3.6. Политико-правая система Тмутараканского княжества

С древнейших времён Тамань являлась важным экономическим и административным центром. В этом месте пересекались важнейшие торговые пути из Закавказья, Малой Азии, Греции и Поднепровья.

Кроме того, удачное географическое положение полуострова позволяло держать под контролем значительные пространства Северного Кавказа. Древняя Русь успешно использовала выгоды своего «южного анклава», возникшего благодаря походам своих князей. Так, Впервые славяно-русская дружина конунга Вещего Олега захватила Самкерц (Тмутаракань) не позднее, чем в 944 г., но закрепиться в городе не смогла. Примерно в 965 г. киевский князь Святослав покорил местных ясов и касогов, т.е. Таманский полуостров признал власть Древнерусского государства.

Тмутараканское княжество формировалось постепенно в 965 – 988 гг. и в период правления Владимира Святославича подчинялось непосредственно Киеву. После окончания войны Святослава с Византией в 971 г. хазарские владения в Крыму перешли к Византии, которая из присоединённых территорий Тавриды образовала Боспорскую фему. В 989 г после захвата войсками Владимира Херсонеса, Боспорская фема была упразднена, а её земли вошли в состав Тмутараканского княжества.

Первым известным русским правителем Тмутаракани является мстислав Владимирович, он получил во владение Таманский полуостров с близь лежащими территориями от отца и княжил с 988 по 1036 г.¹⁶⁹ Его правление можно разделить на два периода: первый – до 1015 г., когда Мстислав признавал над собой власть отца и из собранной в Тмутаракани дани платил Киеву урок; и второй – суверенный этап – после 1015 г., когда тмутараканский князь был независимым правителем.

В 1022 г. Мстиславу удалось расширить границы своего удела за счет Касожского княжества Редеди, а в 1023 г. благодаря присоединению к Тмутаракани Северской земли со стольным градом Черниговым¹⁷⁰.

После смерти Мстислава влодимировича в 1036 г. княжество перешло по наследству его брату, киевскому князю, «самовластцу» Ярославу Мудрому, который владел им до с 1036 по 1054 гг. Предположительно, в это время Тмутаракань управлялась посадником. После смерти Ярослава княжество унаследовал его сын Святослав Ярославич, который передал княжеский престол Тамани своему сыну – Глебу Святославичу (1054 – 1064 гг.). Однако Глеб был свергнут своим братом Ростиславом Владимировичем. Последний до этого был изгнан из Новгорода и пытался, таким образом, получить себе какое-нибудь княжество. Противостояние братьев за тмутараканский престол длилось с 1064 по 1065 гг. Свергнутый Глеб обратился за помощью к отцу, и Ростислав оставил город без боя, не желая сражаться с дядей. Но как только Святослав со своей дружиной ушёл из Тамани, Ростислав вновь выгнал брата из города. В противостояние братьев вмешалась Византия: Ростислав был отравлен константинопольским послом, и престол вновь занял Глеб (1066 – 1068 гг.). В 1077 – 1079 гг. княжил Роман Святославович – родной брат Глеба. Роману Тмутаракань тоже досталась в наследство, но, ввязавшись в междоусобную борьбу, он погиб. Престол мог достаться его брату Олегу, который жил в Тмутаракани изгоем, но князь был схвачен хазарами и выдан Византии. Затем власть над княжеством перешла Великому князю Всеволоду, который направил в Тмутаракань посадника Ратибора (1079 – 1081 гг.) В 1081 – 1083 гг. был дуумвират Давида Игоревича и Володаря Ростиславича. Они, как и прежние правители, узурпировали власть, но были всергнуты вернувшимся из византийской ссылки Олегом (последний правил Тмутараканью до 1094 г.). Князь Олег был последним правителем, носившим титулы кагана и архонта. По мере усиления княжеских усобиц прослеживается ослабление русских позиций в Тмутаракани, княжество подпадает под власть Византии. Только по работам В.Н. Татищьева, который, возможно, обладал несохранившейся летописью, можно проследить последующую преемственность власти. Так, Олег, потеряв ряд политических неудач, вновь объявился в Тмутаракани в 1113 г.

Государственный строй Тмутаракани впитал в себя традиции Древнерусской державы и Византийской империи. Так, в структуру органов политический власти входили: князь (с титулами архонта и кагана); посадник (стратиг или тархон), войско из русской дружины, наёмников варяг и подвластных племён (касогов, черкесов, алан и др.). При наличии мощного «разноплеменного» войска тмутараканские князья (особенно Мстислав Владимирович) проводили достаточно самостоятельную внешнюю политику, иногда играли на противоречиях своих соседей: Руси и Византии.

Вместе с тем, Тмутаракань в X в. продолжала находиться в сфере византийского денежного обращения. На Таманском полуострове находят как византийские монеты, так и местные подобия милиарсиев. В XI в. княжество наладило чеканку собственных денег. Известна середрянная монета с надписью «ГИ ПО/ МОЗ/ МИХ/ ИЛ» («Господи Иисусе, помоги Михаилу») – как бы компромисс между русской денежной единицей по весовому содержанию и формами византийских монет¹⁷¹.

В некоторых случаях история доносит отголоски какихто-реформ. Как гласит надпись на тмутараканском камне, Глеб в 1068 г. измерил по льду через пролив расстояние от Тмутаракани до Керчи: у князя получилось 14 тыс. сажен (размер сажени определён в 142 см). Причиной таких измерений было не праздное любопытство, а практические задачи. Достаточно энергичную государственную деятельность принимали и другие князья и их посадники. По частоте упоминания в летописи можно предположить планомерную политику налогообложения подвластных народов.

Актовые печати также характеризуют уровень развития государственности. На печати, обнаруженной в 1930-х гг. в коллекции Берлинского музея, Зихия и Хазария выделены в титулатуру Тмутараканского князя. Печать могла принадлежать Олегу Святославичу (1083 – 1094 гг.) или Ростиславу (1061 – 1067 гг.).

Территория тмутараканского княжества занимала Таманский полуостров, Крым и низовья Кубани. Под контролем тмутараканских князей находилось Подонье, северные владения Тмутаракани соприкасались с землями Черниговского княжества. Получился своеобразный славяно-русский анклав, окружённый кочевыми народами. По Константину Багрянородному, это большая часть Северного Кавказа, что вполне соответствует триаде тмутараканского титула правителя – архонт Зихии, Матрахи и всей Хазарии.

Столицей княжества был город Тмутаракань. Вокруг города находились сельскохозяйственные или промысловые округи, каждая из них имела собственный город. Часто вокруг крепостных стен располагались посады. Возможно, что в состав государства входила Бела Вежа и населённые пункты приазовья. Таманское городище (Тмутаракань, Матарха, Гермонасса) расположенное наместе современной станицы Тамань имело вид трапециевидной крепости, с городскими улицами, церквями, центральной площадью и портовой частью.

Недалеко от столицы находился городок Патрей. Город Фанагория на месте станицы Сенная располагался в 25 км. Восточнее Тмутаракани. Население состояло из славянской и иудейской общин. Что должно подразумевать особенность в управлении населённым пунктом. Фанагория (возможно, Самкерц еврейский) была богатым городом с прямолинейной планировкой мощённых улиц и большими строениями в центре крепости. Голубицкое городище (находится в станице Голубицкой) было большим торговым городом с типично славянским деревянным кремлём¹⁷². На Таманском полуострове находились ещё несколько поселений, в том числе у станицы Ильичёвка был расположен русский сторожевой форпост, так что округа была достаточно укреплена.

В XII в. Тмутаракань перешла в состав Византии с характерным для империи управлением: во главе с наместником Боспора, податным сборщиком и соственной системой церковного епархихального управления христианами. Население оставалось полиэтничным, «где князь и народ называют себя христианами, имеющими книги и священников греческих».

После монголо-татарского нашествия число жителей в городе сократилось, с 1266 г. Матрига стала венецианской факторией и в качестве таковой просуществовала до XIV – XV вв. Два столетий спустя на месте Таматархи стали селиться казаки, здесь была основа Тамань и другие казачьи станицы.

Общественные отношения тмутараканского княжества были раннефеодальными, такими же, как и на территории Древнерусского государства. Как уже отмечалось ранее, состав населения города и его округи был полиэтническим. Здесь жили греки, аланы, адыги, славяне, хазары и представители других народов Северного Кавказа (однако тесные контакты племён не привели к смешению народов и образованию нового этноса). Население тмутаракани подразделялось не только этнически, но и состояло из религиозных общин христиан, иудеев и верующих в родовых богов.

Социальная структура княжества позволяет выделить в нём характерные для средневековья сословия, но с рядом местных особенностей. Своеобразие общественного устройства объясняется социально-политическим укладом общества, в котором выделяется группа князей-изгоев и дружины, находившейся в очень привилегированном положении. При помощи своей дружины Тмутараканские князья поддерживали государственный порядок, расширяли границы княжества и совершали походы на Восток.

Князья в Тмутаракани происходили из русской династии Рюриковичей. По отношению к киевским князьям они являлись вассалами, но более тесными были связи с Черниговским княжеством. Вассалитет был номинальным, что объясняется удалённостью Тмутаракани от Киева и Чернигова, а также наличием здесь достаточно сильной сепаратистской «партии», состоявшей из хазар и греков.

Тмутараканские князья пытались идеологически оформить свой суверенитет от Киева. Русские правители Тмутаракани называли себя каганами. Обладатели высшего хазарского титула понимался как легитимный преемник древней государственной традиции иудейской Хазарии, станы оставшейся в лексиконе домонгольского времени.

Вместе с тем, русские князья были продолжателями династии Рюриковичей, по праву наследства претендовали на столичные престолы, участвовали в княжеских съездах, в государственной атрибутике использовали символику Киевской Руси – двузубец.

Тмутаракань часто становилась уделом князей, потерпевших поражение в феодальных усобицах или князей изгоев. Вообще под князьями-изгоями на Руси принято считать князей, лишённых права участвовать в «лиственничной системе» престолонаследия, либо изгнанных (от слова изгой – из гоев (благородных), т.е. потерявших честь исключённых из числа добронравных людей) из княжества в результате междоусобицы или столкновения интересов Киева и Чернигова.

