Sovetskaya_Rossia_Aravia_i_Persidskiy_zaliv

340 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

равенстве» сторон, его заключивших. По выражению Мухаммада Рагиб-бея, подписание данного договора «положило начало совет- ско-йеменскому сближению» (24).

Прощаясь с Г. А. Астаховым (04.11.1928), премьер-министр Йемена заявил, что «ждет успешных результатов от установления отношений с СССР», а министр иностранных дел Йемена информировал его о том, что «они … хотели бы как можно скорее видеть у себя постоянного советского представителя де-факто» (25). Данное высказывание Рагиб-бея, опытного дипломата и человека из ближайшего окружения имама, дает основания говорить о том, что присутствие советского представителя в Сана’а’ йеменцы намеревались использовать и в работе по выстраиванию их отношений с другими зарубежными странами.

Подтверждением тому – обращение имама Йахйи к Г. Астахову во время прощальной встречи (3 ноября 1928 г.) с просьбой оказать содействие в установлении связей Йемена с Афганистаном, Ираном и Германией. Опережая ход повествования, скажем, что советское правительство отнеслось к этой просьбе с вниманием. Из архивных документов следует, что 21 мая 1929 г. Л. М. Карахан направил правителю Йемена письмо с уведомлением о том, что он вступил в контакт с германским правительством по интересующему короля вопросу. И что, по мнению Москвы, расширение международных связей Йемена будет способствовать «укреплению независимости» королевства. В ответном письме Л. М. Карахану от 18.07.1929 г. имам Йахйа высказал просьбу, чтобы Советский Союз продолжил посреднические усилия в деле налаживания отношений Йемена с Германией (26).

Особый акцент во встречах и беседах с Г. Астаховым, как явствует из его отчетов, министр иностранных дел Йемена Ра- гиб-бей делал на заинтересованности йеменской стороны в получении советского оружия, в первую очередь зенитных установок для борьбы с английскими аэропланами в военных операциях, которые йеменцы вели с британцами на юге страны. Недвусмысленно давал понять, что в случае их поставок, Йемен готов был бы принять на службу советских военных инструкторов. Более того, – «координировать свои действия с СССР» в случае войны Англии с Советским

Союзом; совершать в отношении нее диверсионные акции в Адене и Баб-эль-Мандебском проливе (27).

Архивные документы рассказывают, что, предчувствуя осложнение отношений с англичанамии и зная, что это повлечет за собой вооруженные акции британцев, в которых примут участие и их воздушные силы, король Йахйа вступил в переговоры с итальянцами. И те согласились продать йеменцам «несколько зенитных орудий. Но в самый момент реализации соглашения на этот счет Муссолини имел свидание с Чемберленом», после чего «Муссулони отказался выполнить свое обещание» (28).

Вскоре после подписания советско-йеменского договора Москва направила в Ходейду пароход «Коммунист», доставивший новую партию товаров из Одессы. При их разгрузке (09.02.1929) присутствовал сын имама, принц Сайф ал-Ислам.

В донесении в НКИД от 07.05.1929 г. Н. Т. Тюрякулов, советский генеральный консул в Джидде, писал: «Этот договор дает правовую базу нашей торговле в Аравии, где мы до сих пор в договорных отношениях ни с одним государством не находились. Помимо торгового значения, Санааский договор ценен для нас тем, что он свидетельствует о большом доверии к нам в странах Востока, которые в лице Йемена признают СССР другом народов Востока» (29).

Представляется, что небезынтересным для читателя будет узнать об одном малоизвестном факте из жизни одного из участников переговоров о заключении советско-йеменского Договора о дружбе и торговле. Речь идет о Мухаммаде Рагибе, министре иностранных дел, инициировавшим установление контактов Йемена с Советским Союзом.

