Мартин Францманн (Martin Franzmann)

Комментарий на Откровение Иоанна

Переводчик: В. Генке

Редактор: А. Пирогов

Переведено с издания: The Revelation to John. A Commentary by Martin H. Franzmann. Concordia Publishing House, St. Louis, 1968

«Запиши видение и начертай ясно на скрижалях, чтобы читающий легко мог прочитать, ибо видение относится еще к определенному времени и говорит о конце и не обманет; и хотя бы и замедлило, жди его, ибо непременно сбудется, не отменится».

Авв. 2:2–3

Введение

Мартин Лютер в предисловии к своему переводу Нового Завета 1522 г. жаловался относительно Откровения Иоанна: «Мой дух не может приспособиться к этой книге». Он ясно дал понять, что не считает свое мнение обязательным для всех, оставляя каждому право судить об этой книге так, как говорит человеку его дух; однако он вынес ее (вместе с Посланием к Евреям, Посланием Иакова и Посланием Иуды) в своего рода приложение, не проставил на этих страницах нумерацию, общую с прочим текстом, и объяснил, почему он так поступил. Главных причин было две — действительная и формальная.

Действительную причину он изложил так:

«Для меня достаточной причиной для того, чтобы не ценить эту книгу высоко, является то, что в ней не учат и не узнают о Христе, что, прежде всего, и является апостольским делом, как Он говорит в Деян. 1:8: “И будете Мне свидетелями”. Поэтому я «за» те книги, которые излагают мне Христа ясно и чисто».

Формальную причину (которая стояла на первом месте) он формулирует так:

«Я говорю то, что думаю. У меня есть множество причин для того, чтобы не считать эту книгу ни апостольской, ни пророческой. Прежде всего, апостолы не занимаются видениями, но пророчествуют ясными, лаконичными словами, как это делают Петр, Павел и Христос в Евангелиях; ибо апостольскому служению пристало говорить ясно, без образов и видений Христа и Его труда».

Лютер не был единственным человеком, у которого возникли затруднения с последней книгой Библии. Он сам отмечает, что «многие отцы отвергали эту книгу еще в древности, хотя святой Иероним ценит ее и говорит, что “она выше всяких похвал”». Например, Дионисий Александрийский в третьем веке, отмечая, что до «его времени» многие полностью отвергали эту книгу как неясную и даже еретическую, не решился её игнорировать, но признался, что совершенно не понимает Откровение, и ограничился тем, что словно бы восхищался им на расстоянии. Мы видим, что Лютер — не единственный богослов, кто испытал затруднения, читая эту книгу. Однако у Откровения всегда были свои почитатели и даже фанатики, и оно оставило неизгладимый след в изобразительном искусстве и церковной музыке. Тем не менее, для многих эта книга, оставалась загадочной, непонятной, неизвестно как связанной с евангельским учением Нового Завета. И в наши дни отношение к книге Откровения колеблется от уважительной сдержанности до отвращения и полного отрицания, если не принципиального, то практического. Нам не следует присоединяться к тем, кто фанатично предан этой книге, но стоит рассмотреть те вопросы, которые поднял Мартин Лютер (как и в других случаях, он был близок к истинной сути). Таким образом, мы, вероятно, сможем приблизиться к подлинному пониманию и истинной оценке Откровения:

1. Является ли Откровение по своей сути настолько далеким от евангельского учения Нового Завета, что оно практически не имеет никакого значения для Церкви сегодня и в будущем?

2. Является ли книга Откровения по своей форме настолько необычной и непоследовательной, что мы не сможем найти к ней подхода? (Как Лютер пишет в предисловии: «Блажен соблюдающий написанное в нем [1:3], но при этом никто не знает, что в нем написано, не говоря уже о соблюдении; это равносильно тому, что у нас просто нет этой книги»).

Прежде всего следует вспомнить, что 23 года назад (в 1545 году) Лютер написал другое предисловие к Откровению Иоанна, в котором прослеживается умеренность суждения и более теплое отношение к данной книге. Он указывает на ценность опыта (хотя и не всегда приятного), в понимании её пророчеств, а также — на внутреннюю силу самого пророческого слова, которое так повлияло на реформатора, что он не только радикально пересмотрел свое предисловие к этой книге, но и написал гимн на тему, навеянную ее сюжетом (“Sie ist mir lieb, die werte Magd”, Отк. 12).

А. Действительная причина точки зрения Лютера: Благая весть в Откровении Иоанна

Суждение Лютера об Откровении Иоанна (что «в нем не учат о Христе и не узнают о Христе», и поэтому данная книга не является апостольским писанием) звучит весьма удивительно, так как исходит от человека, который был крайне чувствителен к тому, чтобы крест занимал центральное место в проповедовании о Христе. Какие бы трудности не представляло для нас понимание Откровения Иоанна, не нужно предпринимать никаких особых усилий, дабы увидеть, что в этой книге свидетельство о Христе полностью согласуется с новозаветным провозглашением Христа распятого.

Когда Павел говорит: «Я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2:2; ср. Гал. 3:1), он не говорит о некой «тенденциозной» или сокращенной форме Благой вести, а дает исчерпывающее утверждение всей полноты Евангелия. Провозглашение Благой вести в Первом Послании к Коринфянам совершенно ясно указывает на этот факт. Например, Павел говорит о воскресении, как о завершении Божьего искупительного деяния на кресте (1 Кор. 15:3, 17, 54). Апостол видит в личности Христа Распятого ответ на все вопросы, которые тревожили коринфскую церковь. Когда вера коринфян подверглась искушению сосредоточиться на величии людей (на Аполлосе, Кифе или на самом Павле), апостол указывает им на Распятого, как на единственного Господа Церкви: «Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас?» (1 Кор. 1:13). Апостол не допускал Евангелия, «упраздняющего крест Христов», заменяющего его человеческой «премудростью слова» (1 Кор. 1:17). Проповедь о кресте уничтожает гордое суждение о человеческом величии и мудрости. Она отсекает бахвальство и обозначает как противоестественное всякое объединение людей в группировки вокруг «великих лидеров», клянущихся им в преданности. Людям, гордящимся тем, что они наделены Духом, и склонным навязывать «духовность», отрицающую человеческое тело и питающую религиозный эгоизм, Павел проповедует духовность, основанную на кресте — искупительном событии, в котором Сын Божий пострадал Своим телом ради всей человеческой плоти. В крестной жертве Христа Бог изрек Свое одобрение телу, которое Он сотворил. Поэтому Павел провозглашает Духа, Который обитает в человеческих телах и освящает их (1 Кор. 6:19). Он проповедует Духа, Который дарует людям способность взывать к преданному проклятию, висящему на древе креста Господу Иисусу (1 Кор. 12:3).

