
новая папка / Моммзен Т. История Рима В 4 томах. / Моммзен Т. История Рима. В 4 томах. Том второй. Кн. 3 продолжение, Кн. 4
..pdfшшешпн Восстаниеиталийских
подданных и революция Сулышция
С тех пор как последняя война италиков за независимость закон чилась победой над Пирром, т. е. в течение почти 200 лет, главенство Рима в Италии ни разу не было потрясено в своих основаниях, даже в периоды величайшей опасности. Тщетно геройский род Бархидов, тщетно преемники великого Александра и Ахеменидов пытались под нять италийский народ против всемогущего Рима. Италики покорно шли на поля сражений на берегах Гвадалквивира и Медшерды, в Темпейском ущелье и на Сипиле, и ценой крови своей молодежи помог ли своим повелителям завоевать три части света. Но их собственное положение полностью изменилось скорей к худшему, чем к лучше му. В материальном отношении они в общем могли не жаловаться. Если мелкие и средние землевладельцы во всей Италии страдали от безрассудных римских хлебных законов, то зато богатели владельцы крупных поместий, а еще больше — сословие купцов и капиталистов, так как в отношении финансовой эксплуатации провинций италики пользовались в сущности такой же защитой властей и такими же при вилегиями, как римские граждане. Таким образом, материальные выгоды,связанные с политической гегемонией Рима, в значительной мере распространялись и на италиков. Экономическое и социальное
положение Италии вообще ке находилось в прямой зависимости от различия политических прав населения. В некоторых, преимуществен но союзных областях, как, например, в Этрурии и Умбрии, свобод ное крестьянство совершенно исчезло. В других, например, в доли нах Абруццских гор, крестьяне жили еще в сносных условиях и час тично даже совсем не пострадали; такие же различия существовали и в ряде округов с населением из римских граждан. Напротив, полити ческий гнет становился все жестче, все тяжелее. Правда, открытое формальное правонарушение не имело места, по крайней мере в глав нейших вопросах. Римское правительство в общем уважало свободы общинного самоуправления, закрепленного договорами под именем суверенитета италийских общин; а когда римская партия реформ в начале аграрного движения пыталась отнять у привилегированных союзных общин закрепленные за ними государственные земли, она встретила упорное сопротивление со стороны строго консервативной и умеренной партии, да и сама оппозиция очень скоро отказалась от своего намерения.
Но теми правами, которые принадлежали и должны были при надлежать Риму, как ведущей общине, — высшей военной властью и высшим надзором за всем управлением, —римляне пользовались так, 'Словно союзники были объявлены на положении бесправных поддан ных. В VII в. в Риме неоднократно проводились смятения чрезмерно строгих римских военных законов, но это распространялось, как вид но, исключительно на тех солдат, которые были римскими граждана ми. Относительно важнейшего из таких смягчений, отмены смерт ной казни по приговорам военных судов, это достоверно известно. Нетрудно себе представить, какое впечатление производили подоб ные факты: видным латинским офицерам по приговорам римского военного суда рубили головы (как во время войны с Югуртой), тогда как последний солдат, если он был римским гражданином, мог в ана логичном случае апеллировать к народному собранию в Риме. В со юзных договорах не было установлено, как это следует, в какой про порции должны привлекаться к военной службе союзники и римские граждане. В старые времена те и другие поставляли в среднем одина ковое количество солдат (I, 87, 399). Но теперь, хотя численность римских граждан по сравнению с союзниками скорее увеличилась, чем уменьшилась, требования, предъявляемые к союзникам, посте пенно несоразмерно возросли (I, 413, 755); так, что на союзников воз лагали самую тяжелую и дорого обходившуюся службу, или же ста ли брать на каждого солдата из римских граждан систематически по два солдата от союзников. Подобно военной власти Рима, был рас ширен также контроль над местным гражданским управлением; этот контроль, а также высшую административную юрисдикцию, почти неотделимую от функций надзора, Рим всегда удерживал за собой, это было его право по отношению к зависимым италийским общи