Мухаммад Рагиб-бей, турок по национальности, в 1918 г. , после распада Османской империи, перешел на службу к имаму Йахйе. Европейские и советские дипломаты называли его «живой реликвией» времен турецкого владычества в Йемене, «дипломатом французской школы». Дипломатическую карьеру свою Рагиб-бей начинал в Костанце (Румыния). Потом работал в Цетине (Монтенегро, Черногория). В 1900 г. прибыл в Россию; занимал должность первого секретаря посольства Османской империи в Санкт-Петербурге. Затем служил дипломатом «старой Турции» (то есть до прихода к

342 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

власти младотурок) в Париже, Брюсселе и Вене. Свободно говорил по-французски и немного по-русски. В Санкт-Петербурге познакомился с россиянкой, Людмилой Волковой. Она вышла за него замуж и родила ему двух дочерей. Одна из них, ‘Азиза, как отмечает в своих работах, посвященных Йемену, О. Г. Герасимов, стала женой принца Касима, брата короля Ахмада, в резиденции которого в г. Сана’а’ и разместилась впоследствии советская дипломатическая миссия.

В 1913 г. получил назначение в Йемен. После 1-ой мировой войны возвратился в Турцию. Но не пришидшиеся ему по душе ни новая работа в банке, ни младотурки подвигли Рагиб-бея к тому, что он возвратился в Йемен и поступил на службу к имаму – для «ведения дел, – по выражению йеменского монарха, – с надоедливыми европейцами». Занимался вопросами внешних сношений.

Вот что пишет о нем в своей книге «По Йемену» Г. Астахов. Перед первой аудиенцией у короля у нас состоялась встреча и беседа с его министром иностранных дел Рагиб-беем, «худощявым седым стариком с … клинообразной бородкой и острыми пронизывающими насквозь глазами». Одет он был в «синюю мантию, перехваченную через плечо широкой лентой зеленого сукна»; обут – в «лакированные европейские ботинки»; голову его венчала большая белая чалма. К всеобщему нашему удивлению, приветствуя нас, он произнес «несколько галантных французских фраз». Оказалось, что «под внешностью лукавого арабского царедворца» скрывался образованный турок, хорошо усвоивший в бытность его на дипломатической службе «тон и манеры великосветских салонов Европы». Рагиб-бей являл собой яркий тип представителя тех турок, «которые, придя в Йемен как завоеватели и колониальные администраторы, настолько … сжились с этой страной, что остались в ней и после падения турецкой власти». Рагиб-бей – «старый оттоманский служака». Работал в посольствах в Петербурге, Париже и Вене. Затем занимал посты в турецких колониальных администрациях в ряде стран, в том числе в Йемене, где его и застала Первая мировая война – «на посту губернатора одного из санджаков (округов) этой страны». Вернулся после окончания войны в Турцию. «Приспособиться к новой обстановке не сумел». Возвратился

вЙемен и перешел на службу к имаму, как десятки других бывших турецких чиновников, офицеров и учителей. «При их активном участии создавались йеменская регулярная армия» и новый административный аппарат.

Вразговоре с нами, отмечает Г. Астахов, Рагиб-бей «увлекся воспоминаниями о своем пребывании в Петербурге, перебирая в памяти имена царских министров, описывая балы и приемы Зимнего дворца, и на ломаном русском языке припоминая начальные слова … цыганских романсов». Понадобилось время, чтобы Ригиб-бей понял, что перед ним – люди совершенно другой страны, «далеко не походящей на его незабвенный, блестящий Петербург с великолепными дворцами, балами, цыганами, лихачами на тройках, икрой и балыками» (30).

Возвращаясь к разговору о времени начала советско-йеменских переговоров по вопросу о заключении Договора о дружбе и торговле, следует сказать, что проходили они на фоне резко обострившихся отношений имама Йахйи с англичанами. В конце июня-начале июля 1928 г. британцы из-за несогласия имама Йахйи признать права Великобритании на аденские протектораты предприняли против него несколько военных операций. Так, войска султаната Лахдж, одного из английских протекторатов на территории Южного Йемена, вторглись в пределы королевства с суши, но потерпели поражение. Затем английская воздушная эскадрилья бомбила города Таиз, Дамар, Ибб, Йарим, Эд-Дали (британцы потеряли во время налетов 4 аэроплана) (31). Не преуспели англичане и в том, докладывал М. Аксельрод, чтобы «поднять в Йемене восстание племен». Против короля выступило одно только племя, бану зараник, во главе со сторонником ангичан шейхом Ахмадом ал-Футайни. Учиненный им мятеж в Тихаме, спонсированный англичанами, подавил принц Сайф ал-Ислам, сын короля. Оружие мятежникам, как выяснилось

входе следствия, британцы поставляли со складов своего гарнизона на острове Перим. Остров этот, с расквартированным на нем отрядом Аденского гарнизона, давал Англии возможность не только контролировать судоходство через Врата плача (Баб-эль-Мандеб- ский пролив), но и отслеживать положение дел на обоих побережьях Красного моря.

