3.2.2.2.История неличных местоимений

Неличные местоимения образовывали местоименную парадигму склонения, имевшую твердую и мягкую разновидности. Их особенности ярко демонстрируют формы указательных местоимений.

Для общеславянского языка восстанавливается ряд местоименных основ с указательным значением, которые образовывали эту группу слов (*tъ, *sь), входили в состав наречий (*ta-ko, *sь-dê-sь), оформляли полные прилагательные (*novъ-jь, * novа-jа). Их разнообразие объясняется конкретностью первобытного мышления человека, требовавшего отражать в указательном слове различную степень удаленности предмета речи по отношению к говорящим: I – *sь, si, se, II – *tъ, ta, to, III – *onъ, ona, ono; *jь, ja, je. Разная степень удаленности определяет и разную степень известности, определенности предметов: ‘близкое мне’ – ‘далекое, (уже) известное (тебе?)’– ‘далекое неизвестное, постороннее’. Остатки былого семантического различия отражают частицы вот, вон и слово авось (из а въ сь ‘и в это; а вот, ближайшее’).   Как считали К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев, в древнерусском языке эта абстрактная система указания еще сохранялась (сь – тъ – онъ, *и), в аспекте близости – удаления это бинарная оппозиция (сь – тъ, онъ, *и) [Истор. грамм., с. 264]. Данные слова  выступали в роли согласованных определений. Были включены в полную числовую парадигму, где формы им.-вин. п. имели именные окончания: ти (столи) – ты (столы); ты (жены), та (села), см. табл. 3.

Изменения письменного периода местоимения тъ выразились в: а) удвоении основы у формы м. р. (тотъ) в силу размежевания с формой ср.р., с которой первая совпала после падения редуцированных; б) утрате родовых различий в формах им.-вин. мн.ч.; в) внутрипарадигматическом (и/или межпарадигматическом) влиянии падежных форм именных частей речи. Подравнивание флексий (тh – для всех родов, с XV в.) унифицировало формы мн.ч., что наблюдалось и в склонении других имен. Внутрипарадигматическое влияние сказывается в распространении в вин. ед. ж.р. формы тоh (тое) из род. п., а в род.п. этого же рода – формы тои под влиянием дат.-мест.п. В последнем случае видят и влияние мягкой разновидности склонения на *-ā (земли). Это местоимение с XII в. знает также формы тый (тая, тое), возникшие одновременно с членными формами прилагательных для выражения категории определенности и потому воспринявшие адъективную парадигму: тыхъ, тымъ.  Они сохраняются в целом ряде славянских языков, в том числе белорусском (той, тáя, тóе), украинском (той, та, те), и в русских говорах. 

 

3.2.2.3. История лично-указательного местоимения

Мягкую разновидность местоименного склонения логичнее всего представить на судьбе местоимения *и, я, е (*jь, *ja, *je), сыгравшего большую роль в становлении таких частей речи, как прилагательные и местоимения. Первые обязаны им образованием полных форм и, соответственно, особого адъективного склонения, вторые – пополнением состава некоторых разрядов, переходом ряда местоимений с собственно местоименного склонения на словоизменительный тип прилагательных. Это было указательное местоимение, синонимичное онъ, она, оно, что создало условия для

• объединения их парадигм в условиях развития абстрактного мышления (переход к бинарной оппозиции указательности ‘здесь – там’);

• развития у форм новой семантики, вызванного эволюцией глагольной системы, необходимостью логической достройки группы максимально обобщенных наименований субъектов предложения. Поэтому история данного местоимения есть история образования личных местоимений 3 л.

Знак реконструкции при исходных формах *и, я, е указывает, что они не зафиксированы в памятниках, при этом однозначно восстанавливаемы в этом виде по относительным местоимениям иже, яже, еже (который, -ая, -ое), по формам полных прилагательных, в структуре которых они первоначально выполняли роль указательного члена (dobrъ-jь, -ja, -je), по собственным формам вин.п. (и, нь; ю; е). Особенности образования падежных форм – уже отмеченные выше: именные окончания в им.-вин. всех чисел, в непараллельных окончаниях h твердой разновидности соответствует И в мягкой (имь, ихъ, ими при тhмь, тhхъ, тhми и т. д.).  

