Глава 3. Теоретические проблемы правовой оценки действий сотрудников полиции, осуществляющих должностные полномочия в условиях крайней необходимости

§ 1. Условия правомерности крайней необходимости, характеризующие ее основания

Анализ ст. 39 УК РФ к условиям правомерности крайней необходимости позволяет отнести: 1) опасность, непосредственно угрожающую личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства; 2) наличие цели устранения опасности; 3) отсутствие возможности устранения опасности иными средствами.

Так, констатация существования такого условия правомерности крайней необходимости, как наличие опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства, невозможна без установления источника возникновения этой опасности. Ю.В. Баулин отмечает, что опасность сама по себе не существует, она всегда имеет свой источник <1>. Вместе с тем установление такого признака, как источник возникновения опасности в правоприменительной деятельности, может вызвать затруднения, это объясняется тем, что их круг является неопределенным. А.А. Пионтковский указывал, что источник опасности может быть самый разнообразный: действия человека (например, нападение на личность), стихийные силы природы (например, наводнение), одновременное стечение необходимости выполнения различных обязанностей и т.д. <2>. Как видно, перечень остается открытым. Такая же точка зрения превалирует и в настоящее время.

Вместе с тем практически каждый криминалист, исследовавший эту проблему, предлагал сделать исключения из круга источников, создающих опасность при крайней необходимости. Так, Т.А. Орешкина отмечает, что при всей широте перечня источников опасности, который никак нельзя признать исчерпывающим в силу многообразия жизненных ситуаций, речь может идти не о любой опасности, а об исключительных случаях, грозящих причинением существенного вреда правоохраняемым интересам <1>. В частности, по ее мнению, отнюдь не каждая неисправность техники или стихийное явление природы могут рассматриваться в рамках крайней необходимости <2>. Представляется, что в данном случае допускается определенное смещение акцентов с источников опасности как ее обязательного признака на такое самостоятельное условие правомерности, как отсутствие возможности устранения опасности иными средствами.

Также Т.А. Орешкина полагает, что если нападение животного спровоцировано человеком, то речь идет о необходимой обороне, поскольку животное выступало лишь в качестве инструмента осуществления воли человека, намеревавшегося с помощью животного осуществить общественно опасное посягательство <1>. В.А. Блинников ставит под сомнение отнесение к источникам возникновения опасности деяния лица, которое само поставило себя в ситуацию крайней необходимости <2>. Решение обозначенных спорных вопросов тоже лежит не в плоскости рассмотрения такого признака, характеризующего наличие опасности как источник ее возникновения. Отнесению указанных ситуаций к крайней необходимости препятствует отсутствие такого условия правомерности, как наличие у лица, ее совершающего, цели устранения опасности.

На уровне доктринального толкования высказана точка зрения, согласно которой коллизия (конкуренция) двух обязанностей не должна признаваться источником возникновения опасности. В качестве ее аргументации указывается на то, что, во-первых, коллизия двух обязанностей всегда есть и коллизия двух опасностей. Во-вторых, сама по себе коллизия (конкуренция, противоречие) не является источником опасности <1>. Данная позиция представляется дискуссионной в силу следующих обстоятельств. Так, если, например, врач одновременно вызван к роженице, чтобы принять внезапные роды, и к больному по поводу нетяжелого заболевания <2>, то опасность причинения вреда в результате бездействия врача возникает не в силу патологических или физиологических изменений в организме человека, а из-за невыполнения им возложенной на него обязанности оказывать помощь больным.

Самостоятельным признаком, характеризующим опасность, является реальная угроза личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства.

