
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4
..pdfГаннибалом вес серебряного денария был понижен с 1/72 до 1/84 фунта (I, 609), с тех пор в течение трех столетий монета сохраняла тот же вес и одинаково тонкую выделку. Примесь других металлов не до пускалась. Медная монета уже в начале рассматриваемого периода стала исключительно разменной монетой и вышла из употребления при крупных сделках. По этой причине примерно в начале VII столе тия прекратилась чеканка ассов, и из меди чеканились только такие мелкие монеты, которые невозможно было чеканить из серебра, на пример, семис и другие, еще более мелкие. Разряды монет были ус тановлены по простому принципу и достигали низшего предела сто имости в самой мелкой тогдашней монете обыкновенной чеканки — в квадранте. Римская монетная система по своей простой и понятной структуре и по железной последовательности, с которой она проводи лась в жизнь, не знает себе равных во всем древнем мире; да и в новейшее время лишь редко можно констатировать нечто подобное.
Однако и ока имела свое больное место. По обычаю, распростра ненному во всем древнем мире и достигшему своего высшего разви тия в Карфагене (I, 472), римское правительство чеканило наряду с полноценными серебряными денариями также медные, с накладным серебром. Они должны были приниматься наравне с настоящими и являлись подобно нашим бумажным деньгам денежными знаками с принудительным курсом и с обеспечением кассовой наличностью, так как казначейство не имело права отказываться от приема посеребрен ных денариев. Это не было официальной подделкой монеты, так же как не являются ею и наши выпуски бумажных денег; дело происхо дило совершенно открыто. Марк Друз внес в 663 г. предложение, что бы на каждые семь выпускаемых серебряных денариев монетный двор одновременно выпускал один посеребренный; таким образом Марк Друз хотел добыть средства для своих раздач хлеба. Однако эта мера являлась опасным примером для фальшивомонетчиков и, кроме того, умышленно оставляла публику в неизвестности о том, имеет ли она перед собой серебряную монету или денежный знак и какое количе ство этих знаков находится в обращении. По-видимому, в трудное время гражданских войн и большого финансового кризиса посереб ренные денарии выпускались в такой чрезмерной пропорции, что к финансовому кризису присоединился монетный, и масса фальшивых и фактически обесцененных денег создавала крайние трудности в тор говле. Поэтому в правление Цинны преторы и трибуны, в первую очередь Марк Марий Гратидиан, провели постановление об обмене всех денежных знаков на серебряные деньги; с этой целью была осно вана пробирная палата. Неизвестно, в какой мере был проведен этот обмен; самая чеканка монет с накладным серебром продолжалась и в дальнейшем.
Что касается провинций, то, согласно принципиальному устране нию золотой монеты, чеканка золотой монеты не разрешалась нигде,
в том числе и в зависимых государствах. Поэтому золотая монета
встречалась в то время лишь там, куда не простиралась власть Рима, а именно, у кельтов севернее Севенн и в государствах, восстававших против Рима. Так, например, италики и Митридат Эвпатор чеканили золотую монету.
Римское правительство стремилось постепенно забрать в свои руки также чеканку серебряной монеты, в особенности на Западе.
В Африке и Сардинии даже после падения карфагенского госу
дарства, вероятно, остались в обращении карфагенские золотые и се ребряные монеты; однако монеты из благородных металлов не чека нились здесь ни по карфагенскому, ни по римскому образцу, и, не сомненно, вскоре после утверждения римского владычества стал пре обладать в денежном обращении обеих стран денарий, ввезенный из Италии.
Испания и Сицилия раньше подпали под римское владычество, и римляне обращались с ними вообще мягче. Серебряная монета чека нилась здесь при римском управлении, в Испании она даже была впер вые введена римлянами и чеканилась по римскому образцу. Однако имеются основания предполагать, что и в этих двух странах, по край ней мере начиная с VII века, и городская и провинциальная чеканка должна была ограничиваться медной разменной монетой. Только в Нарбонской Галлии римлянам не удалось лишить крупный свобод ный город Массалию, старого союзника римлян, права чеканить се ребряную монету.
