Rock7 / 08Kaprusova

Альбом Майка Науменко «Сладкая N и другие»

М.Н. КАПРУСОВА

Борисоглебск

АЛЬБОМ МАЙКА НАУМЕНКО «СЛАДКАЯ N И ДРУГИЕ»:

ПУТЬ ГЕРОЯ

Вслед за Ю.В. Доманским, вместе с многими другими исследователями мы рассматриваем рок-альбом как аналог лирического цикла¹. Известно, что наибольшее распространение лирические циклы получили в творчестве символистов. Они же попытались теоретически осмыслить природу таких художественных явлений, как книга стихов или лирический цикл. В. Брюсов писал: «Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью. Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы к последней»².

Проблемой циклизации в той или иной мере занимались многие исследователи XX века³. Большинство из них считают, что цикл обязательно должен быть составлен автором. Как пишет И.В. Фоменко, «авторским циклом считается сознательно сформированный поэтом лирический ансамбль, в котором стихотворения объединены общностью замысла»⁴. Универсальными циклообразующими принято считать авторское заглавие; принцип отношений между циклом и отдельным текстом внутри него как между системой и ее элементом; композицию; пространственно-временные отношения; изотопию (связь между опорными словами разных стихотворений); полиметрию. Подчиняясь единому эмоциональному началу, цикл строится на сложных сюжетно-тематических связях⁵. Известно, что «одни циклы тяготеют к целостным произведениям (например, стихотворные циклы А. Блока), другие – к свободным объединениям («Последняя любовь» Н. Заболоцкого)»⁶. Для циклов, тяготеющих к целостности, характерно наличие стержневого конфликта. В таких случаях говорят и о движении лирического сюжета. Примером такого максимально целостного цикла с «догматически-«жесткой» структурой» является «Снежная маска» А. Блока⁷.

Сделав необходимую преамбулу, постараемся определить степень целостности альбома «Сладкая N и другие», охарактеризуем его циклообразующие составляющие и связи. Чтобы по возможности избежать случайности и произвольности выводов, рассмотрим более или менее подробно и последовательно все тексты, входящие в альбом.

Первая песня первой стороны альбома (сильная позиция) – «Если ты хочешь» – заявляет центральный конфликт альбома – противостояние в герое человеческого и надчеловеческого (творческого). Актуализируются традиционные оппозиции: «поэтическое служение», «творчество» – «любовь»; «горнее одиночество» – «человеческое тепло»; «замкнутость» – «способность раствориться в другом»; «предназначение» – «право на сиюминутное, обычное счастье или страдание» и др.

Напомним, что поэт в России со времен А.С. Пушкина понимается как пророк, вестник, носитель истины. Главное для него, говоря словами Н. Гумилева, преданность своей скрипке («Волшебная скрипка»). Традиционно поэт воспринимается как не совсем земное явление, как «пленный дух» (именно так озаглавила М. Цветаева свое эссе, посвященное А. Белому). Разумеется, весь этот высокий стиль неприемлем в рок-тусовке. Однако, вспоминая «тексты жизни» и «тексты смерти» «Поэта», «Героя», «Рок-звезды»⁸, нельзя не задуматься об общих закономерностях в восприятии творца социумом. Личное, любовь для русского поэта (особенно XX века) на втором месте. Женщина может вдохновлять на творчество, но она не соучастник его. Эта тенденция наглядно выражена у Б. Пастернака:

Недотрога, тихоня в быту,

Ты сейчас вся огонь, вся горенье.

Дай запру я твою красоту

В темном тереме стихотворенья⁹.

В сущности, о том же говорит В. Ходасевич, рассуждая о жизнетворчестве русских модернистов и рассказывая историю Нины Петровской и Валерия Брюсова: «То, что для Нины стало средоточием жизни, было для Брюсова очередной серией “мигов”. Когда все вытекающие из данного положения эмоции были извлечены, его потянуло к перу. <...> Он придумал развязку и подписал “конец” под историей Ренаты раньше, чем легшая в основу романа жизненная коллизия разрешилась в действительности. <...>] То, что для Нины еще было жизнью, для Брюсова стало использованным сюжетом»¹⁰. А. Ахматова в своих стихах неоднократно выражала мысль, что поэтический жар и жар любовный сосуществовать не могут, утрата любви – плата за творчество. Муза не дает героине быть просто женщиной:

Муза-сестра заглянула в лицо,

Взгляд ее ясен и ярок.

