Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
АВГУСТ СТРИНДБЕРГ-На пути в Дамаск.doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
01.05.2025
Размер:
4.34 Mб
Скачать

Настоятельница удаляется.

Неизвестный. Имеете ли вы право задавать подобный вопрос? Исповедник. Нет, не имею; вы правы! Но вы желали узнать, что за люди вас окружают! Не самые счастливые, должен сказать. Вот, например, сума­сшедший по прозвищу Цезарь — он потерял рассудок, штудируя книги одного писателя, больше ославленного, чем прославленного; а вот ни­щий, который не хочет признаваться в том, что он нищий, поскольку изучал латынь и обрел свободу! Вон врач, или, как его называют, обо­ротень, его история известна; родители, которые довели себя до моги­лы, проливая слезы над дурным сыном, поднявшим на них руку; за то, что он не проводил гроб своего отца на кладбище и в пьяном виде оск­вернил могилу матери, пусть отвечает сам. Вон там сидит брошенная жена с двумя детьми, лишенными средств к существованию, а там сидит и вяжет еще одна... одним словом, сплошные знакомцы. Идите и поздо­ровайтесь с ними!

Неизвестный во время последней части монолога повернулся спиной к обществу; теперь он идет и садится за левый стол, по- прежнему к ним спиной. Подняв голову, видит изображение Св. Михаила и опускает глаза.

Исповедник подходит к Неизвестному и становится у него за спиной. В ту же минуту из часовни раздаются звуки католи­ческого реквиема.Исповедник {вполголоса обращается к Неизвестному под негром­кий аккомпанемент музыки).

Qvantus tremor est futurus,

Quando judex est venturus Cuncta stricte discussurus.

Tuba mirum spargens sonum Per sepulchra regionum Coget omnes ante thronum.

Mors stupebit et natura,

Cum resurget creatura Liber scriptus proferetur In quo totum continetur Unde mundus judicetur.

Judex ergo cum sedebit Quidquid latet apparebit Nil inultum remanebit'.

{Идет к пюпитру в конце правого стола. Открывает молит­венник) Продолжаем чтение.

•Если же не будешь слушать гласа Господа, Бога твоего, и не бу­дешь стараться исполнять все заповеди Его и постановления Его... то придут на тебя все проклятия и постигнут тебя.

Проклят ты будешь в городе, и проклят ты будешь на поле.

Прокляты будут житницы твои и кладовые твои.

Проклят ты будешь при входе твоем и проклят при выходе твоем·.

Все {вполголоса). Проклят!

Тварь живая содрогнется В день, что Судия вернется,

Коем ужды все зачтется!

Ангел Божий трубным кликом, Воскресивши тьмы велики,

Соберет пред трон Владыки.

Смерть природну презирая,

Вся воскреснет тварь живая,

Судии ответ давая.

По согласию с Писаньем,

Что содержит все деянья,

Мир получит воздаянье.

Бог судом воссядет в славе,

Все, что даже скрыто, явит,

Мзды без правой не оставит (лат).

{Перевод А. Муравьева.)Исповедник. «Пошлет Господь на тебя проклятие, смятение и несчастие во всяком деле рук твоих, какое ты ни станешь делать, доколе не будешь истреблен — и ты скоро погибнешь за злые дела твои, за то, что ты ос­тавил Меня».

На пути в Дамаск

, 1

Все (громко). Проклят!

Исповедник. «Предаст тебя Господь на поражение врагам твоим; одним путем выступишь против них, а семью путями побежишь от них; и бу­дешь рассеян по всем царствам земли.

И будут трупы твои пищею всем птицам небесным и зверям, и не будет отгоняющего их.

Поразит тебя Господь проказою Египетской, почечуем, коростою и чесоткою, сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца, и ты бу­дешь ощупью ходить в полдень, как слепой ходит впотьмах, и не бу­дешь иметь успеха в путях твоих, и будут теснить и обижать тебя вся­кий день, и никто не защитит тебя.

С женой обручишься, и другой будет спать с нею; дом построишь, и не будешь жить в нем; виноградник насадишь, и не будешь пользоваться им.

Сыновья твои и дочери твои будут отданы другому народу; глаза твои будут видеть и всякий день истаивать о них, и не будет силы в руках твоих.

Но и между этими народами не успокоишься, и не будет места по­коя для ноги твоей, и Господь даст тебе там трепещущее сердце, истаи- вание очей и изнывание души.

