Первая агитлегенда: кто автор анекдотов о Чапаеве?

Василий Иванович и Петька моются в бане. Петька:

—Василь Иваныч, а майка-то у тебя грязней

моей!

—Ну, Петька, так я и постарше тебя буду!

Петька прибегает к Чапаеву:

—Василий Иваныч, в лесу белые!

—Не до грибов сейчас, Петька, не до грибов…

Эти невинные на первый взгляд детские анекдоты о герое Гражданской войны Чапаеве и его ординарце Петьке знакомы почти всем жителям бывшего СССР. Возникают они где-то после 1963 года, когда на экраны выходит отреставрированный фильм Сергея и Георгия Васильевых «Чапаев». Оригинальный фильм был снят

в1934 году и для поколения детей 1920–1930 х годов он был культовым. Однако в середине 1960 х отреставрированный фильм был воспринят совсем подругому. И причина этому — изменение канонов изображения Гражданской войны. То, что шло «на ура»

в1930 е, в 1960 е для многих зрителей выглядело нелепым анахронизмом.

Почему фильм о Чапаеве стал вызывать такую юмористическую реакцию? Дело, видимо, в том, что многие советские люди 1960 х годов, причем и работники идеологического фронта, и представители фрондирующей интеллигенции, хотели бы видеть себя не наследниками кровавой и мрачной сталинской эпохи, а прямыми

потомками романтических, чистых, неподкупных героев

Гражданской войны290. Именно об этом желании говорит лирический герой песни Булата Окуджавы «Сентиментальный марш», написанной в 1957 году:

Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,

какое новое сраженье ни покачнуло б шар земной,

я все равно паду на той, на той единственной гражданской,

и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной.

Романтизация Гражданской войны отразилась в большом количестве известных советских фильмов, выпущенных в 1960–1970 е годы: «Донская повесть» (1964), «Неуловимые мстители» (1966), «Свадьба в Малиновке» (1967), «Служили два товарища» (1968), «Белое солнце пустыни» (1969), «Адъютант его превосходительства» (1969), «Бумбараш» (1971). Герои всех этих фильмов как на подбор чисты, горячи и наивны, а их враги иногда благородны и даже не очень страшны (иногда с ними справляются даже подростки). «Чапаев», повторно вышедший на экран в 1963 году, показывал совсем не такого героя — не умного и тонкого романтика, воюющего на Гражданской и одновременно ведущего свою личную маленькую войну, а героя приземленного

ипростого, который не стыдится своей необразованности

ине имеет никакой сложной личной истории.

Характерное для эпохи 1960 х изображение Гражданской войны — это фильм «Белое солнце пустыни», вышедший на экраны в 1969 году. В некотором смысле это антипод «Чапаева». В «Белом солнце» зрителям показывают никому не известный эпизод конца Гражданской войны. Там почти нет военного пафоса, наоборот: героизм персонажей оказывается вынужденным и никому не нужным, почти все их поступки продиктованы личными отношениями, а на первом

плане — монолог Сухова, который все время обращается к своей любимой жене. Все, кто смотрел фильм, помнят начальника таможни Павла Верещагина, бывшего военного с огромными усами, награжденного двумя георгиевскими крестами, который и выглядит как постаревший Чапаев (у того, отметим, было три георгиевских креста), а для сомневающихся на заднем фоне во время известной сцены застолья с Петрухой показан портрет молодого Верещагина, где сходство с Чапаевым поразительно. Да и сам Петруха в «Белом солнце» очень похож на Петьку из «Чапаева» своей молодостью и недалекостью.

Итак, фильм «Чапаев» (вместе с его героями) плохо вписывался в эстетику романтических 1960 х годов, но зато породил множество анекдотов, построенных по модели «общение двух дураков», где глупы и непонятливы оба, но один всегда оказывается глупее другого.

Анекдоты о Чапаеве и Петьке были очень популярны и не всегда так невинны, как примеры, приведенные вначале. Рекордсменом (по количеству записей) в дневниках 1970 х — первой половины 1980 х годов стал анекдот о Чапаеве именно политического содержания:

«Что пишешь?» — спросил Чапаев Петьку. — «Оперу пишу, Василий Иванович». — «О ком же, Петька?» — «О Вас, Василий Иванович, и еще об Анкепулеметчице». — «А про себя почему не пишешь?» — «Опер о себе не велел, Василий Иванович»291.

Чрезвычайная популярность анекдотов о Чапаеве вызвала изрядную обеспокоенность всех служб, которые занимались идеологическим контролем настроений населения. При этом всплеск этих анекдотов совпал по времени с идеологической кампанией против анекдотов и слухов, которая развернулась в 1970 е — в начале 1980 х годов.