Для раскрытия обозначенного признака следует разобраться с этимологическим значением терминов "опасность" и "угроза". Так, в Толковом словаре русского языка В. Даль объясняет глагол "угрожать" как "стращать, наводить опасность либо опасенье, держать кого-то под страхом, под опаскою" <1>. С.И. Ожегов под угрозой понимает: "1. Запугивание, обещание причинить кому-нибудь неприятность, зло. 2. Возможная опасность" <2>. "Опасный" - это "способный вызвать, причинить какой-нибудь вред" <3>. Основываясь на приведенных толкованиях исследуемых терминов, следует согласиться с М. Гацко, отметившим, что угроза и опасность имеют такую общую черту, как наличие реальной или потенциальной возможности причинения ущерба. При этом угрозе присуща не только возможность, но и намерение нанесения ущерба, чем не характеризуется опасность <4>. В этой связи представляется, что законодатель, используя термин "угрожающей", для характеристики опасности в ст. 39 УК РФ понимает не что иное, как реальную возможность причинения вреда личности, охраняемым законом интересам общества или государства.

Соответственно, для установления такого признака, характеризующего опасность, как "реальная угроза личности, охраняемым законом интересам общества или государства", необходимо установить возможный вред, который наступил бы, если бы опасность не была предотвращена. Изучение судебной практики свидетельствует, что такой вред устанавливается практически во всех случаях крайней необходимости. При этом не обязательно, а может быть, и не всегда возможно устанавливать, какой конкретно вред мог наступить. Достаточным будет определить, что причиненный вред является меньшим, чем тот, который, возможно, мог наступить. В частности, как показывает проведенный нами анализ определений Верховных Судов СССР, РФ (РСФСР) по конкретным делам, в них довольно часто содержатся формулировки, в общем виде констатирующие возможность наступления большего вреда в случае несовершения акта крайней необходимости. Так, например, Судебная коллегия Верховного Суда СССР признала осуждение Д. неправильным, указав, что "в создавшейся обстановке поворот автомашины был вынужденным, т.е. вызван условиями крайней необходимости, так как иначе последствия аварии были бы значительно более серьезными" <1>.

Таким образом, реальная угроза личности, охраняемым законом интересам общества или государства имеет место в случаях наличия возможности причинения им вреда при неустранении опасности.

Самостоятельным признаком, характеризующим опасность, непосредственно угрожающую личности, охраняемым законом интересам общества или государства, является ее реальное существование в объективной действительности. В теории уголовного права данный признак принято называть "действительностью (реальностью)" опасности. Устранение лицом опасности, существующей только в воображении лица, не существующего в объективной действительности, принято называть мнимой крайней необходимостью. А.М. Плешаков и Г.С. Шкабин указывают на возможность подобного заблуждения при наличии объективно существующих факторов или явлений, однако на основе их ошибочной интерпретации <1>.

Несмотря на то что на законодательном уровне вопрос о юридической оценке мнимой крайней необходимости не решен, в доктрине уголовного права обосновано мнение о целесообразности использования в таких случаях общих правил о фактической ошибке. Так, если лицо не сознает и, исходя из обстоятельств происходящего, не должно или не могло сознавать, что опасности не существует, то имеет место невиновное причинение вреда.

Вместе с тем отсутствие законодательных положений, регламентирующих решение обозначенного вопроса, создает благоприятные условия для неправильной квалификации мнимой крайней необходимости.

Одним из районных судов Ставропольского края рассматривалось дело по обвинению С. в неправомерном завладении без цели хищения (угоне) автомобиля при следующих обстоятельствах. С., возвращаясь домой из гостей, увидел на обочине дороги прислонившуюся к дереву женщину. С. подошел, и та пожаловалась на острую боль в животе. С., являясь студентом медицинской академии, обнаружил, что при пальпации живот женщины напряжен, она испытывает резкие болезненные ощущения. Подозревая наличие серьезной патологии, С. вскрыл стоявшую рядом автомашину и доставил на ней женщину в районную больницу. При этом С. ссылался на то, что предварительный диагноз "острый живот" может быть клиническим проявлением угрожающего жизни заболевания.