И отняла золотое кольцо,

Первый весенний подарок¹¹.

Причем, судьба – приносить свое человеческое естество и счастье в жертву творчеству – открылась ахматовской героине еще в первую встречу с Музой и материализовалась через совершённое движение, подразумевающее замену ценностей:

Она слова чудесные вложила

В сокровищницу памяти моей,

И, полную корзину уронив,

Припала я к земле сухой и душной,

Как к милому, когда поет любовь¹².

Итак, сотворчества между героем и героиней быть не может. Героиня «Снежной маски» А. Блока может вдохновлять поэта, увлекать к гибели, кружить в метели, но «рассказывать сказки» и «приводить маски» будет герой (творец), героиня же – только его «стихов <...> пленная вязь»¹³.

Задумаемся, как включен в эту культурную традицию герой Майка.

Первая песня альбома в достаточной мере характеризует героя: он искренен, не эгоистичен, жертвен в любви (в этом и проявляется его мужское начало). Знаем мы и то, что он поэт.

Свою человеческую сущность герой без условий, полностью отдает женщине, которую даже еще не любит. Она может делать с героем и его жизнью все, что захочет, она может выбрать любую, удобную ей поведенческую роль.

И нам всем бывает нужно поплакаться кому-то в жилет,

И если хочешь, ты можешь взять жилет у меня.

И нам всем так важно быть лучше других,

Умнее, красивее и сильнее других,

И если хочешь, ты можешь быть лучше меня!¹⁴

Любовь в этом стихотворении Майка – прежде всего равенство и попытка понимания. Это не слишком типично: условно говоря, героиня в стихах XX века бывает или кем-то вроде блоковской Прекрасной Дамы (вариант: «правильной» комсомолки, после работы или учебы «вздыхающей» на скамейке), или кем-то вроде «шалавы» раннего Высоцкого. Кроме того любовное стихотворение должно быть пронизано духовным или физическим жаром той или иной интенсивности. Здесь же герои просто спокойно общаются на равных и это сближает больше, чем что-то другое.

Однако одну преграду герой между собой и подругой – Сладкой N – все же оставляет:

Мы можем пить с тобой, но мы не будем петь с тобой! (С. 24, 25)

Заметим, что эта фраза дважды повторяется на протяжении текста, более того – она его завершает (сильная позиция).

Герои заключают своеобразный договор, герой ставит единственное условие (вернее, второй раз его озвучивает):

Вперед, детка, не взорви мой мозг,

Но если хочешь, ты можешь взорвать меня (С. 24).

Творца в себе (свой мозг) герой ставит выше человеческого. Итак, пафос первой песни: «ты можешь погубить меня» (С. 24), т.е. человека, но есть творчество – это только мое, и оно спасет меня. Как видим, пока Майк остается в русле русской культурной традиции, о которой мы упоминали (его герой разводит в себе человека и творца, причем, творца ставит выше). Пока герой достаточно самоуверен.

Вторая песня – «7-е небо» – интересна прежде всего тем, что здесь исподволь появляется центральный мотив альбома – мотив трансформации героя, его переделки героиней. Именно этот мотив показывает, что в этом альбоме Майк идет вразрез с классической традицией: не Орфей Эвридику, а Эвридика Орфея выводит из Тьмы в Свет. Трансформация героя начинается с некоего метафизического путешествия, в которое пускаются герой Майка и его скучающая подруга. Они совсем не знают друг друга, и это путешествие – еще и проверка доверия.

Ты сидела и скучала в мягком свете свечей,

И чей-то рок-н-ролл мешал тебе заснуть.

И я сказал тебе: «Пойдем со мной», и ты пошла,

Даже не спросив, куда лежит мой путь.

И вот мы пришли. Скажи, куда мы пришли?

Ты говоришь, что это... А-а, не надо так шутить!

[Вариант: Ты говоришь, что это рай. А-а, не надо так шутить!]

Здесь слишком грязно, здесь слишком темно,

Здесь слишком много дверей, но мне никак не уйти (С. 25, 26).