Многие князья по праву наследования рассматривали Тмутаракань как свою вотчину. К тому же богатая торговая Тамань, обеспечивала безбедное существование.

В составе «старшей» дружины князей-каганов упоминаются «боляре» (бояре), аналогичные титулу известному в Болгарии, Киевской Руси и эквивалентному понятию «муж» и «гридь». Важно отметить, что славяне и алане имели общего Бога Хорса.

Наряду с этим князья поддерживали греческую христианскую церковь, духовенство которой в свою очередь обеспечивало им духовно-идеологическую поддержку в легитимации их власти.

Памятников законодательства, относящихся непосредственно к Тмутаракани, не сохранилось. Вероятно на территории Тамани действовала Русская Правда, обычаи кавказских народов, каноническое права греческой христианской церкви и иудейские нормы в среде хазарских общин.

3.7. Государственный строй и право Великого княжества литовского, русского и жмудского

В начале XIII в. литовские племена находились в состоянии полной политической раз­дробленности: они управлялись множеством племенных князей, окруженных своими дружина­ми, с которыми они делали постоянные набеги и нападения на соседние русские и польские земли.

Грозная опасность со стороны агрессивных западных соседей - Ливонского и Тевтонско­го немецких орденов заставила литовцев объединиться вокруг одного военного вождя, которым в 30-х гг. XIII в. становится первый великий князь Литовский Миндовг.

Русское культурное влияние в новом государстве подчинило себе господствующую на­родность. Гедимин и его сыновья были женаты на русских княжнах, при дворе и в официаль­ном делопроизводстве господствовал русский язык (литовской письменности в то время не су­ществовало).

Сын Гедимина Ольгерд с полным успехом продолжал территориальные приобретения. Уже при Гедимине киевские князья признали верховную власть великою князя Литовского. Ольгерд в 1362 г. привел Киев под свою непосредственную власть и посадил в нем наместни­ком своего сына Владимира. Вскоре затем Ольгерд подчинил Литве почти всю Волынскую зем­лю, в которой князем стал Любарт Гедиминович. В 1362-1363 гг. Ольгерд вел войну против та­тар, которые в то время непосредственно владели Подолией; он разбил татар в битве на Синей Воде, овладел Подолией и продвинул южные границы своего государства до берегов Черного моря; князьями на Подолье стали его племянники, сыновья Кориата Гедиминовича (впослед­ствии Подолье долгое время было спорной областью между Литвой и Польшей). Кроме южно­русских областей, Ольгерд подчинил своей верховной власти Чернигово - Северскую землю и часть Смоленской земли. В то время как Ольгерд с таким успехом вел завоевательную полити­ку на юге и востоке, его брат Кейстут действовал против немцев на западе, остановив их насту­пательное движение.

В результате военных и дипломатических успехов Гедимина и Ольгерда великое княже­ство Литовское превратилось в конце XVI в. в обширное государство, которое простиралось от Балтийского до Черного моря; в этом государстве западнорусские земли составляли 0,9 всей территории огромное большинство населения было русским. Эти поразительно быстрые и лег­кие успехи великих князей литовских объясняются как тем, что западнорусские земли охотно признавали власть Литвы, чтобы избавиться от власти татар, так и тем, что, присоединяясь к Литве, русские области ни в какой мере не испытывали национального или религиозного гнета или какой-либо ломки в строе и характере местной жизни. В большинстве западнорусских зе­мель сначала оставались на своих местах прежние князья - Рюриковичи, признавшие над собой верховную власть великого князя Литовского; в некоторых областях их заменили литовские князья - Гедиминовичи, но за исключением этого, никаких существенных перемен не происхо­дило. Таким образом, существенной чертой государственного строя великого княжества Литовского был его федеративный характер (в противоположность московской централизации). «Литовско-Русское государство в XIV в. представляло в сущности конгломерат земель и владе­ний, объединенных только подчинением власти великого князя, но стоявших особняком друг от друга и не сплотившихся в единое политическое целое» (Любавский).

Русское культурное влияние все более усиливалось в Литве, и сами Гедиминовичи по­стоянно обрусевали, некоторые из них и крестились в «русскую веру». Однако в конце XIV века Литовско-Русскому государству пришлось пережить тяжелый и опасный национально-по­литический кризис. После смерти Ольгерда (1377 г.) в литовской великокняжеской семье нача­лись раздоры и борьба за власть. Великим князем стало один из сыновей Ольгерда, хитрый и жестокий Ягайло, который погубил своего дядю Кейстута, но встретил сопротивление некото­рых областных князей, своих братьев. В это время соседняя с Литвой Польша переживала дина­стический кризис. После смерти короля Людовика Венгерского (1382 г.) в Польше была при­знана королевой его несовершеннолетняя дочь Ядвига, и польские паны хотели устроить ее брак с Ягайло, надеясь, что этот брак поведет к унии Польши с Литвою, точнее к присоедине­нию обширного Литовско-Русского государства к королевству Польскому. Ягайло с радостью согласился жениться на Ядвиге, чтобы этим браком укрепить свою власть и обеспечить себе по­мощь Польши как против немцев, так и против непокорных братьев. В 1386 году Ягайло при­нял католичество, женился на Ядвиге и стал королем польским, с именем Владислава. Перед этим (1385 г.) Ягайло выдал в Крево польским послам обязательство не только самому принять католичество, но привести в католическую веру также всех своих родственников и подданных и присоединить навсегда свои земли к короне Польской. Уния 1385-1386 гг. была инкорпорацией (или «втелением») великого княжества Литовского в Польское королевство. Однако требова­ние уничтожения государственной самобытности великого княжества Литовского вызвало открытое восстание литовских князей и бояр, во главе которого стоял двоюродный брат Ягайла Витовт. Восстание встретило общее сочувствие населения Литовско-Русского государства, и Ягайло вынужден был пойти на уступки: в 1392 г. в Острове было заключено соглашение, по которому Витовт был признан пожизненным великим князем литовским под суверенитетом польского короля, с тем, однако, что после его смерти его владения должны были перейти под непосредственную власть последнего. Однако фактически Витовт держал себя как самостоя­тельный и независимый государь.

Неудача в войне с татарами, которые в 1399 г. нанесли Витовту страшное поражение на р. Ворксле, вынудила Витовта снова искать соглашения с Ягайло, и в 1401 г. договор об унии был подтвержден на условиях соглашения 1392 г. После этого оба государя действовали в со­гласии в вопросах внешней политики и в 1410 г. совместно вели войну против Тевтонского ор­дена, которому польские, литовские и русские полки нанесли страшное поражение при Грюнвальде.

В своей внутренней и внешней политике Витовт был сильным и деятельным государем. Встретив и подавив сопротивление некоторых областных князей, от которых он требовал «по­коры» и послушания, Витовт упразднил крупные областные княжения в Полоцке, Витебске, Новгороде Северском, Киеве, на Волыни и Подолье; вместо прежних князей Рюриковичей или Гедиминовичей Витовт стал назначать в эти области своих наместников, которые управляли этими областями по-прежнему, при участии местного боярства.

В своей внешней политике Витовт также достиг значительных успехов. На рубеже XIV и XV вв. он присоединил к великому княжеству Литовскому княжества Смоленское и Вяземское, а также целый ряд так называемых верхнеокских княжеств. Таким образом, в начале XV в. ве­ликое княжество Литовское охватывало не только Литву, всю Северо-Западную и почти всю Юго-Западную Русь, но и западную часть Великороссии (целиком или частью губернии Смо­ленскую, Калужскую, Тульскую, Орловскую и Курскую).

Хотя «втеление» Литовско-Русского государства и не удалось полякам, все же договоры об унии и «привилеи», явившиеся в результате этих договоров, оказали существенное влияние на социально-политический строй великого княжества Литовского. Они оформили и укрепили позицию литовской землевладельческой аристократии, предоставив ей все те социальные при­вилегии и политические права, которыми пользовались их «суседы» и «братья» в короне Поль­ской. Городельской привилегией 1413 г. устанавливается участие литовской знати в избрании будущих великий князей Литовских (и королей польских), а также совещание знати с великим князем. Таким образом, уния с Польшей (хотя бы только личная или династическая), сделав власть великого князя Литовского избирательной, воспрепятствовала образованию в великом княжестве сильной наследственной монархии и сделала литовскую аристократию распоряди­тельницею судеб государства. В великом княжестве Литовском создается ряд высших должно­стей по польскому образцу - воеводы, каштеляны, маршалки, гетманы, канцлер. Польский язык и польское культурное влияние в среде литовской аристократии начинают играть преобладаю­щую роль. Часть русской аристократии, стремясь приобщиться к власти и привилегиям господствующего слоя, принимает католицизм и поддается полонизации, тогда как другая часть остается верна своей вере и народности, и таким образом возникает в Литовско-Русском госу­дарстве та национально-религиозная вражда и борьба, которой оно было совершенно чуждо в XIV столетии.

После смерти Витовта (1430 г.) началась борьба за великое княжение между Свидригайлом Ольгердовичем, который опирался на сочувствие и поддержку русских князей и бояр, и Сигизмундом Кейстутовичем, которого поддерживали литовские паны. Сигизмунд победил, и в 1432 г. литовцы и польские послы возобновили договор об унии, точнее, о совместном избра­нии государей. Изданные Сигизмундом привилии 1432 и 1434 гг. подтвердили права и привиле­гии не только литовской, но и русской знати, но правом на занятие высших должностей в госу­дарстве по-прежнему пользовались только католики.

Сигизмунд возбудил против себя неудовольствие знати, и в 1440 г. он был убит заговор­щиками. Преемником ему литовские паны выбрали Казимира «Ягеллочника» (440-1492); рус­ские земли сначала отказались повиноваться ему, но затем одна за другой покорились. В 1445 г. (после гибели польского короля Владислава в битве с турками при Варне в 1444 г.) поляки вы­брали Казимира своим королем, и таким образом возобновилась личная уния великого княже­ства Литовского и королевства Польского. В 1447 г. Казимир издал важный общеземский при­вилеи, который даровал или подтверждал князьям, панам и шляхте великого княжества все пра­ва, вольности и привилегии, которые имеют князья, паны и шляхта королевства Польского. Кроме личных прав, как свободное распоряжение имениями и ненаказуемость без судебного разбирательства привилеи предоставлял шляхте весьма важные социально-политические права и власть над крестьянским населением ее имений; крестьяне и «подданные» шляхты освобо­ждались от платежа податей великому князю и от исполнения рабочей повинности на него (кро­ме устройства и починки дорог и мостов, имеющих военное значение); привилии запрещал господарям «урядникам» принимать на земли великого князя подданных и «невольных» людей шляхты и признавал вотчинный суд землевладельцев над своими подданными. Отказавшись от права, обложения государственными податями частновладельческих имений и их населения, великий князь в будущем должен был «выпрашивать у землевладельцев субсидии на нужды го­сударства, а этим последним дана была возможность добиваться от своего государя новых прав и вольностей, клонившихся к ограничению его власти и значения» (Любавский).

