выделить следующие:

— заблуждение одной из сторон относительно отдельных деталей соглашения;

— некорректный перевод контракта;

— опечатка в контракте;

— невнимательность лиц, непосредственно подписавших соглашение.

Конечно же, именно для избегания подобного рода затруднений на практике используются типовые арбитражные оговорки. Однако в некоторых ситуациях стороны прибегают к их модификации, заключая «многоуровневые» или медиативные арбитражные оговорки.

На протяжении продолжительного времени российские суды руководствовались статьей 431 ГК РФ при толковании арбитражных соглашений. Довольно нетрудно понять, к каким результатам это приводило. Одним из примеров подобного толкования, является решение Арбитражного суда Московского округа, в котором несмотря на прямую типовую отсылку к Правилам арбитража Международной

25

Актуальные проблемы международного права

торговой палаты суд отказал в признании и привидении в исполнение решения арбитража1.

Необходимо отметить, что помимо того, что подобное решение было раскритиковано, оно не согласовалось с более ранней позицией, которую обозначил еще Высший Арбитражный Суд2.

Вероятно, этим и объясняется то, что в 2019 г. в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10.12.2019 № 53 «О выполнении судами Российской Федерации функций содействия и контроля в отношении третейского разбирательства, международного коммерческого арбитража» было внесено положение пункта 30, в котором были окончательно определены критерии неисполнимой оговорки. Также законодателем был определен про-арбитражный подход, исходя из которого при наличии сомнений

вдействительности и исполнимости арбитражного соглашения следует оценивать не только текст арбитражного соглашения, но и иные доказательства, позволяющие установить действительную волю сторон (в том числе предшествующие арбитражному соглашению переговоры и переписку, последующее поведение сторон).

Подобное положение было прорывом и ознаменованием к провозглашению нового подхода в судебной практике. Оно обязало суды отходить от формального, текстуального толкования арбитражных соглашений и учитывать действительную волю сторон при обнаружении патологичности оговорки. Его можно сравнить с выводом Международной торговой палаты по одному из дел3: «…при включении арбитражной оговорки

вдоговор следует исходить из намерения сторон создать эффективный механизм для разрешения споров, подпадающих под действие арбитражной оговорки».

Таким образом рекомендуется применять способ эффективной интерпретации, который, например закреплен в статье 1157 Гражданского кодекса Франции. Суть данного принципа заключается в том, что если оговорка может быть истолкована двумя различными способами, то толкование, позволяющее оговорке быть эффективной, должно быть принято предпочтительнее, чем то, которое не позволяет оговорке быть эффективной.

Пожалуй, наиболее наглядным является его применение на патологических оговорках, в которых ошибочно был указан арбитражный институт. Подобное явление

впрактике не настолько редкое, как может показаться на первый взгляд. Так, например немецкие суды признавали действительными оговорки, в которых местом расположения МТП были указаны Вена и Цюрих, хотя сам институт располагается в Париже4.

1Постановление АС Московского округа от 25.04.2018 по делу № А40-176466/17.

2Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 16.07.2013 № 2572/13 по делу № А27-7409/2011.

3Preliminary award in ICC Case No 2321 (1974), Two Israeli companies v. Government of an African state, I YB. COM. ARB. 133 (1976).

4Oberlandesgericht Dresden, Dec. 5, 1994, Distributor v. Manufacturer, XXII YB. COM. ARB. 266 (1997).

26

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

Французское прецедентное право следовало аналогичному курсу. Так, например, Парижский апелляционный суд в 1985 г. постановил, что арбитражное соглашение со ссылкой на арбитражное учреждение, описанное как «Трибунал Парижской торговой палаты», является действительным и наделяет юрисдикцией «Арбитражную палату Парижа»1.

Таким образом подход большинства европейских юрисдикций заключается в предании судом эффекта оговорки, несмотря на ошибки, допущенные сторонами.

