* * * Сеньора тетя! Мы стоим на страже

В Маморе. К счастью, я покуда цел.

Вчера, в тумане, видел сквозь прицел

Рать мавров. Бьются против силы вражьей.

Кастильцы, андалузцы. Их плюмажи

Дрожат вокруг. Они ведут обстрел —

Затычками из фляжек. Каждый смел —

Пьют залпом, не закусывая даже.

Один герой в бою кровавом слег —

И богатырским сном уснул. Бессменно

Другой всю ночь точил кинжал и пику —

Чтобы разделать утренний паек.

А что до крепости, она отменна —

У здешних вин. Мамора. Хуанико.

Почитателям Лопе Де Веги

Вы, утки луж кастильских, коих дух

Зловонен, птичник Лопе, чьи угодья

Вовеки не страдали от бесплодья —

Там в изобилии растет лопух,

Вы, кряканьем терзающие слух,

Язык попрали древний: нет отродья

Подлей — кто вырос в жиже мелководья,

К искусству греков, к знаньям римлян глух!

Вы чтите жалких лебедей, без нужды

Предсмертным криком будящих пруды.

А лебеди высокого полета,

Питомцы Агапины, — те вам чужды?

Вам мудрость их претит? Так прочь в болота!

Не загрязняйте перьями воды!

* * * Пока руно волос твоих течет,

Как золото в лучистой филиграни,

И не светлей хрусталь в изломе грани,

Чем нежной шеи лебединый взлет,

Пока соцветье губ твоих цветет

Благоуханнее гвоздики ранней

И тщетно снежной лилии старанье

Затмить чела чистейший снег и лед,

Спеши изведать наслажденье в силе,

Сокрытой в коже, в локоне, в устах,

Пока букет твоих гвоздик и лилий

Не только сам бесславно не зачах,

Но годы и тебя не обратили

В золу и в землю, в пепел, дым и прах.

Наисиятельнейшему графу-герцогу

В часовне я, как смертник осужденный,

Собрался в путь, пришел и мой черед.

Причина мне обидней, чем исход, —

Я голодаю, словно осажденный.

Несчастен я, судьбою обойденный,

Но робким быть — невзгода из невзгод.

Лишь этот грех сейчас меня гнетет,

Лишь в нем я каюсь, узник изможденный.

Уже сошлись у горла острия,

Но, словно высочайшей благостыни,

Я жду спасения из ваших рук.

Была немой застенчивость моя,

Так пусть хоть эти строки станут ныне

Мольбою из четырнадцати мук!

* * * Приор, в сутане прея, делал вид,

Что проповедь — нелегкая работа:

Мол, я читаю до седьмого пота

И страшно распахнуться — просквозит.

Ужель он не заметил до сих пор,

Что хоть в одеждах легких мы внимали

Его нравоученьям и морали,

Но утомились больше, чем приор?

Нимфу Дантею

Дантея, перед чьей красой

Уродство — красота любая,

Кощунство — идеал любой,

Упала, нимф опережая, —

Точнее, с легкостью такой

Она божественное тело,

Послушное движенью рук,

На землю опустить сумела,

Как будто, падая, хотела

Опередить своих подруг.

Литература

1. Западноевропейский сонет (XIII-XVII века): Поэтическая антология. Л., 1988.

2. Испанская эстетика. Ренессанс. Барокко. Просвещение. М., 1977.

3. Поэзия испанского Возрождения.