Людям, хвалящимся своей мудростью, которая делает их «мудрыми в веке сем» (1 Кор. 3:18), Павел провозглашает неприглядную мудрость креста (1 Кор. 2:6–13).

Павел рассматривает ситуацию, в которой совершение Вечери Господней грозит превратиться в кутеж, в выражение презрительного и склонного к разделениям человеческого эгоизма. Апостол напоминает Церкви, что это именно Вечеря Господня, преподанная Распятым «в ту ночь, в которую предан был» (1 Кор. 11:23–36). Она призвана служить живому, действенному воспоминанию о смерти Христа на кресте за человеческие грехи. Павел все время изрекает и индикатив¹ и творческий императив², придающие усиление проповеди Евангелия креста.

Индикативное и императивное благовестие креста являются важной темой Евангелий. Приведём стихотворный пример индикатива: «Люди, которые...нам жизнь раскрыли без затей Того, Кто Жизнью был людей».

В данном отрывке речь идёт об авторах Евангелий, которые написали довольно странные биографии Христа. Евангелия были кем-то удачно названы «историями о страстях с предисловием». Тот относительно большой объем текста, в котором евангелисты повествуют о страданиях и смерти Иисуса, свидетельствует о важности этой темы. На то же указывает и множество других особенных черт евангельских повествований, которыми Иисус описывается, как Человек, совершающий путь к кресту и воскресению. Биография Того, Кто был Жизнью людей — это история жизни, предназначенной на добровольную смерть ради спасения людей.

Индикатив Благой вести, провозглашенной в евангельских историях, заключается в возгласе распятого Христа: «Совершилось!». Речь идёт о факте первостепенной важности (1 Кор. 15:3; ср. 15:11³). Это также согласно общему апостольскому благовестию, которое провозглашал Павел ещё до того, как были написаны Евангелия: «Христос умер за грехи наши, по Писанию». Евангельский императив заключается в призыве Иисуса: «Следуй за Мной!». Так Иисус начал собирать Своих учеников, новый Израиль (Мф. 4:19, 22). По мере распространения благовествования становится всё более ясно, что следовать за Иисусом — значит идти за Ним на крест. Евангелист Матфей впервые приводит описание Иисуса, дающего наставление Своим ученикам. Иисус называет Своих последователей благословенными и наследниками Царства, говорит о них, как о «блаженных и изгнанных за правду», то есть — страдающих за Него (Мф. 5:10–12). Среди всех благ, ниспосылаемых Богом, блаженству гонения уделяется особое место. Ноги учеников впервые вступают на «путь страданий». Крест теперь имеет основное значение для их жизни и служения. Это вполне естественно для людей, единственная сила которых — молитва (Мф. 7:7) и любовь (Мф. 7:12; ср. 5:43–48).

Когда Иисус послал двенадцать учеников в качестве апостолов к потерянным овцам дома Израилева, тогда Он снабдил их провозглашенным и совершившимся благовествованием о приблизившемся Царстве (Мф. 10:5–8), а также крестом запечатлел их посланничество. Они посланы Им «как овцы среди волков» (Мф. 10:16), как оклеветанные посланцы оклеветанного Господа (Мф. 10:25), как преданные последователи Того, Кто принёс на землю не шаткий мир, но меч (Мф. 10:34–37). Они нуждаются в ободряющем слове Господа: «Не бойтесь» (Мф. 10:26, 28, 31), которое должно поддержать их под натиском Его сурового обетования: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (Мф. 10:38–39). Апостол шествует под царским знаменем креста.

Христос помещает Церковь под сенью креста, когда обещает Петру, что Церковь, которую Он создаст «не одолеют силы смерти» (Мф. 16:18)⁴. Люди, собравшиеся вокруг Христа, Петр и другие апостолы — возьмут вскоре свой крест и умрут. Но это не так важно. Их смерть не будет поражением, а станет жизнью и победой. Обетование, которое поддерживает апостола, отрекающегося от себя, для того чтобы взять свой крест и последовать за Христом (Мф. 16:24) станет опорой для апостольской Церкви в «смертный час» и утвердит верующих в надежде на жизнь после смерти, когда «приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего... и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф. 16:27).

Именно распятый и воскресший Господь, наделенный всей властью на небесах и на земле, говорил Своим ученикам: «Итак идите, научите все народы» (Мф. 28:19). Он преподаёт им крещение, которое вводит в Его смерть и увлекает в Его жизнь (Рим. 6:2–13), а также учит всему, что Он повелел. «Процесс обучения» людей из всех народов подразумевает индикатив и императив Евангелия. Если воспринимать императив лишь как нечто, носящее невыразительное наименование «этического учения» — значит, не понимать того, что имел в виду Иисус, когда говорил: «Я повелел вам». Мы не можем не думать о Его главных императивах, с которыми связаны и которым подчинены все этические императивы: «Следуйте за Мной... отрекитесь от себя... возьмите крест... потеряйте жизнь ради Меня и приобретете жизнь».

Когда воскресший Христос «явил Себя живым, по страдании Своем» (Деян. 1:3) и вновь собрал вокруг Себя учеников, которых простил и морально восстановил после разочарования и потрясения от сцены распятия, тогда Он снова повторил, чтобы они следовали за Ним на крест. Он поручил им: «Будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8). Быть свидетелем Христа — значит быть свидетелем до конца, до смерти, таким свидетелем, каким был Сам Распятый (ср. Ин. 18:37). Действительно, от греческого слова «свидетель» (martys), происходит наше слово «мученик» (англ. martyr). В Деяниях Апостолов Павел называет Стефана «свидетелем Христа». Он говорит о человеке, чья кровь пролилась во свидетельство о Господе (Деян. 22:20). Также и в Откровении Иоанна Антипа назван верным свидетелем, потому что умер в Пергаме, но не отрекся от своей веры (Откр. 2:13).