Крайне интересным является подход Суда Пекина в деле Sichuan Daiyalan Trading v Hong Kong New Wish Electronics2. Арбитражная оговорка в контракте гласила: «Все споры, возникающие в связи с настоящим Контрактом или в связи с ним, включая любые вопросы, касающиеся существования, действительности или прекращения действия настоящего Контракта, передаются на арбитраж в Арбитражную комиссию Гонконга в соответствии с ее применимыми правилами, действующими в то время. …»

Стороны указали несуществующий арбитражный институт, однако отсылка сторон к Международному арбитражному центру Гонконга (HKIAC) является очевидной. В такой ситуации суд отметил, что неточное указание арбитражного учреждения делает невозможным подтвердить, какое учреждение должно администрировать спор. Однако суд также отметил, что стороны договорились о разрешении споров путем арбитража в Гонконге, и что такое соглашение может быть исполнено, направив стороны в HKIAC, для определения применимых правил и назначения арбитров.

Почему данный подход необходимо перенять российской судебной практике? Во-первых, он наиболее отвечает реализации автономии воль сторон. Когда стороны заключают арбитражное соглашение, они напрямую выражают желание передать споры между ними арбитражу, реализуя принцип свободы договора. Во-вторых, практика обращения сторон к арбитражу в случае наличия патологической оговорки наиболее полно отвечает про-арбитражному подходу, на который было указано в постановлении Пленума. В-третьих, подобный подход способствовал бы укреплению определенности гражданского и делового оборота Он минимизирует вероятность того, что воля сторон на рассмотрения спора третейским судом (который чаще всего избирают стороны сложных коммерческих сделок по причине большей компетентности и более тщательного подхода к спору) будет проигнорирована.

Таким образом, можно заключить, что наиболее корректным подходом к патологической оговорке является направление сторон в арбитражное учреждение, на рассмотрение спора, в котором изначально они согласились, либо в тот, на который исходя из разумного толкования оговорки или соглашения, была направлена их воля.

1CA Paris, Feb. 14,1985, Tuvomon v. Amaltex, 1987 REv. ARB. 325.

2Sichuan Daiyalan Trading v Hong Kong New Wish Electronics (Fourth Intermediate People’s Court of Beijing, 19 March 2021).

27

Актуальные проблемы международного права

Спиваченко Д. В.,

студент Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА)

Москва

Практика законодательного регулирования состояния в браке и посмертного брака в зарубежных странах

Физические лица как участники гражданско-правовых отношений обладают рядом индивидуализирующих признаков и свойств, характеризующих их граждан- ско-правовой статус. К основным относятся имя и место жительства, к дополнительным — возраст, семейное положение, трудоспособность, состояние здоровья.

Семейное положение, а именно: нахождение в браке, состояние родства, придает статусу физического лица дополнительные элементы1. Так, согласно п. 2 ст. 672 ГК РФ, проживающие по договору социального найма жилого помещения совместно с нанимателем члены его семьи пользуются всеми правами и несут все обязанности по этому договору наравне с нанимателем, а другие граждане могут пользоваться этим жилым помещением только с их согласия. В соответствии со ст. 1142 ГК РФ наследниками по закону первой очереди являются дети, супруг и родители наследодателя, т.е. лица, имевшие семейно-правовые отношения с умершим. Вступление в брак до 18 лет дает возможность стать физическому лицу дееспособным; все совместно нажитое имущество становится совместной собственностью. Также закрепляется возможность претендовать на пенсию по потере кормильца в случае смерти супруга, который фактически содержал семью; освобождение от необходимости уплаты налогов при совершении дарения между собой (если имущество получено от лица, с которым брак не оформлен, возникает необходимость уплаты налога в размере 13 %); право на материнский капитал, информацию о состоянии здоровья супруга, различные трудовые права, прописку и вселение в жилое помещение, отсрочку от армии, льготы на проезд и пр. Помимо названного, следует учесть и возможность исключения наказания в виде выдворения за пределы государства иностранных граждан, состоящих в брачных отношениях с гражданином той страны, в которой проживает семья (Согласно Европейской Конвенции о защите прав человека 1950 г. и позициям ЕСПЧ).

