Дама ходит в ожидании по тротуару. Неизвестный въиходит с почты с письмом.

Дама. Ну-у?

Неизвестный. Мне стыдно! Это деньги!

Дама. Вот видишь! И все эти печали, все эти слезы — все было напрасно... Неизвестный. Не напрасно! Игра, на первый взгляд, недобрая, но это, по­жалуй, неверно! Я был несправедлив к Невидимому, не признавая... Дама. Молчи! Не надо! Не обвиняй!

Неизвестный. Не буду! То была моя собственная глупость или злоба... Я не хотел быть одураченным и потому оказался в дураках! Но эльфы... Дама. Совершили подмену! Пойдем.

Неизвестный. Пойдем, укроемся в горах с нашей бедой...

Дама. Да! Горы укроют! Но сначала мне надо зайти в церковь, поставить свечу моей доброй Святой Елизавете...

Неизвестный качает головой.

Идем!

Неизвестный. Ладно; почему бы и не войти; но остаться — ни за что!

Дама. Кто знает! Идем! Там ты услышишь новые песни!

Не известный (идет за ней к церковным воротам). Может быть!

Дама. Идем!

Занаве

сЧАСТЬ II

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Неизвестный

Дама

Мать

Отец

Исповедник, Нищий, Доминиканец один и тот же человек Врач Цезарь и другие

ДЕКОРАЦИИ ДЛЯ ВСЕХ АКТОВ

Акт I. Перед домом.

Акт II. Лаборатория. Красная комната.

Акт III. Трактир. Банкет. Тюрьма. Красная комната. Акт IV. Трактир. Ущелье. Красная комната

.АКТ I

Перед домом.

Справа терраса, на которой стоит жилой дом. Внизу— дорога, ухо-дяшая в задник, изображающий пересеченную местность с густым хвойным лесом. Слева обозначен берег реки, но реки не видно.

Жилой дом белого цвета с маленькими зарешеченными окошками в налични­ках из песчаника. Стена увита виноградной лозой и вьюшимися розами. Снаружи, на террасе — колодец; с краев террасы свисают большие желтые цветы тыквы. Вдоль дороги — фруктовые деревья и крест в память о произошедшем здесь не­счастном случае.

С террасы к дороге ведет лестница, на балюстраде которой цветочные горш­ки. У подножья террасы — скамейка.

Дорога тянется с авансцены справа, огибая выступающий угол террасы, и уходит в задник.

Слева — яркий солнечный свет.

На скамейке у подножия лестницы сидит Мать.

Перед ней стоит Доминиканец.

Доминиканец. Вы позвали меня по важному семейному делу. Говорите, моя госпожа!

Мать. Господин исповедник! Жизнь не раз подвергала меня тяжким ис­пытаниям. и я не знаю, за какие грехи я попала в немилость к Про­видению.

Доминиканец. Быть предметом испытаний Вечного — великая милость, и победителя ждет триумф!

Мать. Временами я тоже это себе говорю, но есть пределы страданию... Доминиканец. Нет никаких пределов! Страдание беспредельно, как и Ми­лость!

Мать. Сперва от меня уходит муж, уезжает с другой женщиной. Доминиканец. Пусть едет; он вернется, приползет на коленях!

Мать. Потом, как вам, господин исповедник, известно, моя дочь была заму­жем за врачом. И вот она бросает супруга и является сюда с каким-то чужим человеком, которого представляет как своего нового мужа. Доминиканец. Этого я не понимаю: наша церковь не допускает развода. Мать. Верно. Но они отправились за границу, туда, где действуют другие законы, и патер-раскольник их обвенчал.

Доминиканец. Это ненастоящий брак, и расторгнуть его нельзя, поскольку его не было; зато можно объявить недействительным! Кто ваш тепе­решний зять

?Мать. Откровенно говоря — если бы я знала! Но одно мне известно, и этого достаточно, чтобы довершить несчастье: он разведен, а его жена и дети живут на грани нищеты.