Как мы уже сказали, в сталинское время рассказ слуха мог быть легко приравнен к преступлению против

государственного строя, и мы знаем много примеров этому. В послесталинское время пересказ слуха мог быть квалифицирован как «пустая болтовня»: он считался признаком «политической незрелости», но не злонамеренности. Однако в 1969 году происходит некоторое изменение повестки: в «Литературной газете» выходит большая статья А. Менделеева про слухи с показательным названием «Козни „мадам молвы“: как

возникают слухи»292, в которой существование слухов внутри СССР объясняется недостаточным доступом советских людей к информации. Этот тезис был для того времени, безусловно, новаторским. Менделеев снимает с советских распространителей слухов стигму врагов, сознательно приносящих вред стране. Однако второй тезис Менделеева был гораздо более созвучен конспирологическим установкам советской пропаганды. ЦРУ, по словам Менделеева, выискивает эти слухи (часто совершенно невинные), усиливает их и делает оружием в психологической войне против СССР. Снимая ответственность за распространение слухов с простых людей, он однозначно перекладывает эту вину на ЦРУ и перемещает рассказчика из категории «сознательно вредящего» в категорию невольного пособника врага.

В последующее десятилетие выходят десятки книг и статей, включая колонки в двух главных советских изданиях, «Правде» и «Известиях», которые доказывают ту же самую идею: Центральное разведывательное управление США (реже — Израиль) ведет психологическую войну против стран социалистического

блока293, а слухи и анекдоты — одно из ее главных «орудий». Согласно таким публикациям, ЦРУ

придумывает слухи294 и даже собирает их через «прослушку» повседневных разговоров советских

людей295. Собранные врагом слухи затем видоизменяются для «заброски» обратно. Кроме этого, ЦРУ публикует советские анекдоты и создает специальные методички, в которых описывается, как лучше использовать слухи для

дискредитации Страны Советов296.

Слухи, возникающие внутри СССР, теперь можно было объявить результатом тщательной работы западных разведок. Например, в 1978 году, когда по советским городам в очередной раз ходили панические слухи о близкой войне с Китаем (подробнее см. с. 149), некий райкомовский лектор инструктировал будущих идеологических работников объяснять эти слухи действиями врагов и утверждал, что такие сплетни среди «воспитанников детских садов и учеников младших

классов» распространили «вражеские агенты»297. Такой перенос ответственности за возникновение слуха с советского человека на агента зарубежной разведки работал на «нейтрализацию» опасного сообщения двояким образом. Во-первых, идея вражеского влияния принижала статус сообщаемой информации — показывалось, что слух ложный и верить ему нельзя. Во-вторых, она дискредитировала фигуру распространителя — он изображался марионеткой зарубежных спецслужб. Не случайно райкомовский лектор уверяет своих слушателей, что слухи о войне с Китаем распространялись агентами иностранных разведок среди маленьких детей, в детских садах. В этой модели все распространители слухов по сути своей — неразумные, но не злонамеренные дети. Именно на фоне таких газетных публикаций и инструкций началась борьба с анекдотами

оВасилии Иваныче, Петьке и Анке.

Ванекдотах о Чапаеве герои Гражданской войны выглядели круглыми идиотами, а героическое советское

прошлое — набором нелепых историй. Однажды в 1987 году пятиклассник рассказал свой учительнице анекдот, в котором Чапаев плывет через реку Урал с тяжелым секретным планом захвата Пентагона, а потом оказывается, что план — это не карта, а чугунок и картошка (на них в фильме командарм любил показывать план сражений). Учительница страшно рассердилась за этот анекдот и «кривя губы» сказала: «Вот не была бы я учительница, а ты школьник… так дала бы по морде»298.

С осквернением героического прошлого надо было бороться. 16 января 1978 года уже упоминавшийся «специалист из обкома» рассказал будущим пропагандистам — конечно, не для увеселения, а для дальнейшего распространения и внедрения в массы, — что «анекдоты про Василия Ивановича

распространяет израильская разведка»299. Годом раньше, осенью 1977 года, студентам исторического факультета Московского педагогического университета (тогда — «ленинского педа») то же самое сообщил некий лектор с межфакультетской кафедры то ли философии, то ли научного коммунизма на лекции по контрпропаганде: «А вы знаете, что все анекдоты про Василия Ивановича

приходят к нам из Израиля?!»300 Важно отметить, что

вэтом варианте врагом, который придумывает очерняющие СССР анекдоты, становится именно Израиль. Возможно, связано это с тем, что в отношениях СССР

с Израилем, которые и так были очень напряженными (в 1967 году дипломатические отношения были разорваны), в 1978 году произошло очередное ухудшение:

вчастности, был подписан мирный договор между Израилем и Египтом, в результате чего Египет вышел из советской зоны влияния, что вызвало резко негативную реакцию советского руководства. А возможно, причина

вдругом: Израиль в данном случае становится метонимией еврея, который, согласно «народным» представлениям, не только виноват во всех «наших» бедах, но еще и смеется над ними. Именно этому представлению обязан своим появлением в городской неофициальной культуре образ еврея, который якобы придумал все

анекдоты (согласно городскому фольклору 1930–1950 х, политические анекдоты сочинял еврей Карл Радек).

