Dukhovnaya_kultura_Kitaya_Tom_3_-_Literatura_Yazyk_i_pismennost

ласковым солнцем сияет весенний чертог, / Летящая пыль дождевою развеяна влагой. / Замерзшие глыбы растаяли в бурный поток, / И ветер, играя, тела ублажает прохладой. / <...> / Поистине вы несравненны сегодня, мой принц, / Душою так светлы, собою так дивно прекрасны!» Образ воина богатыря тесно сплетается в сознании Цао Чжи с конф. мо

рально этич. ценностями. Он настойчиво декларирует верность заветам Кон фуция (см. в т. 1). Превозносит качества «благородного/совершенного мужа» (цзюнь цзы): гуманность (жэнь [2]), справедливость (и [1]), мудрость/разум ность (чжи [1]) (все ст. см. в т. 1) и т.п., подкрепляя их цитатами и парафразами из древних конф. соч. Так, строка «[Только] идя по пути гуманности, приоб ретаешь право на власть» из юэфу «Вэй Хань син» («Песня о великих деяниях Хань») является вольной цитатой из древнего конф. трактата «Мэн цзы» (см. в т. 1 Мэн цзы): «[Только] управляя посредством гуманности, становятся [истинным] государем (ван [1])» («Мэн цзы», цз. 3, гл. 2).

Вболее поздн. произведениях (215–217) романтич. пафос снижается, появля ются тревожные нотки, предчувствие грядущих бед. Картины весеннего лико вания сменяются зарисовками осенних, печальных дней. Возникают образы, передающие чувство одиночества (утка, тщетно призывающая селезня), мо тивы внутр. опустошенности и депрессии (из «Цзэн Ван Цань ши» — «Стихи в дар Ван Цаню», 217): «Я сижу в одиночестве горькою думой объятый. / <...> / Как из памяти стерлись былые мечты и дороги, / Что ни вижу вокруг – заставляет сильнее страдать. / Слышу ветра вокруг лишь печальные стоны, / И вечернее солнце невозможно в пути задержать» («Преподношу в дар Ван Цаню»). Все эти мотивы обретают предельно четкое звучание в произведе ниях, созданных после смерти Цао Цао (из «Цзэн Дин И ши» — «Стихи в дар Дин И», 220): «Осень настала, и рано пришли холода, / В парке с деревьев листва опадать начинает. / <...> /Тучи нависли, к горам не желая уйти, / Дождь зарядил, угрожая разлиться потопом» («Преподношу в дар Дин И»). Пасмур но гнетущий вид осенней природы — метафора правления Цао Пи. Стихотво рение завершается словами клятвы в верности другу: «О мой друг, что бы там ни стряслось, / Дружеским связям останусь по прежнему верным».

И эти слова не просто поэтич. декларация. Цао Пи готовил расправу над друзьями ненавистного ему брата. Несмотря на все мольбы Цао Чжи, те были казнены. Чувство скорби и отчаяния от утраты и собств. бессилия выплес нулось в одном из лучших творений Цао Чжи — стихотворении притче «Е тянь хуанцюэ син» («Песня о полевой иволге»). В нем рассказывается о ма леньком сыне птицелова, не побоявшемся выпустить на свободу птичку, пойманную отцом. Но открывается оно такими строками: «Средь высоких стволов неумолчны стенания ветра, / Море бьется о берег, шумя в неуемной тоске. / Если хочешь и впредь оставаться с друзьями навеки, / Надо меч обнажить и держать наготове в руке» («Иволга»).

В222–223 были созданы знаменитые два цикла Цао Чжи: «Цза ши» («Стихи о разном», 6 стихотв.) и «Цзэн Байма ван Бяо ши» («Стихи в дар принцу Бяо — правителю удела Байма/Бома», 7 стихотв.). Второй из них пронизан тревогой за судьбу младших братьев, горечью от скорой разлуки с ними, отвращением к порядкам и нравам, установившимся при дворе. Все эти настроения органич но перерастают в размышления поэта о сущности бытия. Он приходит к окон чательному выводу: истинно ценны дух. близость людей и родств. узы, а не абстрактные этич. идеалы: «Истерзано сердце, покоя не знает душа, / Но боль ше не надо ни жалоб, ни скорбных стенаний! / Ведь истинный муж своей волей настолько силен, / Что сблизить способен и в тысячу верст расстоянье! / Коль скоро сумеем друг к другу любовь сохранить, / Чем дальше живем, тем роднее и ближе мы станем» («Преподнес в дар принцу Бяо», 6 е стихотв.).