Вероятно, так было и в иллирийских греческих городах Аполло нии и Диррахии. Однако в этих городах право чеканки ограничили косвенным образом: в середине VII столетия из римской денежной системы был изъят трехчетвертной денарий, который прежде по рас
поряжению римского правительства чеканился в этих городах и в Риме, и входил в римскую монетную систему под названием викториата. В результате этого распоряжения массалийская и иллирийская монета была вытеснена из Верхней Италии. Она осталась в обращении кроме своего отечества только еще, возможно, в альпийских и придуяайских странах. Таким образом, уже в ту эпоху во всей западной по
ловине римского государства исключительно господствовавшей де нежной единицей был римский денарий. Италия, Сицилия (имеются совершенно определенные указания, что в Сицилии уже в начале сле дующей эпохи не было в обращении другой серебряной монеты, кро ме денария), Сардиния и Африка пользовались исключительно римс кими серебряными деньгами, а оставшиеся еще в обращении провин
циальные серебряные деньги в Испании, а также массалийские и ил лирийские серебряные монеты, во всяком случае, чеканились по рим
скому образцу.
Иначе обстояло дело на Востоке. Здесь много государств издавна
чеканили свою собственную монету, и количество находившегося в
обращении местных монет было очень значительно. Хотя, вероятно, денарий был объявлен законной монетой, он не проникал сюда в бо лее или менее значительном количестве. Македония, например, даже став римской провинцией, продолжала чеканить свои аттические тет радрахмы и только иногда к названию страны присоединяла имя рим ского должностного лица. Можно считать, что в общем в Македонии не было в употреблении других монет. В других восточных странах под римской властью вводилась особая чеканка, в соответствии с ме стными условиями. Так например, с образованием провинции Азия римское правительство ввело в ней новый статер, так называемый цистофор; его чеканили под римским надзором в главных городах провинции. Это существенное различие между западной и восточной монетными системами приобрело очень важное историческое значе ние: принятие римской монеты было одним из важнейших рычагов в деле романизации покоренных стран. Не случайно та территория, ко торую мы назвали для этой эпохи областью денария, стала впо следствии латинской, а область драхмы — греческой половиной Рим ской империи. До настоящего времени первая из них составляет по существу область романской культуры, вторая же выделилась из об ласти европейской цивилизации.
В общем легко себе представить, как должны были сложиться социальные отношения при таких экономических условиях. Просле дить в частности, как постепенно возрастали утонченная роскошь, дороговизна, чувство внутренней пустоты и пресыщенности, не пред ставляет ничего приятного или поучительного.
Расточительность и чувственные наслаждения — таков был об щий лозунг у выскочек точно так же, как у Лициниев и Метеллов. В Риме развивалась не та изящная роскошь, которая является цветом цивилизации, а та роскошь, которая была продуктом клонившейся к упадку эллинской цивилизации в Малой Азии и Александрии. Эта роскошь низводила все прекрасное и высокое на уровень простой де корации; наслаждения подыскивались с таким мелочным педантиз мом, с такой надуманной вычурностью, что это вызывало отвраще ние у всякого человека, неиспорченного душой и телом.
По предложению Гнея Ауфидия, кажется, в середине рассматри ваемого столетия народным постановлением был снова разрешен ввоз диких зверей из заморских стран, запрещенный во времена Катона (I, 827). Усиленно стали культивироваться травли зверей, они стали глав ным моментом в народных празднествах. Около 651 г. на римской арене впервые появились группы львов, в 655 г. — первые слоны. В 661 г. Сулла, бывший в то время претором, приказал пустить на аре ну цирка целую сотню львов. То же надо сказать об играх гладиато ров. Если при дедах публично показывали картины великих сраже ний, то внуки стали довольствоваться играми гладиаторов и этой мо дой сами сделали себя посмешищем для потомства. О том, какие
суммы тратились на эти увеселения, а также на похоронные торже ства, можно судить по завещанию Марка Эмилия Лепида (консул 567 и 579 гг., умер в 592 г.). Он завещал своим детям не тратить на его
похороны больше миллиона ассов, так как истинные последние поче сти заключаются не в пустой пышности, а в воспоминании заслуг умершего и его предков.
Возрастала также роскошь в области строительства и устройства садов. Великолепный городской дом оратора Красса (умер в 663 г.), славившийся своим садом со старыми деревьями, оценивался вместе с ними в 6 миллионов сестерций, а без них в половину этой сум мы; между тем средняя стоимость обыкновенного жилого дома в Риме равнялась в это время приблизительно 60 ООО сестерций*. О том, с какой быстротой возрастали цены на роскошные имения, свидетель ствует пример Мизенской виллы; мать Гракхов, Корнелия, купила ее за 75 ООО сестерций, а консул 680 г. Луций Лукулл заплатил за нее в три раза дороже. Роскошные виллы, изысканная дачная жизнь и мор ские купания сделали Байи и вообще все окрестности Неаполитанско го залива настоящим Эльдорадо для знатных бездельников.