Брак — это добровольный союз мужчины и женщины, достигших определенного возраста. По российскому законодательству это союз между находящимися в живых гражданах. Лица, вступившие в брак, имеют особый правовой режим имущества, приобретенного в браке (законный или договорный). В связи с этим актуальной становится проблема исследования состояния в супружестве и возможности легализации посмертного брака в России. Посмертный брак — это союз, где один из членов является умершим. Данная форма брака является законной во Франции, в Судане и

1 Гражданское право : учебник : в 4 т. / отв. ред. Е. А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М. : Статут, 2019. Т. 1. С. 576.

28

Секция 1. Современные проблемы международного частного права

Китае; в США, Южной Корее, Германии, ЮАР подобные случае единичны и о них мы постараемся рассказать.

Необходимость законного оформления посмертного брака во Франции связывается с временами Первой мировой войны, когда некоторые женщины выходили замуж по доверенности солдат, погибших несколько ранее до заключения брака. Однако массовым толчком для провозглашения подобной формы брака стал случай, произошедший в 1950 г. в г. Фрежюс, где в результате прорыва дамбы погибло около 400 человек, среди которых был и Андрэ Жодарт — возлюбленный Ирэн Жодарт. Президент Франции того периода Шарль Де Голль разрешил заключение брака между погибшим и Ирэн. Позже парламент Франции внес в закон поправки, легализирующие подобные замужества. Согласно ст. 171 ГК Франции Президент может по серьезным причинам разрешить заключение брака, если один из будущих супругов умер после завершения официальных формальностей, недвусмысленно выразив свое согласия. Датой брака признается дата, предшествующая смерти мужа (не жены)1. Однако данный брак не предусматривает за собой права наследования по закону в пользу пережившего супруга. В данном случае считается, что между гражданами не существует никакого брачного режима.

Процедура получения одобрения на посмертный брак сложна. Желающий должен направить заявление на имя Президента, который направляет его министру юстиции, который, в свою очередь, направляет в прокуратуру по месту жительства заявителя. Если семья мужа удовлетворяет просьбу, прокурор направляет вердикт президенту, который лично решает: разрешить заключение подобного брака или нет. Допускаются веские основания на одобрение посмертного брака: рождение ребенка, смерть невесты. Однако и в данном случае может быть отказано. Законодатель ссылается на факт отсутствия взаимного волеизъявления сторон, так как даже живые люди в последний момент могут выразить недоверие к супругу и не обручиться. Президент страны тщательно изучает обстоятельства смерти и необходимость предоставления подобного рода браков. В случае удовлетворения, на церемонии зачитывается не супружеский договор, а указ главы государства.

ВСША известно несколько подобных случаев, один из которых произошел в 1987 г. Майями. Исаак Вогиньяк скончался от сердечного приступа, так и не успев жениться на своей невесте. Спустя некоторое время окружной судья приказал подписать свидетельство о заключении брака на имя покойника.

ВГермании врач Фридрих Пфеффер со своей возлюбленной Шарлоттой Калеттой хотели зарегистрировать свои отношения в 30-х гг. прошлого столетия, однако им было отказано согласно Нюрнбергским расовым законам от 1935 г., запрещавших браки между евреями и представителями других наций. Однако в 1950 г. возлюбленная вышла замуж посмертно за Пфеффера с обратной датой, заключенной 31 мая 1937 г.2

1Гражданский кодекс Франции. Книга I : Люди. Ст. 171. URL: https://www.legifrance.gouv.fr.

2Диана Постлетуэйт Пегги и Голиаф 1996 г. URL: https://www.nytimes.com/1996/07/07/ books/ peggy-and goliath.html?scp=1&sq=first+posthumous+marriage+in+history&st=nyt .

29