Примечания к главе XVIII

[1] В каком-то смысле люди, эльфы и великаны находятся между собой в тех же взаи-

моотношениях, что и люди, ангелы и дьяволы. Великаны — старейшие из всех созданий, они принадлежат глубокой древности. Здесь следует подробнее раскрыть тот факт, что великаны и титаны — это древние стихийные божества.

[2]

Великанов описывают такими словами: der grôze man [огромный человек] (Ernst, 469, 4288); der michel man [исполинский человек] (Lanz., 7705); der michel, der grôze [исполинский, огромный] (Altd. Bl., II, 149). Страна великанов называется unkundigez lant [чужой, неизвестной землей] (Roth., 625) или просто der riesin lande [страной великанов] (Roth., 761; о Ётунхейме см. I, 860); народ великанов — unkundigiu diet [чудовищный народ] (Roth., 630). Такие древние названия великанов, как iötunn (древнескандинавское) и eoten (древнеанглийское), проявлены и в уменьшительном Etenca (?). Следует ли сюда же добавить тацитовское слово Etionas (от Oxionas; Tac., Germ., XLVI; см. Haupt, Zeitschr., IX, 256)? Формы hethenesberg, hedenesberg, hettesnasmont, etenasberg из Chart. Sithiense, 158, 80, 160, 162 не означают ли Heidenberg [гора язычников] или Hätenberg [гора великанов]? В Graff, I, 370 упоминается Entinesbure (ср. со I, 854).

Etenesleba в Dronke, 233a. Лео (Leo, Vorles. über d. Gesch. d. deutschen Volks, I, 112) тоже производит это слово от корней eta (древнескандинавского), etan (древнеанглийского); ср. с mannaeta (см. II, 690; согласно Zeuss, 147, 151 Ambro может быть германской формой; см. ниже, прим. 29), с таким именем великана, как Wolfesmage (см. ниже, прим. 31), а также с обращением к великану: dû ungaeber frâz! [никчемный ты пожиратель] (Dietr. Drach., 238b). Санскритское kravjâd (Bopp, Gramm., § 572). В финском — turilas, tursas, turras — edax, gluto и gigas [пожиратель, глотатель, великан]. Дополнительное подтверждение можно обнаружить в двух других финских формах, а именно — в syöjätär, великанша — дословно femina vorax [прожорливая женщина], от syön — edo [ем]; и juojotar — femina bibax [многопьющая женщина], от juon — bibo [пью] (Schiefner, Finn. W. [чит. Finn. M.], 606, 608). Шафарик связывает формы iötun, jätte с коренем -geta в таких словах, как Massageta, Thussagete (Schafarik, I, 141; см. I, 886). Торлакиус полагал, что iotar, iötnar и risar [юты, ётуны, великаны] — это одно и то же (Thorlacius, Sp., VII, 24); Раск, напротив, разделяет Jötunheimar (страну великанов) и Jótland (страну ютов) — а значит, между Jötunn (gigas [великан]) и Jóti (ют; Rask, Afh., I, 77, 78; GDS, 736) тоже должна быть разница. В Rask, Afh., I, 85, 86 утверждается, что ётуны — это финны (точнее — квены), а Ётунхейм — это Холугаланд. Впрочем, в прим. к Sæm., 33 Раск сравнивает ётунов с Eistir [эстиями]. В шведском — jätte och jättesa [великан и великанша] (Cavallius, [I], 25, 467). Формы Jettha и Jettenberg происходят, возможно, от Jeccha и Jechenberg, как Jethelburg — от Jechelburg. В документах XIII века упоминаются Jeteneburg, Getenburg (Wippermann, № 41, 60). Jettenbach в Хундсрюке (Höfer, Urk., 37). То, как великан глодает и жует, передается словом mêsan (не mesan) — древневерхненемецкое muosan.

[3]

Древнескандинавское þyrja þiođ в Sæm., 82b, скорее всего, связано с þursa, þyrsa и означает не torridorum gens [тропический народ], а «народ великанов». С датским tosse ср. dyssetroll (Sv. forns., I, 92, 98). По-древнеанглийски Грендель тоже зовется словом þyrs (Beov., 846). Древнескандинавская руна þurs соответствует древнеанглийской þorn; в «Эддах» встречается такое имя древнескандинавского великана, как Bölþorn (Sæm., 28a; Sn., 7; возможно, Bâlþorn — огненный шип?). Удивительно, но в Sæm., 48a

одверге Альвисе говорится: þursa lîki þycci mer â þer vera [по-моему, обликом ты схож с великанами]. В древневерхненемецком durisis = Ditis [божества (родительный падеж)?] (Haupt, Zeitschr., V, 329b; Gl. Schlettst., VI, 169). «Mære von eime tursen» [сказка

овеликане] (KM3, III, 275). В Тюрингии — thürschemann (Bechstein, Märch., 63); нововерхненемецкое der Torsch. Австрийские семейства Лихтенфельсов, Тирнштейнов, Рауэнеков и Рауэнштейнов в XII—XV веках носили прозвище türse (Heiligenkr., I, 32, 46, 127, 279; II, 14, 26), латинизированная форма — turso. Женщин называли tursin (Leber, [170]). Türselmûl — имя крестьянина в MsH, III, 293b. «In Thurislôun» (Falke, Trad. Corb., 100, 101, 354; Saracho, VII, № 81; Trad. Corb. (ed. Wigand), [§]281, 284, 420); tursenouwe (Mone, Anz., VI, 231). Место под названием Thyrsentritt находится к востоку от Лехталя (Steub, Rhät, 143). Tirschentritt, Dirschentritt (Gümbel, Bair. Alpe, 217, 247). Dursgesesz

(Landau, Wüste Örter in Hessen, 377). Türschenwald в долине Зальцаха (Matth. Koch, 221). Türstwinkel (Weisth., IV, 129). У Ренваля приводятся такие финские формы, как tursas, turras, turrisas, turri, все означающие «великан»; turilas — homo edax, vorax [обжора, пожиратель]; финское meritursas [морской великан] упоминается в Schröter,

135; Petersen, 42; GDS, 122, 123.

Дионисий Галикарнасский полагал (Dionys. Halic., I, 21), что тиррены, Τυῤῥηνοί, назывались так оттого, что они возводили высокие башни, τύρσεις. Ср. со строениями

великанов (см. I, 864).

[4]

О Hunenbetten и Hunen см. Janssen, Drentsche oudheden, 167—184 (ср. с GDS, 475). Возможно, hünenkleid — то же, что и вестфальское hennekleid, саван [то есть, буквально, «одежда мертвого»]; или же это «одежда для последнего путешествия»? — в некоторых частях Вестфалии последнее причастие умирающего человека называлось hennekost. «Als ein hiune gelidet» [части тела, как у великана] (Troj. Kr., 29562). Термин «hiune» часто встречается в «Маргарите Лимбургской» Иоганна фон Зоста (Mone, Anz. (1834), 218). Ortleip der hiune [Ортлейп-великан] (Ls, III, 401); der groten hunen (gigantum­ [огромный великан]; B. d. Kön., 112). Странно, что в Firmenich, I, 325 hühnen — это цверги, подземные жители; они живут недолго и похищают детей; как и великаны, они обитают в горах; ср. с die hünnerskes (Kuhn, Westf. Sagen, I, 63, 64). Древнескандинавское hûnar не синонимично с jötnar и þursar — heunen тоже описываются как народ более молодой по сравнению с великанами (Baader, Sagen, № 387; GDS, 475).

[5]

Древнеанглийские фразы со словом ent: gelŷfdon on deáde entas [верили в мертвых великанов] (Ags. homil., I, 366); on enta hlâve [в пещере великана] (Kemble, IV, 49);

on entan hlev [в пещере великана] (Kemble, V, 265). Встречаются такие названия, как Entinesburc (Graff, I, 370); Enzinsperig (MB, II, 197); Anzinvar (Hess. Zeitschr., I, 246) — ср. с Ruozelmannes var в Mone, Anz. (1836), 300. Ad giganteam viam — entisken wec [великанской дорогой] (Wiener Sitz. Ber., IV, 141); von enten swarz unde grâ kan ich nit vil sagen [о черных и серых великанах многого сказать не могу] (KM3, III, 275).

[6]

Меркурий зовется «se gygand» (см. I, 350); die ghîgante (Rose, 5135); gigante (Rose, 5182). Бьёрн пишет gîgr, а в Aasen, 152b вместо gygr — jygger, gyvr (ср. с «ze Gîvers», прим. 4 к главе XXXII); giögra (Faye, 6). В Müllenhoff, 267, 277 в значении «великан» встречается слово kämpe. От и Эфиальт — великаны, но не циклопы; они сыновья Посейдона, как и циклоп Полифем. По Diut., III, 59, а также по «Парцифалю» и «Титурелю» (см. II, 144), все чудовища родились от тех женщин, которые ели запретные травы.

[7]

Hrisberg — от Wrisberg (Lüntzel, Hildesh., 23)? Risenkint (Laurin, 2053, 2509, 2604) и enzenkint, «дитя великанское» — ср. с Menschenkind, «дитя человеческое». Lubbesstein упоминается в Müllenhoff, № 363, S. 272; Lüppertsgrab (Hess. Zeitschr., IV, 79); Lüppenhart, Lüppental (Mone, Anz., VI, 229); die Lupbode (Pröhle, Unterharz, 212); ср. с lüppe — яд (см. II, 805). Встречаются еще такие древнескандинавские понятия, как leifi — gigas [великан], ôleifi — humanus [человеческий]; rumr — vir immanis, gigas [огромный человек, великан]; от чего происходит trigene = gigantes (Graff, V, 512)?