344 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Своими масштабными действиями, направленными против имама Йахйи, англичане в немалой степени способствовали тому, что он инициировал установление отношений с Москвой. На это указывал в своем сообщении из Ходейды (12 ноября 1928 г.) и состоявший в составе советской делегации на переговорах Н. М. Белкин. «Политические затруднения имама (ссора с Англией из-за девяти областей)», писал он, подталкивали его к сближению с Советским Союзом. Имам рассчитывал на то, что «СССР, как великая восточная держава, находящаяся в … дружбе со всеми мусульманскими государствами и помогающая им, сумеет оказать и Йемену в случае необходимости соответствующую моральную, и, возможно, и материальную поддержку» (32). В то же самое время, подчеркивал Н. Белкин в другом своем донесении годом позже, именно торговля с СССР позволила Йеменскому Королевству «вырваться из объятий» английского Адена, «хозяина йеменского рынка по импорту» (33)

Подписывая Договор о дружбе и сотрудничестве с Йеменом, Советский Союз, по словам Л. М. Карахана, имел целью «оказать Йемену содействие в смысле расширения международно-правового признания независимости йеменского государства» (34).

Г Л А В А 1

ЙЕМЕНСКАЯ ОДИССЕЯ КАРИМА ХАКИМОВА •июнь 1929 г. – декабрь 1931 г.†

Архив памяти

Вслед за заключением Договора о дружбе и торговле между Йеменским Королевством и СССР и налаживанием Всесоюзной Восточной Торговой Палатой – при активном содействии принца Сайфа ал-Ислама – торговых отношений «советскими хозяйственными организациями» с «йеменским купечеством» встал вопрос о назначении в Йемен советского постоянного представителя.

Из служебной записки заведующего Отделом Ближнего Востока НКИД Сергея Костантиновича Пастухова (1887–1940) на имя Льва Михайловича Карахана от 18.04.1929 г. следует, что вопрос этот для Йемена был в то время непростым. И суть просьбы имама Йахйи по нему заключалась в том, чтобы с учетом сложной для Йемена внешнеполитической обстановки, не позволявшей принять в г. Сана’а’ дипломатического представителя СССР, «советская сторона сочла бы возможным назначить кого-либо из советских граждан, занимающихся торговлей в Йемене, временно исполнять обязанности такого представителя». С учетом просьбы йеменцев С. К. Пастухов предлагал «облечь функциями посредника между правительствами

СССР и Йемена» Карима Хакимова, сделав его на время «советским купцом». «Тов. Хакимов, – отмечал С. Пастухов, – будет иметь мандат от “Ближвостгосторга” [Экспортно-импортной конторы Госторгов по торговле с Турцией и Ближним Востоком], и формально… считаться генеральным уполномоченным “Ближвостгосторга” в Йемене». На самом же деле «коммерческая ответственность» за все торговые операции с этой страной «будет лежать на т. Белкине. … По существу, т. Хакимов будет выполнять функции полпреда…» (1).

Политбюро ЦК ВКП (б) на заседании 9 мая 1929 г. (Протокол № 79) приняло «предложение НКИД утвердить генеральным представителем СССР (генеральным уполномоченным “Ближвостгосторга”) в Йемене т. Хакимова К. А.» (он в то время находился на лечении в Германии) (2).

346И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Вписьме от 13 мая 1929 г. Л. М. Карахан информировал руководство Наркомата внешней торговли (НКВТ), что на основании решения Политбюро т. Хакимов, работавший советским дипломатическим представителем в Хиджазе, «командируется в Йемен торговым представителем СССР». Подчеркнул, что так как «йеменское правительство специально просило», чтобы советский представитель в Йемене «в глазах внешнего мира был только “купцом”», то НКИД и «поставил в Инстанции [Политбюро] вопрос о назначении т. Хакимова генеральным представителем “Ближвостгосторга”, то есть той организации, которая ведет торговлю в Йемене» (3). Представительство “Ближвостгосторга”, сообщал Л. М. Карахан, планируется открыть (с учетом всего сказанного выше) в г. Сана’а’, а контору – в г. Ходейда, в центре экспортно-импортных операций Йемена.