К братской любви Цао Чжи пытается призывать и Цао Пи («Ци бу ши» — «Стихи за семь шагов»). Существует отд. легенда об истории создания стихо творения: Цао Пи, завидовавший поэтич. славе брата, подверг его коварному испытанию, приказав ему, угрожая в случае отказа или неудачи расправой, сочинить экспромт за семь шагов — столько нужно было пройти до трона.

491

И Цао Чжи не просто выдержал это испытание — он сотворил непревзойден ный шедевр: «Похлебку готовя, в котел положили бобы, / Водою залив, до ки пенья ее довели. / Внизу же, как хворост, бобовые стебли горят, / И зерна, за плакав, так стеблям своим говорят: / „От корня единого с вами ведь мы рож дены, / Родню так жестоко зачем же терзаете вы?!“» Поздняя лирика Цао Чжи проникнута чувством разочарования и безысходно

сти. Он ощущает себя человеком, лишенным хоть какой нибудь жизненной опоры, да и просто бездомным скитальцем («Мэнь ю вань ли кэ» — «У ворот путник, прошедший [десять тысяч ли]», «Встретил у ворот путника»). А еще чаще он сравнивает себя с перекати полем, несущимся неведомо куда и зачем под порывами ветра («Юй цзе пянь» — «Вздохи», 229): «Эх, трава, трава ты, перекати поле, / Одиноким странником всю то жизнь проводишь. / <...> / Так и я когда то унесен был ветром, / И прибьет ли снова к старому порогу?! / Думаю о юге, да на север следую, / На восток просился, да приказ — на за пад. / В этом вечном хаосе где найти опору мне? / То, что вдруг утрачено, не вернуть обратно. / <...> / Об одном мечтаю — стать лесной травою, / Пусть ее сжигают осенью крестьяне: / Что огня бояться и телесной боли, / Коль по гибнешь вместе с домом и корнями?!»

Всовершенно ином, чем в юные годы, свете Цао Чжи видит и окружающую действительность. Иллюзии грядущего процветания страны под эгидой его семейства развеялись. С поразительной точностью он запечатлевает увиденные им жуткие сцены разрухи, нищеты и одичания (из «Тайшань Лянфу син» — «Песня о горах Тайшань и Лянфу»): «Труднее всех прочих у моря живущему люду, / Кому лишь осока единственным служит приютом. / Их жены и дети на вид словно дикие звери: / Чуть что — убегают, в лесную скрываясь чащобу. / <...> / Шуршанье листвы — все, что слышно за ветхим забором, / Лишь лисы и зайцы шныряют по кровле убогой» («Тайшаньский напев»).

Втв ве Цао Чжи прослеживаются две тематич. группы — произведения на любовно лирич. и даос. религ. темы. Тема любви — «Мэй нюй пянь» («Песнь о красавице»; восходит к древней поэме «Мо шан сан» — «Туты на меже»), «Бэй гэ син» («Песня о моей обиде»; подражание одноим. песне Бань цзеюй), «Фу пин пянь» («Песнь о плывущей ряске»), «Цин ши» («Стихи о любви») и др. — сфокусирована исключительно на ситуации разлуки. Героини про изведений Цао Чжи утрачивают последнюю надежду на ответное чувство или семейное счастье (из «Ци ай ши» — «Стихи о семи печалях»): «Над башней высокой горящая в небе луна, / Струится на землю холодный и призрачный свет. / А в башне той — женщина, скорбною думой полна, / Душа изнывает от тяжести выпавших бед. / <...> / „Уж десять годков, как покинул супруг этот дом, / Вдовою живу десять долгих безрадостных лет! / <...> / Порывом бы ветра на юг поскорей унестись — / Я долгим объятьем к любимому снова прильну. / Но вдруг не захочет объятья свои он раскрыть — / Как дальше мне жить, в ком опору тогда я найду?!“» («Семь печалей»).

Влирике Цао Чжи четко прослеживается мысль о том, что женщина, наде ленная подлинной красотой, как и истинно благородный человек, обречена на одиночество, т.к. окружающие не способны оценить и понять ее (4 е сти хотв. из цикла «Цза ши»): «В южном царстве красавица дева живет, / Словно вешняя слива хороша и нежна. / <...> / Все вокруг равнодушны к ее красоте, / Никого не волнуют прекрасные эти черты».

Столь трагич. отношение Цао Чжи к любви, по мнению исследователей, так же обусловлено его жизненными обстоятельствами — несостоявшимся браком с любимой девушкой.