Итак, герой привел подругу в пространство своей души, в свой внутренний мир – абсурдистский, экзистенциальный мир Кафки, Л. Андреева, позднего Хармса или Булгакова. Мотив множества дверей, закрытых, хлопающих, манящих и пугающих, неожиданно появляющихся, – один из ключевых в литературе XX века. Этот мир давно вызывает у героя скуку, омерзение, страх, но это его мир, нет сил и желания что-то менять, больно вновь обманываться. Но героиня тянет его за собой, «на седьмое небо», к идеалу, где герой, однако, «был и не раз» (С. 25). Герой сопротивляется, он разуверился в идеале, к тому же с высот всегда мучительно стыдно возвращаться.

Я прошу тебя: давай не будем лезть друг к другу в душу,

Искать напрасно то, чего нет.

Зачем же усложнять, ведь мы так дружно делим

Постель, телевизор, сортир и обед (С. 26).

Пока лирический герой остается в плену стереотипа: бытовые отношения не терпят такой высоты, нельзя вместе подниматься на горние вершины, нельзя соединять любовь и творчество. Пророк (или великий грешник, ведь он ощущает себя «звездой рок-н-ролла») должен быть один. Плата за ослушание – смерть.

Седьмое небо – это так высоко!

Колени дрожат и кружится голова.

И если ты первой не столкнешь меня вниз,

Рано или поздно я столкну тебя.

Послушай, милая, ведь это же страшно –

Поставить свою жизнь – и на кого? – на меня.

А-а, забудь все, что я тебе сказал,

Иди сюда, я опять хочу тебя (С. 26).

Эти строки важны еще и тем, что здесь впервые говорится о любви, которая «крепка, как смерть»¹⁵, говорится не о готовности полюбить, а о свершившемся. Герой начинает понимать, что на «седьмом небе» живут не только идеалы и творчество, но и гибельная страсть. Понимает он и то, что существует ответственность не только перед собой – художником, но и перед человеком, с которым пришел на «седьмое небо». И, может быть, правы символисты, считавшие, что «искусство есть искусство жить»¹⁶, а «дар жить» не менее важен, чем дар писать»¹⁷. Но пока герой думать об этом не хочет и просит подругу забыть его слова.. Ещё страшно сказать «я не могу без тебя», проще «я опять хочу тебя» (С. 26). И все же трансформация героя началась, он поддается героине (отказывается от самоуверенности пророка («звезды рок-н-ролла») и мужчины) и говорит:

Ты тянешь меня на седьмое небо,

Постой, не сейчас, но, может быть, в другой раз (С. 26).

Третья песня – «Фрагмент» («Ты Маленький Праздник») – представляет собой характеристику героини и свидетельство того, что эволюция героя произошла. Главное ощущение от этого текста – легкость. Это зарисовка, акварель, передача впечатления, действительно фрагмент. Если первую песню альбома можно было бы считать бытовой, вторую – метафизическим путешествием, с предчувствиями и трансформациями, то третья – абсолютно внебытовая, в ней говорится об общении душ, действие происходит в пространстве подсознания или мифа. Главное свойство героини – космичность и мифологичность, она создана из контрастных сочетаний: света и тьмы, святости и колдовства («Ты – солнечный лучик, рожденный в звездную ночь» (с.26); «Ты – святая колдунья» (С. 27)). Она столь прекрасна, что нереальна («Ты – маленький праздник, чудесный, словно сон» (С. 26)). В ней соединились легкость, чистота, естественность, природность и талант: «Ты танцуешь сквозь запах весны» (С. 27). Её движение по жизни сродни шагу цветаевской героини:

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!¹⁸

Итак, природа героини этого стихотворения Майка небесная, солнечная, «июльская» (С. 26). Заметим, что в русской культурной традиции Июль благодаря Ахматовой – необычный месяц. Недаром в «Поэме без героя» создаваемое сочинение заявляет героине-поэту:

Вовсе нет у меня родословной,

Кроме солнечной и баснословной,

И привел меня сам Июль¹⁹.

Еще более богатые ассоциации вызывают следующие строки:

Ты свободна как птица, я знаю, ты умеешь летать.

Глаза твои – крылья, река течет в твоих волосах.

Я вошел в эту реку, и я вышел другим. Я стал тем, кто я есть. (С. 26)

Сравнение человека с птицей, крылатость, особенно, если и слово «свобода» используется, – классический знак незаурядности (поэтического таланта, таланта естественности, легкости, природности, независимости), в частности, таланта быть женщиной (свободной и несвободной) одновременно. Так, героиня Ахматовой восклицает:

Не любишь, не хочешь смотреть?

О, как ты красив, проклятый!

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой²⁰.