В1928 г., когда велись переговоры о заключении советско-йе- менского Договора о дружбе и торговле, коммерческая деятельность СССР в Аравии, по расчетам советских специалистов, «могла дать товарооборот в 1-2 млн. руб.» (4).

Общий товарооборот Йеменского Королевства за 1927–1928 финансовый год, как явствует из донесений М. Аксельрода и Н. Белкина, составил 26,5 млн. талеров Марии Терезии (или 2,550 млн. фунтов стерлингов). Из них 15 млн. талеров пришлось на ввоз и 11,5 млн. – на вывоз (талер Марии Терезии приравнивался тогда к

90коп.) (5).

Главными «торговыми воротами» Йеменского Королевства выступала в то время Ходейда. Через этот порт осуществлялось до 70% импорта и более 80% экспорта. Основными товарами вывоза являлись:

1) кофе – 29 937 мешков (по 80 и 100 кг. зерен в мешке); 2) кожсырье – 6 121 свертков-связок (по 150 кг. в свертке для

тяжелого кожсырья и по 200 шт. в связке для мелких кож); 3) хенна (лавсония неколючая, из листьев которой получают

хну) и сенна (лечебное дикорастущее растение), а также овечье масло и мед.

Монопольное положение на рынке продовольственных товаров занимала Индия. Она поставляла в Йеменское Королевство

100% ввозимых в страну муки, риса и пряностей, и 75% сахара. Роль Англии в торговле с Йеменским Королевством, несмотря на то, что британские промышленные товары с местных рынков активно вытесняли Германия и Япония, все еще оставалась весомой. В рассматриваемый нами отчетный период (1927/1928) ее доля в суммарном ввозе мануфактуры составляла 50%, а керосина – 45% (6).

Участие Советского Союза во внешней торговле Йеменского Королевства до заключения Договора о дружбе и торговле было незначительным. На долю СССР приходилось всего лишь 2,3% импортируемого в страну сахара и 3,5% муки. Главной причиной тому – отсутствие регулярного пароходного сообщения. В 1927/1928 фин. году Ходейду посетило 108 параходов. Из них 65 – под английским флагом, 34 – под итальянским и лишь одно торговое судно – под советским флагом.

Вывоз йеменского кофе, главной экспортной статьи королевства, если судить по отчетам Н. Белкина и М. Аксельрода, держали в своих руках три итальянских торговых общества: «Italia-Arab», «Societa Coloniala» (на 300 тыс. талеров в год) и «Братья Петруцци» (на 180 тыс. талеров в год) (7).

Поскольку речь зашла о кофе, то представляется обоснованным упомянуть о том, что до конца XVI века Йемен являлся единственным поставщиком кофе в мире. Слово «кофе», в арабском языке «кагва», произошло от названия эфиопской провинции Каффа, родины кофе. Оттуда кофейные кусты завезли в Йемен. Появление первых кофейных плантаций в Йемене тамошние предания связывают с шейхом ‘Умаром ал-Шадли. Имя этого человека йеменцы и по сей день поминают в утренних молитвах. Вывоз кофе из Йемена шел через порт Моха. Отсюда – и название широко известного в мире сорта кофе «мокка». Само слово «мокка» появилось на свет вследствие неправильного произношения названия порта Моха французскими моряками, хаживавшими с «кофейными экспедициями» в Йемен.

