новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4

Ганнибалом вес серебряного денария был понижен с 1/72 до 1/84 фунта (I, 609), с тех пор в течение трех столетий монета сохраняла тот же вес и одинаково тонкую выделку. Примесь других металлов не до­ пускалась. Медная монета уже в начале рассматриваемого периода стала исключительно разменной монетой и вышла из употребления при крупных сделках. По этой причине примерно в начале VII столе­ тия прекратилась чеканка ассов, и из меди чеканились только такие мелкие монеты, которые невозможно было чеканить из серебра, на­ пример, семис и другие, еще более мелкие. Разряды монет были ус­ тановлены по простому принципу и достигали низшего предела сто­ имости в самой мелкой тогдашней монете обыкновенной чеканки — в квадранте. Римская монетная система по своей простой и понятной структуре и по железной последовательности, с которой она проводи­ лась в жизнь, не знает себе равных во всем древнем мире; да и в новейшее время лишь редко можно констатировать нечто подобное.

Однако и ока имела свое больное место. По обычаю, распростра­ ненному во всем древнем мире и достигшему своего высшего разви­ тия в Карфагене (I, 472), римское правительство чеканило наряду с полноценными серебряными денариями также медные, с накладным серебром. Они должны были приниматься наравне с настоящими и являлись подобно нашим бумажным деньгам денежными знаками с принудительным курсом и с обеспечением кассовой наличностью, так как казначейство не имело права отказываться от приема посеребрен­ ных денариев. Это не было официальной подделкой монеты, так же как не являются ею и наши выпуски бумажных денег; дело происхо­ дило совершенно открыто. Марк Друз внес в 663 г. предложение, что­ бы на каждые семь выпускаемых серебряных денариев монетный двор одновременно выпускал один посеребренный; таким образом Марк Друз хотел добыть средства для своих раздач хлеба. Однако эта мера являлась опасным примером для фальшивомонетчиков и, кроме того, умышленно оставляла публику в неизвестности о том, имеет ли она перед собой серебряную монету или денежный знак и какое количе­ ство этих знаков находится в обращении. По-видимому, в трудное время гражданских войн и большого финансового кризиса посереб­ ренные денарии выпускались в такой чрезмерной пропорции, что к финансовому кризису присоединился монетный, и масса фальшивых и фактически обесцененных денег создавала крайние трудности в тор­ говле. Поэтому в правление Цинны преторы и трибуны, в первую очередь Марк Марий Гратидиан, провели постановление об обмене всех денежных знаков на серебряные деньги; с этой целью была осно­ вана пробирная палата. Неизвестно, в какой мере был проведен этот обмен; самая чеканка монет с накладным серебром продолжалась и в дальнейшем.

Что касается провинций, то, согласно принципиальному устране­ нию золотой монеты, чеканка золотой монеты не разрешалась нигде,

в том числе и в зависимых государствах. Поэтому золотая монета

встречалась в то время лишь там, куда не простиралась власть Рима, а именно, у кельтов севернее Севенн и в государствах, восстававших против Рима. Так, например, италики и Митридат Эвпатор чеканили золотую монету.

Римское правительство стремилось постепенно забрать в свои руки также чеканку серебряной монеты, в особенности на Западе.

В Африке и Сардинии даже после падения карфагенского госу­

дарства, вероятно, остались в обращении карфагенские золотые и се­ ребряные монеты; однако монеты из благородных металлов не чека­ нились здесь ни по карфагенскому, ни по римскому образцу, и, не­ сомненно, вскоре после утверждения римского владычества стал пре­ обладать в денежном обращении обеих стран денарий, ввезенный из Италии.

Испания и Сицилия раньше подпали под римское владычество, и римляне обращались с ними вообще мягче. Серебряная монета чека­ нилась здесь при римском управлении, в Испании она даже была впер­ вые введена римлянами и чеканилась по римскому образцу. Однако имеются основания предполагать, что и в этих двух странах, по край­ ней мере начиная с VII века, и городская и провинциальная чеканка должна была ограничиваться медной разменной монетой. Только в Нарбонской Галлии римлянам не удалось лишить крупный свобод­ ный город Массалию, старого союзника римлян, права чеканить се­ ребряную монету.