Азартные игры чрезвычайно распространились. Это отнюдь не была старая италийская игра в кости, и играли не на орехи, как преж де. Уже в 639 г. был издан против них цензорский эдикт.
Старое шерстяное платье начали вытеснять шелковые платья и прозрачные ткани, которые скорее обрисовывали формы тела, чем прикрывали их. Так одевались не только женщины, но даже и муж чины. Законы противроскоши тщетно боролись против безумных трат на заграничные благовония.
Но центром этой роскошной жизни римского высшего общества была еда. За лучшего повара платили головокружительные суммы — до 100 ООО сестерций; при постройке домов имели специально в виду интересы чревоугодия, а именно, устраивали на приморских дачах специальные пруды с морской водой, чтобы можно было во всякое время подавать к столу свежую морскую рыбу и устрицы. Жалким считался обед, на котором гостям подавали всю птицу целиком, а не изысканные части ее, и где от гостей ожидали, что они будут есть, а не отведывать подаваемые блюда. За большие деньги выписывались заграничные лакомства и греческое вино; на каждом приличном обе де это вино обносилось вокруг стола по крайней мере один раз. Блеск
*В молодости Сулла жил в доме, в котором платил за нижний этаж 3 ООО сестерций; жилец верхнего этажа того же дома платил 2 ООО се стерций {Plutarch, Sull.). Если капитализировать эту сумму из расчета 2/3 нормального размера процентов с капитала, то мы получим при близительно вышеприведенную цифру. Это считалось дешевой квар тирой. Если годовая плата в 6 ООО сестерций за квартиру в столице названа в 629 г. высокой {Veil, 1, 10), то, вероятно, это объясняется особыми обстоятельствами.
и пышность придавали пиршествам особенно толпы рабов, хор, ба лет, роскошная мебель, ковры, вышитые золотом или затканные кар тинами, пурпурные скатерти, старинная бронзовая утварь, богатая серебряная посуда. Этими излишествами и были вызваны законы против роскоши; законы эти теперь издавались чаще (593, 639, 665, 673 гг.) прежнего и формулировались обстоятельнее. Был запрещен ввоз множества лакомств и вин; для некоторых других был установ лен максимум веса и стоимости дозволенного ввоза. Законы эти огра ничивали количество серебряной столовой посуды и устанавливали максимум расходов на обеды и праздничные пиры. Так, например, в 593 г. этот максимум определяется в 10 и 100 сестерций, в 673 г. — в 30 и 300 сестерций.
Отдавая должное истине, следует, к сожалению, прибавить, что из всех знатных римлян только трое, по сообщениям современников, исполняли эти законы. Притом это были даже не сами законодатели. Да и эти трое урезывали свое меню не из послушания законам госу дарства, а из покорности закону стоической философии.
Стоит еще остановиться несколько на возраставшей, вопреки всем законам, роскоши по части серебряной посуды. В VI в. серебряная столовая посуда была редкостью за исключением традиционной се ребряной солонки. Карфагенские послы с насмешкой говорили, что в каждом доме, куда бы их ни приглашали, они видели всегда одну и ту же столовую серебряную посуду. Еще у Сципиона Эмилиана было не больше 32 фунтов серебряной утвари. Его племянник Квинт Фабий (консул в 633 г.) довел эту цифру до 1 000 фунтов, а Марк Друз (народный трибун в 663 г.) — уже до 10 000 фунтов. Во время Суллы в столице насчитывалось около 150 стофунтовых серебряных блюд. Некоторые владельцы их угодили из-за них в проскрипционные спис ки. Чтобы составить себе понятие о тратах на серебряную утварь, сле дует иметь в виду, что уже за одну работу платили тогда неимовер ные суммы. Так, например, Гай Гракх заплатил за прекрасную сереб ряную посуду в пятнадцать раз больше стоимости использованного на нее серебра, Луций Красе, консул в 659 г., — в восемнадцать раз больше. За пару кубков работы известного мастера Луций Красе зап латил IC0 000 сестерций. Так обстояли дела более или менее повсю
ду.
