Глава 13

Сталинский «демографический ренессанс»

119

чем 10-кратное преувеличение и размаха репрессий, и числа расстре­лянных»⁵². Согласно данным самого В. Н. Земскова, численность узни­ков исправительно-трудовых лагерей и колоний ГУЛАГа составляла⁵³:

Численность, тыс. человек

1 296,5

1 196,4

1881,6

Дата

1 января 1936г.

1 января 1937 г.

1 января 1938 г.

При этом в 1937-1938 гг. в исправительно-трудовых лагерях (без ис­правительно-трудовых колоний и тюрем) умерло 115,9 тыс. человек⁵⁴. Подчеркнем, что В. Н. Земсков не сообщает о числе расстрелянных в 1937-1938 гг. по приговорам судов и внесудебных органов и о количестве заключенных, умерших в тюрьмах и исправительно-трудовых колониях.

По мнению Д. А. Волкогонова, в 1937-1938 гг. репрессиям подверг­лись 4,5-5 млн., а смертные приговоры получили около 800-900 тыс. человек. Кроме того, как пишет Д. А. Волкогонов, «очень многие сгину­ли в лагерях и тюрьмах, не будучи приговоренными к смерти»⁵⁵. Эти оценки, подчеркивает Д. А. Волкогонов, основаны на известных ему документах, но каких именно — не указывает⁵⁶.

Согласно справке НКВД СССР, в 1937 г. за контрреволюционные пре­ступления было приговорено к высшей мере наказания 353,1 тыс. человек, в 1938 г. — 328,6 тыс., а всего за 2 года, таким образом, — 681.7 тыс. че­ловек⁵⁷, что в принципе совпадает с материалами Д. А. Волкогонова.

Итак, согласно последним по времени опубликования документам, в 1937-1938 гг. было расстреляно за контрреволюционные преступления 681,7 тыс., умерло в ГУЛАГе 115,9 тыс. — всего 797,6 тыс. человек. К этому количеству необходимо добавить уголовников, которых пригова­ривали к высшей мере наказания, и сделать поправку на возможный не­доучет. В итоге не будет большим преувеличением утверждение, что в 1937-1938 гг. в результате карательной деятельности государства страна потеряла около 1 млн. человек погибшими.

Локальные демографические катастрофы

Относительно стабильное развитие демографической сферы России во второй половине 1930-х гг. не означало, что проблем не было вовсе. Отдельные регионы страны в эти годы пережили несколько локальных катастроф, которые не могли оказать воздействие на общий ход эволю­ции народонаселения страны. Это прежде всего касается малочислен­ных северных народов.

В 1930-е гг. одной из важнейших статей советского экспорта была пушнина, доходы от реализации которой на внешнем рынке использова­лись для закупок оборудования за рубежом. Значительная часть пушни­ны добывалась аборигенными народами Севера, которые сдавали свою продукцию практически за бесценок. В конце 1930-х гг. охотнику-эвенку за четыре беличьих шкурки начислялся один трудодень. В тече­ние дня (при 50-градусном морозе) он добывал в среднем 10-15 белок, за которых ему полагалось от 2 до 3 трудодней⁵⁸. Прокормить себя и семью на этот «заработок» было невозможно, и колхозники-северяне влачили полуголодное существование.

Кроме того, на оленеводческие и рыбопромысловые хозяйства корен­ных жителей государством была возложена своеобразная дань — обеспе­чить растущее городское население российского Крайнего Севера, а также многочисленных заключенных продуктами питания. Например, в Нориль­ске, по данным переписи 1939 г., проживало почти 14 тыс., в Якутске — 53 тыс., в Магадане — свыше 27 тыс., в Петропавловске-Камчатском — 35 тыс.⁵⁹, в Игарке по переписи 1937 г. — около 14 тыс., а в 1941 г. — 24 тыс. человек⁶⁰. Помимо этого, перепись 1939 г. по линии НКВД про­шли: в Красноярском крае — 70,2 тыс., в Дальневосточном крае — 455,3 тыс. человек⁶¹. Чтобы прокормить такое количество едоков, госу­дарство изымало продукты оленеводства и рыбных промыслов у абориге­нов, почти ничего не предоставляя взамен.

В сущности, эта схема была отработана на русских, украинских и других колхозниках и механически перенесена на северные народности. Однако последние, в силу особенностей их ментальное™ и специфики природно-географической среды, переносили этот процесс особенно болезненно, и последствия сталинской политики неэквивалентного об­мена были на Севере заметно тяжелее, чем в других регионах страны.

К сожалению, статистические данные о воспроизводстве абориген­ного населения в 1930-е гг. отсутствуют, поскольку в северных районах России сеть загсов сформировалась позднее, чем в центральных и юж­ных. Поэтому пришлось использовать в качестве источника материалы научно-практических медицинских экспедиций, время от времени на­правлявшихся в северные регионы. Весной — летом 1941 г. экспедици­ей врачей под руководством профессора Киселева было обследовано 2 750 эвенков⁶². В основу обследования был положен принцип анамнеза: опрашиваемые эвенки вспоминали о числе родившихся и умерших за последние 5-8 лет.

Отчет экспедиции рисует ужасающую картину вымирания народа. Как выяснилось, инфекционными и другими заболеваниями были поражены в

120