Когда Господь сделал Павла Своим свидетелем, «избранным сосудом, чтобы возвещать имя Господне…перед народами и царями и сынами Израилевыми», Он ясно дал понять, что Павлу надлежит стать «свидетелем» в полном «мученическом» смысле этого слова: «Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое» (Деян. 9:15–16). До конца своих дней Павел говорил о том, что страдание было особо важным аспектом его апостольства: «Для которого [для Евангелия] я поставлен... Апостолом... По сей причине я и страдаю так» (2 Тим. 1:11–12). Страдание чрезвычайно важно для его апостольства. Оно также является признанием законной силы его апостольского благовестия: «А ты последовал мне в учении... каковые гонения я перенес... А ты пребывай в том, чему научен... зная, кем ты научен» (2 Тим. 3:10–11, 14). Апостольская Церковь, сотворенная посредством Евангелия креста, была буквально отмечена Благой вестью о кресте. Ей суждено существовать под сенью креста, ecclesia sub cruce tecta, как говорит Лютер; «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14:22).

В апостольской Церкви не было позабыто провозглашённое Иисусом обетование блаженства тем, кого преследуют ради Его имени (Мф. 5:10–12). О нем вспомнили, когда учение Распятого столкнулось с противодействием со стороны иудейских властей. Когда Петру и Иоанну синедрион приказал «отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса» (Деян. 4:18), о Распятом, которого Бог воскресил из мертвых (Деян. 4:10–12), тогда апостолы ответили: «Мы не можем не говорить того, что видели и слышали» (Деян. 4:20). Так начался непрерывный цикл послушания и повествования, который является признаком внутренней жизни Церкви, внешне выраженном в свидетельстве о Распятом. Радость о распятом Господе находит отражение в благовестии, как чувство возвышенного восторга, которое никто не может отобрать у христианина (ср. Ин. 15:11; 16:22). Преданные бичеванию, свидетельствующие апостолы, которым запретили говорить о Христе, покинули собрание своих гонителей «радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие. И всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе» (Деян. 5:41–42).

Когда разразились гонения, начавшиеся с побивания камнями Стефана, и Савл (Павел), «еще дыша угрозами и убийством» на святых (Деян. 9:1) непрестанно нападал на Церковь Божию (ср. Гал. 1:13), Дух ясно дал людям узреть (как это следует из повествования Луки в Деян. 6:8–8:3), что именно Стефан — тот человек, который услышал призыв Господа: «Следуй за Мной» и с готовностью ответил на него. Подобно Своему Учителю, Стефан был ложно обвинен врагами (Деян. 6:11–14). Он апеллировал в проповеди к текстам Ветхого Завета (Деян. 7:1–53). Умирающий Стефан вверял свой дух в руки Господа, Которому служил (Деян. 7:59). Мученик был наделён способностью устремлять взор далеко за пределы смерти — в будущую жизнь и славу (Деян. 7:55–56). Он молился о тех, кто был повинен в его казни (Деян. 7:60). Как иудеи требовали смерти Иисуса у сомневающегося Пилата во имя их закона: «Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть» (Ин. 19:7), так и в случае смерти Стефана у Закона был свой поборник — Савл, ревновавший о преданиях отцов (Гал. 1:14), который «одобрял убиение его» (Деян. 8:1).

Однако Закон и его ревнители не могли помешать распространению свидетельства тех, кто следовал за Распятым. Преследования подтвердили Церкви истинность слов Христа: «Вас будут предавать в судилища... И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие» (Мк. 13:9–10). «Великое гонение на церковь в Иерусалиме» (Деян. 8:1) рассеяло людей, услышавших Евангелие Распятого. Это только способствовало тому, что о Нем стали говорить «по разным местам Иудеи и Самарии» (Деян. 8:1) и «до Финикии и Кипра и Антиохии» (Деян. 11:19), а посредством служения Павла, свидетельство о Распятом распространилось в Малой Азии и в Европе. Оказалось, что Евангелие, напоминает собой «вязкую жидкость», которая под давлением не распадается, а распространяется. То же божественное «долженствование», которое привело Иисуса на крест (Мф. 16:21), донесло Евангелие Распятого «до края земли» (Деян. 1:8).

Павел занимал значимое положение в среде иудеев. Ему было очень трудно «идти против рожна» (Деян. 26:14). Затем он «от всего отказался» (Флп. 3:8) ради Распятого и научился воспринимать лишения, как неоценимое приобретение (Флп. 3:9). Когда Господь явился Савлу и обратил гонителя христиан в проповедника «веры, которую [Савл] прежде истреблял» (Гал. 1:23), Церковь находилась «в покое» (Деян. 9:31). Ирод Агриппа II в 44 г. от Р. Х. «поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви... убил Иакова, брата Иоаннова, мечом». Петр уже был заключен в темницу, и народ, который недавно радовался казни Иакова, ждал, когда его выведут к ним (Деян. 12:1–5). Однако Господь послал Своего ангела и избавил Петра «из руки Ирода и от всего, чего ждал народ Иудейский» (Деян. 12:11) и отправил апостола «в другое место» (Деян. 12:17). Господь вызволил его из темницы ради дела освобождения язычников через веру от рабства Закона (Деян. 15:6–11), для укрепления в Истине братьев (ср. Лк. 22:32) среди язычников (1 Пет.) и для прославления Бога своей смертью, которую он смиренно претерпел так же, как распятый Христос (ср. Ин. 21:19). Господь внезапно уничтожил «царя-гонителя» в расцвете его правления (Деян. 12:20–23), тогда как выглядевшее внешне беззащитным Слово Божье — «росло и распространялось» (Деян. 12:24).

Когда Павел «хвалится» всем тем, что отмечает его как служителя Христова, он говорит о себе как о служителе Распятого, «гораздо более в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти» (2 Кор. 11:23). Он говорит о страданиях от рук иудеев, о нанесённых ему во время экзекуции «сорока ударах», которые допускало иудейское истолкование Закона (Втор. 25:3), а также — о побивании камнями (2 Кор. 11:24–25). Он также повествует о страданиях, которые претерпел от римского начальства («меня били палками», 2 Кор. 11:25; ср. Деян. 16:22). Говоря о тех опасностях, которые постоянно угрожали ему во время путешествий, он упоминает: «в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников» (2 Кор. 11:26). Подобно тому, как римлянин Пилат и иудейский синедрион объединились, чтобы приговорить к распятию Иисуса, так же римляне и иудеи сплотились в нападении на тех людей, кто нёс Благую весть о Распятом. Также и в языческом мире слава Церкви была славой sub cruce tecta, то есть — «сокрытой под крестом».