О том, как обстояло дело с браком и деторождением, свидетель
ствуют уже аграрные законы Гракха, впервые установившие премию за них. Развод, когда-то почти неслыханный в Риме, стал теперь по вседневным явлением. Если по древнейшему брачному праву в Риме мужчина покупал себе жену, то теперь, пожалуй, можно было бы предложить знатным римлянам ввести брак по найму, это назвало бы вещи своими именами. Метелл Македонский поражал современ ников своей примерной семейной жизнью и большим числом детей; однако даже он, увещая в качестве цензора 623 г. своих сограждан
жить в законном браке, выразился, что брак является тяжелым бре менем, но патриот обязан нести и это бремя как общественную по винность*.
Впрочем, были исключения. Вне столицы, а именно, среди круп ных землевладельцев прочнее сохранились старинные и почтенные латинские национальные нравы. Но в столице катоновская оппозиция стала пустой фразой, здесь всецело господствовало новое направле ние. Если отдельные личности, как, например, Сципион Эмилиан, человек высокой культуры и устойчивого характера, умели сочетать римские обычаи с аттическим образованием, то в широких кругах эллинизм означал духовную и нравственную испорченность. Для по нимания римской революции не следует упускать из виду воздействия этого общественного зла на политические отношения. Вот один зна менательный пример: из обоих оптиматов, которые в 662 г. в каче стве цензоров были блюстителями нравов вРиме, один публично уп рекал другого втом, что он проливал слезы при смерти мурены, быв шей украшением его рыбного пруда, адругой, всвою очередь, упре кал первого, что он похоронил трех жен и не пролил при этом ни слезинки. А вот другой пример. В593 г. один оратор распространяет ся на форуме о сенаторе, который исполняет обязанности присяжного в гражданском суде и до самого разбирательства дела кутит в кругу приятелей: «Надушенные тонкими духами, окруженные любовница ми, они играют в азартные игры. Когда наступает вечер, они зовут слугу и велят ему разузнать, что случилось на форуме, кто говорил за новый законопроект и кто против, какие трибы голосовали за него и какие против. Наконец, они сами отправляются на место суда, как раз вовремя, чтобы не попасть самим под суд. По дороге они останавли ваются у каждого укромного переулка, так как желудки их перепол нены вином. В плохом настроении духа они являются на место и пре доставляют слово сторонам. Те излагают дело. Присяжный вызывает свидетелей, а сам удаляется. Вернувшись, он заявляет, что все слы шал, и требует предъявления документов. Просматривая их, он от излишка выпитого вина с трудом может открыть глаза. Затем удаля ется, чтобы принять решение, и говорит своим собутыльникам: «Ка кое мне дело до этих скучных людей? Не пойти ли нам лучше выпить кубок сладкого вина, смешанного с греческим, и поесть жирного дроз да и хорошей рыбы, настоящей щуки с Тибрскош острова?». Слушая оратора, народ смеялся. Но не было ли крайне серьезным симпто мом, что такие факты возбуждали смех?
*«Граждане, если бы мы могли, — сказал Метелл, — мы все, конечно, освободились бы от этого бремени. Но поскольку природа устроила так, что жить с женщинами неудобно, а без них вообще невозможно, то следует искать не преходящего удовольствия, а длительного благо получия».
iSraI1л ЕдЕл lЛ iferIЛ Ел ЕлКлЕл Ел ЕлЕлЕл
8Л»^1ЕлЕ=П1К=? Национальность, религия,
воспитание
В великой борьбе национальностей на обширном пространстве римского государства второстепенные народы отходят в эту эпоху на задний план или постепенно исчезают. Самому значительному из них — финикийскому — разрушение Карфагена нанесло смертельную рану, от которой он медленно истек кровью. Самые тяжелые удары реакция Суллы нанесла тем областям Италии, которые сохранили еще старинный язык и старинные обычаи, Этрурии и Самнию; полити ческое нивелирование Италии навязало им также официальный ла тинский язык и низвело старинные местные языки на уровень исчеза ющих народных наречий. На всем пространстве римского государ ства ни одна национальность не имеет уже возможности хотя бы бо роться с римской и греческой.