Петербуржец Майк скорее всего знал эти строки из сборника «Четки». Но еще более явственна отсылка в анализируемом стихотворении Науменко к циклу А. Блока «Снежная маска». О влиянии петербургской и, в частности, блоковской традиции на творчество Майка мы уже писали²¹.

Тема крыльев, мотив полета, сравнение с кометой, ассоциация с ветром, вьюгой, метелью (т.е. природной стихией) – важнейшие характеристики блоковской героини²². Несколько раз используется Блоком формула «крылатые очи (глаза, взор)»²³, в том числе и в посвящении:

Посвящаю

эти стихи

ТЕБЕ,

высокая женщина в черном

с глазами крылатыми

и влюбленными

в огни и мглу

моего снежного города²⁴.

Неподвластность никому и ничему, свободный нрав, способность подчинить себе, изменить героя, побудить его балансировать на грани (счастья – несчастья, жизни – смерти, праведности – греха), увлекать к сладкой гибели – качества, роднящие героинь Блока и Науменко. Блоковский контекст несомненно обогащает семантику строк Майка.

Однако «крылатость» – не единственное важное и необычное свойство возлюбленной героя Майка, недаром он подчеркивает: «…река течет в твоих волосах». Войдя в эту реку, он изменяется. Очевидно, что ситуация решена Науменко в русле мифологической традиции.

Как свидетельствует Х.Э. Керлот, «волосы на голове, поскольку они покрывают верхнюю часть человеческого тела, символизируют духовные силы. В аспекте водной символики их можно сравнить с “Верхним океаном” <т.е. космосом. – М.К.>. <...> В целом волосы воплощают энергию и связаны с общей символикой уровней. Т.е. если волосы на голове означают высшие силы, то обильное оволосение тела указывает на преобладание низших сил»²⁵. Волосы в мифологии связаны также с идеей плодородия, «жизненного порыва», «радости жизни»²⁶. Несомненно важно для понимания этого стихотворения Майка то, что «в индуистской символике волосы, подобно нитям пряжи, обозначают “силовые линии” вселенной»²⁷. Все указанные темы и мотивы усиливаются мифологемами воды и реки. Войдя в реку, которая течет в волосах героини – здесь персонажа космического, – герой полностью отдается любви (ставит ее превыше всего), и это как бы его новое крещение. Напомним, что мифологема реки (в частности, Дуная) тесно связана со свадебной символикой. Например, переправа через Дунай – символический образ брака; молодец на коне тонет в Дунае – обручение с рекой и т.д.²⁸. С другой стороны, вода воспринимается символом бессознательного или интуитивной мудрости²⁹. Для Майка же, вероятно, было особенно важно, что «воды символизируют вселенское стечение потенциальных возможностей <...>, предшествующее всем формам и всему творению. Погружение в воду означает возврат к преформальному состоянию, имеющий, с одной стороны, смысл смерти и уничтожения, а с другой – возрождения и восстановления, поскольку погружение укрепляет жизненную силу. Символика крещения, тесно связанная с символикой воды, изложена Св. Иоанном Златоустом <...>: “Оно представляет смерть и погребение, жизнь и воскресение из мертвых. <...> Погружением головы в воду, как в гробницу, мы целиком погружаем и погребаем ветхого Адама. В тот миг, когда мы восстаем из воды, появляется новый человек”»³⁰.

Итак, в песне Майка произошло «крещение» героя любовью, полным погружением в другого человека, растворением в нем. Понятие «крещение» здесь подразумевается и это не кощунство: герой впервые понял, что любить – это не только «делить постель» (С. 26), он почувствовал, что Бог есть Любовь (во всех ее воплощениях – к миру, другому человеку, слову). Пережив трансформацию, герой замечает:

Я вошел в эту реку, и я вышел другим. Я стал тем, кто я есть.

<...>

Ты научила меня видеть небо и верить в себя (С. 26–27).

Однако, видимо, в результате этой трансформации ценностные ориентиры поменялись: творчество ушло на второй план. Главным стал вопрос: «Где мне взять сил прожить эту жизнь без тебя?» (С. 27)

Так впервые возникает центральная тема альбома – тема любовного страдания, катастрофы расставания, жертвенного положения героя.

Четвертая песня – «Пригородный блюз» – своеобразный вариант первой: это жизнь как она есть, во всем натурализме и без иллюзий:

Я сижу в сортире и читаю «Rolling Stone»,

Венечка на кухне разливает самогон,

Вера спит на чердаке, хотя орет магнитофон.