Обвинение исходило из того факта, что предварительный диагноз не подтвердился, а завладение С. автомобилем вышло за рамки допустимой крайней необходимости по причине того, что он "не мог и не имел права точно поставить диагноз". Вместе с тем суд указал, что в данной ситуации С. причинил вред в состоянии крайней необходимости <1>.

В приведенном примере, учитывая тот факт, что предварительный диагноз не подтвердился и угрозы жизни в объективной действительности не существовало, суд должен был констатировать наличие мнимой крайней необходимости. При этом крайняя необходимость и извинительная ошибка (случай, невиновное причинение вреда), разновидностью которой может выступать мнимая крайняя необходимость, представляют собой совершенно различные по своей юридической природе явления.

В тех случаях, когда при мнимой крайней необходимости лицо, причиняющее вред, не сознавало, что опасность в действительности не существует, но по обстоятельствам дела должно было и могло сознавать это, ответственность за причиненный вред наступает за неосторожное преступление.

Особо следует отметить, что предложенные варианты юридической оценки мнимой крайней необходимости выработаны на доктринальном уровне и апробированы судебно-следственной практикой. Вместе с тем считаем необходимым решить этот вопрос на законодательном уровне.

В целом изложенное позволяет констатировать, что для установления такого условия правомерности, характеризующего основания возникновения права причинения вреда охраняемым законом отношениям, как опасность, непосредственно угрожающая личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства - необходимым является установление следующих признаков:

а) источник возникновения опасности;

б) реальная угроза личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства;

в) реальное существование опасности в объективной действительности.

Самостоятельным условием правомерности, характеризующим ее основания, является наличие у лица, его реализующего, цели устранения опасности. Ситуация с установлением и пониманием этого условия правомерности осложняется тем, что уголовный закон прямо не указывает на необходимость существования этой цели. Вместе с тем на цель как конструктивный признак крайней необходимости неоднократно указывалось в доктрине уголовного права. Так, В.А. Владимиров и Ю.И. Ляпунов отмечали, что при определении правомерности следует не только выяснять признаки, характеризующие угрожающую опасность, но и устанавливать те признаки, которым должны отвечать действия, направленные на предотвращение, устранение этой опасности. При этом они особо отмечали, что действия, состоящие в устранении грозящей опасности, совершаются в целях охраны интересов государства, общественных интересов, личных и других интересов самого лица или других граждан <1>. Н.Г. Кадников также указывает на важность осознания того, что целью действий при крайней необходимости является устранение опасности, угрожающей охраняемым интересам <2>.

Проведенное нами исследование судебно-следственной практики применения ст. 39 УК РФ показало, что именно непринятие во внимание этого признака являлось одной из причин ошибок квалификации крайней необходимости. Более того, характерно, что в последующем при признании деяния крайней необходимостью судебные органы в 93% изученных нами дел указывали на наличие у лица, действовавшего в состоянии крайней необходимости, цели - устранения опасности.

Однако следует отметить, что в уголовно-правовой доктрине нет однозначного мнения по такому принципиальному вопросу, как выделение цели крайней необходимости в качестве обязательного ее признака. Это, в свою очередь, порождает проблемы ее отграничения от необходимой обороны, а также от иных обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Более того, в отдельных ситуациях только установление соответствующей цели позволяет отграничить правомерное причинение вреда охраняемым уголовным законом отношениям в состоянии крайней необходимости от преступного деяния.

Так, например, Ю.М. Ткачевский указывает, что "если для предотвращения грозящей опасности лицо умышленно причиняет не минимально возможный, а существенный вред для того, чтобы под видом акта крайней необходимости добиться осуществления каких-либо общественно опасных целей (допустим, для мести), то рассматриваемого обстоятельства, исключающего преступность деяния, нет" <1>.

Также именно наличие цели устранения опасности позволяет отграничивать крайнюю необходимость от так называемой ситуации провокации крайней необходимости, под которой принято понимать преднамеренное, искусственное создание опасности с целью умышленного причинения вреда правоохраняемым интересам под предлогом крайней необходимости <1>.