Вероятно, так было и в иллирийских греческих городах Аполло­ нии и Диррахии. Однако в этих городах право чеканки ограничили косвенным образом: в середине VII столетия из римской денежной системы был изъят трехчетвертной денарий, который прежде по рас­

поряжению римского правительства чеканился в этих городах и в Риме, и входил в римскую монетную систему под названием викториата. В результате этого распоряжения массалийская и иллирийская монета была вытеснена из Верхней Италии. Она осталась в обращении кроме своего отечества только еще, возможно, в альпийских и придуяайских странах. Таким образом, уже в ту эпоху во всей западной по­

ловине римского государства исключительно господствовавшей де­ нежной единицей был римский денарий. Италия, Сицилия (имеются совершенно определенные указания, что в Сицилии уже в начале сле­ дующей эпохи не было в обращении другой серебряной монеты, кро­ ме денария), Сардиния и Африка пользовались исключительно римс­ кими серебряными деньгами, а оставшиеся еще в обращении провин­

циальные серебряные деньги в Испании, а также массалийские и ил­ лирийские серебряные монеты, во всяком случае, чеканились по рим­

скому образцу.

Иначе обстояло дело на Востоке. Здесь много государств издавна

чеканили свою собственную монету, и количество находившегося в

обращении местных монет было очень значительно. Хотя, вероятно, денарий был объявлен законной монетой, он не проникал сюда в бо­ лее или менее значительном количестве. Македония, например, даже став римской провинцией, продолжала чеканить свои аттические тет­ радрахмы и только иногда к названию страны присоединяла имя рим­ ского должностного лица. Можно считать, что в общем в Македонии не было в употреблении других монет. В других восточных странах под римской властью вводилась особая чеканка, в соответствии с ме­ стными условиями. Так например, с образованием провинции Азия римское правительство ввело в ней новый статер, так называемый цистофор; его чеканили под римским надзором в главных городах провинции. Это существенное различие между западной и восточной монетными системами приобрело очень важное историческое значе­ ние: принятие римской монеты было одним из важнейших рычагов в деле романизации покоренных стран. Не случайно та территория, ко­ торую мы назвали для этой эпохи областью денария, стала впо­ следствии латинской, а область драхмы — греческой половиной Рим­ ской империи. До настоящего времени первая из них составляет по существу область романской культуры, вторая же выделилась из об­ ласти европейской цивилизации.

В общем легко себе представить, как должны были сложиться социальные отношения при таких экономических условиях. Просле­ дить в частности, как постепенно возрастали утонченная роскошь, дороговизна, чувство внутренней пустоты и пресыщенности, не пред­ ставляет ничего приятного или поучительного.

Расточительность и чувственные наслаждения — таков был об­ щий лозунг у выскочек точно так же, как у Лициниев и Метеллов. В Риме развивалась не та изящная роскошь, которая является цветом цивилизации, а та роскошь, которая была продуктом клонившейся к упадку эллинской цивилизации в Малой Азии и Александрии. Эта роскошь низводила все прекрасное и высокое на уровень простой де­ корации; наслаждения подыскивались с таким мелочным педантиз­ мом, с такой надуманной вычурностью, что это вызывало отвраще­ ние у всякого человека, неиспорченного душой и телом.

По предложению Гнея Ауфидия, кажется, в середине рассматри­ ваемого столетия народным постановлением был снова разрешен ввоз диких зверей из заморских стран, запрещенный во времена Катона (I, 827). Усиленно стали культивироваться травли зверей, они стали глав­ ным моментом в народных празднествах. Около 651 г. на римской арене впервые появились группы львов, в 655 г. — первые слоны. В 661 г. Сулла, бывший в то время претором, приказал пустить на аре­ ну цирка целую сотню львов. То же надо сказать об играх гладиато­ ров. Если при дедах публично показывали картины великих сраже­ ний, то внуки стали довольствоваться играми гладиаторов и этой мо­ дой сами сделали себя посмешищем для потомства. О том, какие

суммы тратились на эти увеселения, а также на похоронные торже­ ства, можно судить по завещанию Марка Эмилия Лепида (консул 567 и 579 гг., умер в 592 г.). Он завещал своим детям не тратить на его

похороны больше миллиона ассов, так как истинные последние поче­ сти заключаются не в пустой пышности, а в воспоминании заслуг умершего и его предков.