При объединении местоимений в одну парадигму исходные формы были взяты у онъ, она, оно, а косвенные – от  *и, я, е, которые не могли исполнять эту роль в силу своей омонимичности личному местоимению 1 л. и сочинительному союзу. Следствием этого уникального для данного грамматического класса слов стало образование новых форм им.-вин. мн., сначала с родовыми различиями (они, оны, она), затем произойдет их унификация в форме они, но для ж.р. утвердится форма онh, бытовавшая в книжном языке вплоть до реформы 1917 г. Объединение местоимений логически продолжилось появлением контаминационных исходных форм jон,  jона, jоно, представленных сегодня в белорусском (ён, яна, яно), говорах украинского и русского языков.

Местоимение 3 л. выделяет из числа личных наличие категории рода, местоименный тип словоизменения, отсутствие аналогичных местоимениям 1 и 2 лица особых притяжательных форм – в этой роли они используют собственную форму род.п. От них образованы квалифицируемые как просторечно-диалектные формы евонный, ейный (еённый), ихний, устраняющие эту исключительность группы. Подравнивание форм этих местоимений в говорах наблюдается и в случаях у его, к ей, с ими, а также вижу него, люблю неё, тогда как в литературном начальное н- появляется у местоимений только после предлогов. Развитию подобных форм послужил процесс переразложения в предложных сочетаниях вида *sъn imь, vъn ju, где во избежание первого закрытого слога н^, «прикрепляется» к местоимению. Со временем носовой будет  возникать в подобных формах и после предлогов, не знавших носового,  - по аналогии. 

3.2.3. История прилагательных

Слова, обозначающие качества, не относятся к первым грамматическим классам слов, на что указывает: 1) древний способ обозначения признака предмета через соотнесение с другой субстанцией (жар-птица, рубаха-парень) или такие формулы, как платье в цветочек, человек без царя в голове (др.-рус. душа-дhвица, хвостъ съ бhлиною); 2) производный характер прилагательных. О предметном освоении мира свидетельствуют не только слова типа каменный, лесной, производность которых не требует доказательств, но и первообразные адъективы, этимологический анализ которых выявляет их отсубстантивное происхождение. Так, общий корень у крутой и лит. krantas ‘высокий берег’, т.е. крутой буквально – ‘как берег’. Аналогичные отношения семантики восстанавливаются для слов рыжий // санскр. rudhiram ‘кровь’ (диал. руда – ‘кровь’, укр. рудий – ‘рыжий’), зеленый // др.прусск. salin, лит. zole – ‘трава’. Синкретизм предмета и его признака демонстрируют метафоры кремень, золото, пень (о человеке).

Неразграниченность признаковых слов с существительными доказывает и их общая форма в современных языках (англ white – белый; белок, белизна; blak – черный; траурное платье) и на разных этапах исторического развития языков. Так, др.-рус. малъ – это и маленький, и малая часть (конь малъ – съ малъмь же дружины възъврати ся), соответстственно о.с.: *zolto - это и золото, и золотой: да будемъ золоти яко золото – языческая клятва в ПВЛ. Эти группы слов характеризовались общими суффиксами и окончаниями: pi-r-ъ, mi-r-ъ // dob-r-ъ, horb-r-ъ, kus-ъk-ъ, kom-ъk-ъ // niz-ъk-ъ, vys-ъk-ъ, что объясняет и общие типы склонения для них. По типу скл. на *ā изменялись nova, sinja, на *ŏ – novъ, novo; sinjь, sinje, на *ŭ – soldъkъ, на *ĭ – osobь, на согл.(*es) – формы сравн. ст.

Тем не менее, группы слов различались на семантическом (особое признаковое значение у прилагательных), грамматическом (наличие категории сравнения у качественных слов, атрибутивная и предикативная функции), структурно-словообразовательном (у существительных набор способов деривации и круг словообразовательных средств значительно разнообразнее). Все это способствовало выделению прилагательных в особый именной грамматический класс. Изменения дописьменного периода в нем: разрушение былой системы склонения, переход от 5-и скл. к 2-м (*ā, *ŏ); образование полных (членных) прилагательных (краткие + *jь, *ja, *je).