Доминиканец. Тяжелый случай, но ничего, разберемся и с ним. А чем он занимается?

Мать. Поэт, и вроде бы у себя на родине знаменитый...

Доминиканец. И конечно же, безбожник?

Мать. Да, по крайней мере был; но со времени второй свадьбы у него не было ни одного счастливого дня; судьба, как он выражается, схватила его за горло железной рукой и железным жезлом погнала сюда, нищего и босого. Несчастья сыпались на него одно за другим, так что я даже прониклась к нему состраданием как раз в тот момент, когда он сбежал от нас. Он блуждал по лесам, пока наконец не упал с горы, был подоб­ран сердобольными людьми и принесен в монастырскую больницу, в которой пролежал три месяца, не имея понятия, где находится!

Доминиканец. Погодите-ка: в прошлом году именно при описанных вами обстоятельствах один человек был принят в монастырь «Добрая по­мощь·, где я как раз и служу исповедником. Находясь в лихорадке, он открыл мне сердце, и буквально не было такого преступления, которо­го бы он не взял на свою душу. Когда он пришел в себя, то, по собст­венным словам, ничего не помнил. Дабы испытать его «внутренности·, я употребил тайную апостольскую силу, нам дарованную, и на пробу проклял его малым проклятием. Дело в том, что над подозреваемым в свершении тайного преступления читают проклятие Второзакония; не­виновному оно вреда не приносит, если же попадает в цель, случается, как говорит апостол Павел, — человек предается Сатане во измождение плоти, чтобы дух его был спасен.

Мать. О Боже! Это он!

Доминиканец. Он самый: ваш зять! Неисповедимы пути Господни. Но ос­новательно ли его проняло?

Мать. Да, и так, что... Он ночевал здесь, но необъяснимая сила, от которой у него, по его собственным словам, заледенело сердце, вырвала его из сна...

Доминиканец. И у него были ужасные видения?

Мать. Да!

Доминиканец. И его преследовали устрашающие мысли, о коих говорит Иов: «Когда подумаю: «утешит меня постель моя, унесет горесть мою ложе мое·, Ты страшишь меня снами, и видениями пугаешь меня. И душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбере­жения костей моих·. Так оно и должно быть! Но открылись ли у него глаза?

Мать. Да, но лишь для того, чтобы исказить зрение. Ибо, когда навалились скопом все беды, для которых у него не нашлось естественных объяс­нений, и не нашлось врача, способного исцелить его, он начал пони­мать, что сражается с высшими разумными силами...

Доминиканец. Которые желали ему зла и потому были злыми. Обычное дело... А потом?

Мать. Потом он нашел книги, где было написано, что злые силы можно по­бедить...

Доминиканец. Вот как! Он заглядывает в сокрытое, долженствующее оста­ваться сокрытым! Ну и как, удалось ему изгнать духов возмездия?

Мать. По его словам, удалось; и, похоже, он обрел ночной покой!

Доминиканец. Он в это верит; но видите ли, госпожа, поскольку он не причастился любви к истине, Господь ниспошлет ему заблуждение, и его вера окажется ложной.

Мать. Пусть сам отвечает за содеянное, но он ведь изменил и характер моей дочери. Она, правда, и раньше не отличалась ни холодностью, ни теп­лотой, но теперь ею начинает овладевать зло!

Доминиканец. Как живут супруги?

Мать. Полдня словно ангелы, а другую половину мучают друг друга, точно дьяволы.

Доминиканец. Таков путь: они будут мучить друг друга до самого креста.

Мать. Если не разойдутся.

Доминиканец. Уже?

Мать. Четыре раза они разъезжались— и снова съезжались; как будто це­пью скованы, и хорошо бы, ибо скоро появится на свет ребенок.

Доминиканец. Пусть появится, дети имеют обыкновение освежать затхлые души.

