Неизвестный потерял дар речи.

Ты не рад нашей встрече?

Неизвестный {слабым голосом). Рад!

Девушка. Так покажи!

Неизвестный. Как я могу радоваться, если мы сейчас простимся навсегда! Девушка. А куда ты собрался?

Неизвестный {показывает на монастырь). Туда!

Девушка {не по годам рассудительно). В монастырь? Вообще-то, если хорошенько подумать, это, пожалуй, наилучший выход.

Неизвестный. Что ты имеешь в виду?

Девушка {с сочувствием, но доброжелательно). Я имею в виду, когда у человека за плечами напрасно прожитая жизнь... {Ласково.) Ну вот, ты погрустнел! Скажи мне одну вещь...

Неизвестный. Нет, это ты, моя любимая деточка, скажи мне одну вещь, ко­торая беспокоит меня больше всего на свете... У тебя появился отчим... Девушка. Да!

Неизвестный. Та-ак!

Девушка. Он по-настоящему хороший человек...

Неизвестный. Обладающий всеми добродетелями, которых не было у меня... Девушка. Разве ты не рад, что мы попали в лучшие руки?

Неизвестный. Хорошие, лучшие, наилучшие... Почему ты с непокрытой головой?

Девушка. Потому что моя шляпа у Георга.

Неизвестный. Кто такой Георг и где он?

Девушка. Георг — мой друг, он ждет там, на берегу.

Неизвестный. Ты помолвлена?

Девушка. Нет, конечно, нет!

Неизвестный. Ты собираешься выйти замуж?

Девушка. Ни за что!

Неизвестный. Я вижу по прожилкам на твоих щеках, похожих на щечки ребенка, который слишком рано проснулся, я слышу по твоему голосу, который напоминает уже голос не пеночки, а сойки, я чувствую по твоим поцелуям, обжигающим холодом, как майское солнце, я читаю в твоем за­стывшем взгляде — что ты носишь в себе тайну, и ты ее стыдишься, но в то же время с удовольствием бы ею похвалилась... А как сестра и брат?

Девушка. Спасибо, хорошо!

Неизвестный. У нас есть что еще сказать друг другу?

Девушка (холодно). Наверное, нет!

Неизвестный. Сейчас ты вылитая мать!

Девушка. Тебе-το откуда это знать, ты ведь никогда не видел ее такой, ка­кой она была.

Неизвестный. Ты, такая юная, поняла это!

Девушка. Научилась понимать, у тебя! Если бы ты только понимал самого себя!

Неизвестный. Можешь еще чему-нибудь меня научить?

Девушка. Не исключено; но в твое время это считалось неподобающим.

Неизвестный. Мое время, которое было и которого больше нет; как нет больше Пеночки, осталось лишь имя, воспоминание. (Вынимает из кармана путеводитель) Видишь этот путеводитель? Видишь, эти пятнышки — от крошечных пальчиков, а эти — от влажных губок. Эти следы оставила ты, когда тебе было пять лет, ты сидела у меня на коленях в поезде, и мы впер­вые увидели Альпы. Ты думала, что это небо, а когда я сказал тебе, что это Die Jungfrau, попросила разрешения поцеловать это слово в книге!

Девушка. Этого я не помню!

Неизвестный. Прекрасные воспоминания исчезают, а дурные остаются! Ты совсем ничего обо мне не помнишь?

Девушка. Помню!

Неизвестный. Молчи! Я знаю, что ты имеешь в виду; одну ночь, да... о, эта ужасная, ужасная ночь! Пеночка, дитя мое, когда я закрываю глаза, я вижу перед собой бледного ангелочка, спавшего на моем плече во вре­мя болезни, благодарившего меня за подарки... Где она, где та, по ко­торой я так тоскую и которой больше нет, хотя она и не умерла?.. Ты, стоящая тут, чужой мне человек, которого, как мне кажется, я никогда не знал и которого мне определенно не хочется увидеть вновь. Если бы Пеночка умерла, я мог по крайней мере приносить цветы на ее могилу... Как странно! Ее нет ни в царстве мертвых, ни здесь, на земле! Может быть, она никогда не существовала; всего лишь греза, как и все остальное!

Девушка (ласково). Папочка!

Неизвестный. Вот она!.. Нет, то был лишь голос!.. По-твоему, моя жизнь прожита напрасно?

Девушка. Да, но зачем говорить об этом сейчас...

Неизвестный. Затем, что я сейчас вспомнил, как однажды спас твою жизнь. Ты пролежала целый месяц в тифу, испытывая страшные страдания; твоя мать, будучи женщиной разумной, предложила врачу освободить тебя от мучений с помощью сильного яда. И только мое вмешательство спасло тебя от смерти, а твою мать от каторги!

