Медушевский А.Н. - История русской социологии.(1993) -317

стоит в основном на позициях государственной школы. Признавая древность общины, он рассматривает ее эволюцию как постепенное превращение в инструмент государства, средство обеспечения тяглых функций крестьянства. При этом, отмечает он, черные общины пос­ тепенно исчезали в центре государства и оставались только на его окраинах, в тех местах, где государственная власть не успела еще проникнуть во все сферы общественной жизни. По мнению Градовско­ го, различие типов общин несущественно, качественное различие шло по другому признаку — между свободными и несвободными крестья­ нами.

По этим основным направлениям проводится сопоставление России с Западом. Ключевая проблема феодализма раскрывается Градовским как диалектика раздробленности и централизации. Запад, полагает он, начинает сосредоточение общественных сил по отдель­ ным областям, основу которых составляют феодальные землевла­ дения. Падение феодализма и всех сословных различий явилось там средством объединения государства, а централизация была продуктом революции, уничтожившей экономические и сословные основания провинциальной самостоятельности. В России, напротив, сословия явились продуктом государственной деятельности по обеспечению служилых функций населения. В свою очередь, централизация явилась результатом закрепления сословий государством.

Как и у других государственников, реформа 1861 г. выступает у Градовского как завершающий этап освобождения сословий от служилых функций, как важнейший переломный момент в создании современного гражданского общества. Россия, подчеркивает Градо­ вский, не знала феодализма, следовательно, и вотчинного государства средних веков. Таким образом, государственная школа в лице таких ее ведущих представителей, как Чичерин, Кавелин и Градовский, дала целостную концепцию отношений сословий и государства в русском историческом процессе, причем в центре их внимания находилась реформа 1861 г., объяснение которой основывалось на представлении об объективном, закономерном развитии русского общества, важнейших его особенностях и специфических чертах.

§ 5. Итак, для развития социологической мысли важное значение имели идеи государственной школы, прежде всего теоретическое осмысление русского исторического процесса. Важно, что теория рас­ сматривалась ведущими представителями государственной школы не как извне навязанная интерпретирующая схема, но как отыскание внутренней закономерности саморазвития процесса русской истории, ее внутреннего смысла. «...Теория русской истории,— писал К. Д. Ка­ велин,— есть обнаружение законов, которые определили ее развитие». Этот поиск теоретического подхода обусловливался не только потреб­ ностями собственно исторической науки, накопившей к этому времени

41

значительный запас фактических данных, но и общественным движением эпохи реформ, когда «русская история становится пред­ метом общего любопытства и деятельного изучения»7 .

Важнейшее значение приобретал подход к истории общества как развитию целостного, взаимосвязанного социального организма, взятого во всей его сложности и единстве. Раскрывая общую идею главного труда своей жизни, С. М. Соловьев писал: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредствен­ ным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию» . Новизна рассматриваемой исторической концепции состояла в последовательном изучении соотношения общества и государства в их историческом развитии; выявлении объективных условий, в которых протекал русский исторический процесс; анализе состояния общества; характеристике роли государства в русском историческом процессе. Эта триединая задача реализовалась в исторической концепции, объяснявшей действие географического фактора, колонизацию страны, формирование сословно-государственного строя.

Само обращение к проблеме влияния природных условий на жизнь общества явилось новым и плодотворным направлением в исторических исследованиях, далеко опередившим свое время. О его плодотворности говорит, в частности, тот факт, что создатель современной экологической теории В. И. Вернадский несомненно находился под влиянием идей государственной школы по этой проблеме . Имеются прямые свидетельства как о научных, так и о личных связях ученого с представителями этого исторического направления. К их числу относится его переписка с историком А. А. Корниловым 1892—1919 гг., в которой В. И. Вернадский рас­ сказывает о своих научных планах и исследованиях . Ряд совре­ менных направлений в западной исторической науке, как, например, школа «Анналов» и «евразийская теория» Г. В. Вернадского, несом­ ненно обнаруживают определенную преемственность по отношению к этим идеям, разрабатывавшимся государственной школой впервые на русском материале .

