Дон Луис де Гонгора-и-Арготе (1561-1627) содержание

О древо, чьих ветвей счастливый гнет – 4

О Кордова! Стобашенный чертог! 4

О влага светоносного ручья, 4

Напоминание о смерти и преисподней 5

Я пал к рукам хрустальным, я склонился 5

Ныне, пока волос твоих волна 6

Как загоревшийся в рассветной рани 6

Вслед за Авророй алой, золотой 6

Выйди, о Солнце, вспыхни, расчерти 7

Нимфа, венком решив украсить лоб, 7

Желая жажду утолить, едок 8

Даме с ослепительной белой кожей, одетой в зеленое 8

В озерах, в небе и в ущельях гор 9

Зовущих уст, которых слаще нет, 9

Доверив кудри ветру, у ствола 9

Сонет, написанный по случаю тяжкого недуга 10

Тщеславная роза 10

Величественные слоны – вельможи, 11

О тщете человеческой 11

Вы, сестры отрока, что презрел страх, 12

В Неаполь правит пусть сеньор мой граф; 12

Вальядолид. Застава. Суматоха! 12

Не столь смятенно обойти утес 13

Пусть, обмершей, безмолвствуют уста 13

Огнем рубин и молнией алмаз 14

В насупленной ночи, в пучине пенной, 14

О скрытой быстротечности жизни 15

Дону Франсиско де Кеведо 15

Лопе де Веге 15

Некоему сеньору, приславшему «Драгонтею», сочиненную Лопе де Вегой 16

О королевском эскориале св. Лаврентия 16

Священных куполов златые главы! 16

Счастливая пастушка, возле вод 17

Повиснуть на кресте, раскинув длани, – 17

Моя Селальба, мне примнился ад: 18

О чистая душа текучей глади, 18

О сумерки, что ясный полдень тмят, 19

Сиятельный маркиз, кого не раз 19

Покуда злату горше всех обид 20

Я лилия с небес Мединасели 20

Из озорства проказливый хорек 20

Так равнозвучно и в таком томленье 21

Вчера богиня, ныне прах земной, 21

Четвертый Генрих подло умерщвлен 22

О полотнах и реликвиях галереи, принадлежащей кардиналу Дону Фернандо Ниньо де Геваре 22

Надпись на могилу Доминико Греко 23

Его преосвященству Дону Диего Де Мардонесу, епископу Кордовы, коему маэстро Риско подарил альбом музыки 23

На кабальеро, который назвал сонет романсом 23

На «Орфея», сочиненного Доном Хуаном де Хауреги 24

Хуану Руфо о его «Аустриаде» 24

Хулителям «Полифема» 25

Чистейшей чести ясный бастион 25

Где кость слоновая, где белоснежный 26

Рои печальных вздохов, ливни слез, 26

Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне 26

Как трепетно, на тысячу ладов 27

Едва зима войдет в свои права, 27

О дьявольское семя! Род напасти! 28

Фантазия, смешны твои услуги, — 28

Пусть со скалою веры стройный бот 29

Вы, о деревья, что над Фаэтоном 29

О Мадриде 29

Сеньора тетя! Мы стоим на страже 30

Почитателям Лопе Де Веги 30

Пока руно волос твоих течет, 31

Наисиятельнейшему графу-герцогу 31

Приор, в сутане прея, делал вид, 32

Нимфу Дантею 32

Литература 32

[Кристобалю де Море, маркизу де Кастель-Родриго] о древо, чьих ветвей счастливый гнет –

как на гербе державном – Шелковица,

в чьем цвете кровь воителей струится,

а не сердец влюбленных горький мед.

В полях златых, где Тахо петли вьет,

чьи струи пьет хрустальные пшеница,

с тобой и пальме гордой не сравниться,

и лавру, чьею кровлей небосвод.

Как червю, – листья мне даруй для пищи,

как птахе, – твоего шатра жилище,

как пилигриму, – тени благодать.

И вытку память о тебе по праву,

и трелью заглушу чужую славу,

и дам обет – твой храм в пути искать.

(Перевод П. Грушко)

* * *

О Кордова! Стобашенный чертог!

Тебя венчали слава и отвага.

Гвадалквивир! Серебряная влага,

Закованная в золотой песок.

О, эти нивы, изобилья рог!

О солнце, источающее благо!

О родина! Твои перо и шпага

Завоевали Запад и Восток.