В частности, Т. Орешкина отмечает, что одним из исключений является провокация опасности со стороны лица, которое хочет благодаря этому воспользоваться правом на причинение вреда правоохраняемым интересам. Так, лицо специально плохо закрепило груз на судне в расчете на то, что во время шторма этот груз будет перемещаться по палубе, угрожая безопасности людей и судна, что даст указанному лицу возможность выбросить груз, пользуясь правом крайней необходимости. Но таким правом, по мнению Т. Орешкиной, это лицо не обладает, поскольку имела место провокация крайней необходимости, что обусловливает привлечение к уголовной ответственности за умышленно совершенное деяние, а именно за умышленное уничтожение чужого имущества <1>. В целом соглашаясь с приведенной позицией, отметим, что отсутствие состояния крайней необходимости в ситуациях ее провокации обусловливается отсутствием у него цели - устранения опасности.

Представляется, что в случаях, когда лицо само поставило себя в состояние крайней необходимости, возможны два варианта юридической оценки содеянного. Если опасность была создана лицом с целью оправдания причиненного им вреда, то отсутствует одно из условий правомерности крайней необходимости - наличие цели устранения опасности. Соответственно, такое причинение вреда не может быть квалифицировано как крайняя необходимость, и лицо, его совершившее, подлежит ответственности на общих основаниях. Учитывая системность толкования уголовного закона, за дополнительной аргументацией можно обратиться к разъяснениям, данным Пленумом Верховного Суда СССР в Постановлении от 16 августа 1984 г. N 14 "О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств". В п. 6 указывается следующее: "Суды должны иметь в виду, что не может быть признано находившимся в состоянии необходимой обороны лицо, которое намеренно вызвало нападение, чтобы использовать его как повод для совершения противоправных действий (развязывание драки, учинение расправы, совершение акта мести и т.п.). Содеянное в таких случаях должно квалифицироваться на общих основаниях".

Относительно юридической оценки ситуаций, когда лицо своим поведением создало опасность, но впоследствии причинило вред с целью предотвращения наступления большего вреда, в науке уголовного права единство мнений отсутствует. Так, Н.Н. Паше-Озерский высказал позицию, согласно которой в тех случаях, когда опасное положение было вызвано самим лицом, ссылающимся на состояние крайней необходимости, такая ссылка допустима только при том условии, что действия создавшего опасность не были умышленными, а опасное положение было создано им по неосторожности или случайно <1>. Однако следует отметить, что такое мнение предполагает ограничительное толкование положений ст. 39 УК РФ, поскольку уголовный закон не содержит подобных требований. Такие требования содержатся в ряде уголовных кодексов зарубежных стран. Так, например, в параграфе 35 "Крайняя необходимость, исключающая или смягчающая вину" УК Германии устанавливается, что положения о крайней необходимости не применяются, если лицо само создало опасность <2>. Статья 34 "Крайняя необходимость" УК Швейцарии признает наличие крайней необходимости, если опасность не была виновно создана лицом, ее предотвращающим <3>. В ст. 41 "Состояние необходимости" УК Республики Сан-Марино закреплено, что совершенное деяние в силу необходимости является ненаказуемым, если предотвращаемая опасность не создана лицом, ее устраняющим, добровольно <4>.

