2. Экспериментальный характер поэзии а. Левина

Сборник стихотворений Александра Левина, включающий тексты 1983-1995 гг., называется "Биомеханика" и состоит из трех частей "Биомеханика", "Пластилистика" и "Лингвопластика".         В каждое из этих названий входит сема жизни, живой материи (био-соответствует по значению слову "жизнь"; обозначает 'связанный с жизнью, с жизненным процессом'; соответствует по значению слову "биологический") и внешнего, инородного, искусственного вмешательства (механикаот греч. 'искусство построения машин; устройство чего-либо', а также 'наука о движении в пространстве и о силах, вызывающих это движение; отрасль техники, занимающаяся вопросами применения учения о движении и силах к решению практических задач; сложное устройство, подоплека чего-либо'). Особенный интерес представляет название "лингвопластика", так как это название относится к идее направления в целом. В небольшом предисловии-манифесте к сборнику автор говорит о той "реальности", в которой существует его поэзия. Это мир, "где все поедают всех, но никто не умирает, где новые виды возникают не по Дарвину, но по Далю или даже по Винни-Пуху – по веселым ублюдочным законам мутантного филогенеза, законамненормативного(выделено нами А.О.) языка зверя". И эта реальностьязык. Как пишет о нем В.Строчков "Путь, выбранный в пространстве языка А.Левиным, пролегает через области активного воздействия на слово с использованием его как бы физических свойств: расчленяемости, способности к слипанию и сплетению, растягиваемости, сжимаемости и других видов пластической деформации. Отсюда пошел термин "лингвопластика".         В название "лингвопластика" входят понятия: lingua (лат.) - 'язык'; лингвистика – 'наука о языке'; пластика – 'искусство лепки, ваяние, скульптура; гармония, согласованность движений, жестов'; пластилин – 'пластичный материал для лепки, состоящий из глины и воска с добавлением веществ,препятствующих высыханию'. Название отражает постоянную изменчивость, потенциальную возможность придания языку, слову любой желаемой формы и при этом сохраняется перманентная "свежесть" восприятия. Подобное отношение к языку ведет к непосредственному осмыслению тех процессов, которые происходят в языке и с языком, а также отражению этих процессов в собственных текстах.         В поэзии А. Левина проявляется осознанное использование языка как материала, над которым производится эксперимент и в то же время лаборатории, в которой этот эксперимент проводится. Это "осознание языка как особой, отдельной реальности, обладающей огромными и мало используемыми возможностями: подвижностью, изменчивостью и избыточностью..."²³Такое осознание языка отражает отдельные направления современной лингвистики: "Наш язык представляется мне гигантским мнемоническим конгломератом, не имеющим единого строения, неопределенным по своим очертаниям, которые к тому же находятся в состоянии постоянного движения и изменения".²⁴Язык как некая субстанция, живой организм, который можно исследовать, ставить над ним эксперименты, "строить не только лингвистические подобия - рефлексы нашего мира, но и фантомы, означающие то, чего нет, не бывает и даже, может быть, и быть не может в наших местах. И в этом смысле язык - вселенная безграничных возможностей, мир, в котором действительно возможен Всемогущий Творец".²⁵Поэт действительно может быть назван творцом, демиургом, да он себя так и называет: "Я мирозданью царь...".²⁶Мир, им созданный, сконструированный, может быть выстроен от интуитивно рожденных, найденных им чисто языковых воплощений живых существ (локомот, комарабли, камарамухаи пр.) до материального, также им созданного, мира - книги, где они все "живут".         Но следует отметить, что в текстах отражается не только рефлекторное отношение к языку, но и ироничное осознание себя как носителя языка, как автора, использующего язык в качестве материала. Играя с языком, с самим собой, с читателем автор бросает вызов читателю, дразнит его. За маской (персоной) автора, пишущего порой с явными отклонениями от литературного языка, прячущегося за нелепыми ошибками, якобы не понимающего и не различающего стили, смешивающего высокое и низкое, серьезное и смешное, стоит своего рода "юродивый", переворачивающий традиционные представления, провоцирующий всеобщее поругание и смех. Но "в скрытом и глубинном плане смех активно заботится об истине, не разрушает мир, а экспериментирует над миром и тем деятельно его исследует".²⁷