Возрастала также роскошь в области строительства и устройства садов. Великолепный городской дом оратора Красса (умер в 663 г.), славившийся своим садом со старыми деревьями, оценивался вместе с ними в 6 миллионов сестерций, а без них в половину этой сум­ мы; между тем средняя стоимость обыкновенного жилого дома в Риме равнялась в это время приблизительно 60 ООО сестерций*. О том, с какой быстротой возрастали цены на роскошные имения, свидетель­ ствует пример Мизенской виллы; мать Гракхов, Корнелия, купила ее за 75 ООО сестерций, а консул 680 г. Луций Лукулл заплатил за нее в три раза дороже. Роскошные виллы, изысканная дачная жизнь и мор­ ские купания сделали Байи и вообще все окрестности Неаполитанско­ го залива настоящим Эльдорадо для знатных бездельников.

Азартные игры чрезвычайно распространились. Это отнюдь не была старая италийская игра в кости, и играли не на орехи, как преж­ де. Уже в 639 г. был издан против них цензорский эдикт.

Старое шерстяное платье начали вытеснять шелковые платья и прозрачные ткани, которые скорее обрисовывали формы тела, чем прикрывали их. Так одевались не только женщины, но даже и муж­ чины. Законы противроскоши тщетно боролись против безумных трат на заграничные благовония.

Но центром этой роскошной жизни римского высшего общества была еда. За лучшего повара платили головокружительные суммы — до 100 ООО сестерций; при постройке домов имели специально в виду интересы чревоугодия, а именно, устраивали на приморских дачах специальные пруды с морской водой, чтобы можно было во всякое время подавать к столу свежую морскую рыбу и устрицы. Жалким считался обед, на котором гостям подавали всю птицу целиком, а не изысканные части ее, и где от гостей ожидали, что они будут есть, а не отведывать подаваемые блюда. За большие деньги выписывались заграничные лакомства и греческое вино; на каждом приличном обе­ де это вино обносилось вокруг стола по крайней мере один раз. Блеск

*В молодости Сулла жил в доме, в котором платил за нижний этаж 3 ООО сестерций; жилец верхнего этажа того же дома платил 2 ООО се­ стерций {Plutarch, Sull.). Если капитализировать эту сумму из расчета 2/3 нормального размера процентов с капитала, то мы получим при­ близительно вышеприведенную цифру. Это считалось дешевой квар­ тирой. Если годовая плата в 6 ООО сестерций за квартиру в столице названа в 629 г. высокой {Veil, 1, 10), то, вероятно, это объясняется особыми обстоятельствами.

и пышность придавали пиршествам особенно толпы рабов, хор, ба­ лет, роскошная мебель, ковры, вышитые золотом или затканные кар­ тинами, пурпурные скатерти, старинная бронзовая утварь, богатая серебряная посуда. Этими излишествами и были вызваны законы против роскоши; законы эти теперь издавались чаще (593, 639, 665, 673 гг.) прежнего и формулировались обстоятельнее. Был запрещен ввоз множества лакомств и вин; для некоторых других был установ­ лен максимум веса и стоимости дозволенного ввоза. Законы эти огра­ ничивали количество серебряной столовой посуды и устанавливали максимум расходов на обеды и праздничные пиры. Так, например, в 593 г. этот максимум определяется в 10 и 100 сестерций, в 673 г. — в 30 и 300 сестерций.

Отдавая должное истине, следует, к сожалению, прибавить, что из всех знатных римлян только трое, по сообщениям современников, исполняли эти законы. Притом это были даже не сами законодатели. Да и эти трое урезывали свое меню не из послушания законам госу­ дарства, а из покорности закону стоической философии.