К произведениям на даос. религ. темы относятся «Юань ю пянь» («Песнь о путешествии в даль»), «Фэй лун пянь» («Песнь о летящем драконе»), «Цюй чэ пянь» («Еду в повозке») и др. — всего 13 стихотворений, объединенные в нек рых изд. в цикл под назв. «Ю сянь» («Путешествие [к] бессмертным»). В них варьируется, как правило, сюжет мистич. странствования даос. адепта, восхо дящий к произведениям великого поэта древности Цюй Юаня и др. текстам из свода «Чу цы» («Чуские строфы»). Воспроизводятся красочно фантазийные

492

картины волшебного мира, попадая в к рый герой обретает не только вечную жизнь, но и, что самое главное для поэта, свободу от об ва и всех связанных с этим переживаний (из «Фэй лун пянь»): «Здесь, на западе башни, — чистей ший нефрит, / И златые чертоги стоят вдоль дороги. / Я напиток бессмертия смог получить, / Что Владыка всех духов когда то сумел приготовить. / <...> / Драгоценною влагою мозг свой питаю. / Как металл или камень отныне я стал / И во веки веков никогда не состарюсь» («Песнь о летящем драконе»).

Эти стихотворения Цао Чжи, подобно произведениям Цюй Юаня, нередко считаются в науч. лит ре аллегориями: свобода фантазии — единственное, что осталось у поэта. Но за его показной отрешенностью от земного скрывается протест против зла и несправедливости в совр. ему об ве. Либо же выра жением его психологич. состояния: поэт питает такое отвращение к этому миру, полному злобы и ненависти, что готов на все, лишь бы его покинуть. Степень искренности веры Цао Чжи в возможность обретения бессмертия установить трудно. В своих прозаич. сочинениях он весьма резко отзывается

одаос. магах, к рые, «идя путем коварства и лжи, обманывают народ» («Бянь дао лунь» — «Рассуждения о пути»). Однако уже в то время считалось, что сле дует разделять «истинное знание», доступное только посвященным, и порож денные даос. религ. представлениями верования, к рые суть «зловредные суеверия». В любом случае произведения Цао Чжи занимают важнейшее мес то в истории кит. лирич. поэзии, положив начало целому тематич. направ лению (поэзия с даос. религ. мотивами), и одновременно являются ценным источником по даос. верованиям того времени.

Шедевром одич. поэзии Цао Чжи признается «Ло шэнь фу» («Ода о божестве [реки] Ло», «Фея реки Ло», «Песнь о фее реки Ло»). На первый взгляд это оче редные вариации (аналогичные по содержанию оды созданы многими лите раторами эпохи Хань и представителями Цзяньань фэнгу) на тему сюжета люб ви простого смертного к божеству, заданного одами древнего поэта Сун Юя. В ней рассказывается о чудесном видении лирич. героя (здесь самого поэта): его и божеств. красавицу, владычицу р. Ло, охватывает взаимное чувство. Но божеству и смертному не дано быть вместе. Божеств. красавица исчезает. Цао Чжи сохраняет общую атмосферу волшебства, щедро вводя в ткань повест вования приметы чудесного мира, сцены с участием божеств и духов: «И тогда сонм духов явился, своих подруг зовя маня. / Играют прозрачных вод струей, парят над островом фей. / <...> / Конвой колесницы — рыб узорных летящие стаи; звенит колокольчик, он созывает всех — улетаем. / Голова к голове, ве личавы тут шесть драконов, далеко далеко плавно несут облако колесницу» («Фея реки Ло» / здесь и ниже пер. Л.Е. Черкасского).

Одновременно этот поэтич. рассказ приобретает удивительную конкретность и правдоподобность. Реальны время и место действия (по пути Цао Чжи из столицы, на берегу р. Лошуй, ок. г. Лояна); точно указывается (в Предисл. к оде) даже дата происшедшего события — 3 й год правления под девизом Хуан чу (222). В облике божеств. красавицы явственно проступают черты зем ной женщины: «Не худа, не полна, сложена по законам гармонии; / плечи — будто точеная статуя; статная; / нежно тонкая талия; стройная шея, гра циозно изящная. / <...> / слегка, изящно очерчены брови, губы алеют, / горят белизною ровные зубы; улыбается — ямочки на щеках; в зрачках — золо тистые искры». И тем достовернее воспринимаются переживания лирич. героя, его страдания и боль: «Внезапно исчезла она со скалы высокой, / серд це смутилось мое — сиянье лучей погасло. / <...> / Чувства сильны, думы

оней, / вижу ее, сердце скорбит. / Верится — вновь телесный увижу образ, / Бросился в челн и поплыл против теченья. / <...> / Думы одна за другой, боль нестерпима». Современники Цао Чжи догадывались, что поэт поведал в этой оде трагич. историю собственной любви.