нам. Но с течением времени военная власть и гражданский контроль Рима были расширены в такой мере, что в результате италики оказы вались отданными на произвол любого из бесчисленных римских магистратов, и положение их в этом отношении почти не отличалось от положения жителей провинций. В одном из самых значительных союзных городов, Теане Сидицинском, римский консул приказал по ставить главу городского управления к позорному столбу и наказать его розгами за то, что когда супруга консула пожелала выкупаться в мужских банях, муниципальные служащие недостаточно быстро выг нали оттуда купавшихся, и бани показались ей недостаточно чисты ми. Аналогичные случаи происходили и в Ферентине, тоже принад лежавшем к числу привилегированных городов, и даже в Калах, ста рой и важнейшей латинской колонии. В латинской колонии Венусии один свободный крестьянин позволил себе насмешку над носилками, в которых находился юный римский дипломат, бывший здесь проез дом без официальной должности. Крестьянина схватили, повалили на землю и ремнями от носилок избили до смерти. Об этих случаях упоминается в эпоху восстания во Фрегеллах. Не подлежит сомне нию, что подобные беззакония совершались часто и нигде нельзя было добиться действительного удовлетворения. Между тем жизнь и не прикосновенность римского гражданина так или иначе ограждались правом апелляции, нарушение которого редко оставалось безнаказан ным. В результате такого обращения с италиками если не совершен но исчез, то во всяком случае должен был ослабеть разлад, тщатель но поддерживавшийся мудростью предков между латинами и прочи ми италийскими общинами (I, 757). Римские цитадели и те области, которые Рим держал в повиновении с помощью этих цитаделей, на ходились теперь под одним и тем же гнетом. Латин мог напомнить жителю Пицена, что оба они одинаково находятся «под властью секи ры». Прежних господских приказчиков и подневольное население объе динила теперь ненависть к общему господину.
Таким образом италийские союзники из более или менее терпи мого зависимого положения попали в самую тяжелую кабалу. Вмес те с тем у них была отнята всякая надежда на расширение их прав. Уже со времени покорения Италии доступ в ряды римских граждан был чрезвычайно затруднен: дарование гражданских прав целым об щинам было совершенно прекращено, а дарование их отдельным ли цам было очень ограничено (I, 756). Теперь пошли еще дальше в этом направлении. Когда в 628 и в 632 гг. происходила борьба за распрос транение прав римского гражданства на всю Италию, Рим ограничил даже право переселения италиков: постановлением сената и народа все проживавшие в столице неграждане были изгнаны из Рима. Эта жесткая мера была не только ненавистной, но и опасной, так как на рушала множество частных интересов. Короче говоря, прежде ита лийские союзники находились по отношению к римлянам на поло
жении опекаемых братьев, это была скорее защита, чем опека, они не были обречены на вечное несовершеннолетие и находились на поло жении подневольных слуг, с которыми господа обходились милости во, не отнимая у них надежду на освобождение. Но теперь все ита лийские союзники оказались примерно в одинаковом подвластном и безнадежном положении, под розгами и секирами своих повелите лей. Самое большее — они могли в качестве привилегированных слуг передавать несчастным провинциалам те пинки, которые сами полу чали от своих господ.
В природе таких раздоров заложено то, что вначале, сдерживае мые чувством национального единства и воспоминаниями о совмест но пережитых опасностях, они проявляются мягко и робко. Но посте пенно разрыв усиливается, и отношение между властвующими и по винующимися становится отношением голого насилия: первые опи раются только на свою силу, вторые повинуются только под влияни ем страха.
До восстания и последовавшего за ним разрушения Фрегелл в 629 г., которое как бы официально констатировало перемену в харак тере римского владычества, брожение среди италиков не носило, в сущности говоря, революционного характера. Требования равнопра вия постепенно выросли из тайных желаний в громко заявляемые просьбы. Но чем определеннее высказывались эти требования, тем решительнее был отказ.
Очень скоро выяснилось, что союзники не могут рассчитывать добиться своего добром. У них должно было явиться желание взять силой то, в чем им отказывали. Но тогдашнее положение Рима не позволяло и помышлять об осуществлении этого желания. Хотя чис ленное соотношение римских граждан и неграждан в Италии невоз можно точно определить, но можно считать несомненным, что число римских граждан не очень уступало числу союзников и приблизи тельно на 400 ООО способных носить оружие римских граждан прихо дилось по меньшей мере 500 ООО, а вероятнее, 600 000 союзников*.