Уже С. М. Соловьев придавал географическому фактору решаю­ щее значение, подчеркивая, что в русской истории «ход событий постоянно подчиняется природным условиям» . Он выделяет, в частности, такие особенности природных условий страны, как обширность и равнинность русской государственной области, роль рек, как важнейшего условия освоения земель и складывания социально-экономических взаимосвязей между регионами. Он под­ черкивает, далее, что Россия, как «ворота из Азии в Европу», породила специфический тип цивилизации . Сильной стороной такого подхода явилось взаимосвязанное рассмотрение естественно­

42

географических и социально-политических, демографических процес­ сов развития общества. Именно в этом состоит научная ценность синтезирующего (на междисциплинарном уровне) понятия «ко­ лонизация», на что в нашей литературе не обращалось должного внимания. Колонизация предстает решающим фактором русской истории, обусловившим в конечном счете характерные черты социального и государственного развития. Тезис В. О. Ключевского, а впоследствии М. К. Любавского, о том, что «история России есть история страны, которая колонизуется», представляет собой конк­ ретизацию концепции Соловьева .

Важно, однако, обратить внимание на то, что концепция Соловьева была во многом шире и более монистична, чем концепции его последователей. Дело в том, что влияние географического фактора и колонизации на общественное развитие рассматривалось им через призму такого важнейшего фактора, как отношения собственности на землю, т. е. выступало в качестве материальной, экономической основы. Традиционный тезис о географическом факторе и роли колонизации у А. Д. Градовского обогащается новой чертой — им подчеркнута неоднозначность взаимодействия (не только сотрудниче­ ство, но и конфликт) между государством и колонизацией. Интересно, что решающая роль в процессе колонизации отводится именно народу, а не государству. Процесс вольной колонизации («народное движение») рассматривается как первичный и противопоставляется вторичному — колонизации государственной («правительство едва успевало следовать за этим народным движением»). В трактовке географического фактора и колонизации Коркуновым имеется опре­ деленная специфика: особенности русской колонизации выясняются в сравнительной перспективе. Если западные государства приобретали колонии прежде всего в целях экономической их эксплуатации (решение метрополиями проблем избытка населения, рост обрабаты­ вающей промышленности, получение удобных рынков сбыта товаров), то русская колонизация, считает он, носила прежде всего политический характер, в частности, осуществлялась для обеспечения границ государства. В то же время он обращает внимание на специфику развития демографических процессов на Западе и в России.

Представители государственной школы позднего периода придали интерпретации географического фактора несколько иной смысл, связав его более тесно с процессом закрепощения крестьян, развитием производственных и вообще социальных отношений на Руси. В то же время географический фактор все более тесно связывается с экономической, хозяйственной историей страны, эволюцией социаль­ ных отношений и сословного строя.

Новым подходом в историографии явилось рассмотрение общества и государства в их противоречии, диалектическом развитии. Если для Н. М. Карамзина сами понятия общества и государства были тожде­ ственны, то уже само их разграничение, постановка вопроса об их

43

отношениях и противоречиях у государственной школы открывало но­ вые возможности исторического исследования. При рассмотрении дан­ ной проблематики в качестве определяющей была взята идея государственного управления. Как известно, социальное управление есть воздействие на общество с целью его упорядочения, сохранения качественной специфики, совершенствования и развития. Была скон­ струирована своеобразная модель процесса становления и эволюции социальных структур и их значимости в процессе организации госу­ дарственного управления. Эта модель, основанная на всей известной совокупности правовых источников, содержала рациональный принцип объяснения сословной структуры, ее специфики и связи с государст­ венным управлением87. При таком подходе каждый социальный слой рассматривался прежде всего с точки зрения его места в обществе и функционального назначения в нем. Общие основы этого подхода были заложены С. М. Соловьевым, К. Д. Кавелиным, Б. Н. Чичериным; в последующее время они стали модифицироваться от абстрактно­ юридической к социологической их трактовке. Одной из характерных черт рассматриваемой концепции явилось сопоставление истории сос­ ловий в Европе и России, причем с выявлением специфики последней.