Продолжительное пребывание Казимира в Польше (после того как он стал польским ко­ролем) и поглощение его сил и внимания делами польской политики способствовало дальней­шему ослаблению власти «господаря» в великом княжестве Литовском. Состоящая из высшей аристократии господарская рада (совет) приобретает самостоятельное правительственное значе­ние, которое формально утверждается за ней привилеями великих князей Александра (1492 г.) и Сигизмунда (1506 г.).

При отсутствии сильной и авторитетной великокняжеской власти Литовско-Русское го­сударство ослаблялось еще религиозно-национальной враждой. С половины XV в. борьба меж­ду католицизмом и православием усилилась в связи с попытками осуществить в великом кня­жестве церковную унию. Высшая русская аристократия, остававшаяся православной, была не­довольна сохранением старого установления Гордельского привилея 1413 г., согласно которому высшие должности в государстве могли занимать только католики. В 1481 г. несколько русских князей составили заговор против короля и великого князя Казимира, но заговор был раскрыт, и главные заговорщики были казнены, а один из них, князь Вельский, бежал в Москву. С конца 80-х гг. XV в. русские князья верхнеокских областей один за другим переходят под власть вели­кого князя Московского, и по договору 1494 г. великий князь Литовский Александр (1492-1506 гг.) должен был признать переход к Москве «отчин» князей Новосильских, Одоевских, Воро­тынских, Белевских, Вяземских и др. В 1500 г. последовало отпадение князей и областей Чер­ниговских и Новгород-Северских, и по договору 1503 г. великое княжество Литовское должно было уступить Москве еще 19 городов с их областями.

Военно-политическое положение великого княжества Литовского в конце XV века ста­новится тем более затруднительным, что последнее испытывало натиск враждебных соседей с двух сторон: с востока его теснила Москва, а с юга на его границы производили опустоши­тельные набеги крымские татары. Под натиском крымцев южные пределы Литовско-Русско­го государства отступили на север, и широкая полоса причерноморских морских степей оказа­лась во владении крымской татарской орды (под суверенитетом турецкого султана).

При Сигизмунде (1506-1544), который был великим князем Литовским и королем Поль­ским, Москва продолжала свой натиск на великое княжество, стремясь оторвать от него земли с русским населением. В результате войны 1512-1514 гг. Литва потеряла Смоленск, который ве­ликий князь Московский взял и удержал за собой не без сочувствия и поддержки значительной части местного населения.

Центральными органами государственного строя литовско-русского княжества являлись: Господарь, Великий вальный сейм и Паны-рада.

а) Господарь великий князь и центральные «уряды». В начале XV в, при великом князе Витовте, власть литовского господаря была могущественной, авторитетной и формально неограниченной.

Однако в течение XV столетия власть господаря постепенно слабеет и ограничивается с разных сторон, прежде всего, начиная с городского привился 1413 г., власть великого князя признается избирательной, а не наследственной, и таким образом только лицо, угодное земле­владельческой аристократии, могло занять великокняжеский престол.

б) Паны-рада. Боярский совет, или «рада», был при великих князьях литовских с самого образования великого княжества.

Компетенция, или сфера деятельности, господарской рады была чрезвычайно широка. Вместе с господарем она издавала законы («уставы»), вела дипломатические сношения, прини­мала меры государственной обороны, разбирала судебные дела, ведала государственные прихо­ды и расходы и т.д. Но до 2-й половины XV в. компетенция и власть панов-рады не была опре­делена и утверждена законом. При Казимире (1440-1492) политическое значение рады возвы­шается, и она становится не только личным советом великого князя, но и государственным со­ветом великого княжества. В отсутствие господаря великого князя (который был королем поль­ским и большую часть времени проводил в Польше) рада становится и признается - высшим правительством страны. Наконец, с конца XV века рада превращается в учреждение, разделяв­шее с господарем высшую власть, привилеи 1492 и 1506 гг. и Статут 1529 г. устанавливали не­пременное и обязательное для господаря участие панов-рады в законодательстве, управлении, суде и в дипломатических сношениях и таким образом формально ограничивали власть велико­го князя в пользу панов-рады.

в) Великий вальный сейм. Зарождение «вальных», или общих, сеймов великого княже­ства Литовского относится к началу XV в. Первоначально сеймы были только как бы расши­ренными собраниями панов-рады, и присутствовавшая на сеймах рядовая шляхта играла скорее роль зрителей или свидетелей, чем действующих лиц. При Казимире на таких съездах является уже и шляхта из других - из русских - областей великого княжества, а в течение 1-й половины XVI в. сеймы превращаются из случайных съездов неопределенного состава в организованное государственное учреждение. Первоначально шляхта приглашалась на съезд поголовно и при­езжал тот, кто мог и хотел быть на сейме или, кто имея какую-либо тяжбу в высшем суде госпо­даря и панов-рады или иную какую-либо надобность до господаря. Однако ввиду неудобства и неопределенности такого способа шляхетского представительства великий князь Сигизмунд в 1512 г. предписал произвести выборы представителей («послов») от шляхты на сейм по 2 чело­века от каждого административного округа и дать им полномочия для решения вопросов, подлежащих обсуждению сейма. С этого времени избрание шляхетских «послов» на сейм (уже не с совещательным, но с решающим голосом) входит в обычай и окончательно устанавливает­ся в сеймовой практике; рядовой шляхте не возбранялось и теперь присутствовать на сеймах лично, но без права голоса.

Предметами компетенции великого вального сейма были первоначально два вопроса: из­брание господаря и заключение договоров об унии с Польшей.

Продолжительная и напряженная борьба с Москвою и татарами оказала с конца XV века решительное влияние на расширение деятельности и компетенции великого вального сейма. При Сигизмунде (1506-1544) правительство, нуждаясь в военных силах и денежных средствах, стало часто созывать вальные сеймы для обложения земских имений податью на военные ну­жды (так называемая «серебщина»), и для установления размеров военной службы с этих име­ний. Одобрение сеймом военных «устав» и назначение «серебщины» из области практики пере­шли в право и в 1528-1529 гг. были признаны законом как нормальный порядок. Одновременно с этим великий вальный сейм начинает принимать прямое и непосредственное участие в зако­нодательной деятельности.

г) Областное управление. Литовско-Русское государство носило характер федерации областей и земель, сохранявших свое особое областное устройство и объединенных лишь вер­ховной властью господаря великого князя и его панов-рады. Собственно Литва (с примыкавшейк ней территорией Западной Белоруссии) разделялась (после Городельского привелия 1413 г.) на два воеводства - Виленское и Троцкое. С юга и с востока к этой основной области примыка­ли несколько удельных княжеств Полесья, Чернигово-Северской земли и области верхней Оки, которые были «обособленными политическими мирками» (Любавский). Особо в администра­тивном отношении стояли крупные земли «аннексы», присоединившиеся (добровольно или вы­нужденно) к великому княжеству Литовскому: Жмудская, Полоцкая, Витебская, Смоленская (до 1514 г.), Киевская, Волынская, Подляшье и Подолье. После того как при Витовте были упразднены крупные областные княжения, землями этими управляли назначаемые господарем наместники, однако эти земли отнюдь не сливались в административном отношении с террито­рией собственно Литвы.

Органом областного самоуправления были областные сеймы, сменившие древние веча киевской эпохи. На этих сеймах принимали участие местные землевладельцы и горожане («ме­щане»), последние в лице своих представителей; однако чем дальше, тем больше землевладель­ческая шляхта играет на областных сеймах преобладающую роль и превращает их в свои со­словные органы, отделяясь от мещанства.

Помимо высших областных правителей, воевод, органами местной администрации были, назначаемые господарем, наместники-державцы, которые были, с одной стороны, органами хо­зяйственного и финансового управления в обширных господарских имениях, а с другой - судеб­ными и административными органами для бояр-шляхты, для населения господарских имений и для мещан непривилегированных «мест» (городов).

В эпоху Ливонской войны и перед заключением Люблинской унии с Польшей местное управление в великом княжестве Литовском было перестроено по польскому образцу. Реформы 1564-1566 гг. ввели новое административное деление государства - на 13 воеводств, подразде­лявшихся на 31 повет. Для управления новыми округами были созданы вновь должности 5 вое­вод и каштелянов.

Воеводы были главными военными начальниками в своих округах и главными судьями по важным уголовным делам. Кроме них военными начальниками были каштеляны, а также маршалки и хоружие поветовые.

Судебную власть осуществляли особые «судовы старосты». В качестве гражданского трибунала для шляхты был в каждом повете учрежден земский суд из судьи, подсудка и писаря, назначаемых господарем из числа выбранных местной шляхтой кандидатов.

д) Магдебургское право в городах. Учитывая значение торговли и промышленности для национального и государственного хозяйства и стремясь поощрять их развитие, литовское правительство с конца XVI в. начало предоставлять городскому населению более значительных «мест» самоуправление, в формах так называемого магдебургского права, по немецко-польско­му образцу. Первым получила магдебургское право Вильна (1387 г.), затем в XV в. магдебург-ское право получили Троки, Берестье, Ковно, Луцк, Кременец, Владимир, Полоцк, Киев, Минск и Нов-городок, а в XVI в. магдебургское право получили и другие, менее значительные «места». Получившие магдебургское право города освобождались от суда и управления общей администрации (воевод, старост и наместников-державцев), а также от исполнения рабочих по­винностей. Они вносили в господарскую казну ежегодный «плат», а в распоряжение городского управления поступали городские земли и угодья, разные доходные статьи и предприятия - го­родские весы, бани, мельницы, мануфактурные магазины) и т.д., а также разного рода торговые пошлины и сборы. Кроме «плата» господарю города должны были нести и военную повин­ность, выставляя в случае надобности известное количество ратников из мещан.