[8]

Gîfr — oreas [ореада] (Sæm., 143b; см. выше, прим. 6). Другие слова, означающие великаншу: fâla (Sæm., 143b; см. II, 582), hâla (Sæm., 143b, 144a); в Sn., 113 говорится о великанше (gygr) по имени Грид [Grîđr]; ее посох называется Grîđarvölr (Sn., 114). Tröll — это и «чудовище», и «великан»: ertu tröll [ты тролль] (Vatnsd., 292); þu þykki mer tröll [по-моему, ты тролль] (Isl. sög., II, 365); hâlftroll [полутролль] (Nialss., CVI, CXX); tröllaskog [лес троллей] (Landn., V, 5); tröllaskeiđ — curriculum gigantum [дорога троллей] (см. прим. 19 к главе IV). Tröllabotn по-фарерски — «страна великанов». Trollrygr, Trollagrof (Werlauff, Grenzb., 16, 22, 35). М. Бехайм слышал слово «troll» и в Дании, и в Норвегии (Mone, Anz., IV, 450). Задолго до этого понятие широко использовалось

вГермании: vor diesem trolle [перед этим троллем] (Ortn., 338:2); er schlug den trollen [он ударил тролля] (Ldrb. 1582, 150); ein voller troll [настоящий тролль] (Ldrb., 215); wintertrolle [зимний тролль] (Mone, Anz., VI, 236); «exsurge sede, tu trolgast, cito recede» [поднимайся с места, незваный гость (гость-тролль), и скорей уходи], — сказано

встихотворении XIV века (Haupt, Zeitschr., V, 463); einen drulgast laden [приглашать

гостя-шутника] (Weisth., I, 552); de Drulshaghene (Erhard, 144 — 1118 год); betrullet

[обманутый троллями] (Tit., 5215; см. Kl. Schr., IV, 336). Откуда происходит французское drôle (более ранняя форма — draule)? Скорее всего, имеется в виду кобольд, как

всредненидерландском drollen (Belg. mus., II, 116; Kilian, статья «drollen»); ср. с drôle

всвите у Гаргантюа (см. прим. 59 к главе XVII).

[9]

Mylžinum kalnaj — великановы горы, mylžynum kapaj — великановы курганы (Kurl. Send., I, 46, 47). Богемское obor в Wend. Volksl., II, 268a принимает форму hobr. Об имени великана Volot, Velet, Weletabus, Wilz см. II, 690. По греческим представлениям, гиганты жили во Фракии (Pausan., I, 25) — ср. с аримаспами, циклопами и индийскими ракшасами (см. I, 883). Евреи верили в существование трех великанских родов — рефаим, анаким и нефилим (Bertheau, Gesch. d. Israel., 142, 143, 144).

[10]

Рост великанов описывается по-разному. Греческий Титий, сын Земли, ростом был в девять гуф (Od., XI, 577); От и Эфиальт на девятый год жизни были ἐννεαπήχεις [девять локтей в ширину] и ἐννεόργυιοι [девять саженей в высоту] (Od., XI, 307; ср. с Ἐνιαυτὸς τετράπηχυς [годовой цикл в четыре локтя] в значении «четыре време-

ни года», см. Athen., II, 263). Данте (Dante, Inf., XXXI:58—66) поэтически описывает рост Нимрода как равный «90 пальмам», то есть 54 парижским футам; девять саженей (оргий) Эфиальта — это тоже 54 фута. Сyclopen hôch sam die tanboume [циклопы высотой с ели] (Kschr., 357). «Ir reicht in (великанам) kûme an die knie, sie tragent klâfterlangen bart» [ты им не достанешь и до колена, у них бороды длиной в сажень] (Dietr. und Ges., 621). Овидий так говорит о Полифеме (Ovid, Met., XIII:764):

jam rigidos pectis rastris, Polypheme, capillos, jam licet hirsutam tibi falce recidere barbam.

[ты, Полифем, жесткие волосы бороной расчесываешь, серпом щетину на бороде косматой сбриваешь]

Великаны многоголовы: есть сказания о трех-, шести-, девятиголовых трольдах (Asbjörnsen, 102, 103, 104). Семиголовый великан упоминается в Firmenich, I, 333a; еще один великан зовется negenkopp (девятиглавым; Müllenhoff, 450); ср. с трехголовой дикой женщиной в Fr. Arnim, Märch., I, № 8 и с именем Conradus Driheuptel (MB, XXIXa, 85:254). Польское dzięwiqsił, богемское dewĕsil, dewĕtsil (девятикратно сильный) тоже означают великана. Сказание о Геймо приводится в Mone, Unters., 288 и далее; ср. с Steub, Rhät., 143. Итальянские писатели XVI века часто называли великанов quatromani [четырехрукими]; у Фишарта упоминаются исполины с тринадцатью локтями. Слово Bilfinger в Швабии означает людей с двенадцатью пальцами на руках и ногах. Cum sex digitis nati [рожденные с шестью пальцами] (Hattemer, I, 305a); ср. с sextus homini digitus agnatus inutilis [люди, рожденные с бесполезным шестым пальцем] (Plin., XI, 52). Одноглазость германским великанам тоже не совсем чужда. В норвежской сказке говорится о трех трольдах, у которых на всех был один глаз, вставлявшийся в середину лба; они передавали этот глаз друг другу (Jäleträet [чит. Juleträet], 74, 75; ср. с KM, № 130). (Передавание глаза еще упоминается в сказке о соловье и веретенице, см. KM1, № 6.) Полифем говорит (Ovid, Met., XIII:850): unum est in medio lumen mihi fronte, sed instar ingentis clypei [один у меня зрак посреди лба, но размером он с большой щит]; такие одноглазые существа у греков звались kyklopes, а у римлян coclites; coclites qui altero lumine orbi nascuntur [коклиты, рождающиеся с одним глазом]­ (Plin.,

XI, 37, 35); decem coclites, ques montibus summis Rhipaeis fodere [десять коклитов, ко-

торые в высочайших Рифейских горах зарыли (сокровища)] (цитата из Энния в Varro, VII, 71; см. O. Müller, 148). Ср. с готским haihs — μονόφθαλμος, coecus [одноглазый,

слепой] (Haupt, Zeitschr., VI, 11). Великанше Гримгерде приписан хвост (Sæm., 144a). Великанов, как и цвергов, иногда изображали черными: þrâinn svarti þurs [Траин, черный турс] (Islend. sög., I, 207); ср. с Svarthöfdi [чернологовый]. Еще один черный великан упоминается в Dybeck, IV, 41; пепельно-серый — в Dybeck, IV, 25. Голова и щит Хрунгнира были из камня, а haus (череп) Хюмира зовется «каменно-твердым» (Sæm., 56b). Жена Тора — великанша по имени Ярнсакса. Эпоха великанов — это каменный век.

[11] Беспредельная спесивость великанов могла еще выражаться через прилагательное

naddgöfgi [заносчивый] (Sæm., 98b); risenmaezic, der werlte widersaezic [по-великански сопротивляющийся всему миру] (Bit., 7837); греческое Λαπίθαι [лапифы] означает «хвастуны»; это племя связывалось с кентаврами.

[12]

Любопытно такое заклинание XI века: «tumbo saz in berke mit tumbemo kinde in arme, tumb hiez der berc» [дурак сидел на горе с дурацким ребенком в руках, гора называлась Дурак] и т. д.; это напоминает мне об отрывке из Марцелла Эмпирика (Marcellus Burd., 29; см. Kl. Schr., II, 129, 147, 148): stupidus in monte sedebat [дурак сидел на горе] и т. д.; ср. с такими названиями гор, как Affenberg, Giegenberg, Gauchsberg (см. II, 134), Schalksberg [обезьянья, шутовская гора]. Интересно, что ётун в Sæm., 55a тоже зовется âtrunnr apa — simiarum cognatus [родичем обезьян]. Ледовитый океан называли Dumbshaf. По Бьёрну, в древнескандинавском stumr (немой, болван?) = gigas; ср. с gŷgr, giugi (см. I, 855). В Fornm. sög., I, 304 языческие боги называются blindir, daufir, dumbir, dauđir [слепыми, глухими, немыми, мертвыми].

[13]

О Форньоте см. GDS, 737. Hin aldna (gŷgr) [древний (великан)] (Sæm., 5b). Имена великанов: Örgemlir (Предвечный), Þrûđgemlir, Berggemlir (или -gelmir). Вёльву в ее мудрости наставили древние великаны: ec man iötna âr ofborna, þâ er forđom mik froedda höfđo [я еще помню древних ётунов, воспитавших меня в былые времена], — говорит она в Sæm., 1a. Известна преданность великанов: eotena treove [великанская верность] (Beov., 2137). Вяйнямёйнен тоже зовется древним (wanha), верным (waka) и преданным (totinen) — см. Kalev., III:107; о боге тоже говорили, что он «древний», «верный» и т. д. (см. I, 160). Полифем пас овец; скандинавские великаны тоже описываются как пастухи (Sæm., 6a):

Гюмир [Gymir] — владелец стада, у него работает пастух (Sæm., 82b). Трюм приглаживает гривы своим коням; в Синт-Трёйденской хронике: «manu comam equi delinire» [рукой приглаживать лошадям гривы] (Chapeaville, II, 174). Великаны ничего не знают о хлебе и огне (Fr. Arnim, Märchen, I, № 8); финские великаны тоже обходятся без

огня (Über das finn. Epos, 39; см. Kl. Schr., II, 98). Однако, по Dybeck, IV, 38, 42, у великанов есть серебро и золото, и они даже умеют плавить золото (Dybeck, IV, 33). В ушах у их коней — железные кольца (Dybeck, IV, 37, 43). Великаны приносят людям не одни лишь несчастья — иногда они даруют и удачу (Dybeck, IV, 36), и плодородие (Dybeck, IV, 45). Великанша — жена, сестра или мать великана — обычно описывается как милосердная помощница (см. I, 883, 884; II, 598; Altd. W., III, 179; Walach. Märch., 167).