Специфика социальных процессов в России, в отличие от Западной Европы, виделась в особенностях ее геополитической ситуации: на За­ паде из-за отсутствия свободных пространств и высокой плотности на­ селения фактор колонизации не играл такой значительной роли, как в России. В результате социальные противоречия в странах Западной Европы не снимались, а, наоборот, приобретали острый характер, решались путем борьбы. Это, как считал, например, Коркунов, вело к постепенному складыванию населения в «определенные, резко обо­ собленные сословия», которые объективно противостояли государствен­ ной власти и ограничивали ее, добивались от нее гарантий сословных и личных прав подданных. Совершенно иной представлялась ситуация в России, где широкий простор земли, степи окружающих ее окраин давали возможность недовольным элементам общества избегать борьбы с властью за счет освоения все новых земель. Поэтому «недовольные у нас не брались за оружие, а разбегались». Это развитие «вширь» приводило к снятию конфликтных ситуаций, отсутствию выраженных социальных противоречий, что, в свою очередь, вело к запаздыванию по сравнению с Западной Европой развития социальных отношений, формирования сословной организации общества. «Отсутствие скучен­ ности и простой оседлости населения делало невозможным и образо­ вание сколько-нибудь организованных сословий»88. Сословные различия при этом предстают как результат деятельности государст­ венной власти, а не ее ограничение. В соответствии с этим и задачи самого государства в России были специфичны: они состояли не в ут­ верждении светской власти против враждебных сословных притязаний,

44

а в выполнении чисто хозяйственных функций — «чтобы собрать полуоседлое население и как-нибудь устроить его».

Из противопоставления Европы и России исходил и Градовский. Если в Европе, считал он, феодальный строй объективно вел к формированию сословий как больших корпораций с определенными социально-экономическими интересами и выраженной самостоятель­ ностью по отношению к государственной власти, то в России, где не было феодализма (в западном смысле), процесс этот шел совершенно по-другому, иначе. Исходя из роли географического фактора и ко­ лонизации при объяснении процесса образования сословий, их закре­ пощения, решающую роль Градовский отводит государственному принуждению — тяглу. «Действительно,— считает он,— повинность, тягло создали и поддерживали у нас существование сословий; с пос­ тепенным освобождением от тягла, крепости, сословное деление теряет свой смысл, и старый земский дух с неудержимой силой пробивается вперед» . Все сословия предстают как «продукт государственной де­ ятельности, последствие разнообразных тягл, положенных на обще­ ство».

Большой интерес в связи с этим представляет решение центральной проблемы — о крепостном праве в России и закономерности его возникновения. В этом процессе Градовский различает две стороны

— экономическую (организацию налогообложения) и социальную (организацию службы и специального служилого сословия). Размыш­ ляя над судьбами крепостного права в России, ученый приходит к вы­ воду о его объективно прогрессивном значении. Прикрепление крестьян к земле ограничивало начавшийся процесс их полного обез­ земеливания, превращения в холопов, переход всех земель в руки служилого сословия. В длительной исторической перспективе, под­ черкивал Градовский, это делало возможным освобождение крестьян с землей. Городское сословие также рассматривается как продукт де­ ятельности государственной власти, направленной на обеспечение ее финансовых нужд, тягла. В этом же русле функционального подхода анализируется дворянство. Ограничение прав его собственности в рам­ ках поместной системы выступает как инструмент обеспечения его военной и служилой функции.

Необходимо подчеркнуть связь исторических взглядов представите­ лей государственной школы и тех вопросов, которые ставило время. Все они — Кавелин, Чичерин, Соловьев, а позднее Ключевский, Гра­ довский и др.— были связаны с общественной и публицистической де­ ятельностью , преподаванием в университетах. Концепция закрепощения сословий государством выступала в условиях преобра­ зований в качестве исторического обоснования необходимости прове­ дения крестьянской реформы. В концепции государственной школы подчеркивалось, что закрепощение сословий, бывшее исторически обусловленным и необходимым в предшествующий период, затем,

45

начиная с петровского времени и в течение XVIII в., сменяется пос­ тепенным раскрепощением сословий, прежде всего дворянства. Осво­ бождение крестьян должно было завершать цикл освобождения сословий, открывавший новые основы гражданственности русского общества. В преддверии реформ это положение означало призыв правительства к решительным действиям.