Ее давно пора будить, но это будет моветон (С. 27).

Быт оказался сильнее просветления. Она (и в ипостаси «святой колдуньи», и в облике Сладкой N) отсутствует. Но есть привычная обстановка, приятели и «пригородный блюз!». И это радует, хотя надлом чувствуется. Способность творить рок-н-ролл не утрачена, но сил жить нет («я боюсь жить» (С. 27)), ведь силы герою может дать только любовь.

Пятая песня – «Свет» – фактически является продолжением песни «Фрагмент» (третьей в альбоме). Комментаторы А.В. Старцев и В.Г. Крайцев замечают: «Происхождение этой песни является загадкой, потому что Майк неоднократно заявлял, что не верует в Бога»³¹. Действительно, строка «Да святится имя Твое! Да святится имя Твое! (С. 28) – изначально слова молитвы. Но в светской культурной традиции эта строка ассоциируется с «Гранатовым браслетом» А.И. Куприна. Таким образом, эти слова уже были однажды обращены к обожествляемой земной женщине. Если же мы привлечем контекст песни «Фрагмент» с актуализированным там мотивом крещения, трансформации героя и с восприятием героини мифологическим, космическим существом, то использование в песне «Свет» строки из молитвы делается естественным. Это молитва о подаче сил (их не хватает, чтобы жить) и это молитва о любви, потому что только любовь может дать герою эти силы.

Переходя к рассмотрению шестой песни – «Утро вдвоем» – заметим, что если герой Майка на протяжении всего альбома остается самим собой, мятущимся земным человеком, подвергающимся духовной трансформации, то героиня альбома имеет два облика: она – то «святая колдунья», «Свет» (Эвридика, выводящая Орфея из тьмы), то Сладкая N, земная женщина, очаровательная любовница из тусовки, несчастная и сводящая героя с ума, мучащая его, одновременно.

Когда героиня является в этой своей ипостаси, в песне неминуемо появляется тема экзистенциального одиночества, от которого нельзя спастись, но о котором помогают забыть «зелье» (С. 29) и «постель» (С. 26). «Кольцо рук» еще согревает, но веры в то, что все будет хорошо (будет сила, любовь, песня), нет («я ничего не хочу, мной овладела лень» (С. 29)). Повторяется ситуация песни «7-е небо». Просьба «давай не будем лезть друг к другу в душу» (С. 26) оборачивается констатацией:

Я ничего не обещал тебе,

И ты мне ничего не должна.

Но мы же любим друг друга?

Наверное, да – ведь ночь была так нежна (С. 29).

Вера в чудо потеряна, герои движутся к гибели, они попытались подняться на 7-е небо и, как было предсказано (С. 26), сорвались. Больше они не совершают метафизических путешествий – они просто «идут гулять» (С. 29).

Седьмая песня – «Если будет дождь» – песня расставания. Она возвращает нас к очень важной строчке из первой песни, где и был заявлен центральный конфликт альбома:

Мы можем пить с тобой, но мы не можем петь с тобой! (С. 24)

Итак, герой – творец, поэт, вестник, он обречен на движение, он должен уходить, а она должна надеяться и ждать. Но героиня – тоже личность, следовательно, вместе они могут быть лишь в ее мифологическом мире или в ходе движения героя по его мирам.

Атрибут героя и его пути – самолет (уход в экзистенциальное одиночество, необходимое для творчества, уход в свои миры). Атрибуты героини – дождь, гроза, ветер. Ее мир – мир стихий, и она сама – стихия. Вновь приходится упомянуть о близости «святой колдуньи» Снежной Деве А. Блока и о мифологической природе героини Майка. Вода в мифологической традиции – это первоматерия, бессознательное, материнский образ, мудрость, тайна, очищение, жизнь и смерть, возрождение³². Неслучайно образ героини («святой колдуньи», «реки») связан с мифологемой «воды».

Тема смерти (и забвения своего предназначения) как платы за счастье близости и любви здесь присутствует не только благодаря мифологеме «воды», но и через мотив «прожить жизнь за один день» и через тему «каменной ночи».

Если будет дождь, если будет гроза,

Я останусь с тобой, я закрою глаза.

Если будет дождь, если мой самолет не взлетит,

Я позову тебя.

И жизнь прожить за день, самый светлый день.

Как нежна твоя рука. Как чисты твои глаза.