[14]

Вболее поздней скандинавской саге различаются Ётунхейм (где правит Гейрёд)

иРизаланд [Risaland] (где правит Годмунд [Gođmundr]) (Fornm. sög., III, 183). Часто великаны выступают в качестве древних стихийных божеств, и в Sæm., 93a ётуны = боги. Сербское слово дивови (великаны; Vuk, предисловие к тому I нового издания

[Vuk2, S. XIV]) означает либо божественные (см. I, 426), либо дикие (ср. с дивлиj — ferus [дикий]). В Kindermärchen, № 5, 81, 82 портной (или извозчик с игроком) врываются в рай, что напоминает о титанах, штурмующих небеса (Wolf, Zeitschr., II, 2—7); см. об ангелах и великанах в I, 915. Великаны могут сочетаться узами любви с богами

игероями: так, Полифем — это сын Посейдона (Od., I, 71 и далее). Великанша Гримгерд стремится провести ночь с героем (Sæm., 144a), как ведьма в сказке и Марпалия [Marpalie] в «Вольфдитрихе». Фрей горит любовью к Герд, Один сочетается с великаншей Гуннлёд, асинья Гевьон рождает от великана сыновей (в образе быков; Sn., 1). Но чаще боги и великаны всё же враждуют. О том, что великаны победили бы, если бы не Тор,

в«Эдде» (Sæm., 77b) сказано еще яснее, чем в шведской пословице:

Ср. с «Thors pjäska ett qvinno troll baktill ihåligt, som tros fly för blixten in i ett hus, der åskan då står ned» [грязная женщина Тора — это троллиха, сзади пустая; говорят, что во время грозы она просится в дома — если ее пустить, то в дом ударит молния] (Almqvist, 464a; pjäska — это «грязная женщина»). Великанов называют âsgrûi — terror asarum [ужасом асов].

[15]

Managolt (Pistor., 497); Managold (Neug., 77, 355). Об этом мифе см. статью Куна в Haupt, Zeitschr., VI, 134. С Феньей и Меньей, отдыхающими, когда кричит кукушка, ср. сказание о мельничных девах и петушином крике (Gr. Epigr., II, 56).

[16]

В Fornald. sög., I, 469 сказано: «austan at Ymis dyrum» [на востоке у двери Имира]; об Улле: «Ullr reiđ Ymesver enn Ođinn Sleipni» [Улль ездит на Имесвере, а Один на Слейпнире]; принадлежал ли этот конь Имиру? Frosti, как и Jökull, — имя великана (Rask, Afh., I, 95). В эстонском: kühna isa, wana Pakkana [старый отец, древний Паккана (?)] (Böcler, 148). Если Ymir происходит от ymja — stridere [вскрикивать], то это имя родственно готскому iumjô — turba, шумная толпа. Шум, издаваемый великанами, их громкие крики упоминаются и в средневерхненемецкой поэзии — см. Dietr. und Ges., 391—394, 458, 470; вероятно, потому великанов и сравнивают с ревущими

[19]

Диковинные старинные строения приписывали великанам и язычникам: enta burg, risôn burg [великанский замок] (Elene, 31, S. XXII). Даже о любовной пещере Тристана в Tristr., 419:18 сказано, что ее выстроили великаны; ср. с «etenes bi old dayn had wrought it» [в старину его выстроили великаны] — так сказано о подземном доме, в котором возлегают Тристан и Изольда (Tristrem, III, 17). Hünenwälle [великанские стены] можно увидеть между Эттельном и Альфеном в районе Падерборна. На востоке возведение древних строений приписывают народу под названием Âd (Hammer, Rosenöl, I, 36); в кельтских сказаниях такие постройки возводятся народом Finn. Считалось, что великанами воздвигнуты все огромные cairns [пирамиды из камней] и вы-

сокие горы (Michael’s Mount [гора святого Михаила] в Корнуэлле, Торс в Дартмуре). Павсаний упоминает о κυκλῶπων ἔργον, ἀργῶν λίθων [сработанных циклопами

белых камнях], наименьший из которых не могли стащить с места на двух ослах (Pausan., II, 25:7). Тиррены возводили башни (см. выше, прим. 3). В старофранцузских поэмах строителями называются великаны, язычники-сарацины или славные люди прошлого: la roche au jaiant [великанская скала] (Guitecl., I, 90, 158); un jaiant le ferma qui Fortibiaus ot nom [их возвел великан по имени Фортибью] (Renaus, 177:7); о сарацинах-строителях см. Mone, HS, 219, 251; el mur Sarrazinor [сарацинская стена] (Albigeois, 6835); el palais montent que firent Sarrasin [горный дворец, возведенный сарацинами] (Garin, I, 88); la tor est forte de luevre as Sarrasins [могучая башня, выстроенная сарацинами] (Garin, II, 199); croute que firent Sarasins [грот, возведенный сарацинами] (Garin, I, 57, 59); as grans fenestres que firent Sarasins [огромные окна, установленные сарацинами] (Mort de Garin, 146); Каин строит башню (Ogier, 6644, 6666); roche Cayn [скала Каина] (Garin, I, 93, 94). Огромные изваяния возводили к Юлию Цезарю и к Константину (Paris, II, 53; Pertz, II, 284); ср. с «работой Цезаря» в Thietmar, VI, 39. Сказание об огромном котле, который великаны в молчании выкапывали на протяжении двадцати лет, приведено в Halbertsma, Tongvallen, 54, 55. Груды камней в лесу финны называют hiiden pesät — гнездами или кроватями великанов (Kurl. Send., I, 47); «кровать великана» упоминается уже в Il., II:782. Медный dorper подобен железной фигуре, стоящей со стальным столбом на мосту, преграждая проход (Dietr. Drachenk., 57a, 61a—b). Хильдебрант говорит: «ich klag ez dem der ûf der brücken stât» [оплакиваю тех, кто стоит на мосту] (Heldenb., 62a) — все они страшатся чудовища (Heldenb., 68b, 74b, 75a), «der aller groeste viez (рифмуется с liez), daz in der tiuvel würge, er was grôz unt dâbî lanc, sîn muot was ungetriuwe; er sî lebende oder tôt, er ist ein rehter boesewiht» [величайший дьявол из всех, смертоносец, огромный и длинный, вероломного нрава; живой он или мертвый, это истинный лиходей] (Heldenb., 83a—b; о понятии viez см. Gramm., I, 187).

[20]

Готландские högbergsgubbe, вероятно, получили свое название от Хогберга на Готланде (Molb., Tidskr., IV, 189). В эстонском сказании гранитные плиты связываются с девами Калевы, называются камнями из их передников: Kallewi neitsi pölle kiwwid (Possart, 177). О дьяволе ходят те же сказания, что и о великанах: в Аппенцелле и в Шварцвальде рассказывают, что однажды дьявол пролетал там с полным мешком

домов. Мешок прорвался, и дома стали беспорядочно выпадать из него — на тех местах они стоят и до сих пор (Schreiber, Taschenb. (1841), 158).

[21]

Людоеды уступают место сеятелям, охотники — крестьянам (Klemm, II, 25). Великаны считают себя древними властителями тех земель, на которых они живут; они селятся в замках высоко над крестьянскими деревнями (Haltrich, 198). На острове Узедом рассказывают (Jahrb. d. Berl. Ges. f. d. Spr., V, 246): en risenmäken hätt auk mål enen knecht met twei ossen unnen håken in äre schörte packt, wil är dat lütte wörm durt hätt [однажды великанша положила себе в передник крестьянина

с двумя лошадьми и плугом, потому что пожалела этих маленьких червячков]. Аналогичные сказания о земляных червях, прогнавших великанов, ходят во многих районах Швеции (Dybeck (1842), II, 3, 4, 40; Dybeck (1844), 105; Dybeck (1845). 15, 97; Dybeck (1847), 34; Rääf, Osterg., 38), а также в Сёдерманланде (Haupt, Zeitschr., IV, 506), в Шлезвиге (Müllenhoff, 279), в Марке (Haupt, Zeitschr., IV, 392), в Вестфалии (Firmenich, I, 322), в Южной Германии (Bader, № 375, 387; Panzer, II, 65); ср. с Walach. Märch., 283.

[22] Сказания о великанах, вытряхивающих сапоги или высыпающих песок из сво-

их holsken [деревянных башмаков], приведены в Zeitschr. d. Osnabr. Ver., III, 230, 235 и в Firmenich, I, 274a. У великана три зернышка в ботинке (Hone, Daybook, II, 1025). Аналогичные голландские сказания — в Halbertsma, Tongvallen, 55, 56.

[23]

Недалеко от Дюклера (на Сене, в сторону Нормандии) стоит «la chaire de Gargantua» [трон Гаргантюа]: l’être mysterieux qui l’occupait pendant la nuit devait être un géant, que les peuples ont personifié sous le nom de Gargantua [таинственное существо, по ночам садившееся (на этот трон), в народе олицетворенное под именем Гаргантюа] (Revue archéol., XIV année, 214). О Гаргантюа см. также Bosquet, 177, 182, 193, 194. С троном великана ср. сказания о кафедрах дьявола.

[24]

Великаны бросают друг другу молоты (Müllenhoff, № 568; Panzer, [I], 104, 114; Firmenich, I, 302; Rääf, 38), играют в кегли (Balt. Stud., XII:1, 115) — как и герои в горах (см. I, 535), как и Тор (см. I, 389), как и дьявол (см. I, 535). Еще в одном вестфальском сказании великаны, опять же, пекут хлеб (Firmenich, I, 302, 372). Они бросают друг другу курительные трубки, рассыпая пепел (Firmenich, I, 273). Состязаясь с великанами, подбрасывают камни или куски сыра (KM, № 20; Dybeck, IV, 46; Cavallius, I, 3, 9) — ср. со сказанием с острова Узедом, приведенном А. Куном в Jb. d. Berl. Ges. f. d. Spr., V, 246. Пойманного великана обещают освободить, если он очистит коровью шкуру от шерсти, но он вырывает по одному волоску в сто лет (Wieselgren, 459).

[25]

Схожие сказания о строительстве можно найти в Müllenhoff, № 410, 412 и в Faye, 13. Ср. с баварским сказанием о великане-строителе, в которого бросают

молот (Oberbair. Arch., V, 316, 317); конь возит камни, как Свадильфари (Haltrich, 29); ср. со старым Байярдом в Кёльнском соборе.

[26]

Великанши прядут, как феи; иногда прядут даже великаны (Firmenich, I, 323). В «Саге об Олаве Святом» Олав сражается с margŷgr [морской великаншей] и в качестве победного трофея приносит ее руку (Fornm. sög., IV, 56—58). Рыжебородый Олав зовется Ôlafr liôsiarpr â hâr [Олавом с расцвеченными волосами] (Fornm. sög., IV, 38). Понятие pipuga skägg можно еще объяснить через датское pipskiäg — первая борода.