Цао Чжи почитался гениальным поэтом еще при жизни. Таковым его едино душно признавали критики ближайших к нему поколений и последующих ист. эпох. По словам Се Лин юня — основоположника школы пейзажистов, «если все таланты, когда либо существовавшие в Поднебесной, принять за

493

1 дань, т.е. 10 мер доу, то на долю Цао Цзы цзяня пришлось бы 8 доу. На мою долю приходится 1 доу, а оставшаяся мера — на всех остальных, кто творил с древности по сей день».

Из трактата «Ши пинь» («Категории стихов») Чжун Жуна: «Стихи Чэньского принца истоком своим имеют „Го фэн“. Остов (гу [6]) их и дух (ци [1]) необык новенно высоки. Его поэтический слог — цветуще пышен, чувства — благо родно скорбны, а освоенный им художественный стиль безупречен по внеш нему изяществу и внутренней простоте. Он превосходит всех своих совре менников и предшественников. Над всеми возвышается и ни с кем не еди нится. О да! Таков вот Чэньский принц в своих творениях! По своей нравст венности подобен чжоускому Куну [Конфуцию]; крылья его — словно у дра кона и феникса; звуки его — словно напевы свирели».

Менее выспренно и витиевато, но более точно и емко, чем Чжун Жун, опре делил достоинства поэзии Цао Чжи и ее место в истории кит. лит ры Шэнь Юэ (см. также в т. 1) в эссе «Ши лунь» («Рассуждения историка»): «За четы реста лет, прошедшие с момента установления Хань и до Вэй, литературный стиль людей, наделенных талантом, трижды менялся. Мастерство Сян жу [Сыма Сян жу] состояло в умении повествовать о внешнем облике вещей. Двое Баней — Бань Гу (см. также в т. 1) и Бань Бяо [3–54] — выдвинулись бла годаря описанию высших принципов. А вот художественный стиль Цзы цзяня [Цао Чжи] и Чжун сюаня [Ван Цаня] основан на их духе и свойствах натуры. Оба они, друг от друга не отделимые, были способны властвовать над прекрасным, одни лишь они смогли отразить то время. Вот почему ученые их поколения — порознь, вместе ли — к ним восхищение питали, у них обуча лись. Где начало, откуда истоки берет их бурный поток? Без сомнения, это „Го фэн“ и „Ли сао“. От этих творений они унаследовали самобытность чувств, достойную превознесения, а потому сумели достигнуть совершенства в содер жании и форме своих стихов». Именно в отзыве Шэнь Юэ наиболее вразу мительно объясняются причины исключительной популярности поэзии Цао Чжи. Дело заключается не только в высочайшем худ. уровне его творений, в мастерстве его слога. Гораздо важнее, что Цао Чжи впервые в лирич. тради ции сумел создать образ лит. героя, в к ром объединились черты конф. «благородного мужа», неустанно пекущегося о благе страны, и «страдальца изгоя», не понимаемого и отвергнутого даже ближайшими родственниками. И этот образ предстает тем более убедительным, что полностью совпадает с ист. обликом Цао Чжи и его жизненными реалиями.

Взнаменитую антологию «Вэнь сюань» («Избранные произведения изящной словесности») включено 23 произведения Цао Чжи: ода «Ло шэнь фу» (цз. 19) и 22 стихотв. текста. 9 стихотворений вошли в антологию любовной поэзии «Юй тай синь юн» («Новые напевы Нефритовой башни», цз. 2).

Исследование жизни и тв ва Цао Чжи составляет отд. направление в кит. литературоведении, к рое делится на три этапа. Первый из них приходится на 1920–1930 е, когда Цао Чжи, как и Цюй Юань, был объявлен поэтом граж данином, «эталоном национальной литературы» (из ст. У Цзин чао «Чжунго ши ды вэньжэнь Цао Цзы цзянь» — «Цао Цзы цзянь — китайский поэт эта лон», 1924). Соответственно тв во Цао Чжи рассматривалось преимущест венно в аспекте его соц. политич. содержания. Даже в его конфликте с Цао Пи усматривали отражение протеста поэта против господствующих кругов. Второй этап (1950–1970) ознаменовался отходом от прежних стереотипов и однозначности восприятия Цао Чжи только как ист. фигуры, а также осознанием смысловой полифонии его произведений. Третий этапа наметил ся в 1980 х, когда исследования были направлены на выявление нюансов худ. и идейного своеобразия поэзии Цао Чжи в ист. культурном контексте.