*Эти цифры взяты из цензовых списков 639 и 684 гг. В 639 г. число граждан, способных носить оружие, составляло 394 336 человек, в 684 г. — 910 000 человек (Phlegon, fr. 12, МШ1.). Клинтон и те, кто у него заимствовали, ошибочно относят эту цифру к 668 г.; по Ливию Ер. 98, их насчитывалось, при правильном чтении, 900 000 человек. Единственная цифра, известная для периода между обоими этими цен зами, относится к цензу 668 г. и составляет, по свидетельству Иерони ма, 463 000 чел. Но, очевидно, она так низка потому, что этот ценз был составлен в разгар революционного кризиса. Нельзя предпола гать, чтобы население Италии могло возрасти в период между 639 и 684 гг. Даже раздача земель, произведенная Суллой, могла в лучшем случае лишь пополнить убыль, причиненную войной. Поэтому увели чение числа способных носить оружие более чем на 500 000 человек
Пока при таком соотношении сил римский народ был силен своим единством и ему не угрожал опасный враг извне, италийские союзни ки не могли предпринять совместного выступления; они были раз дроблены на множество отдельных городских и сельских общин и связаны с Римом множеством нитей, отношениями общественного и частноправового характера. Правительству не требовалось особой муд рости, чтобы держать в повиновении недовольных подданных, опи раясь на сплоченную массу римских граждан, используя весьма зна чительные ресурсы провинций и восстанавливая одну общину против другой.
Поэтому италики сохраняли спокойствие до тех пор, пока рево люция не стала расшатывать Рим. Но когда вспыхнула революция, италики приняли участие в борьбе и интригах партий с тем, чтобы с помощью той или другой партии добиться равноправия. Они действо вали сначала в союзе с народной партией, потом — с сенатской, но от обеих добились немногого. Им пришлось убедиться, что лучшие люди обеих партий, аристократы и популяры, признавали обоснованность и справедливость их требований, но были одинаково бессильны убе дить большинство среди своих партий в необходимости удовлетво рить эти требования. Италики видели, что как только самые дарови тые, самые энергичные и чтимые государственные мужи Рима выс тупали ходатаями за италиков, их тотчас покидали их собственные приверженцы, и роль их кончалась. За 30 лет революции и реставра ции неоднократно происходила смена правительства, но как бы ни менялись программы, неизменно царил близорукий эгоизм.
Последние события особенно ясно показали всю тщетность на дежд италиков на то, что Рим согласится принять во внимание их претензии. Пока стремления италиков смешивались с требованиями революционной партии и разбивались о неразумное сопротивление народной массы, можно было еще питать надежду на то, что олигар хия выступает не столько против самого равноправия по существу, сколько против людей, предлагавших его; можно было думать, что более разумное правительство согласится принять эту меру, не нару шающую интересов олигархии и спасительную для сената. Однако последние годы, когда сенат снова управлял государством с почти неограниченной властью, пролили свет также на намерения и римс кой олигархии.
Вместо ожидаемых смягчений был издан в 659 г. консульский
приходится объяснить происшедшим за это время принятием союзни ков в римское гражданство. Однако возможно и даже вероятно, что в эти тяжелые годы общая численность населения Италии скорей пони зилась, чем повысилась. Если принять, что убыль составила 100 ОООспособных носить оружие, — а эта цифра не преувеличена, — то во время союзнической войны в Италии на каждых двух граждан приходится трое неграждан.
456 т>
закон, строго запрещавший негражданам присваивать себе права граж дан и угрожавший ослушникам судебными преследованиями и кара ми. Много самых видных и уважаемых личностей, более всех заинте ресованных в уравнении прав, были брошены этим законом из рядов римлян обратно в ряды италиков. По своей формально-юридической неоспоримости и политическому безумию этот закон стоит на одном уровне со знаменитым парламентским актом, положившим начало отделению Северной Америки от метрополии. Подобно этому акту закон Лициния—Муция явился ближайшей причиной гражданской вой ны. А между тем авторами этого закона были не заядлые и неиспра вимые оптиматы, а такие люди, как Квинт Сцевола и Луций Красе. Это являлось тем печальнее, что Сцевола, умный и всеми уважае мый человек, был, как, впрочем, и Джордж Гренвилъ, по призванию юристом, а по воле судьбы государственным деятелем; вследствие своей столь же почтенной, сколь вредной привязанности к букве за кона, он явился главным виновником войны, вспыхнувшей сначала между сенатом и всадниками, а затем между римлянами и италика ми. Оратор Луций Красе был другом и союзником Друза и вообще одним из самых умеренных и проницательных оптиматов.