[27]

Вместо слов из Danske viser, I, 223 в Kämpe viser, 155 стоит: sprang til flintesten lede og sorte [запрыгнул в кремень, уродливый и черный]. В Norske ev., I, 37; II, 28 (по новому изданию — 162, 272): flyve i flint [окаменел, влетел в кремень] (от гнева). Норвежские лапландцы говорят: gedģom — «я окаменел», то есть «остолбенел, изумлен». В средневерхненемецком: wurde ich danne zuo eime steine [тогда я окаменел] (Herb., 8362), ср. с ille vir in medio fiat amore lapis [пусть этот мужчина окаменеет во время любовных утех] (Propert., II:10, 48). И наоборот: in haeten sîne grôzen liste ûz eime herten steine getragen [он вынес свою великую хитрость из твердого камня] (Mor., 1562). Есть множество шведских сказаний о великанах, превращающихся в камни при первых лучах зари (Haupt, Zeitschr., IV, 503, 504; Cavallius, [I], 27; Norske event., 162). Могучего короля Ватцмана [Watzmann] считали окаменевшим великаном (Panzer, Beitr., I, 246). Госпожа Хютт каменеет, натершись хлебными крошками (DS, № 233). Наступив на булочку, люди уходят под землю (Giesebrecht, Balt. Stud., XII, 126). Чаще всего каменеют женихи и невесты (DS, № 229; Müllenhoff, 108, 109, 595; Giesebrecht, Balt. Stud., XII, 114, 115, 126). Невестины камни упоминаются и в норвежских сказаниях (Faye, 4); те же представления обнаруживаются и во французских легендах (noce pétrifiée [окаменевшая свадьба] в Michelet, II, 17) и даже в валашских сказках (Walach. Märch., 117). Однажды госпожа Волле [Wolle] превратила пастуха, его пса и овец в камни за то, что этот пастух отказался дать ей хлеба (Sommer, 11). Существует похожее валашское сказание о старухе, ее сыне и их овцах (Schott, 114, 115); есть аналогичная легенда и у сербов (Vuk, Wb., 15a). Генрих Герфордский (1009 год) приводит такой рассказ (опираясь на Вильяма Мальмсберийского, как утверждается в Vincent, 25:10): жители одной саксонской деревни пели и танцевали на церковном дворе, нарушая правила празднования Рождества, в наказание священник запретил им танцевать на протяжении года — тогда все они погрузились в землю по пояс и оставались в таком положении, пока кёльнский архиепископ на следующий год не отпустил им грехи; сама эта деревня в одной из рукописей называется Коловице [Colovize]; здесь, определенно, имеются в виду танцующие с камнями в Кольбеке [Colbeke] (DS, 232); вариант той же легенды, записанный в XV веке, приведен в Altd. Bl., I, 54, 55.

[28]

Могучего Ганса называют еще могучим Ганнелем [starke Hannel] или Гермелем

[Hermel] (Siegthal, 106). Финское Hiisi (Hiiden, Hiidenpoika в родительном падеже) — дикий лесовик или великан (Salmelainen, I, 242). Лапландский Hiidda, Hiita — злобное­

божество (ср. с Suomi (1844), 30). Эстонское сказание о Калевипоэге [Kallewepoeg] в наиболее полном его варианте приведено в Possart, Estland, 174, 175. Э. Лённрот, собравший примерно 60—70 сказаний о великанах, пересказывает такую легенду (см. Kruse, Urgesch., 177): в Або у моря стоит огромный камень — считается, что его метнул в первую построенную на этих землях церковь финский великан Калевампойка [Kalevampoika]. Этот великан шел к церкви и по дороге встретил человека с мешком изношенной обуви. «Далеко еще до церкви?», — спросил Калевампойка. Человек ответил: «Так далеко, что я, пока иду, сносил все эти ботинки». Тогда Калевампойка схватил камень и бросил его в сторону церкви, но промахнулся, и камень упал в море.

[29]

Iötunn sâ er Brûsi hêti, hann var mikit tröll ok mannaeta [великан по имени Бруси был огромным троллем и людоедом] (Fornm. sög., III, 214). Древневерхненемецкое manezzo, средневерхненемецкое manezze (см. I, 850), древнеанглийское monaeta, английское maneater; по-литовски великаны называются vyrĕde, то есть viros edens [поедающие людей]. Сказание о Полифеме распространено весьма широко. Так, например, Синдбад во время своего третьего путешествия тоже, как и Одиссей, выкалывает глаз великану-людоеду. Ср. со сказанием об Эйгилле [Eigill] (Nilsson, IV, 33; Müller, Sagenbibl., II, 612). С вопросом огузского циклопа «что за муха меня кусает?» ср. слова из Ring, 241: «ich waen mich hab ein fleug gestochen» [кажется, меня укусила муха]. Аналогичный сюжет встречается у Конрада фон Вюрцбурга (MS, II, 205a; Altd. W., III, 178). Особенно древним выглядит вариант, сохранившийся в лейпцигской рукописи (Altd. Bl., I, 122—127). В поздних сказках место великана занимает убийца (Mone, Anz. (1837), 399, 400) или вор (Walach. Märch., 167, 168, 169). (У поэтов XIII века встречается такой сюжет: двенадцать грабителей проникают в жилище турса, и тот съедает одиннадцать из них. См. MSH, II, 331b.) О сострадательной матери великана см. II, 598.

[30] Поднимаясь из земли, великан становится всё больше и больше, а уходя под зем-

лю — снова уменьшается (Müllenhoff, 266). Великаны часто принимают облик орлов (см. II, 60): это делают Хрёсвельг [Hraesvelgr], Суттунг [Suttûngr], Тьяцци (Sn., 80, 81); великаны рождаются волками (Sn., 13). Сказание о летающей великанше перешло и в животный эпос (Haupt, Zeitschr., IV, 502, 503).

[31] У придворных немецких поэтов время от времени встречаются подлинно народ-

ные образы из сказаний о великанах. Например, Тристан забирает с собой руку великана (Trist., 16195) — Беовульф, победив Гренделя, тоже отрубает ему руку. Образ древнего отца-великана, поднимающего героев на гору (Bartsch, XXVIII), встречается не только в средневековых поэмах, но и в народных сказаниях (Müllenhoff, 266). У Гольдемара великаны из Трутмунтских гор носят с собой длинные жерди (Haupt, Zeitschr., VI, 521). Рунце [Runze] закидывает дерево на плечо (Wolfd., 510). Одного великана зовут Boumgarte [«фруктовый сад»] (Wolfd. [Fromm.], 493:3). Аспериан [Asperian] называется шпильманом великанов (Roth., 2161). В Lancelot, 17247 и далее упоминаются ogen verkeren, tanden criselen, hoft queken [кривые глаза, скрежещущие­ зубы,

трясущиеся­ головы] великанов. В Ecke, 7 (Ecke (Hagen), 5, 8) чета великанов зовется vrô Hilte и her Grîme (ср. с Grîmr и Hildr в Vilk. saga, XVI). Стоит обратить внимание на имена великанов из поэмы «Dietrichs Drachenkämpfe»: Glockenbôs, Fidelnstôs,

Rûmedenwalt, Schelledenwalt, Bitterbûch, Bitterkrût, Hôhermuot, Klingelbolt. Имя Grandengrûs (Dietr. Drachenk., 118b) или Grandgrûs (Dietr. Drachenk., 126b), судя по всему, романского происхождения: ср. с именем Grandgosier («огромная глотка») в «Гаргантюа». Имя Wolfesmage [«волчья челюсть»] напоминает о Wolvesdarm [«волчье нутро»], имени слуги в Helbl., I:372, и о санскритском Urkodara («волчье чрево»; см. Hitzig, 308). Скандинавские имена великанов: Ruth i Skut, Rolf i Topp, Hand i Handöl, Elling и Staff (Dybeck (1845), 97, 99; см. I, 861). О связи между великанами и богами см. выше, прим. 14.

=

итепло, а из Нифльхейма — тьма и холод. Посреди этих противоположностей протекал источник Хвергельмир [Hvergelmir], из которого выходило двенадцать рек, называемых elivâgar [ледяные волны]. Когда они удалились от своего истока, то содержавшаяся в них частица огня застыла, подобно шлаку, брызгающему из пламени, и реки обратились неподвижным льдом. Этого льда коснулся теплый (южный) воздух, реки стали таять и покрылись трещинами; силой того, кто посылает тепло, капли воды ожили и из них выросло существо, которое называют Имиром или, у ледяных турсов, — Эргельмиром; это был первый великан, злой нравом.

Имир уснул и вспотел, и под его левой рукой выросли мужчина и женщина,

вто время как одна его нога зачала от другой шестиголового сына — так появились разные роды великанов.

Лед тем временем продолжал таять, и появилась корова Аудумбла [Auđumbla]; из ее вымени потекли четыре потока молока, питающие Имира. Корова стала лизать соленые глыбы льда и к вечеру первого дня вылизала [руку] человека, на второй день — голову, на третий — всего человека; он был красивым, большим, сильным, звали его Бури [Buri], а его сына — Бёр [Börr] (см. I, 625)2. Бёр забрал себе Бестлу [Bestla], дочь великана Бёльторна [Bölþorn],

ита родила ему трех сыновей — Одина, Вили и Ве (см. I, 364), которые убили Имира. Когда тот упал на землю, из его ран вытекло такое количество крови, что утонули все великаны, кроме одного, Бергельмира [Bergelmir]3, который спасся вместе со своей женой на lûđr [чем-то плавучем]4 (Sæm., 35b; Sn., 8); именно он

изачал род (более молодых) великанов [1].

Сыны Бёра унесли труп Имира в средоточие Гиннунгагапа, и из крови этого первого существа сотворили море и воду, из его плоти — землю, из его костей — горы, из его зубов и сломанных костей — скалы и утесы. Затем они взяли череп Имира и сотворили из него небо, а муспельхеймские искры, до того свободно летавшие, они закрепили на небесах, чтобы они светили для каждого. Земля была шарообразной, ее окружили глубоким морем5, на берегу которого

2По авестийскому учению, первый человек произошел из огузка древнего вола Кайомера [Kajomer].