Вевроп. синологии Цао Чжи все еще уделяется неск. меньшее внимание, чем др. представителям Цзяньань фэнгу — Цао Цао и Ван Цаню. На рус. яз. помимо науч. работ, посвящ. жизни и тв ву Цао Чжи, переведена бо´льшая часть его произв., причем нек рые из них привлекли внимание многих переводчиков. Так, «Ло шэнь фу» имеется в неск. лит. вариантах: этот шедевр переведен В.М. Алексеевым, А.Е. Адалис, Л.Н. Меньшиковым и Л.Е. Черкасским.

494

М. Степанов, 1960, пост. 1960 х под назв. «Ураган», «Тайфун»), «Жичу» («Вос ход солнца», 1935, опубл. и пост. 1936, рус. пер.: И. Васьков, В. Феоктистов, 1960 под назв. «Восход»), «Юанье» («Дикая природа», 1936, опубл. 1937).

В1940 е наблюдается более оптимистичное восприятие жизни. Цао Юй пишет трагикомедию «Бэйцзинжэнь» («Пекинцы», 1940, опубл. 1941, рус. пер. в 1960 х под назв. «Синантропы»), фарс «Чжэн цзай сян» («В раздумье», 1940), драму «Туйбянь» («Обновление», 1941, опубл. 1941), инсценирует роман Ба Цзиня «Цзя» («Семья», 1942), пишет пьесу «Цяо» («Мост», опубл. два акта в 1946), его перевод «Ромео и Джульетты» У. Шекспира (опубл. 1949) был признан кит. критикой лучшим в Китае. В 1946 после поездки в Америку вместе с Лао Шэ Цао Юй создает фильм «Яньян тянь» («Солнечные дни»). Для 1950 х ха рактерно активное участие в идеологич. борьбе. В это время Цао Юй пишет драму «Минлан ды тянь» («Ясное небо», 1954, опубл. 1954, переработана 1956, рус. пер.: Л.А. Никольская, 1960), к рая была удостоена 1 й премии на I Всекит. фестивале драм. театров в 1956. После 1960 х Цао Юй обращается к истории: создает ист. драму «Дань цзянь пянь» («Желчь и меч», 1961, опубл. и пост. 1961, в соавторстве с Мэй Цянь и Юй Ши чжи, неопубл. рус. пер.: Л.А. Никольская), ист. пьесу «Ван Чжао цзюнь» (1962–1978, опубл. 1978, пост. 1979).

«Гроза», «Восход солнца», «Пекинцы» явились большим худ. открытием, вош ли в классику совр. кит. лит ры. В бытовой истории, легшей в основу сюжета «Грозы», четко проступают противоречия целой эпохи, весь Китай 20 х XX в. За 24 часа, в течение к рых происходит действие, переворачивается жизнь всех героев, но диапазон времени в трагедии шире. События более чем 30 летней давности оживают в воспоминаниях героев, как бы открывая семейную хро нику богатого дома Чжоу. В центре трагедии — две семьи, два мира, хотя все герои, как выясняется по ходу событий, находятся в родств. связях. Система образов подчинена обличению строя и утверждению неизбежности его краха.

В«Восходе солнца» Цао Юй воспроизводит жизнь приморских городов Китая 1930 х. В основу сюжета положено несколько органически переплетающихся конфликтов, но ведущим является столкновение уходящего и нового миров. Контрасты об ва усиливаются выбором места действия – от фешенебельной гостиницы до грязного притона. Благодаря яркости характеров и богатству выразительных средств трагедия сохраняет огромную познавательную и худ. ценность, является благодатным сценическим материалом. Трагедия «Дикая природа», в к рой повествуется о вражде и борьбе крестьян с помещиками, решена в духе ср. век. романов о крестьянских повстанцах, но каждая картина подана в экспрессивной манере. Затянутая экспозиция, пространные ремар ки, повторы, реминисценции затормаживают события. После завязки дейст вие идет по неск. сюжетным линиям, особую динамичность приобретает в конце. Эта трагедия удалась меньше, чем предыдущие. В ней автор шел от идеи к сюжету, а потом к характерам, явно стремился к сценич. эффекту, т.к. через него выразить идею легче, чем через реалистич. картину. Драматург, очевидно, знал деревню хуже, чем город. Обращение к деревенской теме сви детельствует о разнообразных исканиях Цао Юя.

На раскрытии семейных отношений в пекинском «дворянском гнезде» клана Цзэн строится сюжет трагикомедии «Пекинцы», в к рой показан упадок родовой знати, расслоение в аристократической среде, уход из нее новых, передовых сил. Драма, разыгравшаяся в доме Цзэнов, в миниатюре передает общие соц. психологич. конфликты в высших слоях кит. об ва во время вой ны. «Пекинцы» тематически перекликаются с «Вишневым садом» А.П. Чехо ва. Сходство прослеживается в раскрытии идеи, показе обществ. среды, использовании худ. средств и т.д. «Пекинцев» можно назвать творческим восприятием чеховской драматургии кит. писателем.

