4. Поэзия Беранже. Анализ 2-3 стихотворений на выбор

Крупнейшим явлением революционной поэзии периода Реставрации явилось творчество Пьера-Жана Беранже (1780—1857). Выходец из демократических слоев, он был современником войн революции, мужественно противостоявшей полчищам интервентов, и на всю жизнь сохранил пылкий патриотизм тех лет, который, по его словам, стал «величайшей... единственной страстью» его жизни.

Первым своим песням, слагавшимся около 1800 г., Беранже сначала не придавал значения, но затем понял, что они отвечают глубоким требованиям его «музы, вполне современной и совершенно французской». Поэт стал одним из зачинателей критического реализма XIX в. Сам Беранже не раз подчеркивал, что своими убеждениями обязан прежде всего «народному инстинкту», и именно этот «инстинкт» утверждал его в желании работать прежде всего над жанром исстари излюбленной народом песни. Уже сам этот выбор и постоянная верность Беранже этому жанру отделяют его заметной чертой от других крупных представителей французской поэтической культуры XIX в. Если те в своих эстетических воззрениях и в своем творчестве адресовались, в общем-то, к просвещенным социальным слоям, то Беранже с самого начала подразумевал для себя в качестве аудитории широкие народные массы, стремился говорить на их языке.

Общедоступность выражения отнюдь не исключала поэтической виртуозности, а, напротив, обогащала ее. Беранже сохранял редкое чувство стиля — он избегал заимствовать специфические приемы «высокой» поэзии, но и никогда не стремился быть нарочито упрощенным. Его песни отточенны, но не изысканны, точно так же как они просты, но не примитивны. Их общедоступность — результат не расчетливого заискивания перед массами, имитации их языка, а глубокого, органического проникновения в стихию народной поэтической культуры, в строй народного мышления. Именно в этом величие Беранже как поэта.

Отсюда и все более частные черты песенной поэзии Беранже — юмористически-сатирическая заостренность образов, разящая афористичность, выдержанная в духе народных пословиц и поговорок, напевность, создаваемая виртуозно разработанной системой рефренов и внутристрофных повторов. Строфы песни пронизаны у него единой общей, но разными гранями повернутой мыслью, рефрен подчеркивает эту мысль, а рифма становится уже не просто «достаточной», как было у классицистов, а «богатой», т. е. с опорной согласной. Стараясь свои песни «сажать верхом» на популярные музыкальные мотивы, Беранже должен был своим текстом вытеснить их старый, всем известный текст. Это была нелегкая задача, но поэт совладал с нею не только благодаря умению откликаться на злободневные вопросы современности, но и благодаря богатству своего языка, полного разговорных интонаций, ярких метафор, веселых каламбуров, игривых двусмысленностей.

В 1815 г. вышел из печати первый сборник Беранже «Песни нравственные и другие». В нем уже проявились особенности мастерства поэта: сатирическое изображение современной жизни, искусство реалистической типизации, хорошо отработанный звучный стих. Правда, песни эти еще были проникнуты настроениями беспечной анакреонтики, эпикурейской поэтизации — в духе просветительства XVIII в. — законов природы, определяющих право человека на все земные радости; лишь изредка и приглушенно проскальзывают намеки на минувшую революцию. В сборнике оказалось немало фривольных песен — тоже дань французской песенной традиции..

Шаловливое анакреонтическое «обрамление» и гривуазные интонации сохранялись во всем творчестве Беранже 1816—1829 гг. Поэт считал, что такая форма политической песни будет доходчивей для читателей из народа и не помешает им понимать основное существо дела.

Весьма ярок цикл антидворянских песен Беранже, где, пользуясь приемом монологического саморазоблачения персонажа, поэт создает ряд выразительных сатирических типов. Поэт пользуется и формой хоровой песни («Челобитная породистых собак», «Белая кокарда»).

Еще резче, пожалуй, бичевал Беранже католическое духовенство, и в частности иезуитов, черной массой надвинувшихся на Францию («Святые отцы», «Миссионеры», «Смерть Сатаны»). Этим мракобесам в сутанах, сеятелям тьмы, гонителям человеческих радостей, поэт противопоставил простого деревенского аббата, который не запрещает крестьянам поплясать в воскресенье и снисходителен к легкомыслию девушек («Мой кюре»). Многообразны формы и оттенки песенной сатиры, при помощи которых Беранже дискредитировал Реставрацию. «Вся сущность национального духа Франции высказалась в песнях Беранже в самой оригинальной, в самой французской и притом в роскошно поэтической форме», — писал Белинский.