3Имир, то есть Эргельмир, родил Трудгельмира [Thrûđgelmir], а тот — Бергельмира.

4Значение слова lûđr не вполне понятно; иногда оно используется в значении culeus, tuba [куль, труба], а здесь, судя по всему, его следует понимать как «ящик для муки»; по-древневерхненемецки lûdara (женского рода) значит «колыбель» (Graff, II, 201), а также pannus, involucrum (пеленка); первое значение было бы здесь весьма кстати — в некоторых других сказаниях о потопе упоминается ребенок, спасшийся среди волн в своей колыбели. Правда, у Снорри речь, конечно, идет не о ребенке, а о взрослом великане, сидящем в lûdr вместе со своей женой; но это может быть поздней разновидностью мифа.

5Снорри последовательно утверждает, что Земля круглая; ср. в Sn., 9: hon er krînglôtt utan, ok þar utan um liggr hinn diupi siâr [снаружи она круглая, а вокруг нее — глубокий

должны были жить великаны; чтобы защитить внутренние земли от великанов, из бровей Имира там возвели крепость Мидгард [Miđgarđ]. Мозг Имира подбросили в воздух, и из него возникли тучи (Sn., 8, 9).

В Sæm., 45b (ср. с 33b) история приводится в несколько ином виде:

or Ymis holdi var iörđ um scöput, enn or sveita sær,

biörg or beinom, bađmr or hâri, enn or hausi himinn,

enn or hans brâm gerđo blîđ regin miđgarđ manna sonom,

enn or hans heila voro þau in harđmôđgo skŷ öll um scöput.

[из плоти Имира была сотворена земля, из его пота — море, горы — из костей, деревья — из волос, из его черепа — небо,

из его бровей сотворили счастливые боги Мидгард для сынов человеческих, а из его мозга — мрачные тучи на небе создали]

В этом варианте не упоминаются зубы, зато заходит речь о создании деревьев из волос великана.

Закончив с этим, сыны Бёра отправились на морской берег, где нашли два дерева, из которых они и создали двоих людей, Аска [Askr, «ясень»] и Эмблу [Embla, «ива»]. Один наделил их душой и жизнью, Вили — умом и осязанием, Ве — обликом, речью, слухом и зрением (Sn., 10); более подробно этот миф изложен в Sæm., 3b:

океан]; в «Lucidarius» тоже сказано: dise welt ist sinwel und umbeflozzen mit dem wendelmer, darin swebt die erde als daz tutter in dem wizen des eiies ist [этот мир шарообразен и окружен внешним морем, в котором земля плавает, как желток в середине яйца]; ср. с Berthold, 287 и с Wackern., 20 (по базельской рукописи). Сотворение небес и земли из яйца поэтически описано в первой руне «Калевалы» [3].

а также архаичные формы ero (terra [земля]), ûfhimil (coelum [небо]), mareosêo (mare [море], готское marisáivs) весьма напоминают эддический текст:

vara sandr ne sær, ne svalar unnir, iörđ fanz æva ne upphiminn,

gap var ginnûnga, enn gras hvergi. sôl þat ne vissi hvar hon sali âtti,

stiörnor þat ne visso hvar þær stađi âtto, mâni þat ne vissi hvat hann megins âtti.

[не было ни песка, ни моря, ни холодных волн, не было ни земли, ни неба, была зияющая бездна, но не было травы;

солнце не знало, где ему водвориться, звезды не знали, где их место, луна не знала, какая у нее сила]

Словами «niwiht ni was enteo ni wenteo» [ничего не было, ни концов, ни поворотов] точно описывается концепция Гиннунгагапа9.

Связь с языческими представлениями здесь тем сильнее, если учесть еще, что и в древневерхненемецком, и в древнеанглийском сохранился технический термин muspilli = древнескандинавское muspell; совершенно несомненна и тесная связь понятий nifl, Niflheim с глубоко укорененным в нашем эпосе именем Нибелунгов (см. I, 648). Если представление о двух полюсах хаоса в той или иной степени сохранилось у всех германцев, то и вышеописанные космогонические представления в целом должны были быть распространены достаточно широко. Как уже было продемонстрировано, древнегерманские предания о великанах, богах, людях и цвергах были весьма близки скандинавским; диковинный эддический образ сотворения мира из тела великана можно обнаружить и вне Скандинавии — правда, сюжет этот излагается в обратном порядке.

Вчетырех документах, сильно отстоящих друг от друга и по времени,

ипо месту создания (не исключено, что в будущем будут обнаружены и другие аналогичные тексты), приводится интереснейший рассказ о сотворении человека. Если в «Эдде» тело великана режут и потрошат с тем, чтобы создать небо

иземлю, то здесь, напротив, весь мир используется как материал для сотворения гигантского человека.

Наиболее древняя из версий содержится в «Rituale ecclesiae Dunelmensis»; составитель X века приводит такой текст (Rituale ecclesiae Dunelmensis (London, 1839), 192): octo pondera de quibus factus est Adam: pondus limi, inde factus (sic)

9 Ср. с Otfr., II:1, 3: êr sê ioh himil wurti, ioh erda ouh sô herti [до сотворения моря, неба, твердой земли] и с описанием хаоса в Cædmon, 7, 8, где использовано слово heolstersceado [темная, сокрывающая тень] (Cædmon, 7:11); хотя мало что в этом противоречит библейскому учению; ср. с Aristoph., Aves, 693, 694.

разнятся,­ и составные части перечисляются в разном порядке. Только три ингредиента упоминаются сразу в трех первых отрывках: глина (или земля), из которой сотворена плоть; роса, из которой сотворен пот; облака (или тучи), из которых сотворен мозг. В остальном друг с другом больше согласуются средневерхненемецкий и фризский тексты: и там, и там кости создаются из камней, волосы — из травы, глаза — из солнца, кровь — из моря (или из воды); ничего из этого не упоминается в древнеанглийском фрагменте. Только в средневерхненемецкой поэме заходит речь о сотворении жил из кореньев (wrcen), только в древнеанглийском тексте упоминается создание крови из огня, слез из соли, разноцветных глаз из цветов10, холодного дыхания — из ветра и разума — из благодати; последнее, впрочем, несмотря даже на то, что тот же оборот повторяется и в сопутствующем переводе, выглядит как ошибка — во всем остальном сотворение человека происходило из чисто материальных объектов; или же это следует понимать так, что человеческий разум исключителен и появился только благодаря божьей благодати? Слезы вполне естественно связываются с солью (salsae lacrimae [соленые слезы]); цвет глаз, что достаточно странно, — с цветами (правда, раскрывающиеся бутоны нередко сравнивают с глазами). О сотворении сердец из ветра говорится только во фризском тексте; там же, и только там, упоминается, что в эту восьмеричную смесь бог дохнул своим святым духом, а из ребра сотворил Адаму подругу-Еву [6]11.

10Разноцветные глаза называются oculi varii, по-провански — vairs huelhs (Rayn., ста- тья«var»),по-старофранцузски—vairsiex(Roquef.,статья«vair»).По-древневехненемецки: bluomfêh (пестрые, подобно цветам); в Graff, III, 426: gevêhet nâh tien bluomon [раскрашены, как цветы].

11Здесь можно привести и пятый аналогичный текст, из парижской рукописи XV века (Paulin Paris, Mss. français de la bibl. du roi, IV, 207): Adam fu formé ou champ damacien, et fu fait si comme nous trouvons de huit parties de choses, du limon de la terre, de la mer, du soleil, des nues, du vent, des pierres, du saint esprit et de la clarté du monde. De la terre fu la char, de la mer fu le sang, du soleil furent les yeulx, des nues furent les pensées, du vent furent les allaines, des pierres furent les oz, du saint esprit fu la vie, la clarté du monde signifie Crist et sa créance. Saichez que se il y a en l’omme plus de limon de la terre, il sera paresceux en toutes manières, et se il y a plus de la mer, il sera sage, et se il y a plus de soleil, il sera beau, et se il y a plus de nues, il sera pensis, et se il y a plus du vent, il sera ireux, et se il y a plus de pierre, il sera dur, avar et larron, et se il y a plus de saint esprit, il sera gracieux, et se il y a plus de la clarté du monde, il sera beaux et amez [Адам был создан на дамасском поле из, как мы знаем, восьми вещей: из земной

глины, из моря, из солнца, из облаков, из ветра, из камней, из святого духа и из чистоты мира. Из земли сотворена плоть, из моря — кровь, из солнца — глаза, из облаков — мысли, из ветра — дыхание, из камней — кости, из святого духа — жизнь, а чистота мира означает Христа и веру в него. Если в человеке больше земной глины, то он бездеятелен, если в нем больше моря, то он мудр, если в нем больше солнца, то он красив, если в нем больше облаков, то он задумчив, если в нем больше ветра, то он гневлив, если в нем больше камня, то он суров, скуп и скрытен, если в нем больше святого духа, то он милостив, если в нем больше чистоты мира, то он прекрасен и любим]. Эти восемь элементов тоже кое в чем отличаются