Действительно, языческое начальство не раз вмешивалось, чтобы защитить посланцев Распятого от враждебности народа, или от коварства иудеев, или от того и другого одновременно (ср., например, Деян. 18:12–18; 19:30–41; 21:27–36). Павел взывал к римскому императору, чтобы добиться справедливого решения суда. В кипящей страстями атмосфере его родины такой вердикт был невозможен (Деян. 25:9–12). Однако следует помнить, что Павел говорит, что римляне как минимум трижды били его палками (в Деяниях Апостолов рассказано только об одном подобном случае). У нас нет особых причин полагать, что христианское свидетельство словом и делом было когда-либо популярно в римском мире. Упомянутые апостолом во Втором Послании к Коринфянам «опасности от язычников» — несомненно, те напасти, которые угрожали, как самому Павлу, так и людям, которых он обратил к Христу. Сначала опасность для христиан, вероятно, чаще происходила по причине ненависти народа (речь идет о клеветнических обвинениях и погромах). Эта агрессия была направлена на странную группу подозрительных нонконформистов, и не являлась официальным гонением на Церковь. Именно о таком положении Церкви в тогдашнем мире мы узнаем из Первого Послания Петра (1 Пет. 3:16–17; 4:4, 13–14, 16; ср. 2:13–17). «Огненное искушение» (1 Пет. 4:12) и «страдания, [которые] случаются и с братьями вашими в мире» (1 Пет. 5:9) были, вероятно, обусловлены скорее подозрительностью народа, нежели официальными действиями правительства.

Странная «непохожесть» христиан на язычников (ср. 1 Пет. 4:4) стала причиной возникновения мнения о том, что последователями Христа движет «ненависть к человеческому роду» (как позднее напишет римский историк). Именно это навлекло на верующих в Риме первое официальное гонение со стороны язычников. В 64 г. от Р. Х. большая часть бедных римских кварталов была уничтожена пожаром. Люди считали, что император Нерон сам начал пожар, чтобы освободить место для одного из своих амбициозных строительных проектов. Когда все материальные средства были исчерпаны, Нерон начал предпринимать попытки отвести от себя подозрения и ненависть римлян. Он придумал возложить вину за разрушительное бедствие на непопулярных в то время христиан, и предал смерти множество невинных людей. Нерон сделал это с такой нечеловеческой жестокостью, что его поведение вызвало отвращение народа. Гонения ограничились Римом и носили кратковременный характер. Они показали Церкви, сокрытой под сенью креста, насколько ненадежным было ее положение в Римской империи, что Царство Бога и Его Мессии часто подвергается нападениям сатаны и антихриста. Трагические события в Риме повлияли на то, что Нерон запечатлелся в памяти христиан в качестве классического примера зверя-антихриста. Многие характерные черты образа зверя в Откровении Иоанна представляют собой аллюзии на императора Нерона (см. комментарий).

О Церкви говорили как о «наковальне, которая вынесла множество ударов молотов». В первом веке на нее обрушилось множество таких «ударов», которые высекли «яркие искры» вдохновенного свидетельства о непреходящем характере Церкви (ср. Рим. 8:17, 31–39). «Удар молота», который высек из «наковальни Церкви» искру вдохновенного свидетельства, которое мы называем Откровением Иоанна, вероятнее всего обрушился на нее около 95 г. от Р. Х. (некоторые исследователи датируют книгу временем Нерона). Это произошло в провинции Асия (в западной Малой Азии).

Там, в Ефесе, Евангелие Распятого уже в 50-х годах первого века столкнулось с необычайно страстным азиатским языческим религиозным фанатизмом, который имел столь неистовый характер по причине того, что оказался связан с коммерческими интересами (Деян. 19:21–41). Гневный крик, поднятый Димитрием и другими ремесленниками: «Велика Артемида Ефесская!» (Деян. 19:28) не был лозунгом невежественных защитников личной выгоды и престижа своего ремесла. В нем прозвучали нотки тревоги о «величии» Артемиды, которой поклонялась «вся Асия и вселенная» (Деян. 19:27). Здесь, в Ефесе, ни злословия Иудеев (Деян. 19:9–10), ни алчность магии (Деян. 19:11–19) не могли остановить распространение Евангелия. «Все жители Асии слышали проповедь о Господе... С такою силою возрастало и возмогало слово Господне» (Деян. 19:10, 20). То, что Павел «насадил» в Асии, другие апостолы «орошали» в своем последующем служении. Это особенно относится к Иоанну, сыну Зеведееву. Провинция Асия стала самым христианизированным регионом Римской империи.

Там, где Бог сеет «пшеницу», враг сеет «плевелы» (Мф. 13:24–30). В Асии религиозный культ римского императора был принят очень тепло и усердно соблюдался. Города этой провинции «соревновались» друг с другом в выражении своей преданности обожествленному кесарю. Император Домициан (81–96 гг. от Р. Х.) пошел дальше своих предшественников в утверждении собственной божественности. Он называл себя «Господом и Богом» и, без сомнения, нашел в Асии ревностных почитателей. В Откровении Иоанна об этом говорится так: зверь-антихристианин, вышедший из моря (то есть из Рима, ср. комментарий на ст. 13:1), нашел в звере, выходящем из земли (то есть в Асии, ср. комментарий на ст. 13:11) антихристианского пророка, который играл роль анти-Духа для его антихриста (ср. ст. 13:11–18), чтобы утвердить власть антихриста и укрепить религиозную мощь и притягательность его анти-церкви (то есть «Вавилона», ср. главы 17–18).

Итак, Церковь в Ассии находилась в центре столкновения Царства Бога с царством сатаны. Противодействие церкви сатаны выражалось в действиях, затрагивающих социальную и общественную сферы жизни (см. послания к Пергаму и Фиатире, ст. 2:12–29). Оно проявлялось в конкретных, роковых обстоятельствах. Давление на Церковь усиливалось враждебностью «синагоги сатаны», как Иоанн называет агрессивно настроенных иудеев (ст. 2:9; 3:9). Понятно, что Церковь в период испытаний гораздо лучше осознавала значение «скорби» в Иисусе, нежели славу Царства и необходимость проявления «терпения в надежде» (ср. ст. 1:9).

Послания к семи церквам (гл. 2–3) ясно показывают, что асийская Церковь не была идеальной. Особое сверхчеловеческое совершенство не являлось ей характерной чертой. Деятельность и влияние николаитов в Ефесе и Пергаме, а также довольно успешные притязания на лидерство предсказательницы «Иезавели» в Фиатире (ст. 2:6, 15, 20) представляли собой исполнение пророчества Иисуса о периоде скорби (Мф. 24:9), когда «…многие лжепророки восстанут, и прельстят многих» (Мф. 24:11). В Ефесе (Отк. 2:4), также исполнилось Его пророчество о том, что «во многих охладеет любовь» (Мф. 24:12). Недостаток любви в Церкви грозил опасностью возникновения компромисса с миром и отпадения от христианской общины, а уговоры подобных пророку Валааму николаитов и подобной царице Иезавели фиатирской пророчицы — только усиливали эту угрозу.