И если здесь, где средь чужого края

Течет Хениль, руины омывая,

Хотя б на миг забыть тебя я смог,

Пусть грех мой тяжко покарает рок:

Пускай вовеки не узрю тебя я,

Испании торжественный цветок!

(Перевод С. Гончаренко)

* * *

О влага светоносного ручья,

Бегущего текучим блеском в травы!

Там, где в узорчатой тени дубравы

Звенит струной серебряной струя,

В ней отразилась ты, любовь моя:

Рубины губ твоих в снегу оправы…

Лик исцеленья – лик моей отравы

Стремит родник в безвестные края.

Но нет, не медли, ключ! Не расслабляй

Тугих поводьев быстрины студеной.

Любимый образ до морских пучин

Неси неколебимо, и пускай

Пред ним замрет коленопреклоненный

С трезубцем в длани мрачный властелин.

(Перевод С. Гончаренко)

Напоминание о смерти и преисподней

В могилы сирые в мавзолеи

Вникай, мой взор, превозмогая страх, –

Туда, где времени секирный взмах

Вмиг уравнял монарха и плебея.

Нарушь покой гробницы, не жалея

Останки, догоревшие впотьмах;

Они давно сотлели в стылый прах:

Увы! бальзам – напрасная затея.

Обрушься в бездну, пламенем объят,

Где стонут души в адской круговерти,

Скрипят тиски и жертвы голосят;

Проникни в пекло сквозь огонь и чад:

Лишь в смерти избавление от смерти,

И только адом истребляют ад!

(Перевод С. Гончаренко)

* * *

Я пал к рукам хрустальным, я склонился

К ее лилейной шее; я прирос

Губами к золоту волос;

Чей блеск на приисках любви родился;

Я слышал: в жемчугах ручей струился

И мне признанья сладостные нес.

Я обрывал бутоны алых роз

С прекрасных уст и терний не страшился.

Когда, завистливое солнце, ты,

Кладя конец любви моей и счастью,

Разящим светом ранило мой взор;

За сыном вслед пусть небо с высоты

Тебя низринет, если прежней властью

Оно располагает до сих пор.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Ныне, пока волос твоих волна

Блещет, как золото, лелея блики,

Ныне, пока твой образ ясноликий

Ярче, чем белых лилий белизна,

Шея же так сиятельно стройна,

Что перед ней хрусталь – обломок дикий,

И грациозность утренней гвоздики

Прелестью губ твоих превзойдена,

Дай испытать хоть миг блаженства малый

Локонам, шее, лбу, глазам твоим,

Прежде чем все, что облик твой равняло

С искрой хрустальной, с блеском золотым,

С лилией белой и с гвоздикой алой,

Будет земля и прах, зола и дым.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Как загоревшийся в рассветной рани

Бисер на свежем розовом цветке

Или узор искусный на куске

Шитой жемчужинами алой ткани –

Так на щеках пастушки, что румяней

Крови, разлитой в белом молоке,

Слезы зажглись, когда она в тоске

Горестных не смогла сдержать рыданий.

Вздох ее каждый нежен и горяч:

Милая размягчить способна, плача,

Даже холодный каменный утес.

Если скалу растрогать может плач,

То мое сердце слабое тем паче

Тает, как воск, от вздохов и от слез.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Вслед за Авророй алой, золотой

Солнечный луч, пройдя врата Востока,

Поднял короной пламенной в высоком

Небе ее венок, из роз витой.

Птицы, заголосив наперебой,

Встретили свет, струящийся потоком,

Кто – веселясь, кто – с горестным упреком,

В чистом просторе, в зелени густой.

Но, в этот миг явившись, Леонора,

Силу даря ветрам и душу скалам,

Песнь завела, и перестал мой слух

Птицам внимать, затмилась мглой Аврора –

Или вокруг природа мертвой стала,

Или же я, прельщенный, слеп и глух.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Выйди, о Солнце, вспыхни, расчерти

Пестрым узором вздыбленную гору,

В небе сменяя белую Аврору,

Шествуй по алому ее пути;

Верное нраву своему, впусти,

В утренний мир Фавония и Флору,

Радостные лучи даря простору,

Зыбь серебри и ниву золоти;

Чтоб, если Флерида придет, цветами

Дол разукрашен был, но если зря

Жду я и не придет она, то пламя

Не расточай, в вершинах гор горя,

Вслед за Авророй не спеши, лучами

Луг золотя и воды серебря.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Нимфа, венком решив украсить лоб,

В сумерках на лугу цветы срывала;

Сколько стеблей рука ее ломала,

Столько же вырастало из-под стоп.