Во главе городского управления стоял войт, который первоначально назначался господа­рем, с правом распоряжаться своей должностью (отчуждать или передавать по наследству). Од­нако с течением времени города выкупили наследственные войтовства, и эти должности стали выборными. Войт сообща с населением места избирал советников в количестве 6, 12 или (как в Вильне) 24 человек; а радцы избирали из своей среды на год бурмистров, двух, четверых или шестерых - половину «римского закона» (т.е. католиков) и половину «греческого» (т.е. право­славных). С этими бурмистрами войт вел все дела в городе - судебные, административные и хо­зяйственно-финансовые.

Высший слой литовской и русской аристократии, или первый «стан» шляхетского сосло­вия, составляли около 70 фамилий княжеских и панских. Князья - потомки бывших удельных князей - были преимущественно в русских землях (особенно на Волыни), где они владели об­ширными вотчинами, иногда целыми округами, включавшими и небольшие «места» (города).

В собственно Литве, Жмуди и Подляшье были сосредоточены обширные имения литовских панов. Князья и паны в Литовско-Русском государстве представляли собой крупней­шую военную, социально-политическую и финансовую силу.

За князьями и панами следовал обширный класс литовско-русского шляхетства, или бояр-шляхты (которые в западных областях носили польское название «земян»).

Первоначально литовско-русская шляхта не обособлялась резко от других сословий; она соприкасалась, и частью сливалась, с верхними слоями слуг и крестьян, но к XVI в. сословное обособление шляхты достигло значительных успехов. В 1528 г. был составлен список «зем­ских» имений, владельцы которых должны были нести военную службу, и включение в этот список было доказательством шляхетского состояния.

Кроме бояр-шляхты господарской, на землях князей и панов проживали их бояре и воль­ные слуги, которые составляли их военные «почты»; они так же, как и бояре господарские, вла­дели имениями различного юридического характера. Некоторые из них имели даже своих бояр и слуг.

Социально-политический строй великого княжества Литовского носил, таким образом (в отличие от Московского государства), все характерные черты западноевропейского средневе­кового феодализма: раздробление государственной власти между землевладельцами, система частного подданства и иерархическая лестница вассалов с сувереном, великим князем, наверху этой лестницы.

Сельское население. В обширных господарских имениях находились многочисленные дворы и дворцы, т.е. сельскохозяйственные усадьбы с челядью дворною, скотом, инвентарем и различными запасами. Сельское население господарских имений (господарские «люди», «под­данные» или «мужики») делились на несколько разрядов; самым многочисленным из них в тех имениях, где велось господарское хозяйство были тяглые люди, имевшие свое хозяйство и обя­занные барщинной работой на господарских полях. Помимо барщинной повинности (и в раз­личных сочетаниях с нею) крестьяне господарских имений платили натуральные подати. Бар­щинное великокняжеское хозяйство достигло наибольшего развития в собственно Литве и при­легающей к ней Руси; в других областях преобладали крестьяне-«данники», которые, обрабаты­вая господарскую землю, платили господарю «дань» - денежную («грошовую», или «серебря­ную») или натуральную (житную, медовую, пшеничную, бобровую, куничную).

Земельные участки, находившиеся во владении господарских. . крестьян, отличались значительным разнообразием размеров и хозяйственного состава. В большинстве случаев кре­стьянские земли и угодья находились во владении крестьянских товариществ, образовавшихся из разросшихся семей с вошедшими в их состав «потужниками», «дольниками» или «сябрами» из посторонних. Крестьяне, которые были наследственными владельцами своих участков («от­чины») или которые «сидели» на своих участках в течение продолжительного времени (люди «заседелые», «известные», «старожильцы»), считались уже людьми «непохожими», т.е. поте­рявшими право свободного выхода. Однако их прикрепление не было безусловным. Крестья­нин- старожилец мог освободиться от прикрепления, сдав или продав свою «отчину», и в дей­ствительности такая сдача или. продажа господарскими крестьянами их участков практикова­лась в широких размерах. Кроме «непохожих» крестьян-отчичей в господарских имениях жило немало врльных, или «похожих», людей, которые занимали на льготных условиях новые земли (пустовщины) и обеспечивали себе право выхода особым договором или поступали в «дольни­ки», «потужники» и «подсуседки» к зажиточным крестьянам; в последнем случае они имели дело со своими «господами»-крестьянами, с которыми они заключали свои договоры, а не с господарской .администрацией непосредственно.

Кроме крестьян и челяди многочисленную категорию наследия господарских имений со­ставляли слуги; по экономическому положению они стояли близко к тягловому крестьянству.

В 50-х гг. XVI в. правительство Сигизмунда-Августа провело крупную аграрную рефор­му в собственно Литве, в Черной Руси, на Подляшье, в Полесье и в западной части Волыни. Это была так называемая «водочная номера» и «волочная устава» (1557 г.). Реформа имела целью ввести порядок и однообразие в крестьянское землепользование и в соответствии с этим регу­лировать крестьянские платежи и повинности. Все господарские земли были измерены, разде­лены на «волоки» (участки около 2- гектаров) и распределены между крестьянами, причем в «номеру» забирались все крестьянские участки - и наследственные, и купленные; волочная «устава», таким образом, игнорировала все землевладельческие права крестьян, - «крестьянское землевладение было аннулировано как таковое; признано было только одно крестьянское зем­лепользование» (Любавский). С другой стороны, волочная «устава» более прочно прикрепила крестьян к их тяглым участкам, поставила их в более тесную зависимость от господарской администрации и почти уничтожила возможность крестьянских переходов.

На землях частных владельцев - князей, панов и бояр-шляхты - также находились панские дворы, обслуживаемые челядью дворною; крестьяне панских имений также делились на «похожих» и «непохожих», здесь также действовал принцип старожильства, прикреплявший крестьян к месту их жительства, и здесь еще раньше, чем на землях господарских, крестьяне по­теряли право перехода и превратились в крепостных «подданных», «отчизных» или «невольных людей», подчиненных вотчинной юрисдикции своих господ

Вторжение московских войск в Ливонию и страшное опустошение ими страны вынуди­ли Ливонию просить помощи великого княжества Литовского и отдаться под его протекторат. В результате великое княжество Литовское вступило в тяжелую и продолжительную борьбу с Москвой. Борьба эта потребовала от Литовско-Русского государства крайнего напряжения во­енных и финансовых сил. В 1563 г. московские войска взяли Полоцк, и правительство Сигизмунда-Августа увидело невозможность справиться с Москвой собственными силами. Внутри страны оно вынуждено было пойти навстречу сословие-политическим домогательствам литовско-русской шляхты (реформы 1564-1566 гг.), но помимо этого ему необходима была во­енная помощь извне, и оно вынуждено было начать переговоры с Польшей об унии. Рядовая литовско-русская шляхта теперь желала унии «как единственного выхода из своего положения, единственного средства к облегчению себе несносных «бремен» войны» (Любавский).

На общем Люблинском сейме 1569 г. сначала возникли резкие споры и разногласия меж­ду поляками и литовскими послами, и последние покинули Люблин. Тогда поляки, сознавая свою силу и видя бессилие Литвы, принудили Сигизмунда-Августа королевскими «универсала­ми» объявить аннексию (которая была названа «Возвращением» Польше) Подляшья, Волыни, Киевщины и Подолии. Литовцы были вынуждены капитулировать, их послы возвратились в Люблин, и 1 июля 1569 г. был подписан акт унии согласно которому великое княжество Литовское и корона Польская составляют одну «Речь Посполитую» с общим, совместно изби­раемым, государем, с общим сенатом и сеймом и сообща ведут внешнюю политику.

В действительности великое княжество Литовское и после Люблинской унии не слилось с Польшей в одно государство, а сохранило в значительной степени свою государственную осо­бенность и самобытность: сохранился особый литовский сенат (паны-рада) и особый сейм, сохранились особые правительственные должности («уряды»), отдельной войско и свои законы (в 1588 г. был издан 3-й Литовский статут, по-прежнему на русском языке). Однако Лю­блинская уния все же оказала значительное влияние как на внутренний строй и быт, так и на внешнее положение великого княжества Литовского. Новое устройство правительственных ор­ганов в великом княжестве создано было в 1564-1566 гг. всецело по польскому образцу, и вско­ре шляхта великого княжества Литовского стала в социально-политической жизни страны та­ким же господствующим сословием, каким была шляхта в Польше. С другой стороны, польское культурное влияние в великом княжестве (а тем более в аннексированных областях) все более усиливалось и приводило постепенно к полонизации не только литовской, но и русской шлях­ты, создавая, таким образом отрыв последней от русского православного населения. Наконец, потеря четырех обширных и важных областей (около половины всей территории) чрезвычайно ослабила великое княжество Литовское и почти лишила его самостоятельного значения в меж­дународно-политических отношениях.

Право литовско-русского княжества. Вопрос о кодификации феодального права Великого княжества Литовского имеет свою историю. Однако отсутствие положительных данных лишает исследователя возможности восстановить полностью историю составления Статута 1529 г. и той борьбы, которая происходила вокруг него. Эта борьба была неизбежной, так как магнатские круги прекрасно понимали, что издание письменного свода законов существенно заденет и ограничит их права. Длительная борьба, завязавшаяся вокруг Статута, служит прекрасным доказательством того, что крупные землевладельцы напрягали все усилия, чтобы не допустить издания письменного свода законов феодального права.

Великокняжескому правительству уже в начале XVI в. была не чужда мысль о необходимости кодификации права. В 1501 г. великий князь Александр, выдавая подтвердительный привилей Волынской земле, считал, что его действие будет иметь временный характер, «пока права Статута у отчизне нашей уставим». В этом случае должны были потерять силу правовые нормы, содержащиеся в привилее, так как «тогды вси земли наши одного права держати мають и одним правом сужены будут подле Статуту».