Асийская Церковь нуждалась в подлинно пророческом слове, которое могло утешить, укрепить, поддержать и вдохновить ее перед лицом опасностей, угрожавших снаружи и изнутри. В лице Иоанна Бог восставил для этой христианской общины истинного пророка из ее среды (ср. Втор. 18:18), соучастника с Церковью «в скорби и в царствии и в терпении» в Иисусе (ст. 1:9). Апостол Иоанн «за слово Божие и за свидетельство Иисуса» был сослан римскими властями на остров Патмос (ст. 1:9). Господь даровал ему силу (ст. 1:1–2) говорить к людям, нуждавшимся в пророческом слове. Оно направило бы взоры верующих к обетованному Царству и поддержало бы в них «надежду в терпении» посреди надвигавшихся скорбей. Пророческое слово необходимо было услышать всем блаженным, уповающим на него и соблюдающим его (ст. 1:3). Оно являлось истинно новозаветным «словом о кресте» (1 Кор. 1:18), провозглашением «Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2:2). Иоанн проповедовал Евангелие Распятого и в индикативной, и в императивной форме. Его пророческое слово — песнь триумфа Распятого и продолжение призыва Иисуса: «Следуй за Мной!».

Иоанн, движимый тем же Духом, который учил и Павла (1 Кор. 2:12–13), желает знать в Церкви лишь «Христа, и притом распятого» (1 Кор. 2:2). В самом начале своего пророческого слова, в его эпистолярном приветствии, Иоанн призывает на своих читателей благодать и мир Иисуса Христа — верного Свидетеля, «Который засвидетельствовал пред Понтием Пилатом доброе исповедание» (1 Тим. 6:13; ср. Ин. 18:37). Это исповедание привело Его к казни на кресте и за пределы смерти — в жизнь, где Он — «Владыка царей земных» (Отк. 1:5). Первое славословие доксологической⁵ книги Иоанна направлено к Распятому Христу, «возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею» (Отк. 1:5). Тот, Кто был «пронзен» людьми, провозглашается как Грядущий во славе, которая заставит все народы земли рыдать от сожаления о том, что они пронзили Его (ст. 1:7). Яркая слава Сына Человеческого во вступительном видении Иоанна — фигура, облеченного в подир⁶ и по персям ⁷опоясанного золотым поясом из Ветхого Завета (ст. 1:12–16), находит свое наивысшее выражение в немеркнущей славе Распятого. Он возлагает Свою руку на ошеломленного пророка и говорит утешение: «Не бойся; Я есмь... живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти» (ст. 1:17–18). Именно Распятый повелевает пророку: «Итак напиши…» (ст. 1:19).

Характерное наименование Христа в Откровении Иоанна — «Агнец». Он -жертвенный Агнец, Который в книге описан при помощи существительного «кровь» или прилагательного «закланный». Этот термин встречается в Откровении 29 раз. Текстом, к которому восходит это наименование, помимо общих упоминаний о жертве, является Ис. 53:7, где раб Господа изображён агнцем, смиренно идущим на искупительные страдания и смерть (ср. Деян. 8:32–35). Иоанн Креститель приветствует Иисуса: «вот Агнец Божий, Который берет [на Себя] грех мира» (Ин. 1:29). Это приветствие, несомненно, должно было напомнить об агнце из 53ей главы книги пророка Исайи. Павел говорит о Христе, как о «пасхе нашей» (1 Кор. 5:7). Это напоминает нам о пасхальном агнце, чья кровь избавила Израиль в ту ночь, когда были избиты первенцы Египта (Исх. 12:21–27).

Агнец отмечен знаком жертвы заклания (Отк. 5:6, 9, 12; 13:8). Его кровь предназначена для искупления грехов мира. «Четыре животных и двадцать четыре старца» вокруг престола Божья поют Ему:

«Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу» (ст. 5:9).

Благодаря силе крови Агнца, служители Бога одеты в белые одежды победы и чистоты (ст. 7:14).

Претерпев смерть, Агнец победил смерть. Он живет вечно как архетип⁸ Победителя, имея знаки всемогущества и всезнания («семь рогов» и «семь очей», ст. 5:6), в удостоверение того, что Он имеет власть над Своими побежденными врагами, «смертью и адом» (ст. 1:18). Тот, Кто одержал победу и сел одесную престола Своего Отца (ст. 3:21) — Господь будущего. Он раскрыл запечатанный свиток Божьих советов. Он освобождает коней Бога, описанных в книге, осуществляющих его цели в мире (гл. 5–6). Он вовеки — Добрый Пастырь, Который ведет Свой народ «на живые источники вод» (ст. 7:17). Он стоит на горе Сион, как Триумфатор, окруженный 144 000 девственниками, которые носят Его искупительное имя и празднуют окончание битвы (ст. 14:1, 3). Его победа очевидна. Силы антихриста будут вести с Ним брань, но «…Агнец победит их; ибо Он — Царь царей и Господь господствующих» (ст. 17:14).

Поскольку кровь Агнца искупила людей Богу (ст. 5:9), Его «гнев» обрушится на тех, кто не ценит и отвергает искупление (ст. 6:16–17). Только запись в книге жизни Агнца защитит человека от нападения антихриста в мире (ст. 13:18) и после грядущего суда — избавит от мук в «озере огненном» (ст. 20:15).

В будущем мире Агнец станет высшим правителем, а «престол Бога и Агнца» будет единым (ст. 22:3). Поскольку Бог — «свет нового мира», Агнец — Его светильник (ст. 21:33). Агнец един с Господом Богом Всемогущим и в том, что Он — «храм нового града Божия» (ст. 21:22; ср. Ин. 2:19–22). В Нем человек может приблизиться к Богу и узреть Его лицо. Всегда пребывать с Господом (1 Фесс. 4:17) — таково желание и молитва Его народа (Отк. 22:17). Ответом Бога на эту молитву является Агнец. Церковь — «невеста Агнца, Его будущая жена» (ст. 21:9). Наивысшая радость этого окончательного единения выражена в облечении невесты «в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых» (ст. 19:8), а также — в святом торжестве «брачной вечери Агнца» (ст. 19:9).