Приверженцам Реставрации Беранже противопоставлял людей из народа как носителей здравого смысла, мужества, честности, чувства собственного достоинства, а главное — стойкого патриотизма. Простолюдин — его любимый герой. Это и бродячий скрипач, отказывающийся услаждать своим искусством интервентов («Разбитая скрипка»), и площадной актер, рассыпающий свободолюбивые остроты («Надгробное слово Тюрлюпену»), и старый нищий («Нищий»), и беззаботные обитатели мансард («Беднота»), и старые солдаты, ветераны войск революции и Наполеона.

Революционность буржуазной демократии нашла в песнях Беранже ярчайшее выражение, потому что он с плебейской прямотой и бесстрашием боролся от имени народа против Реставрации.

Реакционеры ненавидели поэта, и он не раз подвергался судебному преследованию, что еще больше упрочивало широчайшую популярность Беранже. По выходе из тюрьмы в 1828 г. он в песне «14 июля» воспел день взятия Бастилии; это прозвучало как пророчество о новой революции.

В сборнике «Новые и последние песни» (1833) По-новому, более сурово звучит здесь и народная тема. В песне «Жак» («Сон бедняка» в переводе Курочкина) Беранже создал реалистический образ бедняка крестьянина, неустанного труженика, который не в силах выбиться из нищеты. А в полной возмущения и социального протеста песне «Старик бродяга» Беранже положил начало столь популярному в дальнейшем жанру песни-спора.

Внутренние противоречия все более овладевали поэтом, уехавшим из Парижа в провинцию вскоре после Июльской революции. Он «не переставал быть человеком, вскормленным республиканскими идеями», но в то же время питал иллюзии относительно буржуазной демократии: он считал, что «верхи» и «низы» бывшего третьего сословия отделились друг от друга лишь в силу недоразумения, что они должны пребывать в единстве. Эта надежда на мирное преобразование общества нашла свое отражение и в цикле «социалистических» песен, созданных поэтом под влиянием идей утопического социализма; в этих песнях отчетливо ощущается влияние романтизма. Беранже призывает к самосовершенствованию, воспевает братство, участливость к чужому горю («Четки горемыки»). Революцию 1848 г. Беранже встретил настороженно и недоверчиво, а кровавое подавление парижского июньского рабочего восстания 1848 г. привело его в ужас. В трагической песне «Барабаны» он заявил, что тщетно верил в возможность братства людей: нет, только потоки их крови братаются на мостовой.

Настроения разочарования и утраты иллюзий омрачили последние дни и песни поэта, но неизменно верным оставался он своему стремлению воплощать в поэзии трезвый и справедливый народный взгляд на жизнь. Именно это — наряду с воспринятыми Беранже традициями просветительского реализма — обусловило глубоко реалистическую основу его песенного искусства и привлекло к нему симпатии всей передовой Франции. Следы влияния Беранже можно обнаружить не только у его современников — поэтов революций 1830 и 1848 г., но и у поэтов Парижской коммуны (Потье, Клеман), и в знаменитом стихотворении Рембо «Руки Жанны-Мари», посвященном героям Коммуны. Органическая народность поэзии Беранже сделала ее глубоко созвучной и идеям русской революционной демократии — не случайно Беранже стал одним из самых популярных в России иностранных поэтов XIX в.

Анализ стихотворений. Особое место среди песен Беранже по своей тематике занима­ют песни политические. Некоторые из них не были изданы во Франции при жизни автора, однако были широко известны не только в самой стране, но и исполнялись в переводах и за ее пре­делами: как, например, «Старый капрал» (Le vieux caporal, 1828). Песня написана на острый политический сюжет: старый капрал, участник многих войн, ответил молодому офицеру оскорблением на оскорбление. За это его должны расстрелять. Он сам командует молодыми солдатами, ведущими его на расстрел, теми, для кото­рых во время тяжелой военной службы он всегда был как родной отец. Трагизм ситуации подчеркивается четким строевым шагом, который звучит во всей песне, в особенности в ее рефренах, очень сложных для перевода:

Conscrits, au pas; В ногу, ребята! Раз! Два!