Жизнь твоя будет висеть пред тобою, и будешь трепетать ночью и днем. Утром ты скажешь: «о, если бы пришел вечер!», а вечером ска­жешь: «о, если бы наступило утро!».

За то, что ты не служил Господу, Богу твоему, при изобилии всего, будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, в го­лоде и жажде и наготе и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя».

Все. Аминь!

Исповедник читал вышеприведенный текст быстро и громко, не обращаясь к Неизвестному. Общество, кроме Дамы, продолжав­шей вязать, слушало и проклинало, не обращая внимания на Неиз­вестного, который сидел спиной ко всем, погруженный в свои мысли. Неизвестный встает, собираясь уйти.

Исповедник подходит к нему.

Неизвестный. Что это было?

Исповедник. Второзаконие.

Неизвестный. Вот оно что! Но мне помнится, что там есть и благословение!

Исповедник. Да, тем, кто соблюдает Его заповеди!

Неизвестный. A-а! Должен признаться, на какой-то миг я испытал трепет, но что сие значит — искушение, с которым надобно бороться, или пре­достережения, которым надобно внимать?.. Кстати, я теперь уверен, что моя горячка не прошла, и посему иду искать настоящего врача. Исповедник. Вот-вот, настоящего!

Неизвестный. Конечно, конечно!

Исповедник. Того, кто лечит -сладкие угрызения совести». Настоятельница. Если вам когда-нибудь понадобится милосердие, вы знае­те, где его найти!

Неизвестный. Нет, не знаю.

Настоятельница (вполголоса). Так я скажу вам где! В красной комнате, у полноводной реки.

Неизвестный. Это правда! В красной комнате! Погодите —■ сколько же я проболел?

Настоятельница. Сегодня ровно три месяца!

Неизвестный. Четверть года! О! Неужели я спал, где я был? (Смотрит в окно.) Уже осень. Деревья оголились, и облака окрасились в цвета хо­лода! Память пробуждается! Слышите, как крутится мельничный жер­нов? Как трубит охотничий рог? Как шумит река, шепчет лес и — пла­чет женщина! Да, вы правы, только там и живет милосердие! Прощайте! СПоспешно уходит.)

Исповедник {Настоятельнице). Сумасшедший! Сумасшедший!

•«>

Красная комната.

Шторы сняты; окна зияют черными дырами в мрак ночи снаружи; мебель, сдвинутая на середину, затянута коричневыми чехлами; цветы исчезли; в большой железной печи горит огонь.

Мать гладит белые гиторы при свете одной-единственной свечи. В дверь стучат.

Мать. Войдите!

Неизвестный {входит). Добрый вечер! А где моя жена?

Мать. Это ты! Откуда?

Неизвестный. По-моему, из преисподней! Но где моя жена?

Мать. Какая из них?

Неизвестный. Вопрос правомочен. Все правомочно, кроме меня самого! Мать. Тому есть, верно, свои причины, и хорошо, что ты это заметил. Но где ты был?

Неизвестный. Была ли то богадельня, сумасшедший дом или обычная боль­ница, не знаю, но мне бы хотелось, чтобы все это оказалось горячечным бредом. Я болел, потерял память и не могу поверить, что прошло три месяца. Но где моя жена?

Мать. Это тебя следует спросить! Когда ты ее покинул, она ушла — искать тебя. А вот продолжает ли она свои поиски или махнула рукой, мне неизвестно.

Неизвестный. Какой ужасный вид у комнаты! Где старик?

Мать. Там, где больше нет ни печалей, ни горя.

Неизвестный. Умер, другими словами.

Мать. Да! Умер!

Неизвестный. Ты говоришь это так, словно хочешь увеличить число моих «жертв*.

Мать. Может, я все же права...

Неизвестный. Он не производил впечатления слишком чувствительного человека и, как выяснилось, был способен питать сильную ненависть.

Мать. Неправда, он ненавидел лишь зло — в себе и в других.

Неизвестный. Значит, и тут я не прав!

Пауза.

Мать. Зачем ты сюда пришел?

Неизвестный. За милосердием!

Мать. Наконец-то. Как было в больнице? Садись и рассказывай.

Неизвестный {садится). Не хочу даже вспоминать! Кстати, я не знаю, была ли то больница.

Мать. Странно! Но что случилось после твоего отъезда?..