Цель и венец жизни Церкви состоит в том, чтобы она навеки соединилась с Ним. Поэтому естественно и неизбежно, что, пока невеста Агнца не достигнет этой цели и венца, смысл ее жизни — следовать за Ним (ср. Иер. 2:2), в том значении, в котором данное призывное слово использовал Иисус. Важность этого обращения в Новом Завете находит самый глубокий отклик — в пророческих словах Иоанна. В двух наивысших смысловых фрагментах книги слово «следовать» встречается в том глубоком значении, которым наделил его Сам Иисус. В стихе 14:4 — те, кто стоят на горе Сион вместе с Агнцем и новой песнью предвосхищают Его триумф над силой и притягательностью антихриста и анти-Духа (ср. главы 12–13). Это те девственники, что «искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу», которые говорят истину и скорее умрут, нежели изрекут сатанинскую ложь (ст. 14:5). Это те мученики, что «следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел». В стихе 19:14 появляется истинный Всадник на белом коне победы — противовес псевдо-христианской карикатуре «всадника на белом коне» (ср. ст. 6:2). «Воинства небесные», облеченные в победные одежды, следуют за Тем, Кто «называется Верный и Истинный» (ст. 19:11) и «Слово Божие» (ст. 19:13), Которому суждено праведно судить и воинствовать (ст. 19:11) и уничтожить Его врагов и все их воинство (ст. 19:19–21).Те, кто следуют за Ним, — это следующие на смертельную гибель (ср. Мф. 16:24). Они веруют обетованию Того, Кто назван Верным и Истинным и обретают славу и жизнь: «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16:25).

Они обретают жизнь и победу, потому что последовали за истинным Победителем, который «победил, [и может] раскрыть сию книгу», содержащую советы Божьи, которые определяют историю мира и человечества (Отк. 5:5). Агнец празднует победу (ст. 17:14), Которая принадлежит Тому, Кто «праведно судит и воинствует» (ст. 19:11). Какие бы ни возникали сомнения, Он — Победитель. Антихристианский всадник на белом коне, во главе процессии Божьих разрушителей, выпущенных (Агнцем! ст. 6:1) на мир, может казаться непобедимым, когда он шествует «победоносный, и чтобы победить» (ст. 6:2), но настоящая победа принадлежит Агнцу, Чей день гнева заставит содрогнуться всех людей (ст. 6:17). Зверь, выходящий из бездны, может «победить» двух свидетелей Бога, чье свидетельство проявлялось «в мучении живущих на земле» (ст. 11:10). Эти свидетели лежат убиенными и попранными в городе, «где и Господь наш распят» (ст. 11:8). Они прошли через бесчестие и смерть — к жизни и победе. Этим путём прежде них прошел Господь (ст. 11:11–13). Хотя зверь, выходящий из моря, может одолеть святых Божьих, он может «победить» лишь потому, что «дано было ему вести войну со святыми и победить их» (ст. 13:7). Это допущено Богом, Который тем самым испытывает, усмиряет и делает победоносной веру святых. «И сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5:4).

Святые побеждают верой. Это означает, что они вступают в победу, добытую для них закланным Агнцем. Они «следуют» за Ним к смерти и победе. Верой они победили обвинителя — сатану, ибо они твердо держатся Того, Кого он не может обвинить, ибо Он Своей смертью засвидетельствовал о Божьей истине (Отк. 12:11). Своей любовью Он объемлет всех людей и делает их невиновными в прегрешениях (ср. ст. 1:5). В любви к человеку Он выражает любовь к Отцу (ср. Мф. 22:34–40) и исполняет волю Божью. Поскольку Бог избрал святых и записал их «у Агнца в книге жизни» (ст. 21:27), они становятся его верными (ст. 17:14), которые из войны со зверем выходят победителями. Победа святых — это победа Агнца, а победная песнь, которую они поют, — это «песнь Агнца» (ст. 15:3).

Для последователей Христа, преследуемых победителей по вере, обладающих «надеждой сверх надежды» (ср. Рим. 4:18. — Прим. перев.), Агнцем-Победителем — для них изречены великие обетования Откровения Иоанна. Победитель будет «вкушать от древа жизни» во вновь обретенном раю (ст. 2:7); «вторая смерть» уже не лишит его той жизни, которую он приобрел, умерев как последователь Агнца (ст. 2:10–11). Победитель вкусит сокровенную манну, «хлеб Божий... который сходит с небес и дает жизнь миру» (Ин. 6:33; Отк. 2:17). Победитель, следующий за Христом и соблюдающий Его дела «до конца» (ст. 2:26) будет участвовать в правлении Господа над всеми народами. Его Христос исповедует перед Своим Отцом, а имя навеки впишет в книгу жизни. Он будет навсегда облечен в белые одежды небесного торжества и победы (ст. 3:5). Победитель носит имя Бога и нового Иерусалима, а также — новое имя Христа. Он будет непоколебимо стоять подобно колонне Божьего храма (ст. 3:12). Победитель разделит с Богом престол, который обрел тот самый Победитель. «Побеждающий наследует все» (ст. 21:7) — все благословения совершенного творения Божья под новыми небесами и на новой земле, а также — все благословения совершенной Божьей воли, относящиеся к общению Творца с человеком в новом Иерусалиме.

Можно провести параллель между блаженством, провозглашенным Иисусом для тех, кого преследуют ради Него (Мф. 5:10–12) и блаженством, провозглашенным в Откровении Иоанна: «Отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе» (ст. 14:13). «Отныне» — когда нападение анти-Троицы грозит гонениями и смертью для тех, «которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел» (ст. 14:4).

Однако было достаточно сказано, чтобы показать, что индикативное Евангелие Откровения Иоанна является Евангелием Христа распятого. Столь же очевидно, что императивное Евангелие этой книги — наилучшее объяснение значения слов Иисуса: «Следуй за Мной».

B. Формальное возражение Лютера: стиль Откровения Иоанна

Принимая во внимание свидетельство самого Откровения Иоанна, довольно трудно согласиться с существенным возражением Лютера, гласящим, что в этой книге «не учат о Христе и не узнают о Христе». Гораздо проще согласиться с его формальным возражением о том, что стиль этой книги загадочен и ей не хватает простоты и буквальной прямоты изложения, свойственным подлинно апостольским и пророческим свидетельствам о Христе.