Ne pleurez pas, ' Грудью подайся!

Ne pleurez pas;

Marchez au pas, Не хнычь, равняйся!..

Au pas, au pas, au pas, au pas! Раз! Два! Раз! Два!

( Перевод В. Курочкина)

Команда старого капрала повторяется в песне шесть раз. В. Ку­рочкин находит очень верные соответствия для передачи этой команды на русском языке: обращение (les) conscrits — букв, «при­зывник, новобранец, рекрут» прекрасно передано принятым в русской царской армии обращением к солдатам «ребята!» (Срав­ните в «Бородино» М. Ю. Лермонтова: «Ребята! Не Москва ль за нами?») Употребление такого обращения мотивировано и тем об­стоятельством, что подчиненные старого капрала — вовсе не юнцы последнего призыва (собственно: conscrits), а солдаты, прошед­шие под его командованием не через одно сражение. Глагольные формы 2-го лица множественного числа, характерные для фран­цузских команд, заменены принятыми издавна в русской армии глагольными формами 2-го лица единственного числа.

Фраза старого капрала «J’eus tort de vieillir au service» (букв. «Я слишком состарился на службе») сведена русским переводчи­ком к предельно обобщенной и краткой формуле: «Вот она — служба солдата!..». Вся служба солдата — в кратких воспоминаниях старого капрала: Mais pour vous tous, jeunes soldats, / J’ étais un père à l’exercice («Я был отцом вам, ребята...»). Вот он видит рыдаю­щую вдову барабанщика и вспоминает русский поход, когда ему удалось спасти от смерти всю ее семью: J’ai porté son fils nuit et jour («Снежной, тяжелой дорогой / Нес ее сына...»). Среди солдат пос­леднего призыва видит он своего земляка, юношу из родной де­ревни. От него он и узнал, что жива еще его старая мать: Bon Dieu! ma mère existe encore! («Боже, старуха жива!.. / Не говори ей ни слова...») Наступают последние минуты жизни старого капрала. Но и теперь он мужествен и спокоен, думает о своих солдатах: Ça, ne me bandez pas les yeux. / Mes amis, fachér de la peine; / Surtout ne tirez point trop bas; Et qu’au pays Diex vous ramène! («Прочь! Не завя­зывать глаз. / Целься вернее! Не гнуться!/ Слушать команды сло­ва! / Дай бог домой вам вернуться».) Перевод поражает, как и подлинник, силой эмоционального воздействия на читателя. Сме­лость и благородство старого капрала, приказывающего стрелять в себя, — это высокое и трагическое, это подвиг. В русском языке переводчик находит адекватные средства для изображения этого подвига.

Ирония — один из излюбленных приемов песен Беранже и вместе с тем чувство, хорошо понятное для француза. «Это боль­ше не Лизетта» (Ce n’est plus Lisette) так называется одна из песен о жизни простой бедной французской девушки, которая своей наивной чистотой привлекала внимание многих. Но вот у Лизетты появились богатые поклонники, роскошные платья, ук­рашения. «Вы больше не Лизетта!» (Vous n’êtes plus Lisette) — за­являет поэт. Действительно, в богатой и жеманной куртизанке с вычурно-аристократическими манерами уже невозможно узнать прежней бедной и простой девушки. И в песне начинают звучать явно иронические ноты: Лизетта внушала любовь многим, ново­явленная «дама полусвета» способна только продавать себя. Поэт в своем воображении создает необычную ситуацию: Si Г Amour est un dieu, / C’est près d’une fillette. / Adieu, madame, adieu: / En duchesse on vous traite (буквально: «Если любовь — это бог, он предпочтет девчушку. Прощайте, мадам, прощайте: Вас принимают за гра­финю!»). Ироничность ситуации проявляется в том, что «дама по­лусвета», став похожей на графиню, утратила очарование любви.

В песне «Моим друзьям, ставшим министрами» (A mes amis devenus ministres) поэт противопоставляет себя — свободного пев­ца — тем, кто торгуя своей совестью, стремится делать карьеру. Песня состоит из шести восьмистиший, каждое из которых кон­чается своеобразным ироническим лейтмотивом (припевом пес­ни): En me créant Dieu m’a dit: Ne soit rien («Создавая меня, Бог мне сказал: “Будь никем!”»). Смеясь над теми, кто стремился в мини­стры, поэт воспевает свободу и независимость.