Неизвестный. Я упал с горы, расшиб бедро и потерял сознание... Если бу­дешь говорить со мной по-хорошему, узнаешь остальное.

Мать. Обещаю!

Неизвестный. Ну ладно! Я просыпаюсь в кровати из стальных полозьев, выкрашенных в красный цвет, и три мужика тянут за канат, перекину­тый через два блока; каждый раз, когда они тянут за канат, мне кажется, будто я удлиняюсь на два локтя...

Мать. Ты вывихнул ногу, и они вправляли ее на место...

Неизвестный. Верно. Об этом я не подумал! А потом... я лежал и смотрел, как передо мной, словно на экране, прокручивается вся моя прошлая жизнь — детство, юность, вплоть до последних дней... а закончившись, пленка пошла крутиться с самого начала; и все это время я слышал скрип мельничных жерновов... и до сих пор слышу... Да, вот он опять!

Мать. Неприглядные картины довелось тебе увидеть.

Неизвестный. Весьма! И в конце концов я пришел к выводу, что я — отпе­тый прохвост!Мать. Почему ты употребляешь такое выражение?

Неизвестный. Знаю, ты бы предпочла слова -плохой человек», но видишь ли, по-моему, тот, кто называет себя так, хвастун, и к тому же подобная оценка предполагает твердую уверенность, а у меня ее пока нет.

Мать. Все еще сомневаешься?

Неизвестный. Да! Кое в чем. Но одно начинает понемногу проясняться...

Мать. Что?

Неизвестный. Что есть вещи... и силы... в которые я раньше не верил.

Мать. И ты, быть может, заметил, что своей необычной судьбой сам не уп­равляешь, как не управляет ею ни один другой человек на земле?

Неизвестный. По-моему, как раз это я и заметил!

Мать. Значит, ты прошел часть пути.

Неизвестный. Да, но со мной и еще кое-что произошло: я — банкрот, ибо потерял способность творить; и потом, я перестал спать...

Мать. Что такое?

Неизвестный. То, что называют кошмарами... и последнее, но самое страш­ное: я не смею умереть, поскольку уже не уверен, что конец жизни оз­начает конец всем несчастьям.

Мать. Вот как!

Неизвестный. А хуже всего, что я теперь испытываю такое отвращение к самому себе, что хотел бы освободиться от себя, но не вижу для этого ни малейшей возможности. Будь я верующим, я не сумел бы выполнить первую заповедь — любить ближнего, как самого себя, ибо ненавидел бы этого ближнего — что я, пожалуй, и делаю. Я действительно боль­шой прохвост, и давно это подозревал, но, не желая оставаться в дура­ках, я не спускал глаз с других, и, видя, что другие не лучше меня, бе­сился, когда эти другие меня поучали.

Мать. Ну ладно, но ты заблуждаешься, полагая, будто речь идет о твоих от­ношениях с другими; речь идет об отношениях между тобой и Ним...

Неизвестный. Кем?

Мать. Невидимым, Тем, Кто управляет твоей судьбой.

Неизвестный. Хочу увидеть Его!

Мать. Тогда ты умрешь!

Неизвестный. О нет!

Мать. Откуда в тебе этот дьявольский бунтарский дух? Если ты не поко­ришься, как все мы, тебя придется переломить, как палку об колено!

Неизвестный. Понятия не имею, откуда во мне это дьявольское упрямство. Что правда, то правда, — неоплаченный счет способен вызвать у меня дрожь, но взойди я на Синай и встреть Вечного, и не подумал бы закры­вать лицо!

Мать. Господи Иисусе!.. Ежели ты так говоришь, значит, ты— порождение Сатаны, вот мое мнение.

Неизвестный. Похоже, здесь все такого же мнения обо мне. Но я слыхал, что те, кто водит дружбу с дьяволом, бывают осыпаны славой, богатст­вом и золотом, особенно золотом! По-твоему, я даю повод для таких по­дозрений?

Мать. Ты навлекаешь проклятие на мой дом!

Неизвестный. В таком случае я покину твой дом!

Мать. Ночью? Нет! Куда ты намерен отправиться?

Неизвестный. Пойду искать ту единственную, к кому не питаю ненависти. Мать. Ты уверен, что она примет тебя?

Неизвестный. Совершенно уверен!

Мать. А я нет.

Неизвестный. А я да!