из глины12 или земли, хотя ничего о разных основах для разных частей тела там нет. Насколько можно судить, ни один из отцов церкви не был знаком с учением о сотворении первочеловека из восьми элементов; я не возьмусь решать вопрос о том, было ли это учение уже разработано в языческие времена, жило ли оно одновременно с эддическими представлениями или же появилось только от столкновений языческих концепций с христианскими и является в таком случае развитием догмы об Адаме. Если даже само имя «Адам» означает «глина», то это представление несложно было развить, заключив, что из земли сотворена только плоть человека, в то время как его кости происходят от камней, волосы — от травы и т. д. Поэт, переложивший книгу Бытия средневерхненемецкими стихами, вдается по этому поводу в небиблейские подробности (Fundgr., II, 15): duo got zeinitzen stucchen den man ze samene wolte rucchen, duo nam er, sôsich wâne, einen leim zâhe, dâ er wolte, daz daz lit zesamene solte, streich des unterzuisken, daz si zesamene mohten haften. Denselben letten tet er ze âdaren, uber ieglich lit er zôch den selben leim zâch, daz si vasto chlebeten, zesamene sich habeten. Ûz hertem leime tet er daz gebeine, ûz prôder erde hiez er das fleisk werden, ûz letten deme zâhen machet er die âdare. Duo er in allen zesamene gevuocte, duo bestreich er in mit einer slôte, diu selbe slôte wart ze dere hûte. Duo er daz pilede êrlich gelegete fure sich, duo stuont er ime werde obe derselben erde. Sînen geist er in in blies, michelen sin er ime firliez, die âdere alle wurden pluotes folle, ze fleiske wart diu erde, ze peine der leim herte, die âdere pugen sich swâ zesamene gie daz lit [бог решил из отдельных (zeinitzen — ûz einitzen) фрагментов собрать человека и, задумав это, взял вязкую глину; хотел он соединить все члены вместе и смазал их этой глиной, чтобы они склеились. Из того же раствора он сотворил жилы,

икаждый член крепко пристал к другому, и все они соединились. Из твердой извести он сотворил кости, из рыхлой земли он вылепил плоть, из мягкой глины он сделал жилы. Когда всё сочленилось, он покрыл человека илом, и этот ил стал кожей. И сделал он образ человека себе подобным по благородству,

ипоставил его надо всей землей. Вдохнул бог в человека свой дух, даровав ему великий ум, жилы его наполнил бог кровью, и земля стала плотью, твердая известь — костями, жилы стали гибкими, и человек был готов]. У этого подразделения материалов на глину, известь, землю и slôte (ил) — явно языческие корни; несмотря на то, что поэт не сильно отклоняется от церковного представления

осотворении человека, можно всё же понять, что языческий миф о соединении различных материалов был ему известен. Следы этого мифа можно обнаружить

ив народной поэзии13.

12«Die leimînen» [глиняные], — так в Geo., 3409 называются люди, «e luto, ex meliori luto ficti» [сотворенные из глины, из лучшей глины].

13Великаны лепят человека из глины (leir; Sn., 109). Финский бог Ильмаринен выковывает себе жену из золота (Kalev., XX). Пинтосмауто [Pintosmauto] выпекают из сахара,­ пряностей и ароматизированной воды; волосы у него — из золотых нитей, зубы —

Важно, что греческие и некоторые азиатские мифы о сотворении мира согласуются со скандинавским (а в древности, как я полагаю, — и всегерманским) представлением о происхождении вселенной из различных частей человеческого тела: соответственно, представления эти отличаются исключительной древностью. В Индии до сих пор живет сказание, согласно которому Брахма был убит другими богами, которые сотворили небо из его черепа; можно вспомнить

игреческий миф об Атланте, головой поддерживающем небесный свод. У одного из поэтов-орфиков говорится, что тело Зевса — это земля, его кости — это горы, его глаза — это солнце и луна14. По кохинхинским представлениям, Будда сотворил мир из тела великана Банио: из его черепа — небо, из его глаз — солнце и луну, из его плоти — землю, из его костей — скалы и горы, из его волос — деревья и растения. Аналогичные макрокосмы можно встретить и в японских,

ив цейлонских мифах; в калмыкских поэмах говорится, что землей обратилась некая великанша, из крови которой появились и моря [8]15.

Тем не менее, в индийском учении этот макрокосм переворачивается: солнце ставится глазами первочеловека, растения — его волосами, камни — его костями, вода — его кровью; в человеке, таким образом, отражается весь мир. По космогоническим представлениям халдеев, Бел рассек тьму и отделил небо от земли, а затем ему, по его же приказу, отрубили голову, чтобы кровь пролилась на землю; из этой крови родился разумный человек. По описанию Гесиода,

Гефест создал Пандору из земли, смешанной с водой, а затем Гермес наделил ее даром речи (Hes., Ἔργα, 61—79). Восемь материалов сократились со временем до двух (земли и крови — или воды), а в Ветхом Завете — до одной земли.

Есть и другие заслуживающие внимания аналогии. Имир рукой своей зачал мужчину и женщину, а ногой — сына-великана; в индийских законах Ману говорится, что Брахма породил четыре касты людей: из его рта вышел первый брахман (жрец), из его руки — первый кшатрий (воин), из его бедра — первый вайшья (торговец и земледелец)16, из его ноги — первый шудра (слуга и ремесленник); см. Humboldt, Kawispr., I, 80. Скорее всего, в эддическом предании, в более полном его варианте, между детьми Имира, родившимися от руки и от ноги, тоже делалось ранговое различие; рождение от ноги должно символизировать более низкое происхождение. Есть карибский миф, в котором Лугуо [Luguo], небо, рождается от земли, а прародители человеческого рода выходят у него из пупка

из жемчужин,­ глаза — из сапфиров, губы — из рубинов (Pentam., V, 3). В сербской песне (Vuk, № 110) две сестры свивают себе брата из красного и белого шелка; тело ему делают из букового дерева, глаза — из драгоценных камней, брови — из морских ежей, зубы — из жемчужин; затем они вкладывают ему в рот мед и сахар, говоря: «Съешь и заговори» (то нам једи, па нам пробесједи!). Миф о Пигмалионе тоже основан на оживлении статуи [7].

14Ὄμματα δ’ήλιος τε καὶ ἀντιόωσα σελήνη [глаза на его лице — это солнце и луна] (Eusebius, Προπαραςκ. εὐαγγ, III, 9; Lobeck, De microc. et macroc., 4).

15Finn Magn., Lex., 877, 878.

16E femoribus natus [рожденный из бедер] = ûravja, ûrudscha (Bopp, Gloss., 54a).

и из бедра, на котором Лугуо сделал надрез17. Можно ли не вспомнить здесь о чудесном рождении Афины, вышедшей из чела Зевса (τριτογένεια), и о Дионисе, рожденном из бедра верховного бога (μηροῤῥαφής)? Диониса называли διμήτωρ [имеющим двух матерей] — вероятно, на схожих основаниях базиро-

вался и неясный для нас миф о девяти матерях Хеймдалля (см. I, 480) [9].

И в «Эдде», и (как мы увидим в дальнейшем) в индуистском предании появление древних богов и великанов отстоит от сотворения первой пары людей. Как

ив случае с библейскими Адамом и Евой, эддические люди сотворены из простого, не составного материала, оживленного богом. Trê означает «древесина» или «дерево», askr — это ясень (fraxinus); связь Аска с героем Иско рассмотрена в I, 626. Если бы вместе с Аском, мужчиной, была сотворена женщина Эскья [Eskja], то здесь можно было бы усмотреть явную параллель с персидским мифом о Мешии и Мешиане, мужчине и женщине, тоже вышедшими из растений. Однако в «Эдде» первых людей зовут Askr и Embla: слово embla, emla означает занятую, деловитую женщину — древневерхненемецкое emila, ср. с fiuremila — focaria [судомойка], золушка (Graff, I, 252); слово происходит от корня amr, ambr, aml, ambl (labor assiduus [непрестанный труд]), — отсюда же имя героя Амалы [Amala] (см. I, 648). В связи с Аском нельзя не отметить, что существует сказание о первом саксонском короле Ашане [Aschanes] (Аскании [Askanius]), родившемся из Гарцских гор у ручья посреди леса. Само название саксов происходит от слова sahs, то есть «камень», saxum; божественного героя называли Сахснотом (см. I, 436). Слово Germani иногда производят от глагола germinare [пускать ростки] — есть верование, согласно которому германцы будто бы выросли на деревьях18; не исключено, что все эти представления сложным образом взаимосвязаны. Равеннский Географ сообщает, что саксы со своих древних земель переселились в Британию «cum principe suo, nomine Anchis» [со своим князем по имени Анхис]. Возможно, имеется в виду Хенгист или, скорее, его сын Эск, которого я отождествляю с Аском19.

Вполне очевидно, что существовали какие-то древнейшие сказания, в которых первые люди (или основатели германских племен) вырастали на деревьях

искалах: происхождение одушевленных существ связывалось с полупробудившимся царством растений и минералов. Даже само слово Leut (populus [народ]), древневерхненемецкое liut, происходит от корня liotan (crescere, pullulare

17Majer, Mythol. Taschenbuch, 2, 4.

18DS, № 408, Aventin, 18b; ср. с народной шуткой (вероятно, достаточно древней)

опроисхождении швабов, франков и баварцев (Schm., III, 524).

19В еврейском языке — и в народном, и в литературном — Германию и немцев обозначают словом Aschkenas. Эта форма встречается в Быт.10:3 и в Иер.51:27; с каких времен ашкеназами стали называть немцев — не знает даже Михаэлис (см. Michaelis, Spicil. geogr. Hebr., I, 59); это был как минимум XV век, и вполне вероятно, что раввины пришли к такому отождествлению, услышав о происхождении немцев от прародителя по имени Асканий; или же имелся в виду Асканий-троянец.

а о происхождении светлых нам не известно совершенно ничего. Через другие мифологические системы прояснить этот вопрос тоже не удается.

Важно и интересно рассмотреть очередность и последовательность событий в разных мифах о сотворении. В «Эдде» первыми появляются великаны, затем — боги, а затем, уже после потопа, — люди и дверги; этот миф удивительно хорошо согласуется с широко распространенной в Средние века теологической системой: несмотря на то, что Ветхий Завет начинается с трудов Шестоднева, на тот момент уже существовали (и, соответственно, были сотворены) ангелы, уже произошло падение демонов — лишь после всего этого появились небо, земля, человек и другие живые существа23. За этим тоже следует разрушительный потоп, однако новый виток творения после потопа не наступает: благочестивые люди спаслись и заново заселили землю. Магометанский иблис (форма возникла через афарезу от dieblis, diabolus) — это тоже дух-отступник, но появляется и изгоняется из рая он уже после сотворения Адама. Немецкие великаны одновременно напоминают и строптивых демонов, и грешных людей, погибших при потопе; в одном случае спасается патриарх Ной, а в другом — великан Бергельмир, и оба они воссоздают свои почти уничтоженные стихией народы. Некоторые космогонические концепции изложены в приложении к «Книге героев» — имели место три этапа творения: первыми были сотворены цверги, вторыми — великаны, последними — люди; бог создал мудрых цвергов, чтобы они застроили пустые земли и горные склоны, великанов — чтобы они сражались с дикими зверями, героев — чтобы они помогали цвергам в борьбе с неверными великанами; интересны описанные здесь взаимоотношения и взаимозависимость трех родов — о манере самого сотворения и об использованных материалах в этом источнике ничего не сказано. Я полагаю, что разделение Хеймдаллем людей на три категории тоже можно рассматривать как один из актов сотворения24, а следы этого мифа, вероятно, можно найти и в более поздних традициях25.