Мать. Если бы так! Но тут, похоже, зреет новое яблоко раздора. Они уже спорят об имени ребенка; о его крещении; и мать уже ревнует к мужни­ным детям от первого брака, отец же не может обещать любить нового ребенка столь же сильно, как первых своих детей, а будущая мать не­пременно требует такого обещания. Конца не видно этой адской жизни!

Доминиканец. О! Подождите! Если он связался с Силами, мы его пристру­ним, наши молитвы, госпожа, сильнее его сопротивления, и действуют они столь же эффективно, сколь таинственно!

На террасе появляется Неизвестный. На нем охотничья курт­ка и мягкая фетровая шляпа с полями; в руке— альпеншток.

Это он, там, наверху?

Мать. Мой теперешний зять...

Доминиканец. Поразительно похож на прежнего! Но посмотрите на него... Он еще не заметил меня, но чувствует мое присутствие. (Творит кре­стное знамение.) Смотрите, как он заволновался... а теперь точно окаменел... так! Скоро закричит.

Неизвестный {резко останавливается, замирает в неподвижно­сти; берется за сердце; кричит). Кто там, внизу?

Мать. Я!

Неизвестный. Но ты не одна!

Мать. Да! У меня гость!

Доминиканец (творит крестное знамение). Сейчас он замолкнет и упадет на землю, как подрубленное дерево!

Неизвестный, обмякнув, падает.

Я ухожу, потому что если он увидит меня, то распадется на части. Но я скоро вернусь. Вы видите — он в хороших руках! Прощайте, мир вам! (Уходит.)

НЕИЗВЕСГНЫй{поднимается и спускается с лестницы). Кто это был?

Мать. Путник! Сядь, ты бледен.

Неизвестный. Голова закружилась...

Мать. Находишь все новые отговорки, а по существу ничего не говоришь. Садись на скамейку!

Неизвестный. Нет, мне здесь не нравится: вечно люди перед носом снуют.

Мать. А я сидела здесь с самого детства и смотрела, как мимо течет жизнь, словно река там, внизу; отсюда я видела, как шли по дороге люди — играя, торгуя, прося милостыню, печалясь, танцуя. Я люблю эту скамейку и люблю реку, хоть она каждый год и вредит нам, пядь за пядью отнимая у нас землю. Этой весной она лишила нас кормовых угодий, и нам пришлось продать скотину. Стоимость поместья за последние годы упала вдвое, а когда завершится по­нижение уровня воды в горном озере и болотные воды спустят в реку, вода в ней поднимется и смоет дом. Десять лет мы судились, проиграли во всех инстанциях, и теперь нам конец—это неизбежно, как сама судьба.

Неизвестный. Судьба не неизбежна!

Мать. Берегись, если думаешь, что можешь победить ее!

Неизвестный. Уже сделал!

Мать. О горе, горе, ты опять за свое! Наказание Провидения ничему тебя не научило!

Неизвестный. Научило— ненависти! Разве можно любить зло, которое причиняет боль?

Мать. Я невежественна, как тебе известно, но вчера в словаре я прочитала, что «эвмениды· означает «добрые·!

Неизвестный. Верно; но не благожелательные. Я знаю только одну добрую фурию — мою собственную!

Мать. Ты называешь Ингеборг фурией?

Неизвестный. Да, ибо она и есть фурия, и фурия великая. Ее находчивость в изобретении для меня новых мучений превосходит мои самые чудо­вищные выдумки, и если я вырвусь живым из ее объятий, то обрету чис­тоту золота, вышедшего из огня.

Мать. Ты получил по заслугам. Ты собирался, как сам говорил, переделать ее по своему подобию, и тебе это удалось!

Неизвестный. Вполне! Но где моя фурия?

Мать. Отправилась куда-то недавно.

Неизвестный. В ту сторону? Тогда я пойду навстречу своей гибели! (.Направляется в сторону задника.)

Мать. Ты еще способен шутить? Погоди же!

Мать сидит в одиночестве, пока Неизвестный не скрыва­ется из виду. После чего справа появляется Дама. Она в летнем