Зато латинская национальность переживает самый решительный подъем, внешний и внутренний. Со времени союзнической войны любой участок италийской земли мог стать полной собственностью каждого италика, охраняемой римским правом; каждому италийско му богу могли быть приносимы в его храме дары по римскому обы чаю; во всей Италии, за исключением области по ту сторону По, гос подствовало исключительно римское право, а всякое другое городс кое и местное право было отменено. Точно так же язык Рима стал тогда всеобщим языком в деловых сношениях, а вскоре также всеоб щим литературным языком на всем полуострове от Альп до Сици лийского пролива. Но латинский язык уже не ограничивался этими естественными границами. Притекающие в Италию капиталы, изо
«^618©°
билие местных продуктов, профессиональные знания италийских сель ских хозяев и таланты италийских купцов не находили уже достаточ ного применения на полуострове. Это обстоятельство и государствен ная служба увлекали массы италиков в провинции. Их привилегиро ванное положение в провинциях создавало также привилегии для рим ского языка и римского права, причем не только в отношениях меж ду самими римлянами; италики повсюду держались тесно сплочен ной массой — солдаты в своих легионах, купцы во всех крупных го родах в своих корпорациях; римские граждане, проживавшие посто янно или временно в отдельных провинциальных округах, образовы вали свои «собрания» (conventus civium Romanorum) со своим особым списком присяжных и, в известной мере, со своим городским устрой ством. Правда, рано или поздно эти провинциальные римляне, обыч но, возвращались в Италию; однако постепенно из них образовыва лось крепкое ядро, состоявшее частью из римского, частью из прим кнувшего к римлянам смешанного населения провинций. Выше уже упоминалось, что в Испании, где римляне впервые стали содержать постоянное войско, впервые также созданы были свои провинциаль ные города с италийским устройством, как-то: Картея в 583 г., Ва лентин в 616 г., а позднее Пальма и Поллентия. Внутренняя часть полуострова была еще мало цивилизована, так, например, область ваккеев еще долгое время после этого считалась одним из самых не гостеприимных и неприятных мест для образованного италика. Од нако авторы того времени и надписи на надгробных камнях свиде тельствуют, что уже в середине VII столетия латинский язык был в общем употреблении в окрестностях Нового Карфагена и вообще на побережье. Гай Гракх первый выступил с идеей колонизации, т. е. романизации римских провинций путем переселения италиков, и стал проводить в жизнь эту идею. Консервативная оппозиция восстала против этого смелого замысла, уничтожила большую часть сделан ного и затормозила дальнейшую деятельность в этом направлении. Тем не менее колония Нарбон уцелела. Она уже сама по себе значи тельно расширяла сферу господства латинского языка, но еще важнее было значение Нарбона как вехи великой идеи и краеугольного камня будущего мощного здания. Античный галлицизм и даже современ ная французская культура ведут начало отсюда и в конечном счете они являются творением Гая Гракха. Латинская народность не только разлилась на всем пространстве до пределов Италии и не только нача ла переходить за эти границы; она создала прочную духовную осно ву. В это время она начинает создавать латинскую классическую ли тературу и свое собственное образование. Эти слабые зачатки оран жерейной италийской культуры могут показаться незначительными по сравнению с греческими классиками и греческой образованностью; но для исторического развития не столь важно, какими были эта ла тинская классическая литература и это латинское образование, а то, что они стояли рядом с греческими. А так как в то время упадок элли
нов отражался и на их литературе, то можно, пожалуй, и здесь напомнитр слова поэта, что живой поденщик лучше мертвого Ахилла.
Как бы быстро и неудержимо не устремлялось вперед образова ние, латинский язык и латинский народ признают, однако, за эллин ским языком и эллинской народностью равные права и даже неоспо римое первенство, повсюду вступают с ними в тесный союз и прони каются ими для совместного развития. Италийская революция, кото рая нивелировала на полуострове все нелатинские народности, не тро нула греческие города: Тарент, Регий, Неаполь и Локры. Равным об разом Массалия, хотя окруженная теперь со всех сторон римской тер риторией, оставалась греческим городом и именно в качестве такового была тесно связана с Римом. Рука об руку с полной латинизацией Ита лии шла все возраставшая эллинизация. В высшем италийском обще
стве греческое образование стало нераздельной составной частью наци онального образования. Консул 623 г., великий понтификПублий Красе, поражал даже чистокровных греков: будучи наместником Азии, он произносил свои судебные решения, смотря по обстоятельствам, то на общеупотребительном греческом языке, то на одном из четырех его наречий, ставших литературными языками. Если италийские литера
тура и искусство издавна устремляли свои взоры на Восток, то теперь и эллинские писатели и художники поворачиваются лицом к Западу. Гре ческие города Италии все время поддерживали живую культурную связь
с Грецией, Малой Азией, Египтом и оказывали прославившимся гре ческим поэтам и актерам такие же почести, какие им оказывали на
родине. Мало того, по примеру, данному разрушителем Коринфа при праздновании его триумфа в 608 г., в Риме начали вводить греческие гимнастические игрыи художественные упражнения: состязания в борь
бе и музыке, игры, публичное чтение и декламацию*.