Стоит еще остановиться несколько на возраставшей, вопреки всем законам, роскоши по части серебряной посуды. В VI в. серебряная столовая посуда была редкостью за исключением традиционной се­ ребряной солонки. Карфагенские послы с насмешкой говорили, что в каждом доме, куда бы их ни приглашали, они видели всегда одну и ту же столовую серебряную посуду. Еще у Сципиона Эмилиана было не больше 32 фунтов серебряной утвари. Его племянник Квинт Фабий (консул в 633 г.) довел эту цифру до 1 000 фунтов, а Марк Друз (народный трибун в 663 г.) — уже до 10 000 фунтов. Во время Суллы в столице насчитывалось около 150 стофунтовых серебряных блюд. Некоторые владельцы их угодили из-за них в проскрипционные спис­ ки. Чтобы составить себе понятие о тратах на серебряную утварь, сле­ дует иметь в виду, что уже за одну работу платили тогда неимовер­ ные суммы. Так, например, Гай Гракх заплатил за прекрасную сереб­ ряную посуду в пятнадцать раз больше стоимости использованного на нее серебра, Луций Красе, консул в 659 г., — в восемнадцать раз больше. За пару кубков работы известного мастера Луций Красе зап­ латил IC0 000 сестерций. Так обстояли дела более или менее повсю­

ду.

О том, как обстояло дело с браком и деторождением, свидетель­

ствуют уже аграрные законы Гракха, впервые установившие премию за них. Развод, когда-то почти неслыханный в Риме, стал теперь по­ вседневным явлением. Если по древнейшему брачному праву в Риме мужчина покупал себе жену, то теперь, пожалуй, можно было бы предложить знатным римлянам ввести брак по найму, это назвало бы вещи своими именами. Метелл Македонский поражал современ­ ников своей примерной семейной жизнью и большим числом детей; однако даже он, увещая в качестве цензора 623 г. своих сограждан

жить в законном браке, выразился, что брак является тяжелым бре­ менем, но патриот обязан нести и это бремя как общественную по­ винность*.

Впрочем, были исключения. Вне столицы, а именно, среди круп­ ных землевладельцев прочнее сохранились старинные и почтенные латинские национальные нравы. Но в столице катоновская оппозиция стала пустой фразой, здесь всецело господствовало новое направле­ ние. Если отдельные личности, как, например, Сципион Эмилиан, человек высокой культуры и устойчивого характера, умели сочетать римские обычаи с аттическим образованием, то в широких кругах эллинизм означал духовную и нравственную испорченность. Для по­ нимания римской революции не следует упускать из виду воздействия этого общественного зла на политические отношения. Вот один зна­ менательный пример: из обоих оптиматов, которые в 662 г. в каче­ стве цензоров были блюстителями нравов вРиме, один публично уп­ рекал другого втом, что он проливал слезы при смерти мурены, быв­ шей украшением его рыбного пруда, адругой, всвою очередь, упре­ кал первого, что он похоронил трех жен и не пролил при этом ни слезинки. А вот другой пример. В593 г. один оратор распространяет­ ся на форуме о сенаторе, который исполняет обязанности присяжного в гражданском суде и до самого разбирательства дела кутит в кругу приятелей: «Надушенные тонкими духами, окруженные любовница­ ми, они играют в азартные игры. Когда наступает вечер, они зовут слугу и велят ему разузнать, что случилось на форуме, кто говорил за новый законопроект и кто против, какие трибы голосовали за него и какие против. Наконец, они сами отправляются на место суда, как раз вовремя, чтобы не попасть самим под суд. По дороге они останавли­ ваются у каждого укромного переулка, так как желудки их перепол­ нены вином. В плохом настроении духа они являются на место и пре­ доставляют слово сторонам. Те излагают дело. Присяжный вызывает свидетелей, а сам удаляется. Вернувшись, он заявляет, что все слы­ шал, и требует предъявления документов. Просматривая их, он от излишка выпитого вина с трудом может открыть глаза. Затем удаля­ ется, чтобы принять решение, и говорит своим собутыльникам: «Ка­ кое мне дело до этих скучных людей? Не пойти ли нам лучше выпить кубок сладкого вина, смешанного с греческим, и поесть жирного дроз­ да и хорошей рыбы, настоящей щуки с Тибрскош острова?». Слушая оратора, народ смеялся. Но не было ли крайне серьезным симпто­ мом, что такие факты возбуждали смех?