Соответственно, отсутствие подобных положений в Уголовном кодексе России позволяет при наличии соответствующих условий признавать деяния лица, создавшего опасность и устранившего ее путем причинения вреда, крайней необходимостью. Представляется вполне обоснованной позиция В.В. Орехова, полагающего, что уголовная ответственность должна исключаться в указанных случаях, если только опасность не была создана специально для оправдания причинения ссылкой на крайнюю необходимость <1>. При этом деяния виновного, создавшие опасность, могут носить как неосторожный, так и умышленный характер. Признание же возможным оправдания с позиции крайней необходимости только неосторожных деяний лица, создавшего опасность правоохраняемым интересам <2>, не позволяет выделить критерии, содержащиеся в ст. 39 УК РФ, позволяющие обосновать эту точку зрения. Так, вполне обоснованным является мнение, в соответствии с которым гражданин, нанесший неосторожно другому лицу тяжкий вред здоровью, а затем, стремясь как можно быстрее доставить его в лечебное учреждение, загнавший чужую лошадь, не может нести ответственность за гибель лошади, так как он действовал в состоянии крайней необходимости <3>. Однако непонятно, почему действия лица, умышленно нанесшего тяжкий вред, а потом раскаявшегося и желающего предотвратить смерть потерпевшего, в данном случае должны признаваться преступным уничтожением или повреждением чужого имущества. Представляется, что критерием, отграничивающим в таких ситуациях крайнюю необходимость от ее провокации, должен выступать такой признак, как наличие или отсутствие цели - устранение грозящей опасности.

С.А. Домахин одним из первых сформулировал правило, в соответствии с которым защиту от нападения кому-либо принадлежащего животного (например, чужой собаки) путем причинения вреда этому животному следует рассматривать по правилам крайней необходимости <1>. В последующем эта точка зрения была поддержана практически всеми авторами <2>. Соглашаясь с такой позицией, сложно признать безупречной ее аргументацию. В частности, С.А. Домахин критерием разграничения в описанной ситуации считает отсутствие противоправного нападения, исходящего от действий какого-либо лица. В данном случае делается акцент на объективный критерий. Вместе с тем если лицо ошибочно воспримет нападение, например собаки, как посягательство со стороны ее хозяина, то содеянное должно признаваться мнимой обороной. Так как целью лица будет защита от общественно-опасного посягательства. Напротив, при наличии цели устранения возникшей опасности содеянное должно признаваться крайней необходимостью. Соответственно, в рассмотренных ситуациях должны оцениваться как объективные, так и субъективные критерии.

Выделение цели устранения опасности в качестве обязательного условия правомерности крайней необходимости предполагает наличие признаков, характеризующих психическое отношение лица, ее совершающего, к своему деянию. Соответственно лицо в момент совершения крайней необходимости должно быть вменяемым, а его действия должны быть волевыми и осознанными.

Отсутствие хотя бы одного из указанных признаков предполагает невозможность признания его действий совершенными в состоянии крайней необходимости.

Военным судом капитан-лейтенант А. был признан виновным в неявке в срок без уважительных причин на службу продолжительностью свыше одного месяца, и эти его действия квалифицированы по ч. 4 ст. 337 УК РФ.

Военным судом Тихоокеанского флота уголовное дело в данной части прекращено на основании примечания к ст. 337 УК РФ.

В основу такого решения было положено то обстоятельство, что из отпуска на службу А. вовремя не явился в связи с похищением у него приобретенного заранее авиабилета на обратную дорогу и денег. В течение срока, на который А. задержался из отпуска, он зарабатывал деньги на обратный билет, а затем в связи с банкротством авиакомпании с помощью военного коменданта аэропорта принимал меры к сдаче купленного авиабилета и приобретению другого. О своей задержке из отпуска А. сообщил командиру части телеграммой. Впоследствии он самостоятельно явился на службу.

Однако Военный суд Тихоокеанского флота с таким решением не согласился.

Имеющиеся в материалах дела и приведенные выше данные свидетельствуют о том, что из отпуска на службу в срок А. не смог возвратиться по независящим от него причинам, которые объективно исключали возможность своевременного прибытия в часть и являлись уважительными.

Вывод о наличии у А. уважительных причин сделан и самим судом флота в кассационном определении.

Поэтому суду второй инстанции следовало прекратить дело не по основаниям, изложенным в примечании к ст. 337 УК РФ, а в связи с невиновностью А. в уклонении от военной службы, отсутствием в его действиях состава преступления <1>.