Глава 2

ИЗМЕНЕНИЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПРИНЦИПОВ СОЦИОЛОГИИ. С. А. МУРОМЦЕВ, Н. М. КОРКУНОВ,

В. И. СЕРГЕЕВИЧ

§ 1. Переход от традиционной (метафизической) теории права к новому социологическому (позитивному) его пониманию. О. Конт и русская правовая мысль. С. А. Муромцев о переходе от догматической юриспруденции к изучению социальных инте­ ресов в праве. Развитие данного подхода Н. М. Коркуновым. § 2. Взгляд В. И. Сергеевича на социальную статику и социальную динамику. Методы государственных наук. Теория и политика права. Общество и государство в их историческом развитии. § 3. Философский релятивизм и социология. § 4. Теория естественного права и ее переосмысление. Историческая школа права. Р. Иеринг и его идеи в России. Социологический смысл возрождения естественного права. § 5. Обращение к римскому праву, g 6. Анализ правовых идей нового времени. Ре­

волюция и правовое государство

g 1. Демократические реформы 1860-х годов создали объективные предпосылки для теоретического и исторического анализа права и пра­ вовых отношений в истории. Реформы, стимулируя интерес к изу­ чению права и институтов, дали новый импульс развитию специального научного направления. Оно было представлено именами таких выдающихся ученых, как А. Д. Градовский, С. А. Муромцев, Н. М. Коркунов, В. И. Сергеевич, В. Н. Латкин, А. Н. Филиппов, М. Ф. Владимирский-Буданов, Б. Э. Нольде и др. Центральной фигу­ рой в этом ряду является А. Д. Градовский, заложивший основы так называемой юридической школы, представляющей собой определен­ ную модификацию основных положений, свойственных государствен­ ной школе в целом.

Врассматриваемый период особенно ощутимой стала потребность

вреформе права и его изучении. По существу, речь шла о коренном изменении самой науки юриспруденции, состоящем прежде всего в переходе ее с метафизических, абстрактно-идеалистических позиций

46

2

на научно-позитивные . Осмысление данной историографической ситу­ ации находим прежде всего у Градовского, Муромцева и Коркунова. Новые явления в юриспруденции и историографии стали отражением эажной общеевропейской тенденции развития науки права в направ­ лении позитивизма. Уже в начале XIX в. в Германии, наряду с фило­ софской революцией, происходят важные перемены в понимании права -— смена учений о естественном праве известной исторической школой VСавиньи и Пухты, важнейшими принципами которой стали идея за-

?кономерного развития права и историзм в подходе к его изучению . Вместе с тем в объяснении генезиса права и причин его поступатель­ ного развития историческая школа во многом осталась на прежних метафизических позициях, видя источник права в «народном духе»,

который понимался совершенно абстрактно и вне конкретной связи с исторической действительностью. В результате правовой порядок (у Пухты) получал самобытное существование, причем народно-правовое убеждение понималось как нечто данное извне, а не как убеждение конкретного народа. С этих позиций давалась интерпретация римского и современного гражданского права, делались попытки интерпретации истории права.

Новый шаг в развитии правовой мысли был сделан немецким уче­ ным Р. Иерингом. Он стремился интерпретировать уже собственно реальный исторический процесс развития права, определить степень воздействия на него ряда факторов, в том числе и социально-эко­ номических. Главная идея состояла при этом в интерпретации права как процесса борьбы: люди борются из-за отношений, которые нуж­ даются в правовом закреплении, и из-за норм, которые защищают эти отношения. Эта доктрина означала, что в изучении и объяснении права наступил новый этап: центр тяжести исследования приходился уже не на поиск вечных и неизменных параметров развития права, а на конкретное изучение тех отношений, прежде всего социально-эко­ номических, которые обусловливают развитие права в каждую данную эпоху у определенного народа.