Опыт времени в произведениях Цао Юя переплавлялся в опыт лит ры. Он размышлял об ответств. отношении к театру («В раздумье»), призывал деяте лей культуры понимать назначение искусства как отражение большого мира. Драматург видел пороки совр. об ва, но вместе с тем разделял надежды и ил люзии интеллигенции относительно решения обществ. противоречий путем

496

творч. труда («Обновление»). До 1950 х Цао Юй показывал картины жизни целых социальных пластов неизбежно рушащегося мира в борьбе с нарож дающимися силами. Он утверждал, что от былого дворянства осталась «пустая оболочка», что буржуазия, шедшая ему на смену, поражена гибельными пороками, будущее страны связывал с демократич. слоями населения, рабо чим классом, творческой интеллигенцией.

Цао Юй посетил СССР в 1952, когда в Москве отмечалась 100 летняя годов щина со дня смерти Н. Гоголя.

Цао Юй, член КПК (с 1956), был директором Пекинского народного худ. театра (1952–1966, 1979), членом правления Союза кит. драматургов (1940– 1966, 1979), одним из секретарей СКП (1953–1966, 1979), чл. ПК ВСНП (1979), зам. дир. Центр. театр. ин та (1950–1966, 1979), чл. редколлегии журн. «Цзюй бэнь» («Драматургия», 1952–1966), «Шоухо» («Урожай», 1957–1960). Он рато вал за бережное отношение к нац. и мировому наследию, за расширение кон тактов между народами в обл. культуры. В 1979 Цао Юй посетил Швейцарию и Францию, в 1980 – Англию и США. В 1980 возглавляемый им театр впервые в истории совр. кит. драмы совершил гастрольную поездку по Европе. Пьесы Цао Юя ставились в СССР, Венгрии, Чехословакии, Румынии, в странах Ла тинской Америки, США, Японии, Сингапуре и др. «Гроза», переведенная на мн. яз., широко шла на рус. сцене в 1960 е, в 1983 вновь поставлена в Благо вещенске.

* Цао Юй. Лэйюй (Гроза). Шанхай, Чунцин, 1948; он же. Юанье (Дикая природа). Шанхай, Чунцин, Ханькоу, 1948; он же. Бэйцзинжэнь (Пе кинцы). [Б/г, б/м]; он же. Туйбянь (Обновление). Шанхай, Чунцин, 1948; он же. Цзя (Семья). Шанхай, 1948; он же. Жи чу (Восход солнца). Шанхай, 1950; он же. Чжэн цзай сян (В раздумье). Шанхай, 1950; Цао Юй сюаньцзи (Избранные произв. Цао Юя). Пекин, 1951, 1954, 1955, 1978; он же. Дань цзянь пянь (Желчь и меч). Пекин, 1962; он же. Ван Чжао цзюнь. Чэнду, 1979; Цао Юй. Пьесы. Т. 1–2 / Послесл. В.В. Пет рова. М., 1960. ** Никольская Л. А. Цао Юй. М., 1984; Вэньсюэ цыдянь (Литературный словарь). Пекин, 1999; Ли Си фань. «Дань цзянь пянь» хэ лиши цзюй («Желчь и меч» и исторические пьесы) // Жэньминь жибао. 1961, 6 сент.; Мао Дунь. Тань «Бэйцзинжэнь» (Обсуждение «Пекинцев») // Цзефан жибао. 1962, 12 авг.; Оуян Шань цзун. «Жичу» ды даоянь фэньси (Анализ постановки «Восхода солнца») // Сицзюй лунь цунь. 1957, № 1; Чжан Бао синь. Цао Юй тунчжи тань цзюйцзю (Товарищ Цао Юй обсуждает драматургию) // Вэньи бао. 1957, № 2; Чжунго дандай цзоцзя сяочжуань (Краткие биографии новейших ки тайских писателей). Гонконг, 1976; Чжунго сяньдай вэньсюэ ши (Исто рия современной литературы Китая). Пекин, 1980. Т. 2; Янь Чжэн фэн. Цао Юй чуаньцзо шэнхо пяньдуань (Фрагмент творческой жизни Цао Юя) // Цзюй бань. 1957, № 7; Hu J.Y.H. Ts’ao Yu. N.Y., 1972.

497

ложник даосизма; см. в т. 1), Чжуан цзы (автор знаменитого древнего даос. трактата «Чжуан цзы»), о первом легендарном комментаторе «Дао дэ цзина» Хэ шан гуне, о прославл. отшельниках и литераторах, в частности о древнем поэте одописце Сыма Сян жу.