Европейцев с историей открытия кофе познакомил французский дворянин де Ля Рок. В своей книге «Путешествие в Счастливую Аравию» он изложил легенды и предания, связанные с кофе, услышанные им от участников знаменитых «кофейных экспеди-

348 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

ций» французов в Моху (1708–1717, 1711–1713 гг.). Рассказал, что родиной кофе является местность Каффа в Абиссинии (Эфиопия). Он же поведал и о том, что «открыл» кофе пастух Калдим, притом совершенно случайно. Выводя коз на выпас, Калдим заметил, что всякий раз, когда животные поедали листья одного из кустарников, с «плодами красного цвета величиной с вишню, то возбуждались». И тогда он приготовил на них настойку. Но она ему не понравилась – была горькой. Оставшиеся ветки с ягодами Калдим в сердцах бросил в костер. И от поджаренных на костре ягод, как он потом вспоминал, пошел «аромат чудный». Калдим достал зерна из золы, растолок их, залил кипятком, и то, что у него получилось подержал немного в кипящем состоянии на огне. Так и появился напиток кофе. Испив его, Калдим был приятно удивлен «освежающими и прогоняющими сон» свойствами приготовленного им напитка.

Некоторое время спустя он поделился «секретом бодрости» с настоятелем одного из христианских монастырей. Абиссиния, нынешняя Эфиопия, выступала в то время центром христианства и оплотом Византии в бассейне Красного моря. Монахи по совету своего настоятеля стали попивать «отвар Калдима» перед совершением ночных молитв. И впоследствии назвали его кагвой. Употребление кагвы вошло в обычай не только у монахов, но и у погонщиков караванов, часто останавливавшихся на отдых у стен этого монастыря. С ними зерна кофе и попали в Йемен, где его и стали культивировать.

Из Йемена кофе шагнул в Хиджаз, в Макку (Мекку) и Мадину (Медину), оттуда – в Египет, а через него – в Константинополь и дальше в Европу. С течением времени кофе в Европу начали доставлять из Мохи напрямую, минуя Египет и Турцию, морским путем, вокруг мыса Доброй Надежды. Это сразу же отразилось на суммарных таможенных сборах турецких властей в Египте.

Долгое время посещать «кофейные террасы» в Йемене чужеземцам запрещалось, строго-настрого. Вывоз из страны кофейных кустов и даже сырых, только что собранных кофейных зерен карался смертью. История сохранила имена людей, решившихся все же сделать это. Первым среди них в сводах «аравийской старины» фигурирует индус-мусульманин Хазрат Шах Джамар Мазарби. Воз-

вращаясь из паломничества в Святые земли ислама, он умудрился как-то раздобыть в одном из йеменских портов семь сырых, только что собранных зерен, и тайно пронести их на судно, минуя таможенный досмотр. Вернувшись в Индию, «посеял» эти зерна на Чандрагирских холмах в Картанаке.

Первым европейцем, кто известил Старый свет о кофе, историки называют Проспера Альпина, жителя Падуи. В 1580 г. он в составе миссии консула Венецианской республики побывал в Египте, где и попробовал напиток из зерен кофе. Кофе в Европу завезли венецианцы, в 1614 г. (в Венеции, к слову, открылась и первая в Европе кофейня).

За пределами Аравии первыми заведениями, где посетителям стали предлагать кофе, были несколько маленьких ресторанчиков на Старом рынке в османском уже Константинополе. Кофе так «развязывал языки» туркам, доносили султану фискалы, что они, ничтоже сумняшеся, несли уже, невесть что, и о самом султане, и о его деяниях. И тогда султан Мехмед, как гласят предания, решил лично убедиться в правоте молвы людской насчет «будоражущего ум и язык напитка», пришедшего из Аравии. Инкогнито, переодевшись в платье простолюдина, наведался в два таких ресторанчика. То, что он там увидел и услышал, – «свободные нравы, вольные речи и нелецеприятные высказывания по адресу самого султана», – повергли его в шок. И он распорядился кофе в его империи нигде не предлагать, и «рассадники вольнодумства» не плодить. Однако кофе сделался напитком настолько уже популярным, что «изъять его из жизни» горожан, как того возжелал султан, не представлялось возможным. Не помогли исполнению повеления султана ни аресты любителей кофе, ни даже сбрасывание их в море в завязанных мешках (история кофе, оказывается, знала и такое). В силу сложившейся ситуации и по настоятельной просьбе горожан запрет на употребление кофе пришлось отменить.

Следующий султан пошел дальше – разрешил употребление кофе во всех землях Османской империи, но только в специально отведенных для этого местах. Не позабыл, конечно же, обложить их налогами. Так и появились кофейни – заведения, специализировавшиеся исключительно на приготовлении и продаже кофе (две