Анекдоты про Чапаева и Петьку были чрезвычайно популярны и среди взрослых, и среди детей (что не так часто встречается). Поскольку виновником в распространении антисоветского фольклора считался не подкованный и принципиальный враг, а «простак», который не ведает, что творит, именно школьники стали главным объектом внимания властей в их борьбе против

крамольных анекдотов. В самом конце 1960 х годов в Перми родители услышали от своего семилетнего сына известный и сейчас анекдот «Василий Иваныч, в штаб белого привезли!» — «Отлично, сколько ящиков?» В ответ родители сделали сыну внушение, объяснив, что такие анекдоты выдумывает ЦРУ, чтобы очернить героя

Гражданской войны301. В середине 1970 х годов директор московской школы сделал такое же внушение своим школьникам: «Анекдоты про Василия Ивановича к нам перебрасывают через Берлинскую стену, чтобы подорвать

устои»302. Спустя почти десять лет эта тенденция сохранилась. Примерно в 1983 году в школу к нашему коллеге, тогда школьнику в подмосковном Реутове, приходил лектор из райкома комсомола, который сказал детям: «Вы тут анекдоты про Чапаева и Петьку рассказываете, а их сочиняет ЦРУ, чтобы развалить

Советский Союз»303.

Учителя пытались прекратить хождение анекдотов в школьной среде, убеждая детей, что в Америке было изобретено то ли десять, то ли двадцать вариантов анекдотов о Василии Ивановиче и Петьке, а теперь (то есть в 1983 году) «их уже по СССР ходят сотни»304. В наставительном рассказе ленинградской учительницы фигурировали целых два американских института, целью

которых было создание антисоветских анекдотов305. И наконец, тем же самым пугали друг друга и дети, причем даже очень маленькие. Примерно в 1979 году две шестилетние девочки рассказали своей подружке, что анекдоты про Чапаева и Петьку рассказывать нельзя, потому что «каждый раз, когда мы над ними смеемся,

американские капиталисты получают деньги»306.

Таким образом, перед нами — городская легенда, которую можно было бы озаглавить так: «ЦРУ выдумывает анекдоты, чтобы уничтожить СССР». Сюжет полностью воплощает те идеологические установки, о которых мы говорили выше. Тем не менее, несмотря на свое пропагандистское происхождение, он распространялся так, как распространяются «народные»

легенды и слухи — не только представителями некоторых институтов (лекторами из райкома), но и горизонтальным образом.

У легенды про изобретение анекдотов о Чапаеве сотрудниками ЦРУ существовала зеркальная версия, которая рассказывала о некотором скрытом Управлении КГБ, которое специально придумывает анекдоты. В реальности, естественно, никакого такого управления не было, а слух стал результатом работы фольклорной «теории разума» (с. 441), проекции идеологических установок, якобы принятых «там, у них», на нашу действительность.

Но в зеркальной версии (назовем ее «КГБ специально придумывает анекдоты, чтобы отвлечь советских людей от важной проблемы») акценты расставлены по-другому. Если первая легенда конформна, то вторая крайне протестна. Сотрудники советских спецслужб, якобы запуская в «народ» слухи и анекдоты, преследовали при этом какие-то свои цели — внушить страх перед иностранцами, скомпрометировать политических противников, отвлечь внимание от экономических проблем, канализировать общественное недовольство и т. д. Именно этому секретному Управлению приписывается честь создания бессмертных анекдотов про Василия Ивановича и Петьку для того, чтобы заглушить волнy анекдотов о Ленине в канун юбилея вождя

в 1970 году307. Эту точку зрения разделяли и разделяют до сих пор люди самых разных взглядов — от бывших диссидентов до горячих поклонников КГБ. В современной

повести Олега Нестерова «Небесный Стокгольм»308 изображена засекреченная группа молодых людей, которая под руководством куратора из КГБ сочиняет смешные, но безобидные анекдоты о советской власти. Как могла бы протекать деятельность такой группы, прекрасно изображено в советском анекдоте:

Идет Андропов по Кремлю, и слышит: из подвала КГБ доносится смех. Нагнулся к окошку:

— Товарищи, что смеемся в рабочее время?

— Ой, Юрий Владимирович, мы сейчас про Вас такой анекдот придумали, завтра за него пять лет

давать будем!309