4. Проблемы истины и заблуждения.

Еще во времена античности возникла трактовка истины как соответствия знания вещам, объектам. Истина — это адекват­ное отражение действительности, воспроизведение ее такой, какова она на самом деле. Иными словами, истина представ­ляет собой соответствующее действительности содержание на­ших знаний о ней.

Истина заключает в себе определенный итог процесса позна­ния. Однако этот итог не оконченный, не окончательный, а в каждом конкретном случае — промежуточный. Истина - про­цессуальна, она заключает в себе процесс движения знаний ко все более адекватному воспроизведению действительности.

Истина как процесс представляет собой движение мысли от неполного, приблизительно верного знания ко все более полно­му и точному знанию, или от истины относительной к истине абсолютной. Относительная истина характеризует неполноту, неокончательность, приблизительность наших знаний, их огра­ниченность на данном этапе развития познания. Абсолютная истина, напротив, концентрирует в себе то в наших знаниях, что является безусловным, не может быть опровергнуто ими уточнено в будущем, что составляет элементы незыблемого, не­преходящего знания в общем объеме относительного знания. А так называемые «вечные» истины являются своеобразными ва­риациями абсолютной истины, аккумулирующими в себе твер­до установленные, точно зафиксированные, не подлежащие со­мнению факты. Н. Г. Чернышевский писал к примеру, о том, что среди наших исторических знаний «бесспорно находится много, очень много сведений недостоверных, очень много оши­бочных суждений; но есть в их составе такие знания, достовер­ность которых для каждого образованного человека так непоко­лебима, что он не может подвергать их сомнению, не отрекаясь от разума».

Движение человеческого познания происходит в направле­нии овладения абсолютной истиной, складывающейся из сум­мы относительных истин. Каждый новый этап познания огра­ничен уровнем развития науки, условиями жизни общества, делающими наши знания относительными, т. е. неполными, приблизительными. Однако это не означает, что в ходе пости­жения действительности получаемые нами знания лишь обна­руживают свою относительность: новые стадии в развитии по­знавательного процесса прибавляют и новые крупицы абсолют­ной истины. В целом, вырабатывая относительные истины, по­знание в ходе их суммирования пополняет и багаж абсолютной истины, приближая нас ко все более полному и всестороннему знанию о действительности.

Относительные истины - это истины, нуждающиеся в уточ­нении пределов и условий их действия, в дополнении, углубле­нии, конкретизации, словом, в дальнейшем развитии. Попытки признавать существование одних относительных истин получи­ли название релятивизм (от лат. relativus — относительный). Представители релятивизма рассматривают познание как отно­сительное, условное, субъективное. Такая позиция весьма ярко выражена уже во взглядах древнегреческого софиста Горгия (ок. 483—375 гг. до н. э.). В XX столетии релятивистские установки отчетливо проявились в воззрениях отечественного философа, культуролога и экономиста А. А. Богданова.

Стремление оперировать одними абсолютными истинами воб­рал в себя догматизм (от греч. dogma — мнение, учение, поста­новление). Догматизм представляет собой некритический од­носторонний, антиисторический тип мышления. Он не учитыва­ет специфические условия места, времени, действия выдвигае­мых положений. Сам термин «догматизм» был введен древнегре­ческими философами Пирроном и Зеноном. Правда, первоначаль­но он имел другое значение: догматической называли всякую философию, поскольку она формирует определенные положения.

Важнейшей характеристикой истины является единство в ней объективного и субъективного. Истина объективна по свое­му содержанию и субъективна по форме выражения. Недаром же научные выводы, сделанные независимо друг от друга раз­ными учеными, имеют в каждом конкретном случае специфи­ческое выражение. Однако объективность истины подчеркива­ет то обстоятельство, что она выражает такое знание, содержа­ние которого не зависит ни от человека, ни от человечества.