23Ср. с поэтическими описаниями у Кэдмона и в Fundgr., II, 11, 12; основаны они, конечно, на предустановленных или одобренных церковью воззрениях. В священном пи­ сании речь идет только о сотворении человеческого рода, о появлении ангелов и великанов (а их существование подтверждается последующими библейскими текстами) ничего не говорится.

24В Средние века свободных людей возводили к роду Сима, рыцарей — к роду Иафета, а слуг — к роду Хама (см. Wackernagel, Bas. Hss., II. 20).

25Например, в Wolfg. Menzel, Mythol. Forschungen, I, 40 мне встретилось такое магометанское сказание: Ева родила так много детей, что стыдилась этого. Однажды бог неожиданно явился на землю, и Ева спрятала от него нескольких своих отпрысков. Господь созвал человеческих детей и разделил между ними все богатства земли. Спрятанные же ничего не получили — так появились нищие и факиры. Первоисточник этого сказания в книге, к сожалению, не приводится, но вполне очевидно сходство сюжета с одной из немецких пьес XVI века, оттого я сомневаюсь, что эта пьеса как-то связана с древнескандинавским

Еще хотелось бы обратить внимание на то, что в «Эдде» мужчину и женщину (Аска и Эмлу) боги создают одновременно, в то время как в Библии этот процесс разделен на две части: сначала описывается сотворение Адама, а уже затем — сотворение Евы, происходившее совершенно по-иному26. По рассказу Гесиода, мужчины произошли от богов и существовали уже достаточно долгое время на тот момент, когда из земли и воды (см. I, 910) была сотворена первая женщина, Пандора — всеодаривающая, прекрасная и вероломная. Правда, в разных поэмах Гесиода изложены разные точки зрения на этот счет. В «Теогонии» из хаоса первой рождается великанша Гея, затем появляются Эреб (место, соответствующее Нифльхейму) и Ночь; Гея сама порождает Урана, море и горы, а затем она рождает детей от Урана; младший из этих детей — Крон, отец Зевса

ипрародитель всех богов. В «Эдде» Бури и Бёр появляются еще до Одина; Уран

иКрон тоже принадлежат к старшему (по сравнению с Зевсом) поколению; Зевс

иОдин становятся первыми представителями подлинного рода богов, а троицу братьев дополняют в одном случае — Посейдон и Хадес, а в другом — Вили и Ве. Противоборство богов с титанами вполне сходно с враждой асов и великанов; с другой стороны, изгнание титанов с небес (Hes., Theog., 813) очень напоминает падение восставших ангелов в бездну; поэтому к великанскому аспекту титанов можно добавить и демонический. В известном фрагменте из «Трудов и дней» один за другим перечислены пять родов — и, судя по всему, акт творения должен был повторяться несколько раз; в полной мере сведения об этом не приводятся ни у Гесиода, ни у Платона (см. Platon, Cratyl. (Steph.), 397, 398). Первым появляется золотой род благословенных духов, вторым — серебряный род более слабых божеств, третьим — медный род воинов, родившихся из ясеней, четвертым — род героев, пятым — железный род ныне живущих людей. Как можно заметить, четвертому роду не соответствует никакой металл, что уже делает поэму Гесиода неполным источником. Непонятнее всего то, что же имеется в виду под вторым родом: Платон тоже обходит этот вопрос и рассматривает только духов, героев и людей; возможно, небольшой рост и недолгая жизнь этих высших существ позволяют провести аналогию между ними и нашими эльфами? Третий род — это, вероятно, великаны или великаноподобные воители, противостоящие истинным героям из четвертого рода. Одних, пользуясь языком Моисея, можно назвать сынами Элохима, а других — сынами человеческими; однако рождение воителей из ясеней вполне можно сравнить с эддическим сотворением человека. Соответствие мифов было бы тем полнее, если бы третий род у Гесиода назывался каменным, а не медным, а из ясеня рождались бы представители четвертого, а не третьего рода; для великанов­ характерно­ каменное

преданием. Образ спрятанных детей, не призванных на общее собрание, в германских источниках не встречается.

26В раввинистическом мифе первой женщиной называется Лилит, сотворенная, как

иАдам, из земли.

оружие. Аполлодор сообщает, что в потопе (после которого выжили Девкалион

иПирра) Зевс хотел уничтожить медный род, что вполне соответствует скандинавскому представлению о гибели великанов. У сотворения Аска и Эмлы есть параллели в греческом мифе о метании камней — род героев тоже мог называться каменным [11].

Здесь следует, пожалуй, рассмотреть еще историю о потопе: ее широкое распространение у самых разных народов позволяет глубже проникнуть в природу всех вышеизложенных мифов27.

От союза сынов бога и дочерей человеческих родились грабители и разбойники; Иегова пожалел, что вообще сотворил людей, и решил уничтожить всё, что есть на земле. Только Ной был блажен перед взором его: господь приказал ему выстроить огромный ковчег и взойти туда со всем своим семейством. Затем начался дождь, который шел до тех пор, пока вода не поднялась на пятнадцать локтей над самой высокой горой; погибло всё, обладавшее плотью и дыханием, но ковчег плавал по волнам. Тогда Иегова остановил дождь, воды сошли с земли, а ковчег Ноя остановился в Араратских горах. Ной сперва выпустил ворона, а затем голубя, которые, не найдя сухого места, вернулись в ковчег; через семь дней Ной снова выпустил голубя, и тот прилетел с масличным листом; еще через семь дней голубь вновь выпорхнул из ковчега и уже не вернулся28. Тогда Ной вышел на сухую землю и принес господу жертву всесожжения: Иегова заключил с людьми завет и в знак этого поместил свою радугу в облаке.

После этого красивого и цельного ветхозаветного повествования эддический миф выглядит грубым и неразработанным. Потоп в скандинавской традиции не обрушивается на землю с небес, но разливается кровью поверженного великана, тело которого становится материалом для всех вещей (в том числе —

идля сотворения человека). Заносчивость и беззаконность побежденных ве-

ликанов можно сравнить с поведением сынов Элохима, смешавшихся с людьми; с Ноевым ковчегом (κιβωτός) схож lûđr Бергельмира. Эпические детали —

такие, как остановка ковчега на горе, выпускание голубя, жертвоприношение и явление радуги — вряд ли пропали бы из языческого мифа, если бы здесь имело место заимствование библейского сюжета.

В ассирийской мифологии29 Крон [то есть Энки], проливающий дождевые потоки, предупреждает короля Зисутру [Sisuthros] о надвигающемся потопе,

27Ульфила переводит слово κατακλυσμός [потоп] как midjasveipáins, причем sveipan явно означает то же, что и κλύζειν (смывать, выполаскивать) — ср. с древнеанглийским svâpan (verrere [смывать]). Diluvium [потоп] по-древневерхненемецки — unmezfluot или sinfluot (ср. с sinwâki — gurges [водоворот], средневерхненемецкое sinwæge); искажена древне- и средневерхненемецкая форма sintvluot и совершенно ошибочно нововерхненемецкое Sündflut [от Sünde, грех].

28Таким же образом выпускают птиц мореходы (Plinius, VI, 22); три ворона летят, разведывая путь (Landn., I, 2).

29Buttmann, Über den Mythos der Sündflut, 21.

итот строит корабль, на который восходят люди и звери. Через три дня после окончания дождей с корабля выпускают птиц, которые сначала просто возвращаются, на второй раз прилетают с илом на лапках, а на третий уже улетают насовсем. Тогда Зисутра сходит с корабля вместе с женой, дочерью и рулевым; все они совершают моление, приносят жертву, а затем внезапно исчезают; когда с корабля сходят остальные люди, то с небес раздается голос, сообщающий, что Зисутра стал одним из богов; все остальные же должны продолжать человеческий род. Считается, что корабль этот до сих пор остается где-то в горах Армении30. На монетах из фригийского города Апамея изображен плывущий по волнам ковчег, в котором можно увидеть мужчину и женщину; на ковчеге сидит птица — вторая изображена летящей с веткой в лапах. Рядом на твердой земле

стоят те же двое людей, держась за руки. Возле изображения ковчега видны буквы ΝΩ (Ной), а сам город Апамея известен еще как Κιβωτός [ковчег]31.

Вгреческом мифе Зевс решил уничтожить человеческий род; Прометей предупреждает об этом Девкалиона, и тот строит ковчег для себя и своей жены Пирры. Зевс насылает мощный ливень, затопляющий всю Элладу, и люди престают. Девять дней и ночей ковчег Девкалиона плавает по волнам, и наконец его заносит на Парнас, где Девкалион приносит Зевсу жертву; о том, как Девкалион

иПирра, бросая камни, сотворили затем новых людей, уже говорилось выше. Плутарх добавляет к этому, что Девкалион выпускал из ковчега голубя: когда тот возвращался, это означало, что шторм по-прежнему бушует, а когда голубь

наконец улетел, Девкалион понял, что уже установилась хорошая погода. Лукиан называет этого персонажа Δευκαλίωνα τὸν Σκύθεα [Девкалионом-скифом] (Lucian, De dea Syria, XII, XIII); Σκύθεα может происходить от Σισύθεα32, а ис-

каженная форма могла использоваться в сказании с древних времен. У некоторых греческих племен есть собственные легенды о древнем потопе — героя в этом варианте зовут Огигом [Ogyges; Ogygos]33. Все эти сказания лишены эпической обстоятельности34.