Мать. В таком случае я буду вынуждена пробудить у тебя сомнения. Неизвестный. Не сможешь!

Мать. Смогу.

Неизвестный. Ты врешь!

Мать. Так, говорить по-хорошему у нас уже не получается, поэтому закон­чим. В мансарде ляжешь?

Неизвестный. Где угодно; я все равно не засну!

Мать. Тогда спокойной ночи! Не важно, веришь ли ты в искренность этого пожелания или нет!

Неизвестный. Надеюсь, в мансарде крысы не водятся? Привидений я не боюсь, а крысы омерзительны.

Мать. Это хорошо, что ты не боишься привидений, поскольку... никому еще не удавалось выспаться в мансарде, а по какой причине — неизвестно. Неизвестный (после мгновения колебания). В жизни не встречал такого злобного человека, но это все потому, что ты верующая!

Мать. Спокойной ночи!

Кухня.

Темно, по небу бегут грозовые тучи, и на полу движутся лунные тени, отбрасы­ваемые оконными решетками.

В углу справа под распятием, где обычно сидел Старик, на стене висят охотни­чий рог, ружье, ягдташ. На столе — чучело хищной птицы. Окна раскрыты, слышно, как шумит ветер, от ветра шевелятся шторы и развешанные на веревке перед плитой кухонные тряпки, передники и полотенца. Издали доносится гул водопада; время от времени раздается громкий стук в деревянный пол.

Неизвестный (входит, полуодетый, со свечой в руках). Кто здесь? Никого! (Идет вперед со свечой, свет которой несколько ос­лабляет игру теней) Что это шевелится на полу? Тут кто есть? (.Подходит к столу, но, увидев чучело, цепенеет) Господи Ии­сусе!

Мать (входит, одетая, в рукесвеча). Ты уже встал?

Неизвестный. Да, не мог заснуть!

Мать (кротко). Почему, сын мой?

Неизвестный. По потолку кто-то ходил.

Мать. Быть того не может, чердака над мансардой нет.

Неизвестный. Именно это меня и обеспокоило! А что это шевелится на полу, точно змеи?..

Мать. Лунный свет!

Неизвестный. И правда, лунный свет! А вот чучело птицы! А там — тряпки! Все просто и естественно, но это-то меня и тревожит. Кто это стучится в ночи? Кого-нибудь не пускают в дом?

Мать. Нет, это лошадь в конюшне бьется.

Неизвестный. Никогда про такое не слышал!

Мать. Да, бывает, лошадей мучают кошмары.

Неизвестный. Что такое кошмары?

Мать. Да кто его знает!

Неизвестный. Можно я присяду?

Мать. Садись, я хочу серьезно поговорить с тобой. Вчера вечером я была злая, и потому прошу прощения, но видишь ли, по причине моей беско­нечной злобности религия для меня — все равно что власяница и ка­менный пол. Чтобы не обидеть тебя, я сама себе и отвечу, что такое кошмары: моя больная совесть. Сама ли я наказываю себя или кто-то другой, не знаю и не считаю себя вправе пытаться узнать! Расскажи, что произошло в мансарде.

Неизвестный. Собственно... я и сам не понимаю... я ничего не видел, но, когда вошел в комнату, почувствовал, что там кто-то есть. Я обошел мансарду со свечой, но никого не обнаружил. Потом лег. И тут кто-то начинает тяжелыми шагами ходить у меня над головой... Ты веришь в привидения и призраки?

Мать. Нет, не верю, и моя религия мне это запрещает, но я верю, что наше чувство справедливости может изобретать способы наказания...

Неизвестный. Ну ладно! Вскоре в грудь мне ударила ледяная струя воздуха; она подобралась к самому сердцу — сердце похолодело, — и мне при­шлось встать с постели...

Мать. А потом?

Неизвестный. А потом я был вынужден, стоя на полу, смотреть, как у меня перед глазами развертывается панорама всей моей жизни, все, все... и это самое ужасное.

Мать. Да, все это мне знакомо, ибо я прошла через это. У болезни этой нет названия, и есть лишь одно средство исцелиться...

Неизвестный. И какое же?

Мать. Сам знаешь! Знаешь, что делают дети, совершив дурной поступок?

Неизвестный. Что же?

Мать. Сперва просят прощения!

Неизвестный. А потом?

Мать. Пытаются исправить содеянное...

Неизвестный. Разве не довольно заслуженных тобой страданий?