Греческие литераторы уже проникали в знатное римское обще ство; прежде всего в кружок Сципиона. Выдающиеся греческие чле ны этого кружка — историк Полибий и философ Панетий — принад
лежат уже больше римской истории, чем греческой. Подобные же связи мы встречаем в других, менее высокопоставленных кругах.
Укажем на другого современника Сципиона — философа Клитомаха; в его жизни наглядно отразилось тесное переплетение самых различ ных народностей в те времена. Он родился в Карфагене, слушал в Афинах Карнеада, впоследствии стал его преемником по преподава нию. Из Афин он вел переписку с образованнейшими людьми Ита лии: историком Авлом Альбином и поэтом Луцилием. Он посвятил
римскому консулу, начавшему осаду Карфагена, Луцию Цензорину, одно из своих научных сочинений; к своим согражданам, уведенным
врабство в Италию, он обратился с философским произведением уте-
*Утверждение, что до 608 г. в Риме не было «греческих игр» (Тас., Ann., 14, 21), не совсем верно. Уже в 568 г. там выступали греческие «арти сты» TEKVim и атлеты (Ziv., 39, 22), в 587 г. — греческие флейтисты, трагические актеры и бойцы (Pol., 30, 13).
620
шительнош характера. Прежде видные греческие литераторы прожи вали в Риме только временно в качестве послов, изгнанников и т. д.; теперь они стали селиться там на постоянное жительство. Так, на пример, названный выше Панетий жил в доме Сципиона, а поэт Архий Антиохийский, сочинитель гекзаметров, поселился в Риме в 652 г.
иприлично зарабатывал здесь своим талантом импровизатора и герои ческими стихами в честь римских консуляров. Даже Гай Марий, кото рый едва ли понимал хоть строчку в его стихах и вообще меньше всего годился для роли мецената, покровительствовал сочинителю. Таким образом, умственная и литературная жизнь создавала связь если не между самыми чистыми, то во всяком случае между наиболее знатны ми элементами обоих народов. Сдругой стороны, вследствие массово го притока в Италию малоазийских и сирийских рабов и иммиграции купцов с греческого и полугреческого Востока, самые грубые слои эл линизма с сильной примесью восточных и вообще варварских элемен тов сливались с италийским пролетариатом и придавали также ему эл линистическую окраску. Замечание Цицерона, что новый язык и новые обычаи прежде всего встречаются в приморских городах, относится, вероятно, прежде всего к полуэллинскому быту в городах Остии, Путеолах и Брундизии, куда вместе с заморскими товарами прежде всего проникали чужеземные обычаи и распространялись отсюда дальше.
Однако непосредственный результат этой полной революции в отношениях народностей был далеко не отрадным. Италия кишела греками, сирийцами, финикиянами, иудеями, египтянами, а провин ции — римлянами. Яркие национальные черты всюду сглаживались; казалось, останется лишь общий отпечаток блеклости. По мере рас пространения латинских черт они утрачивали свою свежесть. Прежде всего это произошло в Риме; среднее сословие исчезло здесь раньше
иполнее, чем в других местах. В Риме остались только большие гос пода да нищие, причем те и другие были в одинаковой мере космопо литичны. Цицерон утверждает, что к 660 г. уровень общего образова ния был выше в латинских городах, чем в Риме. Это подтверждается также литературой того времени: самые лучшие, самые здоровые и самобытные произведения ее, как, например, национальная комедия
илуцилиева сатира, с большим правом могут быть названы латинс кими, чем римскими. Разумеется, италийский эллинизм низших слоев был в сущности не чем иным, как пошлым космополитизмом со все ми уродливыми крайностями культуры и лишь поверхностно зама занным варварством. Но и в лучшем обществе недолго служили об разцами тонкие вкусы сципионовского кружка. По мере распростра нения интереса к греческой культуре масса общества все решительнее обращалась не к классической литературе, а к последним, самым фри вольным произведениям греческого духа. Вместо того, чтобы вно сить эллинский дух в римскую жизнь, перенимали у греков только развлечения, по возможности не заставляющие работать ум. В этом смысле арпинский землевладелец Марк Цицерон, отец оратора, ска