Дождь умоет мне лицо. Ветер унесет меня.

Ветер унесет нас в ночь, в каменную ночь.

Верь моим словам, верь моим словам,

Даже если я скажу, что самолет не взлетит.

Верь моим словам, верь моим словам,

Даже если я скажу, что будет дождь (С. 30).

У героя нет сил решать: очень хочется, чтобы все сделалось само («самолет не взлетел»). Но «самолет взлетает», это видно из следующей песни.

Восьмая песня – «Я возвращаюсь домой» – рассказ об одиночестве и безнадежности. Уже ясно, что «звезда рок-н-ролла» победила человека: «самолет взлетел», был новый «Пригородный блюз» (творчество) и то, что этому сопутствует, была иллюзия жизни и ее распорядка, видимо, все было, как когда-то:

Часы пробили ровно одиннадцать часов.

Венечка взял сумку с тарой и, без лишних слов,

Одел мой старый макинтош и тотчас был таков.

Вера слезла с чердака, чтоб сварить нам плов (С. 27).

Но эта иллюзия жизни не может продолжаться вечно.

Я слишком долго был здесь,

Наверно, мне пора прощаться,

И все же я хотел бы остаться, но, увы, мне пора.

Я возвращаюсь домой.

Я не был там так давно.

Меня не ждут там, и все равно –

Я возвращаюсь домой.

Сладкое слово «домой»! (С. 31)

Герой возвращается в бездомье («К грязным полам и немытой посуде, / К холодным простыням и увядшим цветам» (С. 31)). Там уже нет ее (ни в облике «святой колдуньи», ни в образе Сладкой N). Нет любви и нет творчества – возможно, выбор был ошибочным и лучше бы «самолет не взлетал» (С. 30). Этот текст можно трактовать и иначе герой уходит в смерть, в тот мир, где «слишком много дверей», но откуда «не уйти» (С. 25)³³.

Последняя (девятая) песня первой стороны альбома (сильная позиция) – «Blues de Moscou» – рассказывает о попытке убежать от себя и проблем, попытке доказать себе, что ты свободен и весел, и кураж еще есть. Герой отмечает, что «барышни в столице милы» (С. 32), жаль, что они «идут в сплошной отказ» (С. 32). Кажется, что «святая колдунья» (или Сладкая N) забыта и «звезда рок-н-ролла» победила человека, но что-то мешает в это поверить. Вроде бы жизнь идет согласно договору:

«Мы можем пить с тобой, но мы не можем петь с тобой» (С. 24), – но две последние песни альбома показывают, что и петь уже не получается, что-то нарушилось в жизни, не везет, «кайф ломают кругом» (С. 32), побеждает апатия, что-то доказывать и завоевывать не хочется:

Еще по одной (Наливай!), и пора назад! (С. 32)

Настроение песни – «веселье висельника».

Десятая по счету песня, являющаяся одновременно и первой на второй стороне альбома (сильная позиция) – «Сладкая N» – полностью проясняет ситуацию в жизни героя: женщина победила его, оказалось, что эта мучительная любовь важнее всего на свете. Из человека, знающего ответы на вопросы, знающего, как надо жить поэту и «звезде рок-н-ролла» (первая песня – «Если ты хочешь»), герой превратился в человека, для которого вопросы стали важнее ответов. Недаром начинается песня с вопроса:

Интересно, где ты

Провела эту ночь, моя Сладкая N? (С. 32)

Заканчивается же усталой констатацией:

Я подумал: так ли это важно,

С кем и где ты провела эту ночь, моя сладкая N? (С. 33)

Как мы уже показывали при анализе этого стихотворения,³⁴ Герой в конце концов обрел успокоение, но не счастье и не идеал. Идеал недостижим, потому что у самого героя нет сил противостоять жизни («И кое-как я умылся и почистил зубы, / И, подумав, я решил, что бриться мне лень. / Я вышел и пошел, куда глядели глаза (С. 33)), потому что люди разучились чувствовать и слушать друг друга, а думают преимущественно о деньгах (С. 33), а главное – потому что женщины разучились любить. В стихотворении изображается бытовая ситуация, бытовое пространство, бытовое время и кажется, что герой, покинутый «святой колдуньей» и преданный Сладкой N, больше не способен к метафизическим путешествиям. Возможно, потому, что даже в его мыслях «святая колдунья» исчезла, а осталась только земная грешная женщина.