В данном примере суд Тихоокеанского флота совершенно обоснованно указывает на отсутствие в действиях А. состава преступления не в связи с наличием крайней необходимости. Это объясняется тем, что А. не мог действовать в соответствии со своим волеизъявлением, так как находился под воздействием непреодолимой силы.

Лицо, совершающее причинение вреда в целях устранения грозящей опасности, должно понимать его фактическое содержание и общественное значение. Оно включает в себя представление:

а) об опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства;

б) об отсутствии возможности устранения этой опасности иными средствами;

в) о пределах правомерности права на крайнюю необходимость.

Как и при совершении иных обстоятельств, исключающих преступность деяния, действия (бездействие), направленные на причинение вреда при крайней необходимости, должны быть осознанными. То есть лицо, их совершающее, должно понимать их фактическое содержание и социальное значение. Отсутствие такого осознания исключает возможность признания совершенного деяния крайней необходимостью.

Таким образом, можно констатировать, что цель - устранение грозящей опасности - может существовать при наличии следующих признаков:

а) лицо в момент совершения крайней необходимости должно быть вменяемым;

б) деяния, причинившие вред охраняемым уголовным законом отношениям, должны быть осознанными и волевыми.

В целом, подводя итог рассмотрению такого условия правомерности крайней необходимости, как наличие цели устранения опасности, следует отметить, что оно должно найти свое законодательное отражение в ст. 39 УК РФ. Такая законодательная новелла позволит снять ряд дискуссионных вопросов, возникающих при отграничении крайней необходимости от иных обстоятельств, исключающих преступность деяний, а также от преступных деяний. С таким предложением согласились 63% опрошенных респондентов.

Самостоятельным условием, характеризующим основания крайней необходимости, является отсутствие возможности устранения опасности иными средствами. О.С. Капинус указывает, что это требование зафиксировано в уголовном законодательстве (судебной практике, доктрине) всех стран мира <1>.

Данное условие правомерности раскрывает сущность "крайности" необходимости, которая заключается в том, что при ее наличии происходит столкновение двух правоохраняемых интересов, при этом спасение одного из них является возможным лишь при причинении вреда другому. Соответственно, наличие возможности устранить угрожающую опасность средствами, не связанными с причинением вреда (попросить помощи у окружающих, обратиться в органы власти и т.д.), исключает возможность признания необходимости "крайним" средством ее предотвращения.

При этом Ю.И. Ляпунов и В.А. Владимиров отмечали, что "говоря о таком признаке, как неотвратимость опасности другими средствами, нельзя, конечно, понимать дело так, что совершенные в состоянии крайней необходимости действия составляли вообще единственно (выделено Ю.И. Ляпуновым и В.А. Владимировым) возможное средство предотвращения угрозы" <1>. Такое требование, по их мнению, ограничивало бы пределы крайней необходимости до столь узких рамок, что практически свело бы на нет возможность прибегать к ней.

В данном случае поднимается существенная проблема, имеющая принципиальное значение для отграничения крайней необходимости от преступных деяний. Так, буквально толкуя законодательные положения ст. 39 УК РФ, согласно которым действие, совершенное для устранения опасности, не является преступлением, "если эта опасность не могла быть устранена иными средствами", однозначно можно констатировать только следующее. Крайняя необходимость будет отсутствовать в ситуациях, когда избежать опасности можно было вообще без причинения вреда правоохраняемым отношениям. Такое же правило неоднократно находило свое отражение и на уровне судебного толкования. Например, Верховный Суд СССР указал, что причинение вреда можно считать оправданным только тогда, когда у человека не было другого выхода, и он мог спасти более ценное благо лишь путем причинения вреда правоохраняемому интересу <1>.