В разгар сильного брожения, вызванного во всей Италии этим законом и многочисленными процессами, возникшими на его почве, у италиков снова явилась надежда в лице Марка Друза. Случилось то, что казалось почти невозможным: консерватор усвоил реформа торские идеи Гракхов и выступил бойцом за равноправие италиков. Видный аристократ решился одновременно эмансипировать и итали ков от Сицилийского пролива до Альп, и правительство. Он готов был отдать на выполнение этих возвышенных планов всю свою ис пытанную энергию. Нельзя установить, действительно ли Друз, как утверждали, стал во главе тайного общества, нити которого расходи лись по всей Италии и члены которого клятвенно* обязывались сто
*Формула клятвы дошла до нас (Diodor, Vat., 128): «Клянусь Юпите ром Капитолийским и римской Вестой и родоначальником Марсом, животворящим Солнцем и кормилицей Землей, и божественными ос нователями и пенатами города, что для меня будет другом и врагом тот, кто будет другом и врагом Друза; равным образом, что буду бе речь свою жизнь и жизнь своих детей и жизнь своих родителей лишь в той мере, в какой это согласно с пользой Друза и сотоварищей по этой клятве. Если же я стану гражданином благодаря закону Друза, то буду почитать Рим, как свою родину, а Друза — как величайшего мо его благодетеля. Я возьму эту клятву также со стольких своих сограж дан, сколько смогу. Если я клянусь правдиво, то да будет мне благо, а если я клянусь лживо, то да будет мне зло».
Впрочем, к этому сообщению надо относиться осторожно. Оно заимствовано либо из речей, произнесенных Филиппом против Друза (вероятно, отсюда бессмысленный заголовок «Клятва Филиппа», по
ять за Друза и за общее дело. Но если он и не принимал участия в таких опасных предприятиях, действительно недопустимых для рим ского должностного лица, дело, несомненно, не ограничивалось об щими обещаниями. Несомненно, от имени Друза были установлены рискованные связи даже без его согласия и против его воли. Италики ликовали, когда Друз провел свои первые законы с согласия боль шинства сената. С еще большим восторгом все общины Италии встре тили потом известие о выздоровлении трибуна, внезапно тяжело за болевшего. Но когда обнаружились дальнейшие намерения Друза, все изменилось. Друз не мог осмелиться внести свой главный закон, он был вынужден отсрочить его, колебаться и вскоре отступить. Итали ки узнали, что большинство сената становится ненадежным и грозит покинуть своего вождя. Быстро пронеслись по италийским общинам известия о последних событиях: проведенный уже закон отменен, капиталисты царят наглее, чем когда-либо, на трибуна совершено покушение, он погиб от руки убийцы (осень 663 г.).
Со смертью Марка Друза италики потеряли последнюю надежду добиться путем соглашения принятая их в число римских граждан. Если и этот консервативный и энергичный человек при благоприят нейших условиях не смог склонить к этому свою собственную партию, то, значит, вообще невозможно добиться этого добром. Италикам приходилось выбирать одно из двух: покориться и терпеть или же еще раз возобновить по мере возможности объединенными силами попытку, которая за 35 лет до этого была подавлена в самом зароды ше разрушением Фрегелл, взяться за оружие, уничтожить Рим и зав ладеть его наследством, или же заставить Рим признать равноправие италиков. Разумеется, ка второй путь можно было решиться лишь с отчаянья. При сложившихся условиях восстание отдельных городс ких общин против римского правительства казалось еще более безна дежным, чем восстание североамериканских колоний против метро полии. По всей видимости, римское правительство при некоторой бдительности и энергии могло покончить е этим восстанием так же, как с первым. Но, с другой стороны, как сидеть сложа руки и молча все терпеть? На это тоже можно было решиться, лишь предавшись отчаянию. Если римляне прежде притесняли италиков без всякого к тому повода, то чего могли ожидать италики теперь, когда видней шие деятели во всех италийских городах находились или якобы нахо дились — по своим последствиям это было почти одно и то же — в сговоре с Друзом, сговоре, который был направлен именно против
•победившей теперь партии и мог рассматриваться, как государствен ная измена? Всем тем, кто действительно принимал участие в этом
ставленный автором выдержки), либо, в лучшем случае, из актов уго ловного процесса, состоявшегося впоследствии в Риме по поводу это го заговора. Но и в последнем случае остается неизвестным, получена ли эта формула от самих обвиняемых или была навязана им.