Именно с таким новым подходом мы и сталкиваемся у государ­ ственников позднего периода. Переход от абстрактных философских доктрин к позитивизму означал определенный разрыв традиции: «аб­ солютному он (позитивизм) противопоставлял относительное, диалектическому развитию — развитие реальное, личному — социаль­ ное» . Это означало появление ряда новых теорий права: оно понима­ ется теперь и как социальная защита (Муромцев), и как разграничение интересов (Коркунов), и как нравственность (Петражицкий), и как порядок социальных отношений. Несмотря на различие подходов и определений, это был все же единый процесс переосмысления традиционных установок в отношении права с позиций «позитивной науки». «Мы,— писал Муромцев,— исходим из того воззрения на за­ дачи правоведения, которое сложилось под влиянием позитивизма. С

47

точки зрения этого воззрения задача правоведения как науки состоит в том, чтобы изучать законы определенной группы социальных явлений, которые своей совокупностью образуют право. Поставленное таким образом правоведение должно стать отделом социологии; как вообще законы социологии, так и законы правоведения были бы за­ конами сосуществования (статики) и преемственности (динамики)»5. Историй при этом отводилась роль поставщика фактов для обеих ука­ занных частей социологии. В связи с этим подчеркивалась, и вполне справедливо, большая познавательная роль сравнительно-историческо­ го метода, который как раз и призван выявить общие, типичные и повторяющиеся явления в жизни различных народов для установления степени закономерности их существования.

Такой подход предполагал совершенно новое отношение к традиционному правоведению, той его отрасли, которая называлась «догмой права» и имела своей задачей систематическое изложение на­ чал (принципов) действующего права какой-либо страны, проведение его описания, обобщения, определения и классификации. Согласно но­ вому взгляду, эта отрасль правоведения теряла свое прежнее значение и становилась лишь вспомогательным средством новой дисциплины — социологии права. Догма права в лучшем случае просто систе­ матизирует правовой материал (нормы), готовит его к индуктивному изложению, но на деле служит лишь практике юриспруденции и имеет описательный характер. Напротив, социология права имеет дело не с обобщением предложений, а с обобщением реальных фактов и ставит своей целью установление законов. Этот подход предполагал более внимательное отношение к самой норме права, объяснению ее реаль­ ного смысла, выработке метода.

Переход от традиционной (метафизической) теории права к новому социологическому его пониманию произвел большое впечатление на современников, вызвал ожесточенные споры и отразился в целом ряде свидетельств. Чрезвычайно интересны суждения по этому вопросу Гра­ довского, Муромцева, Коркунова, в частности, в переписке и других архивных документах6. Градовский видел основной недостаток старого подхода в том, что, выдвигая на первый план субъективные факторы, он не создавал основы для «изучения реальных законов истории и воз­ можности предвидения». Истинно научным он считает такой подход, при котором отдельный факт «выводится из целого состояния, строя; научна только система, где каждый факт является необходимою и не­ разрывною частью целого и где, наоборот, зная характер целого, мож­ но предвидеть целый ряд фактов»7. По мнению Коркунова, предшествующая доктрина исходила из абсолютности права, вечности и неизменности его норм. Новый же подход противопоставил этому метафизическому представлению учение об относительности права «как особой группы явлений общественности», изменяющейся в ходе истории . По свидетельству Муромцева, прежняя история права была

48

логическим сцеплением понятий, а не отражением взаимодействия реальных фактов: «...она мало знала о процессе прогрессивного развития человеческих обществ, применяла один и тот же масштаб к объяснению и оценке явлений различных времен и народов и придерживалась такого воззрения на происхождение права, согласно которому человечество уже в начале своего существования оказывается одаренным всеми основными правовыми идеями»9. Видное место в раз­ работке нового подхода Муромцев уделяет вопросам изменения иссле­ довательского метода: «Дедуктивная и индуктивная переработка вполне достоверного исторического материала дает первое основание для обобщений, обобщения проливают свет на скрытые исторические области» .