На первый взгляд, текст Откровения Иоанна напоминает неизведанный, загадочный мир. Как нам, например, представить ту неизвестную землю, где закланный агнец с семью диковинными рогами и семью глазами является победителем? Как он силой берет из руки Бога запечатанный свиток, который затем распечатывает? Как представить себе землю, где распечатывание некоего свитка не просто делает доступной информацию, которая до этого момента была неизвестной и сокрытой, но освобождает всадников, которые мчатся по миру на белом, красном, черном и бледном конях и несут разрушение? Как представить себе агнца, который вдруг оказался пастырем, у которого имеется невеста и брачная вечеря? Как вообразить агнца, который делит престол с Богом в то же время — светильник и храм нового Иерусалима? Как представить себе ангела, трубные звуки которого привлекают казни на землю, море, реки и источники, солнце, луну и звезды? Что за трубы, звук которых вызывает из бездны саранчу, чей хвост подобен скорпионьему, а царь — Погибель? Как представить себе трубы, которые зовут из-за Евфрата конницу, число которой неизмеримо, вид ужасен, а нападение смертельно? Что можно сказать о внешности небесного Ангела, который одет в облако, над головой которого сияет радуга, лицо, словно солнце, а ноги подобны огненным колоннам? Что сказать о том, кто поднимает руку в торжественной клятве и взывает голосом, из-за которого гремят семь громов, чью весть запрещено записывать пророку? Что означает, что у этого Ангела в руке — маленький раскрытый свиток, который пророку дано повеление — «взять и съесть»? Почему пророк находит этот несъедобный кусок «сладким во рту и горьким в чреве»?

Чтение Библии приучает нас к ярким и образным выражениям, к поэзии, которая расширяет пределы воображения и разума, но мы едва ли готовы к такому нагромождению необычных образов, представленных без пояснений. Лишь два из них представляют собой исключения (ст. 7:13–17; 17:6–18). Часть наших затруднений объясняется «современным» нежеланием или неспособностью подчиняться порядку, требуемому от читателя при восприятии высокой поэзии. Часть затруднений определяется леностью воображения и недоверием к поэзии как к носителю высокоинтеллектуальной мысли. Однако истинная причина лежит гораздо глубже. Судя по всему, мы утратили (или наше сознание утратило, даже если что-то мы сохранили инстинктивно) всеобщее человеческое понимание символа.

Что такое символ? Символ — это самая краткая стенография. Идет ли речь о выразительных средствах языка, о двухмерном рисунке или живописи, или о трехмерной форме, символ выражает мало, но подразумевает много. Он выражает мало для непосвященных, для людей извне. Он превосходно иллюстрирует слова Лютера о том, что «если человек знает, о чем идет речь, он может понять то, что сказано». Символ — это обращение «посвященного» к «посвященным». Рассмотрим для примера символ креста, который в своей простейшей форме представляет собой лишь вертикальную линию, пересеченную горизонтальной. Как много означает этот простой символ, когда «посвященный» говорит о нем для «посвященных»! Символ креста хорошо использует Альфорд⁹ в гимне, посвященном святому крещению:

В знак того, что ты не будешь бояться

Христа, распятого на кресте,

Мы запечатлеваем крест на тебе

И отмечаем тебя как принадлежащего Ему.

В знак того, что ты не будешь уклоняться

От Христовой битвы,

Но будешь у Его знамени

Верно стоять на посту.

В знак того, что и ты пойдешь

По тому пути, которым Он прошел,

Вынесешь крест, несмотря на позор

И воссядешь на небесах.

Итак, внешним, видимым образом

Мы запечатлеваем тебя как принадлежащего Ему.

И пусть чело, отмеченное крестом,

Будет украшено Его венцом.

Никто из «посвященных» не стал бы сетовать на то, что Альфорд, написавший этот гимн на крестины собственного ребенка, вложил неоправданно глубокий смысл в символ креста. Поэт полностью передает значение креста. Однако «человек извне», незнакомый с Евангелием Христа Распятого, был бы озадачен и даже рассержен видя то, что Альфорд находит в простой церемонии начертания пересекающихся вертикальной и горизонтальной линий над головой ребенка.

Символ — это общение «посвященного» с «посвященными», поэтому силу символа может ощутить и оценить только «посвященный». (Лучше говорить «ощутить», нежели «понять», потому что особенность символа заключается в том, что его силу можно почувствовать и оценить даже при смутном понимании).

Символы Откровения Иоанна — это не какая-то абракадабра, выдуманная для того, чтобы сбить с толку. Само заглавие, данное Иоанном, указывает на то, что книга написана, чтобы открывать скрытое. Символы сбивают с толку лишь тех, кто не хочет стать «посвященным» и узреть то, что невидимо. Человек становится «посвященным», не гадая о вероятностях и возможностях, и не через бесконтрольное и вольное использование воображения (каким бы значимым оно не было для восприятия символов), но, входя в «двери», которые находятся в самой книге, следуя тем «ключам», которые имеются в самом Откровении Иоанна.

«Главный вход» в полную аллюзий и намеков сферу символического в Откровении, — Евангелие Христа Распятого (см. раздел А во Введении). Вступительное обращение Иоанна во фразе «Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков» (ст. 1:5–6) дает нам ключ к пониманию символа Агнца, Который одновременно является и жертвой, и Победителем, и обладает владычеством и славой, а Его качества совершенно не присущи [обычным] агнцам и ничем не уступают божественным. У этого Агнца может быть невеста и, находясь «внутри» [сферы символического в Откровении], нам легко понять, что у Агнца есть 12 апостолов, чьи имена украшают основания стен нового Иерусалима — города, сотворённого и дарованного Богом.

«Второй вход» в книгу Откровения — Ветхий Завет. Никто из авторов новозаветных книг, не принимал столь серьезно, и не исполнял столь преданно, как Иоанн, слово Иисуса: «Писания [то есть Ветхий Завет]... свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39). Апостол черпает материал (хотя никогда формально и не обозначает ветхозаветные тексты вводным выражением «написано...») из всех частей Ветхого Завета — из Закона, «больших» и «малых» пророков и из Писаний. Судя по всему, излюбленными его книгами были Псалтирь и пророчества Исаии, Иезекииля, Даниила. Вероятно, пророк Даниил — наиболее любимый Иоанном. Первое указание на содержание откровения, данного апостолу Иисусом Христом, «чему надлежит быть вскоре» (ст. 1:1) — выражение, заимствованное у этого пророка (Дан. 2:28), а обозначение Христа и антихриста как «Сына Человеческого» и «зверя» восходит к видению, описанному в 7 главе книги Даниила.