тайном союзе, и даже тем, кто мог быть только заподозрен в таком участии, не оставалось иного выбора, как начать войну или же покор но подставить шею под топор палача. К тому же момент был еще сравнительно благоприятен для повсеместного восстания во всей Ита лии. У нас нет точных данных, в какой мере римляне успели уничто жить большие италийские союзы (I, 399). Но не лишено вероятия, что в то время союзы марсов, пелигнов, быть может, даже самнитов и луканов, еще существовали в своем старом виде, хотя и утратили политическое значение; частично эти союзы, вероятно, ограничива лись совместным устройством празднеств и жертвоприношений. Так или иначе эти союзы могли служить опорой для начинавшегося вос стания. Но кто знает, не побудит ли это римлян поскорее покончить и с этими союзами? Кроме того, тайный союз, который якобы возглав лялся Друзом, потерял в его лице своего действительного или ожида емого вождя, но не перестал существовать и мог служить важной основой для политической организации восстания. Что касается воен ной организации восстания, то ей шло ка пользу то, что каждый со юзный город располагал своей собственной армией и испытанными в боях солдатами. С другой стороны, в Риме не приняли серьезных мер предосторожности. Знали, что в Италии волнения, что союзные горо да энергично сносятся между собой; это бросалось в глаза. Но вместо того, чтобы немедленно призвать граждан к оружию, правящая кол легия ограничилась тем, что по традиционной формуле призвала долж ностных лиц республики к бдительности и разослала шпионов, чтобы получить более точные сведения. Рим в такой мере оставался безза щитным, что один энергичный марсийский офицер, Квинт Помпедий Силон, один из ближайших друзей Друза, составил, как утверж дали, план, согласно которому он пробрался бы внутрь города с отря дом надежных людей, вооруженных спрятанными под одеждой ме чами, и врасплох овладел Римом. Итак, италики готовили восстание, заключали договоры, энергично вооружались втайне, до тех пор, пока восстание, как обычно не вспыхнуло благодаря случаю раньше, чем желали е т руководители,
Римский претор Гай Сервилий, облеченный проконсульской вла стью, узнав от своих шпионов, что город Аскул (Асколи) в Абруццах отправляет соседним городам заложников, отправился туда со своим легатом Фонтеем и небольшой свитой и обратился к жите лям, собравшимся в театре на большое представление, с громовой речью и угрозами. Знакомый вид секир и угрозы претора были ис крой, которая воспламенила веками накопившуюся ненависть. Тол па тут же в театре растерзала римских магистратов, а затем, словно для того, чтобы неслыханным злодеянием отрезать всякий путь к примирению, местные власти приказали запереть городские ворота, и все находившиеся в Аскуле римляне были перебиты, а имущество их разграблено.
Восстание распространилось по полуострову с быстротой степно го пожара. Впереди шел храбрый и многочисленный народ марсов, действовавший заодно с мелкими, но энергичными абруццскими со юзами: пелигнами, марруцинами, френтанами и вестинами. Душой движения был храбрый и умный Квинт Силон, о котором уже упоми налось выше. Марсы прежде всех формально порвали с Римом; по этому эту войну впоследствии стали называть марсийской. Их при меру последовали самнитские общины, а затем и все прочие италий ские общины — от Лириса и Абруцц до Апулии и Калабрии. Таким образом вскоре вся Средняя и Южная Италия поднялась против Рима.