Девушка. Не верю!

Неизвестный. Но факт, случается, остается фактом, несмотря на то, что ты ему не веришь!

Девушка. Тебе это приснилось!

Неизвестный. Кто знает, не приснилось ли мне вообще все, может, и сейчас я лишь вижу сон! О, если бы так!

Девушка. Мне пора идти, папочка!

Неизвестный. Значит, прощай?

Девушка. Мне нельзя будет тебе написать?

Неизвестный. Покойник будет писать покойнику? Письма больше до меня не дойдут! И гостей принимать запрещено. Но все-таки я рад, что мы встретились, ибо теперь меня уже ничто не привязывает к земле. (Идет налево) Прощай, фрекен, или фру— или как там тебя еще!.. Плакать не надо!

Девушка. А я и не собиралась, хотя, кажется, приличие требует чего-то в этом духе. Значит, прощай! (Уходит направо)

НЕИЗВЕстый(Исповеднику). С этим я справился отлично, исповедник! Уметь расставаться с взаимным удовлетворением — Божья милость. Тем не ме­нее человечество идет вперед семимильными шагами, самообладание рас­тет пропорционально оскудению потока слез. Я, повидавший на своем ве­ку столько слез, в этой засухе испытываю некоторое недоумение. Силь­ный подросток, такой, каким я когда-то хотел быть!.. И это самое прекрас­ное, что подарила жизнь... дитя, ангел в белой пене колыбели, а когда она спала, поднимали голубой откидной верх, голубой, сводчатый, как небо... это было лучше всего! Интересно, как же тогда выглядит самое плохое?

Исповедник. Ты не возмущаться должен, а радоваться; но сперва выброси этот свой дурацкий путеводитель, ведь это твое последнее путешествие!

Неизвестный. Ты имеешь в виду этот!.. Ладно! (Открывает путеводи­тель, целует его страницы и бросает в реку) ...Что-нибудь еще?

Исповедник. Да, если у тебя есть золотые или серебряные вещи, ты дол­жен отдать их бедным.

Неизвестный. У меня есть часы, серебряные, до золота я так и не дошел.

Исповедник. Отдай их паромщику, и тебе поднесут стакан вина.

Неизвестный. Последний стакан! Это похоже на казнь; может, и постричься нужно?

Исповедник. Да, позднее! (Берет часы и передает их в дверях домика паромщика, одновременно шепча какие-то слова; взамен полу­чает бутылку вина и стакан, которые он ставит на стол)

Неизвестный {наполняет стакан, но не притрагивается к нему). А там вина вообще не будет?

Исповедник. Ни вина, ни женщин; песни ты услышишь, но не те, что ак­компанируют вину и женщинам.

Неизвестный. Женщин у меня было довольно, они больше не искушение!

Исповедник. Ты уверен?

Неизвестный. Совершенно уверен... Но скажи мне: что вы думаете о жен­щинах, раз им не дозволено даже ступать в пределы ваших святых стен?

Исповедник. По-прежнему задаешь вопросы?

Неизвестный. И почему настоятельница не имеет права принимать испо­ведь, служить мессу и читать проповеди?

Исповедник. На это я отвечать не буду.

Неизвестный. Ибо ответ должен совпадать с моими мыслями по этому во­просу.

Исповедник. Если бы действительно оказалось так, что у нас в чем-то сов­падают взгляды, то ведь это не беда!

Неизвестный. Прекрасно!

Исповедник. Пей вино.

Неизвестный. Нет, хочу лишь посмотреть на него, в последний раз. Красиво...

Исповедник. Не углубляйся в наблюдения, на дне скрываются воспоминания!

Неизвестный. И забвение, и песни, и власть — воображаемая, но именно поэтому такая очевидная...

Исповедник. Подожди здесь, я схожу и скажу насчет парома!

Неизвестный. Тихо! я слышу песню, и я вижу! Вижу... видел всего лишь мгновенье, как когда под порывом ветра флаг вдруг надувается, чтобы в следующую секунду повиснуть тряпкой на древке, и ты видишь всего только тряпку. Я в долю минуты увидел всю жизнь с ее радостями и го­рестями, красотой и уродством, а сейчас больше не вижу ничего!

Исповедник {идет налево). Подожди здесь, я схожу скажу насчет парома!

Неизвестный подходит к краю сцены, так, что лучи захо­дящего солнца, пробивающиеся сквозь деревья справа, отбрасы­вают его тень на землю и реку

.Справа появляется Дама в глубоком трауре, ее тень посте­пенно ложится перед тенью Неизвестного.