Поэтич. наследие Цзи Кана состоит из оды «Цинь фу» («Ода [о] цитре»)

и53 произв. в песенном (вэньжэнь юэфу) и стихотворном (ши) жанрах. Его собр. соч. «Цзи чжунсань цзи» («Собрание произведений Цзи — [вельможи] чжунсаня») помещено в двух сводных изд.: Чжан Пу (1602–1641) и Дин Фу бао (1874–1952; публ. 1916). Имеется также неск. совр. коммент. изданий. Кроме того, лирич. произведения Цзи Кана представлены в сводных изд. Дин Фу бао (публ. 1964) и Лу Цинь ли (1911–1973). «Цинь фу» и прозаич. произ ведения вошли в свод Янь Кэ цзюня (1762–1843).

Внешние особенности лирики Цзи Кана состоят в след.: 1) наличие простран ных циклов: «Цю Ху син» — «Песни Цю Ху» (др. назв. «Дай Цю Ху гэ ши» — «Стихи, заменяющие „Песни Цю Ху“», 7 стихотв.), «Дуй цзю» («За вином», 7 стихотв.), «Лю янь ши» («Стихи с шестисловными строками», 10 стихотв.), «Цзэн сюцай жу цзюнь» («Стихи в дар студенту сюцаю по случаю его отбытия в армию», 18 стихотв.); 2) преобладание «средних» стихотв. форм (тексты объ емом 8–12 строк); 3) широкое использование четырехсловного (по 4 иерог лифа в строке) поэтич. размера, ставшего уже редким в поэтич. практике того времени. По содержанию и настроению произведения Цзи Кана довольно разнообразны: стихотворения на соц. политич. темы (цикл «Лю янь ши»); поэтич. послания; произведения с даос. филос. (цикл «Дуй цзю») и даос. религ. («Ю сянь» — «Путешествие [к] бессмертным») мотивами.

В стихотворениях из цикла «Лю янь ши» Цзи Кан — посредством обращения к эпизодам легендарной древности и образам совершенных государей Яо

иШуня (см. т. 2) — излагает свои мысли об идеальном об ве. При этом автор опирается на даос. соц. политич. концепции, и прежде всего на тезис об «управлении „недеянием“» (у вэй; см. в т. 1). В последнем стихотворении цикла воспеваются ист. лица, к рые стремились, согласно заветам Яо и Шуня, служить не отд. монархам и правящим режимам, а людям.

В стихотворениях цикла «Дуй цзю» воспевается жизнь на лоне природы, что соответствует дух. единению с ней, постулируется взгляд на окружающий мир как на воплощение подлинной красоты и творч. вдохновения: «О как радостно гулять по этому саду! / Кружить по нему, озираясь вокруг, — и так до бес конечности. / Сотни растений благоухают от распустившихся цветов. / <...> / Сижу, декламируя совершенные по красоте слова воспевания, / Все звуки вокруг сливаются с ними в единый мотив. / Струи потока вблизи веселят, что молодое вино. / <...> / Шелк на цине: чуть тронешь — зазвенит торжественной песней, / Чистый звук устремляется вслед за порывами ветра» (7 е стихотв.). Подобные мотивы, характерные для лирики поэтов рубежа II–III вв. (пред ставителей Цзяньань фэнгу), чуть позже станут квинтэссенцией поэзии на от шельнические темы и впоследствии вольются в худ. идеологич. канву пей зажной лирики (шань шуй ши).

В поэтич. посланиях «Юй Жуань Дэ чжу ши» («Стихи к Жуань Дэ чжу») и «Да эр Го ши сань шоу» («Три стихотворения в ответ обоим Го») раскрывается понимание Цзи Каном чувства дружбы. С его т. зр., дружба есть общение с духовно близкими людьми, разделяющими твои убеждения и мировоззренч. позиции (в т.ч. эстетич. взгляды), — общение, к рое является насущно необ ходимым компонентом бытия человека. Эти стихотворения — своего рода манифест поэтич. группы Чжу линь ци сянь.