Мать. Нет, это всего лишь месть!

Неизвестный. Конечно, а что же еще?

Мать. Способен ли ты сам исправить испорченную тобой жизнь? Можешь ли сделать дурной поступок несделанным? Несделанным!

Неизвестный. Ты права, не могу! Но меня вынудили совершить этот посту­пок, вынудили взять на себя право, ибо мне никто его не дал; но позор тому, кто вынудил! О горе! (Прижимает руку к груди) О горе! Он здесь, в комнате, он вырывает у меня из груди сердце. О горе!

Мать. Покорись!

Неизвестный. Не могу!

Мать. На колени!

Неизвестный. Не хочу!

Мать. Да помилует тебя Иисус! Да помилует тебя Господь! (Неизвестному.) На колени перед Распятым! Только Он может сделать это несделанным!

Неизвестный. Нет, только не перед Ним! Не перед Ним! А если меня, заста­вят, я потом... возьму все обратно!

Мать. На колени, сын мой!

Неизвестный. Не могу на колени... не могу. Боже, помоги!

Пауза.

Мать (пробормотав скороговоркой молитву). Теперь лучше?

Неизвестный (опомнившись). Да! Но знаешь, что это было? Не смерть, а уничтожение.

Мать. Уничтожение божественного! то, что мы называем духовной смертью.

Неизвестный (серьезно, без иронии). Так вот что вы имеете в виду... тогда я начинаю понимать.

Мать. Сын мой! Ты покинул Иерусалим и сейчас на пути в Дамаск. Иди туда! Той же дорогой, что пришел сюда; и на каждом стоянии воздвигни крест, на седьмом — остановись; у тебя нет четырнадцати стояний, как у Него!

Неизвестный. Ты говоришь загадками!

Мать. Ну ладно! Поезжай, разыщи тех, кому у тебя есть что сказать; и пер­вым делом свою жену.

Неизвестный. Где?

Мать. Ищи! Но не забудь по дороге заглянуть к нему — тому, кого ты зовешь оборотнем...

Неизвестный. Ни за что!

Мать. То же самое ты, кажется, говорил перед тем как появиться здесь... а я, как тебе известно, ожидала твоего прихода!

Неизвестный. Какие у тебя были на то основания?

Мать. Никаких особых...

Неизвестный. Точно как я увидел эту вот кухню — в экстазе, если хочешь...

Мать. И потому я раскаиваюсь сейчас, что хотела разлучить тебя с Инге­борг, ибо вам было суждено встретиться... Иди и разыщи ее. Если най­дешь, хорошо, если нет — может, так оно и должно быть. Рассветает; наступило утро, и ночь миновала!

Неизвестный. И какая ночь!

Мать. Ты запомнишь ее!

Неизвестный. Не все, но кое-что сохраню в памяти!

Мать (смотрит в окно, как бы про себя). Как упал ты с неба, денница, сын зари!

Пауза.

Неизвестный. Ты не замечала, что перед восходом солнца человека проби­рает дрожь? Может быть, мы дети мрака, ибо трепещем света?

Мать. Тебе никогда не надоест задавать вопросы?

Неизвестный. Никогда! Понимаешь, я тоскую по свету!

Мать. Тогда ступай и ищи! Мир тебе!

ЗанавесВ ущелье.

Та же местность, что и раньше, но теперь в осеннем одеянии, с облетевшими деревьями. В кузнице идет работа, мельница тоже работает.

Кузнец стоит в дверях слева; мельничихасправа. На Да­межакет и шляпка из блестящей кожи, но она в трауре.

На Неизвестномкостюм альпийского горца: кафтан из зе­леного сукна, брюки до колен, альпийские башмаки, в руке посох, зеленая охотничья шапка с фазаньим пером. Поверхкоричне­вая накидка с пелериной и капюшоном.

Дама (входит, в дорожном платье, вид измученный и грустный). Не проходил ли здесь господин в дорожном платье?

Кузнец и мельничиха мотают головами.

Не сдадите ли вы мне комнату на ночь?

Кузнец и мельничиха мотают головами.

Дама {кузнецу). Позвольте мне минутку постоять в дверях, погреться?

Кузнец отталкивает ее.

Да вознаградит вас Господь по заслугам! (Уходит, появляется на миг на мостках и исчезает из виду.)

Неизвестный {появляется в дорожном платье). Не проходила ли по мосткам дама в дорожном платье?