Неизвестный {сначала один разглядывает собственную тень). Ха! Солнце! Которое создает из меня бескровное изображение, великана, шагающего по воде, взбирающегося на гору, шагающего через крыши церкви и... вот он отправляется в космос... к звездам... ха, я уже среди звезд... (Замечает перед собой тень Дамы) Но кто это преследует меня, кто мешает моему небесному путешествию, хочет влезть мне на плечи? (Оборачивается.) ...Ты!

Д4ЛС4.Я!

Неизвестный. Такая черная! Черная и злая!

Дама. Больше не злая; горе...

Неизвестный. О ком ты горюешь?

Дама. О нашей Мици...

Неизвестный. Моей дочери!

Дама протягивает руки, чтобы броситься в его объятия, но он уклоняется.

Я желаю счастья покойной малышке, сочувствую тебе, но сам остаюсь в стороне!

Дама. Утешь же и меня!

Неизвестный. Прелестно! Я должен утешать свою фурию, лить слезы со своим палачом, играть для своего мучителя!

Дама. Ты совсем бесчувственный?

Неизвестный. Совершенно! Те чувства, которые у меня были, я разбазарил на тебя и других.

Дама. Ты прав: осуди меня!

Неизвестный. Нет, на это у меня нет ни времени, ни желания! Куда ты на­правляешься?

Дама. На паром.

Неизвестный. Какое невезение, я тоже!

Дама плачет в носовой платок.

(Вынимает платок и утирает ей слезы.) Вытри слезы, дитя, и будь самой собою! Будь жестокой, бесчувственной, такой, какая ты есть!

Дама хочет обвить его шею рукой.

(.Медленно бьет ее по пальцам.) Не прикасайся! Когда твои слова и взгляды больше не действуют, ты лезешь с объятиями! Прости за не­сколько банальный вопрос: ты голодна?

Дама. Нет, спасибо.

Неизвестный. Ты устала, присядь!

Дама садится за стол.

СКидает бутылку и стакан в реку.) Ну, ради чего ты теперь бу­дешь жить?

Дама. Не знаю!

Неизвестный. Куда ты намерена ехать?

Дама. Не знаю!

Неизвестный. Стало быть, в полном отчаянии? Не видишь ни цели жизни, ни конца несчастью! Очень симпатично! Как жаль, что не бывает общих монастырей, а то бы мы составили пару... Оборотень жив?

Дама. Ты имеешь в виду...

Неизвестный. Твой первый муж?

Дама. Он никогда не умрет!

Неизвестный. Как известный червь!.. Ну, поскольку мы далеко от мира и его ничтожных соображений, скажи мне: почему ты бросила его и по­шла со мной — в тот раз?

Дама. Потому что я любила тебя!

Неизвестный. И долго ли?

Дама. Пока не прочитала твою книгу и пока не родился ребенок.

Неизвестный. А потом?

Дама. Возненавидела тебя! То есть мне хотелось избавиться от всего того зла, что я почерпнула у тебя, но я не сумела!

Неизвестный. Пожалуй, так оно и было, но как было на самом деле, не узнать!

Дама. Ты не замечал, что, в сущности, ничего нельзя узнать по-настоящему? Можно прожить двадцать лет с человеком, со своими братьями и сест­рами, родителями, ничего о них не зная.

Неизвестный. Так ты тоже это заметила! Раз ты такая наблюдательная, объ­ясни мне: как вышло, что ты меня полюбила?

Дама. Не знаю, но постараюсь вспомнить! {Пауза) ...Вот, ты имел муже­ство быть невежливым с дамой! Ты стремился к близости со мной как с человеком, а не как с женщиной! Я посчитала это честью для себя и для тебя!

Неизвестный. Тогда скажи: ты меня сочла мизагином?

Дама. То есть женоненавистником? Каждый мужчина в здравом уме в глуби­не души является таковым; а все свихнувшиеся поклоняются женщине.

Неизвестный. Полагаю, ты не собираешься говорить мне любезности?

Дама. Женщина, говорящая любезности мужчине, не в своем уме.

Неизвестный. Я вижу, ты много думала!

Дама. Это самое малое, что я делала, а когда не думала, то, в основном, по­нимала... Кстати, то, что я только что сказала, возможно, лишь импро­визация, как ты это называешь, и вовсе не обязательно правда.

Неизвестный. Да, но поскольку это совпадает с моими богатыми наблюде­ниями, для меня звучит весьма правдоподобно!