Однако широко используется весь Ветхий Завет; целый ряд символов приобретают значение и правильное понимание только через обращение к различным частям Ветхого Завета. Приведем ряд примеров, основанных на образах Ветхого Завета: радуга вокруг престола Господа Бога Всемогущего или над головой могущественного ангела, который держит маленький свиток, трубы, совершающие дело Божье, исход служителей Бога, прославленный в «песни Моисея... и песни Агнца» (ст. 15:3), разноцветные кони — свершители воли Божьей, пророк, который съедает свиток, символ своего вдохновения, вавилонская блудница — враг народа Божья.

Действительно, очень трудно точно сказать, скольким Иоанн обязан Ветхому Завету, настолько богатым и всеобъемлющим являются в Откровении язык и мышление Ветхого Завета. Складывается впечатление, что Иоанн все время мыслит и говорит языком Ветхого Завета, от отголоска Даниила в стихе 1:1 до отголоска Бытия в стихе 22:19. Последняя книга Библии помещает его свидетельство в перспективу общего библейского откровения и призывает всех свидетелей Божьих быть свидетелями Христа Распятого. Лютеранские исповедания могли бы призвать Иоанна в качестве своего главного свидетеля, когда они присягают «Писаниям Ветхого и Нового Заветов, как чистому и живому источнику Израилеву», из которого может пить Израиль.

«Я — часть всего, с чем я сталкивался». Когда Святой Дух овладевает человеком и использует его, Он не лишает личность человечности, прошлого и памяти. Исполненный Духом Святым христианин, как и любой человек, — «часть всего, с чем он сталкивался». Итак, третья дверь «внутрь» Откровения Иоанна и к «внутреннему» восприятию его символов — понимание того, с чем Иоанн сталкивался как иудей, живший в Римской империи первого века по Рождеству Христову.

Будучи гражданином Римской империи, Иоанн знал Рим как столицу, расположенную на семи холмах (ст. 17:9). Он знал о жизни римских императоров и историю их правлений, особенно — Нерона, первого великого гонителя Церкви, и -Домициана, который правил во время Иоанна (95 г. от Р. Х.). Домициан называл себя «Господом и Богом» и принимал поклонение римских провинций, которые соперничали друг с другом в преданности обожествленному императору. Иоанн знал, какими ужасными для римлян представлялись земли за Евфратом, и как они трепетали от мысли о парфянских конных лучниках, смертоносных и в нападении, и в отступлении (ср. комментарии к ст. 9:14, 19). Иоанн знал, какое значение придавалось семи звездам как символу мирового господства (ст. 1:16, 20). И, кроме того, он хорошо знал о власти и ужасающей притягательности зверя, выходящего из моря (гл. 13).

Будучи иудеем по происхождению, языку и культуре, Иоанн испытывал влияние иудейской религиозной литературы, которую современные исследователи назвали бы «апокалиптической». Эта литература разрабатывала определенные элементы или аспекты ветхозаветного пророчества, такие как: Ис. 24–27, Зах. 9–14, Иезекииль, Иоиль и Даниил. Она стремилась истолковать всю историю на основе видений, изложенных автором-пророком. В ней особенно глубоко рассматривались эсхатологические вопросы, связанные с концом мировой истории и встречей нового мира, использовались образы, аллегории и символы (которые вскоре стали традиционными). Числа, цвета и звезды наделялись в этих образах особым значением. В качестве примера апокалиптической литературы следует упомянуть: Книгу Еноха, Книгу Юбилеев, Четвертую Книгу Ездры и Успение Моисея.

Формально Откровение Иоанна относится к этому классу книг; его выражения и образы восходят к апокалиптической литературе. Однако влияние апокалиптики на Откровение Иоанна нередко преувеличивают. Откровение Иоанна стоит в стороне от главного направления апокалиптической литературы в силу целого ряда существенных отличий. Апокалиптика опирается на Ветхий завет; Иоанн опирается на него в еще большей степени. Фактически сам Ветхий Завет, а не апокалиптика составляет основу и богатейший источник Откровения. По своей сути Откровение гораздо теснее связано с Ветхим Заветом, нежели с апокалиптической литературой, с которой оно столь схоже на формальном уровне. Другие отличия не менее разительны. Апокалиптические книги, как правило, анонимны; то есть авторство часто приписывается какой-либо выдающейся фигуре из прошлого Израиля, например, Еноху. Исторический процесс, имевший место в прошлом и известный настоящему автору, в устах мнимого автора — превращается в пророчество. Однако Иоанн пишет от своего собственного имени. Апокалиптика интересуется временами и периодами мировой истории и вопросами «конца света», пытаясь совершить некие вычисления. Иоанн этим не интересуется. Он не стремится удовлетворить любопытство людей, а хочет придать им надежду и храбрость. Апостол не пытается вычислить дату «конца света». «Се, гряду скоро» — «бремя» откровения Христа, данного Иоанну. Видения апокалиптической литературы выдают свое человеческое происхождение, ибо представляют собой фантазии людей. Видения Иоанна несут отпечаток подлинного духовного опыта. Это не продукт академической учености. Если апокалиптику можно назвать литературным размышлением на пророческие темы, то Откровение — это подлинное пророчество, которое использует апокалиптические мотивы и формы лишь настолько, насколько они представляют собой законные разъяснения ветхозаветных пророческих тем и родственны христоцентричному свидетельству самого апостола Иоанна.

Откровение написано языком символа, «посвященным — для посвященных». Но такая «посвященность» — не загадочная тайна; существуют «двери», через которые открывается путь внутрь для тех, кто готов войти. Им даются «ключи», которыми можно отомкнуть замки на этих «дверях». И множество тех, кто, благодаря силе, обретенной через эту книгой, жил отважно и умер достойно, засвидетельствуют, что награда стоит приложенных усилий. Это послание к Церкви, от ученика, которого любил Иисус. Оно приходит в тот момент, когда Церковь обнаруживает свою подлинную природу, когда потеряна всякая надежда, кроме единственной истинной Надежды, когда молитва — не одно из «средств помощи», но — единственное, спасительное средство. Видимая слабость Откровения Иоанна, на самом деле, — его подлинная сила. Непонятный апокалиптический язык Откровения сохраняет Церковь в молитвенном состоянии:

Где ныне цари и империи?

Они, как — пришли, так — ушли…

А Церковь Твоя, Господь, молится.

Она все та же тысячи лет.

Молитва, которой учит нас Откровение, — настолько же проста, насколько велико обетование, которое оно дает. Книга завершается обетованием и молитвой:

Гряду скоро...

Ей, гряди, Господи Иисусе!