Вместе с тем лирика Цзи Кана носит заметно более обобщенно абстрактный характер, чем тв во его предшественников — литераторов Цзяньань фэнгу (включая Цао Чжи). Его стихи представляют собой подобие логич. повество вания, идущего от некоего конкретного явления или события и строящегося на объединении единичного и целого по принципу «факт — истолкования». Наиболее ярким образцом творч. манеры Цзи Кана справедливо признается цикл «Цзэн сюцай жу цзюнь», адресованный младшему брату поэта. Его со

499

держание сводится к возражениям против поступления брата на воен. службу, облеченным в лирич. миниатюры аллегорич. и притчевого характера. Эти ми ниатюры отталкиваются, как правило, от образов и словесных клише, восхо дящих к древнему — «Ши цзин» («Канон поэзии»; см. также в т. 1) и ано нимному песенному (юэфу миньгэ) — тв ву. Цикл открывается восьмисти шием, копирующим по образности и поэтике нар. песню: «Селезень с уточкой вместе летят, / В воздухе дружно их крылья шумят. / <...> / В полном согласии их голоса, / Как ни увидишь — все время вдвоем. / Счастливы всюду они и всегда / В вольном и мирном полете своем». Через образы любящих друг друга уточки и селезня проводится мысль о противоестественности разлуки близких людей; это и есть один из гл. аргументов против отъезда брата: «Брат мой — где он сейчас? / Он меня ради дальнего края покинул. / <...> / Уверяет, что сведущ в потаенном и темном, / Но предвидеть ли сможет удары судьбы? / Настоящим, сказал, хочет сделаться мужем, / Но, боюсь, так недолго дож даться беды!» (6 е стихотв.). По мере развития осн. сюжета в стихотворениях этого цикла усиливаются мотивы общего характера — рассуждения о взаимо отношениях людей, об истинном смысле бытия. Последовательно проводится мысль о недопустимости жертвовать дружбой во имя каких бы то ни было жизненных целей — достижения мирской славы, обретения бессмертия, по исков дух. совершенствования: «Жизнь человека так коротка, / А небо с зем лею — вечны. / <...> / Вот и решил я бессмертье обресть, / Чтобы линии жизни длиться. / Но, взяв поводья, в сомнения впал, / Друзей озирая лица» (7 е стихотв.). И далее: «Что случиться могло с милым другом моим / За гора ми да высями дальними? / <...> / Пребывая в печали о нашей разлуке, / В путь решил я пуститься неведомый. / Но повсюду смотрю — моего нету друга, / И куда дальше ехать — не ведаю» (8 е стихотв.).

Самое своеобразное и экспрессивное произведение Цзи Кана — его пред смертное стихотворение «Ю фэнь ши» («Скрытое возмущение», «Гнев узни ка»). В нем рассказывается о трагич. конфликте поэта с об вом, об испытани ях, выпавших на его долю: раннее сиротство, предательство друзей, обрекших его на гибель, да и о несовершенстве самой жизни человека, противопостав ляемой вольной жизни птиц, повинующихся лишь природным закономер ностям и инстинктам: «Ласково ласково кричат гуси, / Махая крыльями, летят на север. / Перемещаются в соответствии с временами [года], / Обретая желаемое, забывают про печаль» («Гнев узника» / пер. И.И. Семененко).

Первые оценки поэзии Цзи Кана были даны лит. критиками V–VI вв., указав шими на преобладание в его лирике логико рассудочного начала над эмоц. поэ тическим. По словам Лю Се, он «выразил в своих творениях ум выдающегося мыслителя» («Вэнь синь дяо лун» — «Дракон, изваянный в сердце письмен», цз. 2, гл. 6). В трактате Чжун Жуна «Ши пинь» («Категории стихов») Цзи Кан отнесен к литераторам только второй (средней) категории. В антологию «Вэнь сюань» («Избранные произведения изящной словесности») вошло всего 8 сти хотворений Цзи Кана, что значительно меньше числа произведений его бли жайшего друга и единомышленника Жуань Цзи, включенных в этот же сборник.

Вдальнейшем Цзи Кан тоже рассматривался в первую очередь как мыслитель, представитель культ. традиции «славных мужей» и обществ. политич. деятель, противостоявший властям (клану Сыма).

Вкит. гуманитарной науке жизнь и теоретико творч. наследие Цзи Кана стали постоянным предметом исследований начиная с 1920 х. Первое коммент. изд. его жизнеописания и тв ва «Цзи Кан цзи» («Собрание произведений Цзи Кана») было подготовлено одним из крупнейших литераторов и деятелей культуры того времени — Лу Синем. Тогда же наметились разл. направления исследований о Цзи Кане, к рые можно разделить на филос. идеологические, ист. биографические и собственно литературоведческие. Аналогичная картина наблюдается и в мировой синологии.

* Цзинь шу, цз. 49 / Т. 5, с. 1369–1373; Вэнь сюань. Т. 1 (см. Содерж.); Цзи Кан цзи и чжу; Цзи Кан цзи цзяо чжу; Цзи Кан ши вэнь сюань и; Цзи чжунсань цзи; лирич. произв. Цзи Кана вошли в сводные изд., к рые в Библиогр. II даны на имена их составителей: Дин Фу бао 1964

500