*«Граждане, если бы мы могли, — сказал Метелл, — мы все, конечно, освободились бы от этого бремени. Но поскольку природа устроила так, что жить с женщинами неудобно, а без них вообще невозможно, то следует искать не преходящего удовольствия, а длительного благо­ получия».

iSraI1л ЕдЕл lЛ iferIЛ Ел ЕлКлЕл Ел ЕлЕлЕл

8Л»^1ЕлЕ=П1К=? Национальность, религия,

воспитание

В великой борьбе национальностей на обширном пространстве римского государства второстепенные народы отходят в эту эпоху на задний план или постепенно исчезают. Самому значительному из них — финикийскому — разрушение Карфагена нанесло смертельную рану, от которой он медленно истек кровью. Самые тяжелые удары реакция Суллы нанесла тем областям Италии, которые сохранили еще старинный язык и старинные обычаи, Этрурии и Самнию; полити­ ческое нивелирование Италии навязало им также официальный ла­ тинский язык и низвело старинные местные языки на уровень исчеза­ ющих народных наречий. На всем пространстве римского государ­ ства ни одна национальность не имеет уже возможности хотя бы бо­ роться с римской и греческой.

Зато латинская национальность переживает самый решительный подъем, внешний и внутренний. Со времени союзнической войны любой участок италийской земли мог стать полной собственностью каждого италика, охраняемой римским правом; каждому италийско­ му богу могли быть приносимы в его храме дары по римскому обы­ чаю; во всей Италии, за исключением области по ту сторону По, гос­ подствовало исключительно римское право, а всякое другое городс­ кое и местное право было отменено. Точно так же язык Рима стал тогда всеобщим языком в деловых сношениях, а вскоре также всеоб­ щим литературным языком на всем полуострове от Альп до Сици­ лийского пролива. Но латинский язык уже не ограничивался этими естественными границами. Притекающие в Италию капиталы, изо­

«^618©°

билие местных продуктов, профессиональные знания италийских сель­ ских хозяев и таланты италийских купцов не находили уже достаточ­ ного применения на полуострове. Это обстоятельство и государствен­ ная служба увлекали массы италиков в провинции. Их привилегиро­ ванное положение в провинциях создавало также привилегии для рим­ ского языка и римского права, причем не только в отношениях меж­ ду самими римлянами; италики повсюду держались тесно сплочен­ ной массой — солдаты в своих легионах, купцы во всех крупных го­ родах в своих корпорациях; римские граждане, проживавшие посто­ янно или временно в отдельных провинциальных округах, образовы­ вали свои «собрания» (conventus civium Romanorum) со своим особым списком присяжных и, в известной мере, со своим городским устрой­ ством. Правда, рано или поздно эти провинциальные римляне, обыч­ но, возвращались в Италию; однако постепенно из них образовыва­ лось крепкое ядро, состоявшее частью из римского, частью из прим­ кнувшего к римлянам смешанного населения провинций. Выше уже упоминалось, что в Испании, где римляне впервые стали содержать постоянное войско, впервые также созданы были свои провинциаль­ ные города с италийским устройством, как-то: Картея в 583 г., Ва­ лентин в 616 г., а позднее Пальма и Поллентия. Внутренняя часть полуострова была еще мало цивилизована, так, например, область ваккеев еще долгое время после этого считалась одним из самых не­ гостеприимных и неприятных мест для образованного италика. Од­ нако авторы того времени и надписи на надгробных камнях свиде­ тельствуют, что уже в середине VII столетия латинский язык был в общем употреблении в окрестностях Нового Карфагена и вообще на побережье. Гай Гракх первый выступил с идеей колонизации, т. е. романизации римских провинций путем переселения италиков, и стал проводить в жизнь эту идею. Консервативная оппозиция восстала против этого смелого замысла, уничтожила большую часть сделан­ ного и затормозила дальнейшую деятельность в этом направлении. Тем не менее колония Нарбон уцелела. Она уже сама по себе значи­ тельно расширяла сферу господства латинского языка, но еще важнее было значение Нарбона как вехи великой идеи и краеугольного камня будущего мощного здания. Античный галлицизм и даже современ­ ная французская культура ведут начало отсюда и в конечном счете они являются творением Гая Гракха. Латинская народность не только разлилась на всем пространстве до пределов Италии и не только нача­ ла переходить за эти границы; она создала прочную духовную осно­ ву. В это время она начинает создавать латинскую классическую ли­ тературу и свое собственное образование. Эти слабые зачатки оран­ жерейной италийской культуры могут показаться незначительными по сравнению с греческими классиками и греческой образованностью; но для исторического развития не столь важно, какими были эта ла­ тинская классическая литература и это латинское образование, а то, что они стояли рядом с греческими. А так как в то время упадок элли­

