Глава 12

ство катастрофы. Увеличение числа умерших в летние месяцы (июль — август) 1932 г. объясняется обычными сезонными колебаниями, харак­терными для стран со слаборазвитым здравоохранением и неконтроли­руемой смертностью.

Быстрое сокращение естественного прироста в течение 1932 г. (бо­лее чем в 2,5 раза — со 196 тыс. человек в январе до 78 тыс. в декабре) происходило не за счет повышения смертности, а вследствие продол­жавшегося спада рождаемости: если в январе 1932г. в РСФСР появи­лось на свет 340 тыс., то в июле — 259 тыс., в декабре — 212 тыс. мла­денцев.

Инерционная по своей природе демографическая сфера отреагиро­вала на голод с некоторым запозданием. Между началом собственно голода (осень 1932г.) и началом демографической катастрофы лежал временной лаг в несколько месяцев. История как бы предоставляла коммунистическому правительству последнюю возможность предотвра­тить надвигавшуюся катастрофу, избежать резкого скачка смертности.

Полномасштабная катастрофа, характеризуемая скачкообразным ростом смертности, развернулась в январе — феврале 1933 г. и достигла своего пика к лету того же года. В декабре 1932 г. в РСФСР скончалось 133 тыс., в январе 1933 г. — 174 тыс., в феврале — 211 тыс., в марте — 270 тыс. человек. Максимальных величин смертность достигла в июле 1933 г., когда в РСФСР было зафиксировано 346 тыс. умерших. Следо­вательно, за несколько месяцев — с декабря 1932 г. по июль 1933 г. — количество смертей более чем удвоилось. Причем число умерших в ию­ле 1933 г. превышало число умерших в июле 1932 г. в 2,2 раза.

Это говорит о том, что главным фактором роста смертности летом 1933 г. были не сезонные её колебания, а голод и эпидемии. Массовое вымирание населения, а не снижение рождаемости, на этот раз обуслови­ло отрицательные показатели естественного прироста. Депопуляция в РСФСР бушевала на протяжении семи месяцев — с марта по сентябрь

1933 г. Убыль населения России за счет превышения числа умерших над числом родившихся в указанный период составила почти 520 тыс. чело­ век. В этом контексте происходившие в 1933 г. события являли собой классический образец крупномасштабной демографической катастрофы.

Медленное снижение числа умерших было зафиксировано осенью 1933г. после уборки нового урожая. Но только во второй половине

1934 г. смертность достигла своей условной «естественной нормы». Между тем рождаемость, как более инерционный, чем смертность,

элемент процесса воспроизводства населения, сокращалась вплоть до апреля 1934 г. И если в апреле 1932 г. в РСФСР родилось 229 тыс., то в

89

Машины съели людей

апреле 1933 г. — 206 тыс., в апреле 1934 г. — 136 тыс. детей. Понижен­ная рождаемость весной 1934 г. вызвала рецидив депопуляции. На про­тяжении трех месяцев (март — май) 1934 г. показатели естественного прироста населения вновь стали отрицательными. И только осенью 1934 г. демографическая ситуация нормализовалась.

Характерно, что в сельской местности РСФСР рост смертности был выражен более резко, чем в городах. В городских поселениях России число умерших за период с декабря 1932 г. по июль 1933 г. удвоилось, тогда как в сельской местности выросло почти в 3 раза¹⁷. В действи­тельности демографическая ситуация в деревне была еще хуже, чем это показывают статистические материалы, так как случаи смерти в сель­ской местности фиксировались с большими, чем в городах, погрешно­стями. Но в городских поселениях, особенно крупных, без сомнения, сильнее было падение рождаемости.

В итоге депопуляция в городах обозначилась в целом раньше, чем в деревне (в городских поселениях — в феврале 1933 г., в сельской мест­ности — в апреле 1933 г.), а завершилась позже (в городах — к апрелю 1934 г., в деревне — к сентябрю 1933 г.). Это говорит о том, что демо­графическая катастрофа в сельской местности происходила на протяже­нии меньшего времени, чем в городах, но была выражена грубее.

Демографические последствия голода

Вопрос о демографических последствиях голода 1932-1933 гг. не разрешен до настоящего времени. В научной литературе предлагаются различные, отличающиеся друг от друга способы определения размеров сверхсмертности и, соответственно, получены далеко не тождественные варианты оценок количественных параметров последствий голода.

К настоящему времени опубликованы несколько основательных очерков по историографии проблемы, содержащих весьма солидную критику способов и приемов, используемых учеными для определения числа жертв голода¹⁸. Поэтому, чтобы не повторяться, отсылаем читате­ля к уже имеющейся литературе и в данном случае ограничимся анали­зом лишь трех вариантов существующих оценок, еще не подвергнутых критике.

Первая известная нам попытка определить демографические по­следствия голода была предпринята «по горячим следам» еще в декабре 1934 г. группой статистиков ЦУНХУ СССР. Опираясь на данные мест­ных статистических управлений, они составили уже упоминаемый ранее документ — «Конъюнктурный обзор движения населения СССР за

90