Истину характеризует и такое свойство как ее конкретность. Оно — свидетельство того, что об объекте судят на основании его реальных связей. Истина конкретна в силу того, что она отра­жает объект либо какую-нибудь из его сторон в определенных условиях места — времени. Изменения этих условий ведет к тому, что истина теряет свою правомерность, утрачивает в но­вых обстоятельствах право считаться истиной.

Только в том случае, если оговорены условия, при наличии которых сформулировано то или иное положение, можно гово­рить об истинности или ложности таких положений. Истина вне учета обстоятельств времени и пространства не существует. В этом смысле надо понимать известное положение о том, что абстрактной истины нет, она всегда конкретна. Это особенно важно иметь в виду при применении выводов той или иной об­щей теории к конкретным ситуациям. Не менее важен конк­ретно-исторический подход при исследовании социальных яв­лений: общество изменяется чрезвычайно быстро, и любые его характеристики вне связей и отношений столь же бессодержа­тельны и бессмыслены как и применительно к связям и отно­шениям, изменения которых не учитывается.

Процесс постижения истины всегда сопровождается опери­рованием заблуждениями. Принимая за истинное то, что на са­мом деле не соответствует реальности, люди впадают в заблуж­дения. Словом, осуществляя в ходе познания поиск истины, человек пользуется возможностями свободы выбора, и именно это неизбежно приводит его к заблуждениям.

Гельвеции так объяснял возникновение заблуждений: «Каж­дый ограниченный ум, каков он у человека, подвержен заблуж­дению, потому что даже самые малые предметы имеют бесконеч­ное количество отношений, которые ограниченный ум не может понять, так как охотно полагает, будто отношения которых он не замечает, вовсе не существуют».

Человек прозревает, обнаруживая заблуждения, как прави­ло, неожиданно. Обнаружение неистинности отстаивавшихся им воззрений нередко привносит в познавательный процесс элемент потрясения. Гельвеции писал по этому поводу: «Заблуждение подобно мине, к которой поднесен фитиль. Люди не подозрева­ют о его присутствии, пока оно не произведет свое действие».

Избежать заблуждений в процессе познания действительно­сти — труднейшая задача. Свое стремление к истине человек прокладывает через заблуждения. Расстаться с ними бывает нелегко, а иногда и непросто. Характеризуя подобную ситуа­цию, Гельвеции привел такое сравнение: «Многие оказываются подверженными заблуждению, не имея возможности от него уклониться или достаточно быстро спастись бегством. Они по­хожи на тех людей, которые находятся на возвышенности на берегу отхлынувшего моря... вода скоро покроет бугорок, на который они взобрались».

Заблуждения — неизбежные спутники постижения истины. Зачастую они содержат в себе некий ее компонент, и потому утверждение французского писателя Жюля Ромена о том, что нередко заблуждения — это та же истина, которой не дали еще созреть, имеет под собой определенные основания.

Истине в познании противостоит не только заблуждение, но и ложь. Она предполагает сознательное искажение действитель­ности, целью которого является обман. Разумеется, что ложь не в состоянии вырасти в истину, служить ее достижению. Извра­щенная истина становится ложью. Ложь может основываться как на знании, так и на незнании: она искажает знание или подменяет его незнанием.

Жан Жак Руссо так классифицировал варианты направлен­ности лжи: «Лгать самому себе для своей выгоды — подделка; лгать для другого - подлог; лгать для того, чтоб повредить — клевета; это худший вид лжи». Оговоримся, что эти высказы­вания французского мыслителя не претендуют на научную стро­гость формулировок, а лишь свидетельствуют о многоликости лжи. Примечательно, что среди ее вариантов в процессе позна­ния особенно распространены попытки искажения действитель­ности путем различных недомолвок, сокрытия фактов и обстоя­тельств, умалчивания полученных в ходе исследования данных.