Кузнец и мельничиха мотают головами.

{Мельничихе). Не продадите ли вы мне хлеба? Вот деньги!

Мельничиха отвергает деньги.

Никакого милосердия!

Эхо вдали передразнивает: *МилосердияКузнец и мельничи­ха заливисто, долго хохочут; в ответ звучит эхо.

Это мне нравится: око за око, зуб за зуб! Это всегда слегка успокаивало совесть! {Входит в ущелье.)

«d>Дорога.

Тот же ландшафт, что и раньше, но в осеннем уборе; у умилостивительной ча­совенки сидит Нищий с клейким шестом для ловли птиц и клеткой со скворцом.

Неизвестный (появляется в том же одеянии, что и в прошлой сцене). Вы не видели, господин нищий, не проходила ли туг дама в до­рожном платье?

Нищий. Я видел пять сотен путешествующих дам; но прошу вас, на сей раз со всей серьезностью, не называть меня нищим, ибо я получил работу.

Неизвестный. Да что вы говорите!

Нищий, llle ego qui quondam...’

Неизвестный. И что у вас за работа?

Нищий. У меня есть скворец, он поет и говорит...

Неизвестный. То есть это он работает?

Нищий. Да, я открыл свое дело!

Неизвестный. А вы еще и птиц ловите!

Нищий. А, клейкий шест! Да нет, это только для вида!

Неизвестный. Стало быть, вы держитесь за внешнее?

Нищий. Конечно, а за что же еще держаться; ибо то, что внутри, — сплош­ной вздор.

Неизвестный. И это квинтэссенция всей вашей жизненной философии?

Нищий. Вся метафизика! Такие взгляды, конечно, можно назвать несколько устаревшими...

Неизвестный. Будьте хоть раз серьезны; расскажите немного о своем про­шлом.

Нищий. Эх, к чему копаться в старом дерьме! Давайте, сударь, болтайте дальше! Вы думаете, я все время дурака валяю? Нет, только при виде вас, потому как вы чертовски смешны.

Неизвестный. Как вы можете смеяться, имея за плечами загубленную жизнь?

Нищий. Ну нет, вы становитесь назойливы! Но коли вы больше не способны смеяться над несчастьем, даже над несчастьями других, значит, жизнь — вздор! Послушайте: идите вдоль этой вот колеи в дорожной грязи, и при­дете к озеру, там дорога обрывается! Присядьте и отдохните, и у вас поя­вится другой взгляд на вещи! Все эти многочисленные несчастные случаи, предметы культа и тоскливые воспоминания мешают мыслям улететь к красной комнате; только идите вдоль колеи, не уклоняйтесь! А если под ногами будет грязновато, расправьте крылья да взмахните ими!

Я тот, что прежде... (лат)

7 - 7086

Кстати о крыльях— однажды я слыхал, как одна птичка пела о кольце Поликрата и о том, что тот, мол, обладал всеми сокровищами мира, но не знал, что с ними делать, и вещал направо и налево о вели­кой Чуши или мировом «ничто», созданном не без его участия из пусто­ты вселенной. Не стал бы утверждать, что то были вы, не будь я на­столько уверен в этом, что готов поклясться; и когда я как-то спросил вас, знаете ли вы, кто я, вы ответили, что вас это не интересует! Я пред­ложил вам взамен дружбу, но вы ее отвергли одним словечком — сты­дитесь! Я не обидчив и не злопамятен, и потому дам вам на дорожку хо­роший совет: идите вдоль колеи!

НЕИЗВЕСТный{сворачивает в сторону). Нет, больше ты меня не проведешь.

Нищий. Сударь! Вы обо всех думаете дурно, поэтому вам и платят злом! По­пробуйте хоть раз поверить в добро, попытайтесь!

Неизвестный. Попытаюсь! Но если меня обманут, я получу право...

Нищий. На это вы никогда не получите права!

Неизвестный (словно бы про себя). Кто читает мои тайные мысли, кто выворачивает наизнанку мою душу, кто преследует меня? Зачем ты пре­следуешь меня?

Нищий. Зачем ты гонишь меня? Савл!

Неизвестный с жестом ужаса уходит. Раздается аккорд тра­урного марша, как раньше.

Дама {входит). Вы не видели, здесь не проходил господин в дорожном пла­тье?

Нищий. Видел одного бедолагу, он похромал вперед.