Однако не видно, чтобы великокняжеское правительство принимало тогда какие-либо меры для осуществления своего намерения. Вопрос о кодификации права оставался без движения до Виленского сейма 1514 г., когда, по словам епископа перемышльского Петра Томицкого, находившегося тогда в Вильно, станы сейма подняли вопрос о том, чтобы господарь издал письменные законы. Но и на этот раз великокняжеское правительство не приняло никаких мер для выполнения просьбы «станов сейма». Точнее, оно саботировало дело составления Статута. В этом были заинтересованы магнаты, которые держали в своих руках все управление Великим княжеством.

На сейме в Гродно в 1522 г. «станы» вновь обратились к господарю с просьбой об издании письменных законов. Только тогда великий князь с панами радой «право им прирекли дати и тыи вси члонки, как ся подданный наши мають справовати и радити, казали есмо ... выписати».

Нам не известны подробности обсуждения представленного проекта. Неизвестен и самый текст Статута 1522 г. Мы знаем, что великокняжеское правительство решило ввести его в жизнь в декабре 1522 г. Великий князь Сигизмунд издал специальный указ о введении в действие письменного кодекса законов.

Великокняжеский эдикт признавал, что до сих пор в Великом княжестве Литовском не было законника, что суд производился или по особым указаниям, или по обычаю, или согласно мудрости и совести судьи.

Вследствие неправильных судебных решений возникало много жалоб со стороны тех, кто подвергся несправедливому суду. Эдикт отмечал, что к великому князю поступали жалобы на пристрастность судей, руководившихся при разборе дел собственными чувствами и настроениями. Поэтому великий князь желал, чтобы для улучшения порядка была бы для каждого «одинаковая справедливость», чтобы был установлен «мир» под защитой письменного права. Великий князь вводил в жизнь письменный закон.

Однако Сигизмунд несколько поспешил с опубликованием своего эдикта, так как на сейме 1522 г. был принят не весь проект представленного Статута. В 1524 г. великий князь через своего секретаря Михаила Вежкгайла передал на обсуждение сейма, собравшегося в Берестьи, исправленный Статут, а воевода виленский и канцлер Великого княжества пан Гаштольд по поручению господаря должен был «тое право выдать всем подданным Великого княжества Литовского, рассказати нашим господарским словом, абы вже тым правом справовалися и радили водлуг того рассказания нашего».

Однако исправленный текст Статута не вошел в жизнь и в 1524 г. Только на Виленском сейме 1528 — 1529 гг. был окончательно принят текст Статута. Статут стал действующим правом.

Основными участниками сейма времени Сигизмунда были крупные землевладельцы, паны и князья, а также епископы. Поэтому оппозиция проекту Статута исходила из рядов шляхты, представленной на сеймах.

Проект Статута не удовлетворял «станов» сейма, конечно, не потому, что он был составлен бюрократическим способом, поспешно, в течение двух месяцев, как полагает украинский исследователь С. Борисенок. Вполне возможно, что он был действительно плохо отредактирован и что юристы-практики выполнили бы эту задачу лучше, чем канцелярия Великого княжества Литовского.

Однако была важна не редакция, плохая или хорошая, Статута, а его классовое содержание. Статут 1529 г. был феодальным кодексом класса землевладельцев в целом. Вместе с тем он закреплял за магнатами их правовое положение, их руководящую политическую роль.

Статут 1529 г. не был напечатан. Все предположения, высказанные И. Новицким о том, что Статут 1529 г. был напечатан, по всей вероятности, не имеют никаких оснований. Статут получил распространение в многочисленных списках, вследствие чего нет единой редакции Статута, а имеется несколько редакций, характер которых был всесторонне и тщательно исследован С. Борисенком.

Утвержденный великим князем Сигизмундом кодекс феодального права становился законом, который распространял свое действие на всю территорию Великого княжества Литовского.

Статут уравнивал в правах православных землевладельцев с католическими. Значит, до него продолжала действовать статья Городельского привилея, ограничивающая политические права православных землевладельцев, хотя фактически на практике не всегда осуществлялись правовые ограничения по отношению к православным.

Статут 1529 г. был разделен составителями на 13 разделов — глав. Он определял прерогативы великокняжеской власти (разд. I), содержал подробные законоположения «Об обороне земской» (разд. II), кодифицировал личные и сословные права шляхты (разд. III), подробно разрабатывал вопрос о женском землевладении (разд. IV) и об опекунском праве (разд. V). Отдельный раздел (VI) посвящен организации суда и судебного процесса. Остальные разделы посвящены уголовным преступлениям против личности и собственности шляхты, а также другим видам нарушения права на недвижимую и движимую собственность — «О кгвалтех земских, о боех, о головщинах шляхетских» (разд. VII); «О права земские, о границах и о межах, о копах» (разд. VIII); «О ловы о поущу и бортное дерево и озера, о бобровые гоны, о соколие гнезда и о хмелища» (разд. IX). Специальный раздел посвящен так называемому «заставному» праву — «О имениях, которые в долзех, и о заставы» (разд. X). В последующих главах Статут определяет «головщины людей поутных и мужицкие и паробоцкие» — денежные вознаграждения за преступления, совершенные землевладельцами против личности «простых людей» (разд. XI), касается вопроса «о грабежи и навезки», вознаграждения за разного рода преступления имущественного характера (разд. XII). Последний раздел — «О злодействе» — посвящен уголовным преступлениям, совершенным «людьми простого стану». Таким образом, Статут содержит в себе права: государственное, военно-феодальное, сословно-шляхетское, земельное, наследственное и опекунское, судебное, процессуальное и уголовное. Не всегда принятая в Статуте система строго выдержана; видимо, систематизирование права не всегда удавалось его кодификаторам. Однако они сумели отчетливо показать привилегированное положение класса феодалов-землевладельцев.

Статут 1529 г. - кодекс прав феодалов. Если же в нем все же иногда упоминаются мещане, то эти статьи относятся не к мещанам вообще, правовое положение которых определялось особыми законами, а к мещанам-землевладельцам, владевшим имениями на общешляхетском праве и обязанным со своих земель отправлять военную службу. Впрочем, подобного рода мещанское землевладение было строго ограничено. Оно сохранилось главным образом в Полоцком и Витебском воеводствах.

Изучение Статута первой редакции ставит перед исследователем вопрос об его источниках. Эта важнейшая проблема была уже в центре внимания специалистов. Тем не менее до сих пор она остается полностью неразрешенной. В то же время изучение источников права Литовского статута позволяет дать ответ на вопрос, также поставленный в историографии, но несколько односторонне ею разрешенный, а именно, представляет ли собою Статут 1529 г. кодекс польского или русского права?

Литовский статут 1529 г. не был кодексом ни польского, ни русского права. Он был кодексом феодального права, действовавшего на территории Великого княжества Литовского.

Литовский статут не является феодальным кодексом права, вводившим в жизнь новые юридические нормы. Статут лишь юридически оформил те правовые отношения, которые вырабатывались в процессе социально-экономического развития Великого княжества Литовского.

В территориальном отношении Великое княжество Литовское состояло из областей Руси и Литвы (Литва и Жмудь). В землях Руси феодальные отношения уже вполне сложились, в то время, когда они подпали под суверенитет литовской княжеской власти. Между тем в Литве в этот период феодальные отношения находились еще в стадии становления.

В землях Руси действовал кодекс феодального права, известный под именем «Правды Русской». «Областные привилеи» оставляли неприкосновенным действие местных юридических обычаев. Развивавшиеся феодальные отношения в Литве принимали тот же характер, что и в землях Руси.

Естественно, что Литва и Русь, объединенные политически, не были обособлены друг от друга. Параллелизм социально-экономического развития Литвы и Руси позволял Литве принять юридическую терминологию, принятую на феодальной Руси, и те юридические нормы, которые были характерны для нее.

Феодальное право последней не было навязано Литве как какое-то чужеродное право. Русское право становилось правом общелитовским, правом, действовавшим на территории всего Великого княжества.

Чтобы выяснить истоки общелитовского права, следует обратиться к изучению источников феодального права Великого княжества Литовского. Следует иметь в виду, что Великое княжество Литовское не было изолированным государством. Оно находилось в тесном экономическом общении с соседнимигосударствами, оно состояло в династических унитарных отношениях с Польским королевством.

Последнее выступило на историческую сцену раньше, чем образовалось Великое княжество Литовское. Экономическое развитие Польши поэтому шло впереди экономического развития Великого княжества Литовского. Экономическое развитие последнего создавало юридические отношения, которые не нашли отражения в «Правде Русской», поскольку последняя сложилась в другой, менее сложной социально-экономической обстановке. Естественно, что для определения новых юридических отношений могли заимствоваться отдельные юридические нормы со стороны, поскольку они отвечали новым складывающимся юридическим институтам, которые в силу параллелизма социально-экономического развития уже получили в Польше свое юридическое оформление. Это нисколько не препятствует, однако, общему выводу, что феодальное право Великого княжества Литовского не было ни польским, ни русским правом. Это было право Великого княжества, действующее на протяжении всей его территории.

Систему и догму права Великого княжества оформляли создавшиеся в процессе длительного, самостоятельного социально-экономического развития производственные отношения, и поэтому они по существу были самостоятельным явлением, лишь закреплявшим наличные юридические отношения.

Однако вместе с тем возникает вопрос, на основе какой юридической базы оформлялись обычно правовые юридические феодальные институты Великого княжества. Ответ на этот вопрос может дать только всестороннее изучение источников первого Литовского статута.

Необходимость всестороннего изучения источников права первого Литовского статута была подчеркнута еще Н. А. Максимейко, посвятившим свое исследование изучению источников уголовных законов Литовского статута. В сущности, это исследование было первым источниковедческим трудом о Литовском статуте. Н. А. Максимейко справедливо замечает, что исследователи Литовского статута довольствовались обыкновенно указанием на сходство между нормами «Правды Русской» и Литовского статута, мало обращая внимания на отличительные особенности последнего. В то же время, говорит Н. А. Максимейко, «в польской литературе высказывается (впрочем, совершенно голословно) мнение противоположное, будто Литовский статут был местным кодексом польского права». По правильному заключению Н. А. Максимейко, «наиболее положительные и прочные заключения по данному вопросу могут быть получены только путем исследования источников Литовского статута; из такого исследования... видно будет, насколько этот памятник русский и какая действительная примесь иностранного права вторгалась в него».