Отделить истину от заблуждения, оградить от последствий неточностей, просчетов, промахов познания, защитить от пося­гательств лжи позволяет ориентация на всесторонне обоснован­ный критерий истинности знания. История мировой философии знает многочисленные попытки выявить такой критерий. Прав­да, известны и попытки вообще отрицать наличие такого крите­рия. К примеру, древнегреческий скептик Пиррон отрицал как саму истину, так и ее критерии. Некоторые представители им­манентной школы в философии (разновидности кантианства), сложившейся в конце XIX — начале XX столетий, считали все истинным и, таким образом, снимали вопрос о критерии.

Приверженцы рационализма полагали, что критерием исти­ны является само мышление в силу того, что оно ясно и отчет­ливо мыслит объект. Этот взгляд отстаивали Р. Декарт, Б. Спи­ноза, Г. Лейбниц, некоторые философы XVIII в. Такой подход имеет неразрывную связь с признанием самоочевидности пер­воначальных истин, с убеждением, что они постигаются с помо­щью интеллектуальной интуиции.

С точки зрения И. Канта, всеобщего материального крите­рия истины быть не может, ибо само существование такого кри­терия он считал противоречивым. В «Критике чистого разума» мыслитель подчеркивал, что «всеобщим критерием истины был бы лишь такой критерий, который был бы правилен в отноше­нии всех знаний безралично, каковы их предметы. Но так как, пользуясь таким критерием, мы отвлекаемся от всякого содер­жания знания (от отношения к его объекту), между тем как истина касается именно этого содержания, то отсюда ясно, что совершенно невозможно и нелепо спрашивать о признаке ис­тинности этого содержания знаний и что достаточный и в то же время всеобщий признак истины не может быть дан. Так как выше мы уже называли содержания знания его материей, то мы можем выразить эту мысль следующим образом: требовать всеобщего признака истинности знания в отношении материи нельзя, так как это требование заключает в себе противоречие».²¹

Кант признавал только формально — логический критерий истины как «согласие знания со всеобщим формальным закона­ми рассудка и разума». В учении Канта показан «субъектив­ный характер истины», что, по мнению мыслителя, сделало невозможным наличие всеобщего критерия истины.

В. С. Соловьев считал центральным в установлении истины моральный аспект: ее критерий (мерило) предполагает добросо­вестную работу мышления. Он пологал, что «мерило истины переносится из внешнего мира в самого познающего субъекта, основанием истины признается не природа вещей и явлений, а разум человека»²² . Соловьев подчеркивал: «в мериле истины заключается понятие добросовестности: настоящее философское мышление должно быть добросовестным исканием достоверной истины до конца >>.

Согласно взглядом немецкого неокантианца Э. Кассирера кри­терием истины является внутренняя непротиворечивость само­го мышления. Представители конвенционализма, (А. Пуанка­ре, К. Айдукевич, Р. Карнап), считавшие, что в основе научных теорий лежит соглашение (конвенция) между ученым, и их выбор обусловлен соображениями удобства, простоты, увидели критерий истины в формально — логической согласованности суждений науки с этими соглашениями (исходными или позднее введенными).

Сторонники сенсуалистического направления в теории позна­ния, придерживавшиеся субъективно — идеалистических пози­ций, истолковывали критерий истины либо как непосредствен­ную очевидность ощущений (Аристипп, а в Новое время отчасти Д. Беркли), либо как согласованность понятий и суждений с чув­ственными данными (Д. Юм). Вариацией этого подхода стали взгляды родоначальников позитивизма О. Конта и Р. Спенсера.

Названные воззрения были развиты в XX столетии неопози­тивистами при истолковании принципа верификации или вери-фицируемости (от лат. verus — истинный, и facio — делаю). Ве-рифицируемость (верификация) представляет собой процесс ус­тановления истинности научных утверждений в результате их эмпирической проверки. Согласно указанному принципу, всякое научное осмысленное утверждение может быть сведено к сово­купности так называемых протокольных предложений, образую­щих эмпирический базис науки. Они фиксируют данные «чисто­го опыта» и выступают в качестве функций истинности «элемен­тарных утверждений исчисления высказываний». Истинность про­токольных предложений обосновывается наблюдением; считает­ся, если она установлена, то в ней трудно сомневаться.