Обращение к реальному правовому материалу, в свою очередь, пос­ тавило исследователей перед проблемой познаваемости социального факта и критериев достоверности этого познания. В этом контексте должна рассматриваться дискуссия о «скрытом факте», в которой активное участие приняли как юристы, так и историки. «Под скры­ тыми фактами,— говорит Муромцев,— разумеются все явления истории, относительно которых исследователь, руководствуясь непос­ редственным выводом из существующих данных, имеет основания де­ лать предположения с меньшею или большею, но не полною определенностью»11. Иначе говоря, скрытый факт — это факт, не отра­ женный в источниках или отраженный в них косвенно. Для установ­ ления скрытого факта, считает Муромцев, необходим внимательный анализ исторических источников, а также разработка определенных критериев оценки исторических фактов. Проводится различие между этого рода фактами и «мнимо-достоверными фактами», которые ус­ траняются критическим анализом свидетельств. В свою очередь, и не­ достоверные факты не просто отбрасываются, но анализируются с точки зрения их реальной связи с действительностью. С целью выявить познавательную ценность исторических фактов применяется их классификация «соответственно степени их достоверности»: первую группу образуют вполне достоверные свидетельства, вторую — свиде­ тельства о скрытом факте, третью — остальные свидетельства, относительно которых невозможно установить никакой определенной связи с явлениями, о которых они говорят. Новый подход требовал учета возможности применения сравнительно-исторического метода в правоведении. Он открывал возможности стадиального изучения пра­ вовых институтов и, с другой стороны, позволял также путем аналогии судить о каком-либо неизвестном институте исходя из представления об известном.

Новый подход к исследованию права с трудом пробивал себе дорогу в университетской науке. Характерным примером этого является защита магистерской диссертации Муромцева — последователя Иеринга, состоявшего с ним в переписке. Как сообщает Муромцев в

49

письмах этого времени, он приступил к соисканию магистерской сте­ пени при сочувствии молодой партии и при сильном недоброжелатель­ стве других, консервативно настроенных ученых .

Одной из центральных дискуссионных проблем стало определение соотношения и предмета таких специальных дисциплин, как философия права, общая теория права, энциклопедия права, их отно­ шение к истории права. Уже Кавелин, а затем Градовский и Муромцев много сделали для преодоления метафизических догм в праве. Ими была подвергнута критике гегелевская философия права, а также теории естественного права, многие ее пережитки в исторической шко­ ле права. У Коркунова наряду с этими взглядами находим еще шаг вперед в этом направлении. Ставя вопрос об отношении философии к философии права и их взаимном отношении к общей теории права, он отвечает на него вполне материалистически. Философия не есть метафизическое знание, она существует лишь как обобщенное знание других дисциплин13. Следовательно, между философией вообще и философией права не существует никакого определенного разг­ раничения: практически это одно и то же. «Общая теория права» ставит себе задачей извлечь общие начала права из накопленного специальными юридическими науками эмпирического материала»14. Другой наукой, имеющей право на существование при данной пос­ тановке вопроса, признается всеобщая история права или сравнитель­ ная история законодательств. При этом история права и общее учение

оправе относятся друг к другу как конкретная наука к абстрактной.

Всоответствии с этим каждая наука имеет своей целью обобщение материала, но обобщение это различается по своему уровню — понятия-копии, понятия-модели действительности представляют собой различные уровни обобщения и в то же время исследовательский инструмент познания.

Сближение права и социологии, их взаимное обогащение и синтез нашли свое наиболее яркое выражение и конкретное воплощение в центральной для государственной школы проблеме соотношения обще­

ства и государства в их историческом развитии.

Поиски объективного социального содержания права стали еще бо­ лее характерны для государственников позднего периода, в частности Н. М. Коркунова, который само право определял как «разграничение интереса», подходя тем самым к пониманию его как продукта обще­ ственных противоречий. «Признание закономерностей в общественной жизни,— свидетельствует Г. Ф. Шершеневич,— стало общим в науке настоящего времени. Если в чем сомневаются, то только в возможности раскрытия их, вследствие чрезвычайной их сложности»15. В этом был несомненный шаг вперед в развитии науки, сделанный, однако, на позитивистской основе.

В центре социально-правового учения Коркунова лежит общий для всей государственной школы тезис о разграничении общества и го­

50