Вместе с тем ни в уголовном законодательстве, ни на уровне судебного толкования нет разъяснений о правовой оценке действий лица, причинившего вред для предотвращения грозящей опасности, при наличии у него возможности причинения менее значительного вреда, чем он причинил. Это позволило В.Л. Зуеву высказать мнение, в соответствии с которым из всех возможных вариантов причинения вреда предпочтение должно быть отдано меньшему из них <1>. Такую же позицию высказывает и В.Ф. Кириченко, отмечая, что правомерность вреда определяется не тем только, что он является единственно возможным средством отражения опасности, а также и тем, что причиненный вред является наименьшим <2>. Данная точка зрения представляется спорной. Так, Ю.В. Баулин, исследуя обозначенную проблему, предложил выделять два вида обстановки, в которой происходит устранение опасности. Во-первых, неблагоприятную (одновариантную, инвариантную), когда в распоряжении конкретного лица для устранения грозящей опасности имеется один какой-либо вариант причинения вреда. Во-вторых, относительно благоприятную (вариантную). Это та, которая предоставляет лицу несколько вариантов устранения опасности, но каждый из них связан с необходимостью совершения действий, внешне подпадающих под признаки того или иного преступления <3>. В научной литературе приводится показательный пример многовариантной обстановки крайней необходимости. Так, чтобы спасти тяжелораненого, истекающего кровью человека и доставить его в больницу, допустимо без разрешения хозяина завладеть чужой автомашиной и попытаться достичь указанной цели, а можно в близстоящем пустом учреждении разбить стекло, сломать двери и сигнализацию для того, чтобы получить доступ к телефону и вызвать "неотложную помощь" <4>. По мнению А.М. Плешакова и Г.С. Шкабина, и в том и в другом случае действия будут подпадать под юрисдикцию ст. 39 УК РФ. Главное, чтобы при любом варианте вынужденных поступков они не выходили за установленные пределы <5>.

Смежную позицию высказал и В.В. Меркурьев, указавший, что невозможность исключения вреда "иными средствами" не должна сводиться только лишь к наличию единственного варианта поведения причинителя вреда. Главное, по его мнению, чтобы при выборе варианта были соблюдены критерии допустимости объема причинения вреда в целях недопущения большего <1>.

В целом, соглашаясь с предложенной оценкой правомерности действий лица в состоянии крайней необходимости при наличии у него нескольких вариантов поведения, связанных с причинением вреда уголовно-охраняемым объектам, считаем целесообразным сформулировать это правило в виде самостоятельного признака. Он может быть определен следующим образом. Отсутствие возможности устранения опасности иными средствами имеет место:

а) когда у лица отсутствовала возможность устранения опасности средствами, не сопряженными с причинением вреда охраняемым уголовным законом отношениям;

б) когда у лица имелось несколько вариантов устранения опасности средствами, сопряженными с причинением вреда охраняемым уголовным законом отношениям.

Вместе с тем названные признаки являются объективными. Однако в зависимости от их субъективного восприятия лицом, причиняющим вред, может зависеть оценка его действий как преступных либо как непреступных.

Так, суд не усмотрел акта крайней необходимости в действиях С., который, желая избежать наезда на внезапно выбежавшего подростка, сделал резкий поворот вправо, выехал на тротуар и сбил гражданина, причинив ему тяжкий вред здоровью. У водителя автомашины, как отметил суд, была реальная возможность избежать наезда путем поворота на левую, в то время свободную часть дороги <1>.

В данном случае решение суда основано на том, что у лица имелась возможность устранить возникшую опасность средствами, не связанными с причинением вреда охраняемым уголовным законом отношениям, и это лицо осознавало наличие этой возможности.

В случаях же, когда объективно такая возможность существует, однако лицо не осознает, что она существует, и по обстоятельствам дела не могло или не должно было это осознавать, имеет место не наказуемая мнимая крайняя необходимость.

Итак, при установлении такого условия правомерности крайней необходимости, как отсутствие возможности устранения опасности иными средствами, наряду с объективными признаками следует учитывать и субъективный, который можно сформулировать следующим образом: лицо осознает, что возможности устранить грозящую опасность средствами, не сопряженными с причинением вреда охраняемым уголовным законом отношениям, не существует.