Анализируя источники уголовных законов Литовского статута, Н. А. Максимейко приходит к выводу, что основным источником уголовных законов является «русское обычное право» и «законодательные источники». Н. А. Максимейко не отрицает влияния польского и немецкого права на уголовное право Великого княжества, но считает, что оно было второстепенным. В другом своем исследовании Н. А. Максимейко, сравнив нормы «Правды Русской» с судебной практикой, отраженной в книгах судных Литовской метрики, приходит к выводу, что приведенные им документальные свидетельства достаточны, «чтобы убедиться в замечательном сходстве между «Русской Правдой» и литовско-русским правом».

Соображения, приведенные Н. А. Максимейко в обеих работах, несомненно, следует признать обоснованными. Однако, недостатком исследований Н. А. Максимейко является то, что он не ограничивается изучением только первого Литовского статута, а попутно касается второго и третьего Статута, которые хотя и были основаны на первом Статуте, но являются продуктом иной социально-экономической обстановки по сравнению с условиями, при которых создавался Статут 1529 г. Поэтому было бы, несомненно, правильным, если бы исследователь сосредоточил свое внимание на изучении источников только первого Литовского статута, не затрагивая отдельных вопросов, связанных со Статутами второй и третьей редакций, источники которых должны стать предметом самостоятельного исследования.

При исследовании вопроса об источниках Статута первой редакции необходимо не только показать совокупность всех его источников, но и раскрыть, как та или иная обычная норма видоизменялась и дополнялась в процессе судебных решений. Изменение юридических норм обычного права, конечно, было неизбежным актом судебного творчества, поскольку развивавшиеся социально-экономические отношения настоятельно требовали дальнейшего изменения и приспособления к ним юридических форм.

Феодальное право Великого княжества Литовского не могло остаться в стадии обычного права, частично отраженного в «Правде Русской». Оно эволюционировало и становилось более сложным и нуждалось в новой законодательной кодификации.

Изучение вопроса об источниках Статута первой редакции ставит перед исследователями два вопроса: 1) какие источники вообще легли в основу феодального права Литовского статута; 2) как создавалось в процессе судебных решений по возникавшим делам новое феодальное право, как судебные решения становились юридическими прецедентами, которые были использованы кодификаторами права.

С. Борисенок, спустя 400 лет после издания Статута 1529 г., упрекнул господарскую канцелярию в известной неподготовленности и поспешности при составлении первой редакции Литовского статута. Однако нет основания высказывать предположение о том, что Литовский статут был бы лучше отредактирован, если бы редакция была составлена не великокняжеской канцелярией, а более опытными и подготовленными людьми.

Поскольку Литовский статут первой редакции только кодифицировал феодальное право Великого княжества Литовского, развивавшееся обычным путем и находившее отражение в судебных решениях суда великокняжеского маршалка, то господарская канцелярия, располагая огромным материалом судебных постановлений по отдельным вопросам феодального права, имела полную возможность быстро выполнить данное ей поручение — составить кодекс письменного права, в который она от себя не вносила ничего нового, а лишь по известной системе расположила судебный и актовый материал, находившийся в ее распоряжении. Поэтому постановления великокняжеского суда по тем или иным возникавшим юридическим вопросам были основным источником Литовского статута первой редакции.

Изучение судебных решений, принятых великокняжеским судом, опять ставит перед исследователем два вопроса: 1) какая юридическая норма лежала в основе судебных решений и 2) каким юридическим изменениям она подверглась в судебной практике. Литовский статут первой редакции был не только кодексом феодального права. Его содержание значительно шире. Он являлся одновременно и «основными законами Великого княжества Литовского», определяющими его государственный строй и социальное устройство. При наличии польско-литовских унитарных отношений опубликование Литовского статута было показателем политической независимости Великого княжества, хотя великий князь литовский и титуловался польским королем.

После детальных исследований Н. А. Максимейко о значении «Правды Русской» для права Великого княжества Литовского ни один из исследователей не может сомневаться в том, что «Правда Русская» лежала в основе феодального права Великого княжества Литовского и что на ее базе развивалось как гражданское, так и уголовное право. Однако Н. А. Максимейко односторонне подошел к разрешению поставленной им задачи. Он имел в виду указать на юридические особенности «Правды Русской», сближающие ее с правом литовско-русским.

Между тем вопрос о значении «Правды Русской» для феодального права Великого княжества Литовского заключается не только в том, что оно заключает в себе «общерусские начала права». Н. Л. Максимейко совершенно упускает из виду, что феодальное право, которое отражено в «Правде Русской», отнюдь не застыло в своем развитии на почве Великого княжества Литовского. Оно продолжает развиваться в новых, более сложных социально-экономических условиях. Естественно, что возникшее на основе «Правды Русской» феодальное право Великого княжества Литовского должно было существенно отличаться от права «Правды Русской». Это и является основным, что требует всестороннего анализа.

С другой стороны, учитывая, что Статут 1529 г. является «основными законами» Великого княжества первой четверти XVI в., составители его должны были обратиться и к иным источникам государственного права.

Такими источниками были шляхетские привилеи, главным образом привилеи 2 мая 1447 г. — своего рода «Великая Хартия вольностей» класса литовско-русских землевладельцев.

Привилеи 2 мая 1447 г. был общешляхетским привилеем, впоследствии неоднократно подтверждавшимся великими князьями и вошедшим в сводный привилеи 1529 г., выданный Сигиз-мундом I. Однако и в привилее 1492 г. великого князя Александра и в привилее 1506 г. великого князя Сигизмунда содержались статьи государственно-правового характера, которые определяли правовое положение Господарской Рады и ее роль в управлении государством. Статут, закрепляя существующие государственные правовые и социальные отношения, конечно, положил в основу их юридического оформления шляхетские привилеи. Если до опубликования Статута 1529 г. шляхетские привилеи были только иммунитетными грамотами, к тому же нуждавшимися в подтверждении со стороны нового господаря при его вступлении на престол, то шляхетские привилеи, введенные в состав Статута, становились уже правом господствующего класса в полном смысле слова.

С другой стороны, шляхетские привилеи не разрешали целого ряда вопросов, связанных с сословной принадлежностью, в частности такого сложного вопроса, как доказательство шляхетских прав. Подобные судебные дела возникали либо по инициативе отдельных лиц, желавших доказать свое «благородное» происхождение, либо в результате обвинений в нешляхетском происхождении того или иного лица.

Оформление шляхетского сословия было неизбежным этапом в развитии феодального общества. Естественно, что при оформлении шляхетского сословия происходил известный отбор. Отдельные социальные группы остались за пределами формирующегося шляхетского сословия. Отсюда — не попавшие в шляхетское сословие и оказавшиеся людьми «простого стану» часто стремились стать «людьми шляхетными».

Однако сложившееся ранее феодальное право, отраженное в «Правде Русской», не могло помочь в разрешении вопросов о восстановлении шляхетского звания, ибо оно не знало такого рода явлений. Вполне понятно поэтому, что, разрешая спорные юридические вопросы «о выводе шляхетства», великокняжеские судьи должны были обращаться к польской судебной практике и к польскому законодательству, где процесс оформления шляхетского сословия произошел раньше; эти нормы польского шляхетского права для Великого княжества Литовского отнюдь не были нормами, случайно заимствованными извне, поскольку оформление литовского шляхетского сословия было тесно связано с польско-литовскими униями. Вместе с тем, будучи применены в судебной практике Великого княжества, они становились нормами общелитовского феодального права.

Судебная практика великокняжеского суда подробно разработала, используя польский опыт, все нормы шляхетского права, не предусмотренные шляхетскими привилеями. Шляхетское право Великого княжества сложилось в процессе разбора дела о восстановлении в шляхетском звании. Поэтому оставалось только юридические нормы, примененные судебной практикой, внести в Литовский статут и таким образом установить процессуальный порядок разрешения спорных дел о восстановлении шляхетства. Следовательно, в задачи исследователя входит: а) выяснить процесс образования шляхетского права; б) показать, какие нормы польского шляхетского права оказались приемлемыми для Великого княжества Литовского; в) отметить различия между польским шляхетским правом и шляхетским правом Великого княжества Литовского.

Еще М. К. Любавский отмечал, что в землях Руси термин «боярин», «бояре», свидетельствовавший о принадлежности к феодальному классу, в процессе образования шляхетского сословия уступал место термину «земяне», а последний был вытеснен термином «шляхта» польского происхождения. Эти изменения в терминологии были связаны отчасти с тем, что далеко не все мелкие землевладельцы-бояре вошли в состав шляхетского сословия. С этого времени термин «боярин» означал принадлежность к особой социальной прослойке, которая находилась вне рядов шляхетского сословия, образуя высший разряд сельского населения, отличный по своим феодальным повинностям от прочих прослоек сельского населения. Естественно, что не все бояре примирились со своим исключением из состава шляхетского сословия. Многие из них стремились к восстановлению своих шляхетских прав.

В этом случае положение белорусской и украинской мелкой шляхты было более затруднительным, чем литовской, приписанной к польским или литовским гербовым братствам. Она не могла позвать их членов на суд, чтобы они своими показаниями подтвердили принадлежность ее к шляхетскому сословию. Белорусская и украинская шляхта в этом случае могла сослаться только на земянское происхождение родителей и на показания соседей — «околичной шляхты».

Таким образом, нормы польского права «о выводе шляхетства» встретились с нормами русского права, а из синтеза польского и русского права образовалось шляхетское право Великого княжества Литовского. Принадлежность белорусских и украинских феодалов к шляхетству определялась в основном обычаем — «стариной», тогда как принадлежность литовских средних и мелких феодалов — припиской к польским или литовским гербовым братствам.

Третий раздел Литовского статута представляет собой совокупность норм шляхетского права, с одной стороны, и обязательства великого князя литовского в отношении шляхты — с другой.

Основными источниками шляхетского права Великого княжества Литовского являются шляхетские привилеи, в основе которых лежит привилеи 2 мая 1447 г. как первый привилеи, всесторонне определяющий права и преимущества шляхетского, сословия. Другим источником общешляхетского права были судебные решения великокняжеского суда, использовавшего нормы польского шляхетского права и нормы обычного феодального права, действовавшего в землях Руси.