Этруски и умбры держали сторону Рима; они уже прежде высту пали на стороне всадников против Друза. Характерно, что у них уже с давних пор была всесильна земельная и денежная аристократия, а среднее сословие совершенно исчезло, тогда как в Абруццах и вокруг них крестьянство сохранилось лучше, чем во всей прочей Италии. Восстание было, таким образом, в основном делом крестьянства и среднего сословия, тогда как муниципальная аристократия и теперь еще продолжала держать сторону Рима. Отсюда понятно, почему от дельные общины в восставших округах, а в восставших общинах мень шинство, стояли за союз с Римом. Так, например, вестинский город Пинна остался верным Риму и выдержал тяжелую осаду; в области гирпинов образован был отряд сторонников Рима под начальством Минатия Магия из Эклана, поддерживавший военные операции рим ских войск в Кампании. Наконец, Риму оставались верны находив шиеся в лучшем положении союзные города в Кампании, Нола и Нуцерия, и греческие приморские города Неаполь и Регий, а также если не все, то большинство латинских колоний, как, например, Аль ба и Эзерния. В общем, как и во время войны с Ганнибалом, латинс кие и греческие города остались на стороне Рима, а сабелльские прим кнули к восставшим. Предки римлян основали свое владычество в Италии на выделении привилегированной аристократии; искусно раз деляя италийское население по степеням зависимости, римляне дер жали одни общины в повиновении с помощью других, более приви легированных, а в каждой общине властвовали с помощью муници пальной аристократии. Лишь теперь, при никуда не годном управле нии олигархии, вполне выявилось, как прочно государственные мужи IV и V вв. строили свое здание. Здание это выдержало уже не одно сотрясение, оно устояло и теперь против бури. Впрочем, если приви легированные города не отпали сразу от Рима при первом же толчке, это еще не значило, что они останутся, как во время войны с Ганниба лом, преданными Риму и впредь, после тяжелых поражений. Реши тельного испытания еще не последовало.
Итак, была пролита кровь, и Италия разделилась на два больших военных лагеря. Правда, как мы видели, это еще далеко не было все общим восстанием италийских союзников. Но восстание уже приня
ло такие размеры, которых, быть может, не ожидали сами вожди. Поэтому со стороны восставших не было заносчивостью, когда они предложили римлянам приемлемое соглашение. Они отправили по слов в Рим и предложили сложить оружие при условии приема их в число римских граждан.
Это предложение было отвергнуто. Дух солидарности, так долго отсутствовавший в Риме, казалось, внезапно воскрес теперь с тем, чтобы с упрямой ограниченностью воспротивиться справедливым тре бованиям подданных, которые опирались теперь также на значитель ные военные силы.
Ближайшим последствием восстания италиков также как и после поражений правительственной политики в Африке и Галлии была волна процессов. Всадническая аристократия расправлялась таким путем с теми лицами из правительственной партии, которых — осно вательно или нет — считали ближайшими виновниками катастрофы. По предложению трибуна Квинта Бария, была учреждена особая ко миссия по делам о государственной измене, несмотря на сопротивле ние оптиматов и интерцеесию со стороны других трибунов. Разумеет ся, комиссия состояла из членов сословия всадников; это сословие боролось за предложение Бария, причем открыто прибегало к силе. Комиссия должна была расследовать заговор, затеянный Друзом и широко распространенный в Италии, а также в Риме; восстание яко бы выросло из этого заговора, а поэтому участие в последнем теперь, когда половина Италии взялась за оружие, являлось в глазах озлоб ленных и испуганных римлян несомненной государственной изме ной. Приговоры комиссии сильно опустошили ряды тех сенаторов, которые склонялись к соглашению. В числе других видных лиц был отправлен в изгнание близкий друг Друза, молодой и талантливый Гай Котта, а престарелый Марк Скавр с трудом избежал той же учас ти. Недоверие и подозрительность по отношению к секаторам, сочув ствовавшим реформам Друза, зашли так далеко, что вскоре затем консул Луп писал из армии сенату, будто оптиматы в его лагере под держивают постоянные сношения с неприятелем. Однако показания пойманных марсийских лазутчиков выявили всю неосновательность этого подозрения. В этом смысле царь Мнтридат правильно утверж дал, что партийные распри раздирают римское государство сильнее, чем сама союзническая война.
Однако на первых порах восстание и террор комиссии по делам о государственной измене восстановили по крайней мере видимость единодушия и силы римлян. Партийные распри умолкли. Выдающи еся офицеры всех партий — демократы, как Гай Марий, аристократы, как Луций Сулла, друзья Друза, как Публий Сульпиций Руф, предо ставили себя в распоряжение правительства. Раздачи хлеба были силь но ограничены; это произошло, кажется, именно в это время, соглас но постановлению народа, в целях экономии государственных средств