Ветер, прильнув к ее кудрям, разгреб

(Словно неся над рощей опахало

В час, когда луч зари забрезжил ало)

Локонов нежных золотистый стоп.

Но, осенив главу прелестной деве,

Вспыхнул венок редчайшей красоты,

Золото отграничивший от снега.

Пусть в нем горят не звезды, а цветы,

Ярче, клянусь, он, чем у той, что, девять

Воспламенив огней, взирает с неба.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Желая жажду утолить, едок

Разбил кувшин, поторопясь немножко;

Сменил коня на клячу-хромоножку

Среди пути измученный ездок;

Идальго, в муках натянув сапог,

Схватил другой – и оторвал застежку;

В расчетах хитроумных дав оплошку,

Снес короля и взял вальта игрок;

Кто прогорел, красотку ублажая;

Кто сник у генуэзца в кабале;

Кто мерзнет без одежды в дождь и мрак;

Кто взял слугу – обжору и лентяя…

Не перечесть несчастных на земле,

Но всех несчастней – заключивший брак.

(Перевод В. Резниченко)

Даме с ослепительной белой кожей, одетой в зеленое

Ни стройный лебедь, в кружевные всплески

Одевший гладь озерного стекла

И влагу отряхающий с крыла

Под золотистым солнцем в перелеске,

Ни снег, в листве соткавший арабески,

Ни лилия, что стебель в мирт вплела,

Ни сливки на траве, ни зеркала

Алмазных граней в изумрудном блеске

Не могут состязаться в белизне

С белейшей Ледой, что, зеленой тканью

Окутав дивный стан, явилась мне;

Смирило пламень мой ее дыханье,

А красота умножила вдвойне

Зеленый глянец рощ и рек сиянье.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

В озерах, в небе и в ущельях гор

Зверь, рыба или птица – тварь любая,

Заслышав плач мой, внемлет, сострадая,

Беде, меня томящей с давних пор,

И даже если горе и укор

Вверяю я ветрам, когда сухая

Жара придет, всю живность увлекая

В тень рощ, в глубины рек, в прохладу нор,

То всякий зверь, во окрестности живущий,

Бредет за мной, дыханье затая,

Оставив лоно вод, луга и кущи,

Как будто эти слезы лил не я,

А сам Орфей – настолько всемогущи

Его печаль и нега, боль моя.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Зовущих уст, которых слаще нет,

Из влаги, обрамленной жемчугами,

Пьянящей, как нектар, что за пирами

Юпитеру подносит Ганимед,

Страшитесь, если мил вам белый свет:

Точно змея, меж яркими цветами

Таится между алыми губами

Любовь, чей яд – источник многих бед.

Огонь пурпурных роз, благоуханье

Их бисерной росы, что будто пала

С сосцов самой Авроры, – все обман;

Не розы это – яблоки Тантала,

Они нам дарят, распалив желанье,

Лишь горький яд, лишь тягостный дурман.

(Перевод В. Резниченко)

* * *

Доверив кудри ветру, у ствола

Густого лавра Филис в дреме сладкой

На миг забылась; золотистой складкой

Волна волос ей плечи оплела;

И алая гвоздика расцвела

В устах, сомкнув их тишиною краткой,

Чьей свежести вкусить решил украдкой

Сатир, обвивший плющ вокруг чела,

Но не успел – нежданно появилась

Пчела, и в нежный, пурпурный цветок

Пронзительное жало погрузилось;

Был посрамлен бесстыдный полубог:

Прекрасная пастушка пробудилась

И он настичь ее уже не смог.

(Перевод В. Резниченко)

Сонет, написанный по случаю тяжкого недуга

Я был оплакан Тормеса волною,

И мертвенный меня осилил сон,

И трижды рыжекудрый Аполлон

Прогнал коней дорогою дневною.

Случилось так, что силой неземною,

Как Лазарь, был я к жизни возвращен;

Я – Ласарильо нынешних времен,

И взысканы мы с ним судьбой одною.

И я рожден близ Тормеса, в Кастилье,

И мой хозяин слеп, лукав, жесток:

Сожжен в огне страстей и втоптан в пылья.

О, если б я, как Ласарильо, мог

За злость слепца и за свое бессилье

Сквитаться – и пуститься наутек!

(Перевод Е. Баевской)