Шляхетское право Великого княжества Литовского распространяло свое действие на весь класс землевладельцев независимо от принадлежности его к той или другой феодальной прослойке. Великий князь обещал «всю шляхту княжата и паны хоруговные и вси бояре посполитые и мещане и их люди заховати при свободах и вольностях, от продков наших даных им и теж от нас».

Эта статья Статута 1529 г. полностью заимствована из привилея, выданного Сигизмундом I в 1529 г., который объединял все привилегии шляхетского сословия, закрепленные привилеями его предшественников.

В этом привилее Сигизмунд I гарантировал прелатам, князьям, баронам, шляхте и боярам и населению земли Великого княжества Литовского неприкосновенность всех прав, предоставленных Владиславом, Александром-Витовтом, Сигизмундом, Казимиром и Александром или данных им самим, скрепив эту гарантию личной присягой перед евангелием.

Статут предоставлял право княжатам, панам хоруговным, шляхте и боярам «волную моц выйти с тых земль наших Великого князства Литовского и их, для набытя лепшого щастья своего и навченя учинков рыцерских, до всяких земль чужих окром неприятелей наших», однако под условием, чтобы с их имений отправлялась военная служба. Впервые право свободного отъезда за границу «для набытя лепшого щастья» было предоставлено привилеем 2 мая 1447 г. и в латинском изложении вошло в объединительный привилей Сигизмунда I 1529 г.

Статут гарантировал, что «по смерти отцов дети сынове и девки добра отчизного и дедизного не мают быти отдалены», но сохраняют право наследования, «яко княжата и панове хоруговные, шляхта и мещане Великого князства Литовского посядают и на пожитки свои оберегают». Это право наследования сыновей и дочерей после смерти отцов было впервые сформулировано в привилее 2 мая 1447 г. со ссылкой на польское право. В привилее 1529 г. тоже есть такая статья, но без ссылки на польское право, сформулированная как действующее право Великого княжества Литовского.

Статут гарантировал шляхте, что великий князь «теж нешляхту над шляхту» не будет возвышать, но будет сохранять всю шляхту «у их почстивости».

Эта статья Статута первой редакции была полностью перенесена на привилей 1529 г. Статут закреплял за шляхтой Великого княжества Литовского монопольное право владения землей и право занятия должностей. Он гарантировал шляхте, что должности и уряды будут раздаваться «только прирожоным а тубылцом тых земль наших Великого князства». Это привилегированное положение шляхты было юридически закреплено в привилее 2 мая 1447 г, откуда почти в дословной передаче было перенесено в Статут 1529 г. В привилее 1529 г. Сигизмунд также гарантировал шляхте, что духовные и светские должности будут раздаваться только туземцам Великого княжества Литовского.

Великий князь литовский давал обещание в Статуте, что если «пан бог усхочет зычити и допустити нам панства иного также и королевства», то в этом случае «панства нашего Великого князства Литовского и рад наших ни в чом не вменшим але ото всякое легкости и понижения, яко славное памети отец наш чинил в щастного панованья своего, того панства стеречь будем».

Эта статья — новая в Статуте. Ее нет в шляхетских привилеях. Ею паны рада стремились обеспечить свое правовое положение и независимость Великого княжества Литовского. Не упоминая о польско-литовских унитарных отношениях, статья фактически говорит о них. Несмотря на унию, Великое княжество Литовское должно сохранить свою независимость, а паны рада — сохранить то правовое положение, которым они до сих пор пользовались.

Великое княжество Литовское с конца XV в. стало нести значительные территориальные потери. Великокняжеское правительство обычно заключало только перемирие с великим князем московским, поскольку оно юридически не могло уступить хотя бы часть территории Великого княжества Литовского. Заключение перемирия давало известную надежду, что «после исхода перемирных лет» потерянная территория будет возвращена. Естественно, что в подтвердительном привилее 1529 г. эта статья привилея 1447 г. должна была иметь место. В Статут первой редакции только механически было перенесено то, что содержалось в привилеях.

Создавая кодекс письменного права, великий князь обещал, что «врады старые мают захованы быти подле давнего обычаю». Статья касалась «врадов воеводства Виленского и воеводства Троцкого и иншых воевод кашталянов и канцлерства, маршалства земского и маршалства дворного и староств и вси врады наши». Эта статья имела для феодальной знати принципиальное значение, так как Городельский привилей 1413 г. предоставлял право занимать должности по центральному и провинциальному управлению, а также участвовать в господарской раде только католикам.

Привилей 2 мая 1447 г. об этих ограничениях ничего не говорит. М. К. Любавский показал, что на практике не всегда соблюдалась эта статья Городельского привился. Феодальная знать была недовольна предоставлением князю К. Острожскому первого места в раде, и в 1522 г. великий князь Сигизмунд вынужден был выдать специальный привилей, в котором обещал, что после смерти князя Острожского воевода виленский будет занимать первое место.

В привилее 1529 г. Сигизмунд подтверждал, что должности воевод, каштелянов будут раздаваться только католикам и притом туземцам, но отнюдь не иностранцам.

Мало того, в том же году Сигизмунд выдал специальный привилей, которым возобновлялся и восстанавливался Городельский привилей.

Статут гарантировал феодальному классу, что «державны дворов наших и тивунове на причины заочные через нас не мают быти никому отниманы». Они могут быть отняты только после судебного разбора в присутствии обеих сторон. Согласно виновности, «винный подле заслуги мает каран быти, але без вины держане отнимати не будем» .

Уже привилей 2 мая 1447 г. гарантировал феодальному классу, что без очного разбирательства дела никто не будет лишаться своего имения и не будет подвергаться какому бы то ни было разорению. Привилей не упоминает об отнятии должностей, но их неприкосновенность логически вытекала из статьи 3 привилея 1447 г. В привилее 1492 г. уже содержится статья, гарантирующая неприкосновенность должностей — староств и тивунств, которые могут быть отняты только после очного разбирательства . Привилей 1529 г. подтвердил эту статью , а Статут превратил ее из привилия великого князя в норму феодального права.

Законодательство Великого княжества Литовского значительное внимание уделило уголовному праву, направленному в основном на защиту жизни, здоровья и имущества феодалов, которые пользовались правом судить и наказывать зависимых от них людей. Узаконенное право феодалов судить зависимых от них людей привело к тому, что помещик мог расправиться с простыми людьми, основываясь только своими желаниями и прихотями, а не нормами права. Поэтому говоря о феодальном уголовном праве, надо понимать его ограниченный характер применения.

В зависимости от характера преступной деятельности и её последствий преступления делились на преступления против здоровья, имущества и личной неприкосновенности и преступления, которые носили противоправный и общественно опасный характер. Во второй половине XVI в. в Беларуси уже было хорошо разработанное уголовное право. В статуте 1588 года наравне со старыми нормами уголовного права были отражены новые положения, которые отражали начало зарождения буржуазного права. Теперь рассмотрим некоторые особенности уголовного права по Статуту Великого княжества Литовского 1588 года.

Субъект уголовного права. В качестве субъектов преступления могли выступать как виновный человек, так и группа лиц, которые отвечают за чужое преступление. Коллективная ответственность целой группы (семьи, деревни, города) была удобным средством принуждения к повиновению феодально-зависимых людей, установления среди них круговой поруки, давала возможность заставить всех следить за поддержанием порядка или отвечать за него. Вместе с тем в правовых актах делались попытки ограничить ответственность за чужую вину и оглашался принцип персональной ответственности только виновного лица.

На практике право о ограниченной ответственности за чужую вину в отношении к простым людям, особенно феодально-зависимых, часто не применялось. Так, когда след преступника приводил в какую-нибудь деревню, то её жители должны были найти и выдать его или возместить все нанесенные им убытки и выплатить судебные штрафы. Коллективная ответственность широко применялась за государственные, антифеодальные и религиозные преступления. Известен случай, когда за убийство униатского архиепископа в городе Витебске все жители города были наказаны ликвидацией органов самоуправления, на них были возложены дополнительные налоги и повинности, 100 человек были приговорены к смертной казни. Колокол городского веча был снят, здание ратуши разрушено, должна была быть разрушена и соборная церковь.

Субъектом преступления признавался только человек. За ущерб, причиненный животным, отвечал её хозяин. Лица психически больные, чаще всего, к уголовной ответственности не привлекались, но должны были быть под замком.

В некоторых случаях от ответственности освобождались лица, которые совершили преступление «по глупости».

Освобождались от уголовной ответственности и лица, которые не достигли определённого возраста. В Статуте 1566 года предусматривалось, что уголовная ответственность наступает после 14 лет, а согласно Статута 1588 года – после 16 лет.

Объект уголовного права. В зависимости от объекта преступления в феодальном праве можно поделить на следующие группы:

- государственные;

- против осуществления власти и правосудия;

- военные;

- против христианской религии и церкви;

- против морали;

- против жизни, здоровья, чести человека;

- имущественные преступления;

- преступления слуг и феодально-зависимых людей против помещиков.

Умышленные и неумышленные преступления, преступления совершенные по неосторожности. Если в действиях лица не усматривался умысел совершения преступления или имела место неосторожность, то не применялось и уголовное наказание. Например, если у ездока понес конь, и при этом кто-нибудь был сбит, то ездок не нёс уголовной ответственности. Если же ездок на коне неумышленно ил по неосторожности сбивал беременную женщину, то его ожидало тюремное заключение сроком на 3 месяца и публичное покаяние, в случае смерти потерпевшей – смертная казнь. Проявленная неосторожность в ряде случаев не подвергалась уголовному преследованию, но виновное лицо должно было возместить семье погибшего ущерб. К таким случаям относились смерти при строительстве каких-либо сооружений, убийство на охоте, когда срубленное дерево падало на человека, когда при стрельбе из лука или ружья в цель стрела или пуля, отклонившись в сторону, попадала в человека.

Презумпция невиновности. В Статуте 1566 года была предпринята первая попытка сформулировать презумпцию невиновности. В ней подчеркивалось, что суд «в речах вонтпливых сконнейший маеть быти ку вызволенью нижли ку каранью». Это правило не должно было распространяться на простых людей, а Статут 1588 года содержал специальную оговорку о том, что правило относится и к ним.