Дама. Тот, кого я ищу, не хромой.

Нищий. Да и этот тоже, но у него, похоже, что-то не в порядке с бедром, потому и походка не слишком уверенная. Нет, негоже говорить гадости! Взгляните вон туда, на дорожную грязь!

Дама. Где?

Нищий. Вон там! Видите колею, а рядом след от тяжелой поступи грубого башмака...

Дама (изучает след). Это он! Да, поступь тяжелая... но сумею ли я его догнать?

Нищий. Идите вдоль колеи!

Дама {берет его руку и целует). Благодарю, друг мой! {Уходит.)

У моря.

Прежний ландшафт, но в зимнем уборе. Море — свинцово-черное; на горизон­те гигантскими шапками громоздятся тучи. Вдалеке торчат три голые мачты потер-певшего кораблекрушение парусника, они похожи на три белых креста. Под деревом по-прежнему стоят стол и скамейки, но стульев нет. Земля укрыта снегом. Время от времени звучит ревун на буе.

Неизвестный появляется слева; на мгновение останавливается и смотрит на море, потом уходит направо, обойдя дом сзади. Дама появляется слева; похоже, она идет по оставленным Неиз­вестным следам в снегу; уходит направо, обойдя дом спереди.

Неизвестный появляется справа; идет влево, обнаруживает следы Дамы, останавливается, смотрит назад, в правую сторону.

Дама (выбегает, кидается в его объятия, но ее отбрасывает на­зад). Ты меня отталкиваешь?

Неизвестный. Нет! Но, похоже, между нами кто-то стоит!

Дама. Так оно, верно, и есть! Но какая встреча!

Неизвестный. Да, как видишь, зима пришла!

Дама . И я чувствую, как от тебя несет холодом!

Неизвестный. Я обледенел там, в горах.

Дама. По-твоему, весна больше не наступит?

Неизвестный. Для нас нет! Нам, выгнанным из рая, остается лишь бродить по камням и терниям; а изрезав ноги и поранив руки, мы ощутим по­требность сыпать соль на раны — друг другу. И вновь заскрипит мель­ничный жернов и будет крутиться вечно, ибо вода никогда не иссякнет. Дама. Наверное, ты прав...

Неизвестный. Да, но я не желаю уступать неизбежному; не хочу, чтобы мы разорвали друг друга на куски, и потому отдам себя на заклание — в примирительную жертву богам; я скажу: вина на мне; это я уговорил те­бя освободиться от оков, я заманил тебя, и тогда ты можешь возложить вину на меня, за все — за само действие и за его последствия...

Дама. Ты этого не вынесешь!

Неизвестный. Вынесу! Бывают минуты, когда я чувствую, что несу в себе все грехи, горе, грязь и позор этого мира; случаются мгновения, когда мне кажется, что сам дурной поступок, преступление само по себе и есть по­лагающееся тебе наказание! Знаешь, недавно, когда я лежал в горячке, мне среди прочего — да, было много чего — привиделось распятие без Распя­того; и когда я спросил доминиканца — там среди прочих был один доми­никанец,— так вот, когда я спросил его, что это означает, он ответил: «Ты не хочешь, чтобы Он страдал за тебя, вот и страдай сам!» Именно поэтому люди так чувствительны к собственным страданиям!

Дама. И поэтому совесть становится такой тяжелой ношей, если никто не помогает нести..

.Неизвестный. Ты тоже до этого дошла?

Дама. Еще не дошла, но иду!

Неизвестный. Вложи свою руку в мою, и пойдем странствовать вместе.

Дама. Куда?

Неизвестный. Назад, той же дорогой, какой пришли сюда! Ты устала?

Дама. Усталость уже прошла!

Неизвестный. Я не раз падал от изнеможения; а потом встретил удивитель­ного нищего... да ты его, верно, помнишь, тот, что на меня вроде похож; и он попросил меня на пробу поверить в его добрые намерения. Я по­верил — на пробу, и...

Дама. И...

Неизвестный. И мне улыбнулась удача! С тех пор я обрел силы продолжать...

Дама. Так продолжим же!

Неизвестный {повернувшись лицом к морю). Смеркается, и тучи соби­раются...

Дама. Не смотри на тучи...

Неизвестный. А там, под ними? Что это?

Дама. Всего лишь потерпевший крушение корабль!

Неизвестный (шепотом). Три креста! Какая еще Голгофа нам предстоит?