Видный представитель логического позитивизма Б. Рассел, характеризуя процесс установления истинности научных утвер­ждений, сделал такие пояснения: «Для верифицируемости выс­казывания недостаточно того, чтобы оно было истинным; кроме того, оно должно быть таким, чтобы его истинность можно было обнаружить. Таким образом, верифицируемость зависит от на­шей способности приобретать знания, а не только от объектив­ной истинности». Как видим, проверка научных положений на истинность при такой точке зрения напрямую связывается е познавательными способностями человека.

В ходе развития логического позитивизма наряду с признани­ем верификации критерием истинности суждений проявилась так­же трактовка такого критерия на базе принципа взаимосогласованности предложений, в системе друг с другом, с принятыми законами логики (О. Нейрат, К. Г. Гемпель, Р. Карнап). Базисом науки стали рассматриваться не факты, а предложения.

История философии знает и понимание истины как пользы, что предполагает признание полезности объекта или процесса как показателя истинности воззрений, характеризующих их. Такая точка зрения характерна для прагматизма — учения, оп­ределяющего значимость знания его практическими последстви­ями. Один из основоположников прагматизма американский философ Уильям Джеймс (1842—1910) считал, что значение понятий, идей и теорий, заключаясь в их практических послед­ствиях, позволяет судить об истине как об успешности или по­лезности их применения в опыте. Словом, показатель истинно­сти знаний он усмотрел в их способности быть полезными для достижения той или иной цели.

Конечно же истина приносит или же может принести людям пользу, но это еще не означает, что все полезное истинно. Пользу способно, ведь кому-то приносить и ложь, что может относиться даже к определенным группам людей. Отождествление истины и пользы нельзя признать состоятельным, как и попытки рас­сматривать полезность как свидетельство истинности.

Понимание практики как критерия истины зародилось в философии Гегеля. Немецкий мыслитель полагал, что «истина есть соответствие мышления предмету, и для того чтобы создать такое соответствие — ибо само по себе оно не дано как нечто наличное — мышление должно подчиняться предмету, сообра­зоваться с ним »²⁵.

Причем, речь у Гегеля идет об истине как о соответствии поня­тия (в качестве формы мышления) предмету. Значение практики для решения проблем истины как совпадения (тождества) челове­ческого понятия с идеальной структурой мироздания мыслитель увидел в доказательстве соответствия между ними. Он считал, что человек, создавая предмет, сообразующийся с понятием, тем са­мым и доказывает соответствие понятия его предмету, т. е. абсо­лютному духу. Происходит повторение акта божественного творе­ния мира абсолютным духом, идеей, мировым разумом.

Исследование роли практики в познании и, в частности, ее участия в нем как критерия истины было предпринято в марк­сизме. Об особенностях проверки истины практикой речь уже шла в предыдущем разделе учебника. Уточним лишь общую специфику подхода к практике как к критерию истины. Этот подход реализует такую основополагающую идею: для того, что­бы сравнить имеющийся образ с самим объектом, необходимо практически воздействовать на этот объект. В случае обнаруже­ния изменений в нем, которые мы прогнозировали, можно считать исходные представления истинными. Если же мы будем исходить из ошибочных представлений об объекте, то не смо­жем получить на практике те, результаты, которые предполага­ли. В итоге, наши представления об объекте придется пересмот­реть, признав их полную или частичную несостоятельность.

Разумеется, что такой общий подход имеет широкое разно­образие своих проявлений. Разработка многочисленных вопро­сов, связанных с удостоверением истины, происходит в рамках теории познания.

Процесс познания формирует знания людей, на основе кото­рых возникают цели и мотивы человеческих действий. Это — общественно-исторический процесс творческой деятельности людей, вершиной которого является постижение истины.