30Ср. с Annolied, 308 и далее: баварцы там названы выходцами из Армении.

31Обо всем этом см. Buttmann, 24—27.

32Произведение здесь формы CKΥΘEA от CICYΘEA — остроумная идея Бутмана; правда, этот автор идет дальше и отождествляет этого Сизиту-Зисутру с королем Сезострисом, звездой Сотис, богом Сетом; Ноя Бутман сравнивает с Дионисом и считает символом воды.

33См. Buttmann, 45 и далее, где сравниваются формы Okeanos и Ogenos.

34Интересно, что Гомер описывает потоп весьма схоже, хотя и без приведения имен

иназваний (Il., XVI:384):

ὡς δ’ὑπὸ̀ λαίλαπι πᾶσα κελαινὴ̀ βέβριθε χθὼ̀ν ἤματ’ὀπωρινῷ, ὅτε λαβρότατον χέει ὕδωρ Ζεύς, ὅτε δή ῥ’ἄνδρεσσι κοτεσσάμενος χαλεπήνῃ, οἳ βίῃ εἰν ἀγορῇ σκολιὰς κρίνωσι θέμιστας, ἐκ δὲ δίκην ἐλάσωσι θεῶν ὄπιν οὐκ ἀλέγοντες·

Немало сказаний о потопе можно найти и в индийской «Махабхарате»35. Король Ману однажды каялся на берегу реки и услышал голос маленькой рыбки, которая умоляла спасти ее. Король выловил ее и поместил в сосуд, но тут рыба начала расти и потребовала больше места. Ману бросил ее в большое озеро, но она еще выросла и пожелала попасть в реку Ганг, супругу моря. Вскоре рыба перестала помещаться даже в Ганге, и Ману пришлось отнести ее к морю; когда король бросил рыбу в море, та предсказала ему наступление чудовищного потопа: Ману следовало выстроить корабль и взойти на его борт вместе с семью мудрецами, сохранив семена всех вещей — а сама рыба из-под воды явит королю свой рог. Ману сделал всё так, как было предписано,

ивыплыл в море; гигантская рыба явилась ему и дала канатами привязать корабль к своему рогу, а затем она много лет тянула корабль по морю и наконец привезла его к пику Химавата, приказав сразу же закрепить корабль на этой горе; это место до сих пор называют Наубандхана (привязь корабля). Тогда рыба сказала: «Я — Брахма, повелитель творения, нет никого выше меня, в образе рыбы я спас тебя; теперь ты, Ману, должен заново создать всё сущее, богов, асуров и людей, все миры, все вещи движущиеся и недвижные». И Ману всё сделал, как было сказано.

В«Шримад Бхагаватам» место Ману занимает Сатьяврата (см. I, 494), место Брахмы — Вишну, а изложение событий в этом трактате украшено философскими размышлениями.

Таким образом, в индийском мифе, как и в германском, потоп предшествует подлинному, окончательному сотворению, в то время как в Пятикнижии Адам жил задолго до Ноя и после потопа нового витка сотворения мира уже не происходит. Семь риши на корабле Ману, как отмечает Бопп, — это существа скорее божественной, чем человеческой природы: они суть сыны Брахмы, старшие по отношению к новым богам и их противникам асурам (в других вариантах вместо асуров упоминаются дайтьи и данавы — титаны или великаны). Что для нас особенно важно, так это имя нового творца — Ману [Manus] (отсюда

ислово manuschjas — человек); в германском Маннусе (от имени которого происходят слова manna и manniskja — человек) можно, опять же, узнать Бёра и его сыновей-творцов (см. I, 623). Образы Аска и Эмлы — это воспроизведение той же концепции сотворения, и фигуры эти вполне можно сравнивать с Девкалионом и Пиррой, с Адамом и Евой.

[Так же, как черная стонет земля, отягченная бурей, в осень, когда на нее изливает шумящие воды

Зевс раздраженный, на тех негодуя людей, что неправый свой совершают на площади суд и насилия множат,

правду теснят и ничуть наказанья богов не страшатся. — Пер. В. Вересаева] 0

35 См. Bopp, Die Sündflut (Berlin, 1829).

Нельзя не упомянуть и о том, что начальный сюжет из индийской поэмы (когда Брахма принимает образ рыбы и позволяет Ману поймать себя, а позже открывает свое истинное существо) до сих пор живет в наших сказках: маленькая всемогущая камбала (или щука) помогает рыбаку постепенно подняться

ввысший свет, но затем, когда спесивая жена рыбака требует, чтобы ее супруг стал равным богу, рыба ввергает его в еще бóльшую нищету. То, как человек проходит здесь по ступеням социальной иерархии, можно уподобить сотворению сословий36.

Стоит привести еще одно сказание о потопе, связанное с происхождением литовского народа37. Высший бог Прамжимас [Pramžimas] выглянул из окна

всвоем небесном жилище (как Вотан — см. I, 335), посмотрел на мир и увидел, что среди людей царят распри и несправедливость; тогда бог послал на грешную землю двух великанов, Ванду [Wandů] и Вейаса [Wejas] (то есть воду и ветер), которые уничтожали всё живое в течение двадцати дней и ночей. Прамжимас снова выглянул из окна, когда ел небесные орехи, и одна скорлупка упала на самую высокую гору, где ее увидели звери и некоторые люди. Они забрались

вэту ореховую скорлупку и так спаслись от потопа, охватившего уже всю землю. Бог же обратил на землю свой взор в третий раз, усмирив шторм и заставив воды убывать. Тогда спасшиеся люди из скорлупки стали расходиться по земле, и только одна пара осталась в той же местности — они и породили там литовский народ. Правда, были они уже старыми и почти отчаялись, и тогда бог послал им в утешение (linxmine) радугу, а та дала совет попрыгать на костях земли: они подпрыгнули девять раз, и так родились девять литовских племен. В этой истории есть моменты, напоминающие о сотворении людей Девкалионом и Пиррой, а образ радуги связан со Священным Писанием — правда,

влитовском мифе радуга персонифицирована и дает людской чете советы (как Гермес, божественный посланник, наставляет Девкалиона). Слишком смело, наверное, было бы связывать ореховую скорлупку с ореховым деревом (см. I, 913), символом неизвестного родового происхождения.

Не во всех сказаниях (даже из тех, что приведены здесь) потоп описывается как нечто вселенское: так, в мифе о Девкалионе затопление касается только Греции, и таких малых потопов в различных мифологиях можно обнаружить множество. Во Фригии (где остановился ковчег Ноя, см. I, 916) Филемон и Бавкида дали приют странствующим богам, а те предупредили их о надвигающемся потопе; супруги бежали в горы и увидели оттуда, как поднявшиеся воды покрывают внизу всю землю (Ovid., Met., VIII:620); Филемон и Бавкида стали деревьями — а Аск и Эмла деревьями были первоначально. Есть валлийское сказание, согласно которому в Брекнокшире, в том месте, где теперь озеро, раньше стоял большой город. Однажды король отправил своего посланника к жителям­ этого

36Ср. со сказанием о том, как рыбаки поймали вещего русала (см. I, 721).

37Dzieje starožytne narodu litewskiego, przez Th. Narbutta (Wilno, 1835), I, 2.

города, погрязшего в грехах, а горожане не выказали королевскому представителю никакого почтения и даже отказали ему в ночлеге. Тот вошел­ в какуюто жалкую лачугу, где в колыбели лежал плачущий ребенок38; там посланник провел ночь, а уходя, он случайно оставил в колыбели свою перчатку. Едва он отъехал от города, как оттуда донеслись шум и рыдания; посланник решил вернуться и заодно поискать свою перчатку, но города уже не было — всю долину накрыло водой, и только колыбель с ребенком и перчаткой плавала среди волн. Посланник забрал этого ребенка к королю, который и воспитал его — как единственного выжившего в затопленном городе39. Ср. со сказанием о Дольде (в конце главы XXXII). Еще одно, более древнее, сказание весьма схоже с вышеприведенными и встречается даже в «Британских триадах»: озеро Ллион вышло из берегов и затопило всю Британию — утонули все люди, кроме двоих, Двивана [Dwyvan] и Двивах [Dwyvach], которые спаслись на «голом» (то есть лишенном паруса) корабле и затем заново заселили опустевшие земли. Еще этот ковчег называют кораблем Невида нав Нейвиона [Nevydd nâv neivion]: на борту его были особи каждого вида, по паре; рассказывают, что быки Ху Гадарна [Hu Gadarn] вытянули на берег гигантского бобра (avanc) из озера Ллион, и с тех пор оно не выходит из берегов40.

Еще менее значителен масштаб потопов, описанных в немецких сказаниях: в одном из них цверг ищет ночлега в Раллигене на Тунском озере (DS, № 45) — этот сюжет весьма близок к мифу о Филемоне; в другом сказании (DS, № 111) разливается озеро Аренд и спасаются тоже только два человека, муж с женой; то же самое рассказывают о разливах озер Зеебург (DS, № 131) и Фрауэнзее (DS, № 239). Аналогичное датское предание приводится в Thiele, I, 227. Сербская песня о трех ангелах, посланных богом в грешный мир, полна свежих и изящных образов; в ней описывается происхождение озера Балатон (Балатино jезеро; Vuk, [Lieder], IV, 8—13 (Vuk2, I, № 207))41.

Сильное влияние языческих мифов прослеживается в тех немецких сказаниях, что посвящены происхождению озер и других водоемов от пролившихся потоков великанской крови (см., например, с DS, № 325), — ср. с разрушительным потопом, произошедшим от разлива крови Имира.

Представляется невероятным, чтобы все эти многочисленные мифы и сказания о Великом потопе и сотворении человека восходили к библейским представлениям и являли собой всего лишь искаженные, изуродованные варианты историй из Пятикнижия; против этого свидетельствуют хотя бы все те дополнения,­

38Ср. с lûdara (см. II, 900).

39Edw. Davies, British mythology, 146, 147.

40Edw. Davies, British mythology, 95, 129; Villemarqué, Сontes bretons, II, 294; Mabino­ gion, II, 341, 381.

41Это единственный пример славянского сказания о потопе; космогонические мифы

уславян вообще не распространены.