Дама. Но ведь кресты белые: это хороший знак!

Неизвестный. Неужели у нас еще может быть что-то хорошее в жизни?

Дама. Может, но не сию минуту.

Неизвестный. Идем!

«&>

Номер в гостинице.

Все как раньше.

Дама сидит рядом с Неизвестным и вяжет.

Дама. Скажи что-нибудь!

Неизвестный. Нет, с тех пор как мы попали в эту комнату, у меня на языке вертятся одни гадости.

Дама. Почему же ты не находил себе места, прежде чем не переехал в эту жуткую комнату?

Неизвестный. Не знаю! Меньше всего на свете я хотел этого, и потому меня потянуло сюда, претерпеть муки.

Дама. И ты их терпишь...

Неизвестный. Да. Я больше не слышу песен, не замечаю красоты. Днем в ушах у меня звучит скрип мельницы, а перед глазами простирается па­норама, разросшаяся до космических размеров, ночью же...

Дама. Кстати, почему ты кричал во сне?

Неизвестный. Сон видел...

Дама. Настоящий сон...

Неизвестный. Реальный до ужаса... но вот оно, проклятие: я испытываю потребность рассказать его, и кому же еще, как не тебе? Но тебе я не имею права, ибо тогда я коснусь двери запертой комнаты...

Дама. Прошлого...

Неизвестный. Да!

Дама {просто). Что-то есть дурацкое в такой вот потайной комнате.

Неизвестный. Пожалуй!

Пауза.

Дама. Расскажи!

Неизвестный. Боюсь, придется! Ну так вот, мне приснилось— что твой бывший муж женат— на моей бывшей жене. Таким образом, он стал отчимом моим детям...

Дама. Такое лишь ты способен выдумать!

Неизвестный. Ах, если бы! Но я увидел, что он их бьет. {Встает) И когда я его, естественно, придушил... нет, больше не могу... Но я не успоко­юсь, пока не узнаю точно; а для этого мне необходимо навестить его!

Дама . Вот до чего дошло!

Неизвестный. Дело давно шло к тому, а сейчас меня ничто не остановит... я должен повидать его!

Дама. А если он тебя не примет?

Неизвестный. Запишусь к нему на прием и расскажу о своей болезни...

Дама {испуганно). Не говори о болезни...

Неизвестный. Я понимаю: ты боишься, что он посчитает своим долгом по­садить меня под замок, как помешанного... что ж, придется пойти на та­кой риск... И я ощущаю потребность рискнуть... всем—свободой, жиз­нью, благополучием! Мне необходима душевная встряска такой силы, чтобы меня вывернуло наизнанку; я мечтаю о пытке, которая восстано­вит равновесие в отношениях, чтобы я перестал ходить в должниках. Итак: в змеиное гнездо, и как можно быстрее!

Дама. Позволь мне поехать с тобой...

Неизвестный. Ни к чему: моих мук с лихвой хватит на обоих!

Дама. И тогда я назову тебя своим освободителем, и проклятие, которым я однажды прокляла тебя, обернется благословением! Ты заметил, что на дворе опять весна?

Неизвестный. Заметил — цветок морозника начал вянуть.

Дама. А ты разве не чувствуешь, как в воздухе пахнет весной?

Неизвестный. Да, и кажется, холод в груди начал таять...

Дама. Может, оборотень вылечит тебя окончательно!

Неизвестный. Посмотрим! Возможно, он не так и опасен.

Дама. Во всяком случае, определенно не так жесток, как ты!

Неизвестный. А мой сон! Вдруг...

Дама. ...это всего лишь сон! Ну вот, у меня кончилась пряжа, а с ней и мое бесполезное рукоделие! И перепачкалось все...

Неизвестный. Можно выстирать!

Дама. Или покрасить!

Неизвестный. В алый цвет!

Дама. Ни за что!

Неизвестный. Похоже на рукописный свиток...

Дама. На котором записана наша сага...

Неизвестный. Дорожной грязью, слезами и кровью...

Дама. Да, скоро саге конец! Иди и допиши последнюю главу!

Неизвестный. И мы встретимся на седьмом стоянии! Там, где начинали!АКТУ

У Врача.

Декорация приблизительно та же. Но поленница уменьшилась наполовину. На скамейке рядом с верандой лежат хирургические инструменты — ножи, пилы, щипцы и т. д.