шительнош характера. Прежде видные греческие литераторы прожи­ вали в Риме только временно в качестве послов, изгнанников и т. д.; теперь они стали селиться там на постоянное жительство. Так, на­ пример, названный выше Панетий жил в доме Сципиона, а поэт Архий Антиохийский, сочинитель гекзаметров, поселился в Риме в 652 г.

иприлично зарабатывал здесь своим талантом импровизатора и герои­ ческими стихами в честь римских консуляров. Даже Гай Марий, кото­ рый едва ли понимал хоть строчку в его стихах и вообще меньше всего годился для роли мецената, покровительствовал сочинителю. Таким образом, умственная и литературная жизнь создавала связь если не между самыми чистыми, то во всяком случае между наиболее знатны­ ми элементами обоих народов. Сдругой стороны, вследствие массово­ го притока в Италию малоазийских и сирийских рабов и иммиграции купцов с греческого и полугреческого Востока, самые грубые слои эл­ линизма с сильной примесью восточных и вообще варварских элемен­ тов сливались с италийским пролетариатом и придавали также ему эл­ линистическую окраску. Замечание Цицерона, что новый язык и новые обычаи прежде всего встречаются в приморских городах, относится, вероятно, прежде всего к полуэллинскому быту в городах Остии, Путеолах и Брундизии, куда вместе с заморскими товарами прежде всего проникали чужеземные обычаи и распространялись отсюда дальше.

Однако непосредственный результат этой полной революции в отношениях народностей был далеко не отрадным. Италия кишела греками, сирийцами, финикиянами, иудеями, египтянами, а провин­ ции — римлянами. Яркие национальные черты всюду сглаживались; казалось, останется лишь общий отпечаток блеклости. По мере рас­ пространения латинских черт они утрачивали свою свежесть. Прежде всего это произошло в Риме; среднее сословие исчезло здесь раньше

иполнее, чем в других местах. В Риме остались только большие гос­ пода да нищие, причем те и другие были в одинаковой мере космопо­ литичны. Цицерон утверждает, что к 660 г. уровень общего образова­ ния был выше в латинских городах, чем в Риме. Это подтверждается также литературой того времени: самые лучшие, самые здоровые и самобытные произведения ее, как, например, национальная комедия

илуцилиева сатира, с большим правом могут быть названы латинс­ кими, чем римскими. Разумеется, италийский эллинизм низших слоев был в сущности не чем иным, как пошлым космополитизмом со все­ ми уродливыми крайностями культуры и лишь поверхностно зама­ занным варварством. Но и в лучшем обществе недолго служили об­ разцами тонкие вкусы сципионовского кружка. По мере распростра­ нения интереса к греческой культуре масса общества все решительнее обращалась не к классической литературе, а к последним, самым фри­ вольным произведениям греческого духа. Вместо того, чтобы вно­ сить эллинский дух в римскую жизнь, перенимали у греков только развлечения, по возможности не заставляющие работать ум. В этом смысле арпинский землевладелец Марк Цицерон, отец оратора, ска­