Превышение мер необходимой самообороны. Необходимая оборона и крайняя необходимость, признавались обстоятельствами которые освобождали от уголовного преследования. Согласно Статута 1588 года при превышении мер необходимой самообороны виновный освобождался от уголовной ответственности, но он должен был выплатить родственникам погибшего «головщину». При нанесении только ранений для освобождения от уголовной ответственности было достаточно доказать, что потерпевший первый начал агрессивные действия не зависимо от того, какая была угроза и какие действия мог предпринять тот, кто защищался.

Сдача неприятелю замка и капитуляция гарнизона считались тяжким преступлением, но сдача замка в связи с тяжелым голодом рассматривалось как действие, которое было выполнено при крайней необходимости и не подлежало уголовной ответственности.

Подготовка или попытка совершения уголовно наказуемого преступления. Уголовное право XVI века точно не разграничивало стадии преступных действий, хотя и отличались уже злостное намерение, подготовка и попытка, которые преследовались только в случаях, непосредственно предусмотренных в законе. Например, подготовка бунта и заговора против государя карались как совершенное преступление. Намерение в виде угрозы поджога имущества или убийства кого-нибудь, обязывал того, кто угрожал, сделать заявление перед чиновниками, что он этого не сделает и представить поручителей. Если же он отказывался представить поручителей, то его сажали в тюрьму до того времени, пока он их не представит. Если после угрозы у потерпевшего что-нибудь поджигали или было совершено убийство, а преступника установить не представлялось возможным, то отвечал тот, кто угрожал совершением этих действий.

Совершение преступления группой лиц или в составе группы лиц. Согласно Статута 1588 года наказание определялось в зависимости от ступени участия лица в преступлении. Отличалось простое соучастие, при котором все соучастники били исполнителями преступления, и сложное соучастие, в котором одни действовали как подстрекатели, другие – как исполнители, третьи – как соучастники.

Соучастниками считались лица, которые помогали преступникам советами или лошадьми, оружием, людьми или деньгами. Насчитывалось несколько видов подстрекательства. Уголовную ответственность вместе с убийцами нес и тот, «з направы чыее» было совершено преступление. Подстрекателем признавался и феодал, который направил зависимых от себя людей на преступление. Подстрекатель психически больных (невменяемых) лиц рассматривался как непосредственный исполнитель.

Не считался соучастником преступления и подлежал уголовной ответственности слуга помещика, который сопровождал его при нападении на чужой дом и ранил или убил кого-нибудь во время защиты своего господина. Эти нормы были направлены на защиту интересов крупных помещиков, которые имели при себе слуг и охранников, которые обязаны были исполнять все приказы помещика, не боясь уголовной ответственности за преступления. Сами помещики, когда их привлекали к уголовной ответственности за преступную деятельность своих слуг, могли избежать наказания или отделаться денежными штрафами.

Наказание за уголовные преступления. Наказание виновных лиц решалось по разному в зависимости от классовой и сословной принадлежности как потерпевшего, так и преступника. Когда был убит шляхтич несколькими шляхтичами и все они были признаны виновными, то карался смертью только один, по выбору обвинителя (истца, остальные осуждались к тюремному заключению и выплаты «головщины». Если шляхтича убили простые люди, то смертная казнь ожидала всех, сколько бы их не было, и только в случае убийства в драке количество простых людей, которые подлежали наказанию смертью, ограничивалось тремя лицами.

Прогрессивным явлением в уголовном праве XVI века было введение ответственности шляхты за убийство простого человека. Однако процессуальный порядок установления вины шляхтича в таком преступлении был настолько сложным, что доказать его виновность часто было просто невозможно, в связи с чем и само преступление могло остаться безнаказанным. Вместе с тем, тот факт норм уголовного права, направленный на защиту жизни простых людей от своевластия представителей привилегированных сословий имел значительное значение. Эта норма так же свидетельствует про некоторый прогресс в развитии уголовного права и воздействия на него влияния идей гуманизма. В этой части уголовное право ВКЛ опережало право многих европейских стран.

В тех случаях, когда суд не в состоянии установить степень виновности лица в драке при отсутствии свидетелей, вопрос виновности решался путем жребия или присяги. Если перед началом драки или во время её кто-нибудь потушил свечу и нельзя было установить виновного в нанесении ранений из-за темноты, то отвечало лицо, которое потушило свечу.

Все эти примеры свидетельствуют о том, что законодательство стремилось предусмотреть не только разные формы вины, но и те случаи, когда её практически было очень тяжело или даже невозможно установить и назвать виновное лицо. Для правильного определения вины суд должен был выявлять причинную связь между деянием виновного и последствиями.

Виды наказаний за совершенное преступление. Криминальные нормы Статута не охватывали всех видов наказаний, поэтому феодал, который совершал суд над зависимым населением, мог применять наказания, не предусмотренные законом или даже обычным правом. Существовала также своеобразная система наказаний в церковных судах.

В государственных судах наиболее часто применялись следующие наказания:

а) Имущественные наказания и штрафы были самыми распространенными наказаниями. Они могли применяться как основной или дополнительный вид наказания. Деньги могли идти на пользу как потерпевшего и его родных, так и государства и судей.

б) Смертная казнь могла быть простой и квалифицированной. Простым наказанием считалось повешение. Квалифицированной смертной казнью было четвертование, сожжение на огне, утопление и пр.

в) К простым людям широко применялись телесные наказания - отрезание каких–либо частей тела, битье палками или плетью.

г) В Статуте 1588 года было записано, что преступник или его жена и дети могут передаваться потерпевшему не в качестве подневольных, а для отработки определенной денежной суммы.

д) Тюремное заключение было двух видов: легкое – в верхней части замка и тяжелое – в подземелье, с цепью на шее. На содержание невольника деньги должен был давать он сам и его близкие или потерпевшие, по обвинению которых преступник был приговорен к тюремному заключению.

е) Изгнание и объявление вне закона применялось в основном к преступникам феодалам, которые скрывались от суда, когда обвинялись в совершении тяжких преступлений, за которые могло быть наказанием – смертная казнь.

ж) Лишение чести было дополнительной мерой наказания для шляхты. Это наказание означало утрату привилегий сословия шляхты и всего поместья. Лишались чести шляхтичи, которые убежали с поля битвы, изгнанники, преступники, которые были осуждены к смертной казни, но потом помилованы.

з) При покаянии осужденный должен был прилюдно, в церкви или костёле, четыре раза в год объявлять людям о своем преступлении. В случае нанесения оскорбления шляхтичу, виновный мог быть осужден публично просить прощения у шляхтича, что могло происходить в суде или другом общественном месте.

и) Лишение занимаемой должности.

Классово-сословный характер права Великого Княжества Литовского особенно наглядно был виден при назначении наказаний. Когда шляхтич ранил или покалечил другого шляхтича, то он мог быть осужден к такому же наказанию. Если же шляхтич нанёс побои или покалечил простого человека, то он приговаривался только к выплате штрафа. Если простой человек ранил или побил шляхтича, то он карался отсечением руки, а если покалечил шляхтича, то наказывался смертной казнью. Слуга, который ранил помещика, карался смертной казнью, а тому, кто поднял руку на помещика – её отрубали.

Список рекомендуемой литературы

Первоисточники.

1. История государства и права России в документах и материалах. С древнейших времен по 1930 г. – Минск : Амалфея. 2000.

2. Повесть временных лет. // Повести Древней Руси. М. 2002.

3. Практикум по истории отечественного государства и права: учеб.-метод. пособие / Ф.И. Долгих. – М.: Маркет ДС, 2010.

4. Российское законодательство X-XX веков. В девяти томах. Т. 1. Законодательство Древней Руси. – М., 1984.

5. Хрестоматия по истории отечественного государства и права. X век – 1917 год. – М. : Зерцало-М, 2001.

6. Хрестоматия по истории государства и права СССР. Дооктябрьский период. / под ред. Ю.П. Титова и О.И. Чистякова – М., 1990.

Монографии, статьи, учебники и учебные пособия.

1. Анисимов А.П. Магдебургское право и его значение для развития правовой системы Западной Руси // Право и государство: теория и практика, 2010. № 11 (71).

2. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону. 1995.

3. Гуздь-Марков А.В. Домонгольская Русь в летописных сводах V – XIII вв. – М., 2005.

4. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. - СПб., 2005.

5. Дулимов Е.И., Цецоев В.К. Происхождение государства и права у народов Дона и Северного Кавказа. – Ростов н/Д., 2006.

6. История отечественного государства и права. Ч.1. Учебник. / Под. ред. О.И. Чистякова.- М. 1996.

7. История отечественного государства и права. IX - начало XXI в. Таблицы и схемы: учеб. пособие для студентов юридических вузов / В.М. Куницын, А.Г. Мамонтов, С.В. Недобежкин. – М., 2008.

8. Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. I-IV. Калуга. 1994.

9. Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. I Сочинения: В - 9-ти т. Т. I. М. 1987.

10. Лешков В.Н. Русский народ и государство. История русского общественного права до XVII в. СПб., 1858.

11. Мининкова Л.В. Отношения сюзеренитета-вассалитета домонгольской Руси: Историография. Источники. Право. Социокультурный феномен. – Ростов-на-Дону, 2005.

12. Моисеев В.В. История государственно-правовых реформ в России. Учебник. – Орел, 2007.

13. Оспенников Ю.В. О видах брачных связей в русском праве XII – XV вв. – М., 2001.

14. Оспенников Ю.В. Эволюция системы наказаний по русским летописям XI – XIII вв. // Право и государство: теория и практика. 2009. № 8 (56).

15. Петров И.В. Государство и право Древней Руси 750-980 гг. – СПб, 2003.

16. Рыбаков Б.А. Рождение Руси. – М., 2003.

17. Соловьев С.М. Взгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого. Соч. в 18 кн. Кн. XVI. М., 1995.

18. Федорова А.Н. Система мер юридической ответственности в средневековом русском праве. // Право и государство: теория и практика. 2011. № 9 (81).

19. Филиппов А.Н. История русского права. Ч. I. Юрьев. 1907.

20. Чертков А.Н. Территориальное устройство Древнерусского государства: поиск правовой основы. // История государства и права, 2010. № 21.

21. Щепитев В.И. Государственно-правовое развитие России IX – XX вв. – М., 2001.

22. Юшков С.В. История государства и права СССР. Ч. I., М. 1961.