Глава третья постпсихоаналитическая ситуация (третий этап) Технологизация психоаналитической теории

Допсихологический, иначе говоря, донаучный этап развития психологической мысли завершился с появлением психоанализа, после психоанализа наступил третий этап развития психологии — этап шумного многоголосия. Здесь мы наблюдаем некий переход от «очень» закрытой системы к чему-то новому. Древо психоанализа распадается на отдельные ветви. Ощущение, что рассыпалось бисерное украшение. Перед взором предстает огромное множество разнообразных систем и системок, каждая из которых ищет свое решение, свой выход...

Показательным примером психоаналитического кризиса стал Эрик Берн — успешный психоаналитик, который объявил о создании им новой теории — трансакт-ного анализа. Методологический разбор показывает, что на самом-то деле ничего принципиально нового с появлением трансактного анализа в психологии не случилось. Подход остался прежним (системным), осталась все та же злополучная механистичность в объединении разнородных производных. Но вместе с тем появилось и нечто совершенно новое, уникальное — системный подход приобрел «человеческое лицо» (причем этот «штамп» — психоаналитический подход «с человеческим лицом» — здесь парадоксально уместен). «Я» признается безусловным компонентом всех элементов его модели (системы) личности, что, в общем-то, методологически является большим достижением в сравнении

160

с психоанализом, — система Берна состоит из, если так можно выразиться, однородных элементов. «Родитель», «Взрослый» и «Ребенок» Эрика Берна, несмотря на то что они остаются все теми же «супер-эго», «эго» и «ид», все же являются составляющими собственно личности: это «родитель во мне», это «взрослый во мне», это «ребенок во мне» (или это «я-родитель», это «я-взрослый», это «я-ребенок»).

Эрик Берн расстается с фрейдистской метафизичностью, однако приобретает еще большую «технократич-ность» — перед нами технология, а не наука, от чего, конечно, страдает и практика. В качестве примера подобной «техничности» рассуждений трансактного анализа можно привести понятие «заражения». «Предрассудки» Берн объясняет «заражением» — смещением части Родителя в область Взрослого. А бред, по его представлениям, это такое же «заражение», но уже Взрослым Ребенка³⁹. Другим примером из множества примеров бер-новской «технократии» является его представление о «патогенезе» психических расстройств, где причиной последних объявляется «испорченная монета» в монетном столбике жизненных событий. Причем, «если травмы носят одинаковый характер и повторяются с какой-то определенной последовательностью, вся стопка будет наклоняться в одну сторону, пока не обрушится... если травматизм носит разнообразный характер, стопка будет наклоняться то влево, то вправо и держаться вертикально очень устойчиво»⁴⁰.

В чем же показательность примера Берна? Представитель закрыто-системного научного подхода начинает свою карьеру с психоанализа («Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных», 1947 г.). В пятидесятых Берн обращается к человеку с попыткой увидеть в нем игру его собственных состояний («Транс-актный анализ и психотерапия», 1961 г.). Он создает систему человека с роботоподобной структурностью —

161

жесточайший конструкт, то есть по сути увеличивает жесткость закрыто-системного подхода. Но заканчивает свою творческую деятельность Эрик Берн созданием изумительного психологического образа человека, выведенного им с помощью чистейшего частного научного познания («Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений», 1966 г.)! Чем не парадокс?! И этот парадокс характеризует целую эпоху психологического знания, которая была порождена кризисом системного подхода в области науки о человеке, кризисом, продиктованным амбициозностью психоанализа, провозгласившего себя истиной в последней инстанции и не справившегося с этой высокой миссией.

Действительно, психоанализ по «социальной» случайности называется «первой силой» психологии, он стал своего рода религией со всеми необходимыми объектами веры, атрибутами и прочее. Он словно бы перечеркнул всю психологию, основанную на частном знании, бывшую до него. Но стоило психоанализу хоть на йоту сдать свои позиции, и частный подход поднял голову. И именно он обусловил дальнейшее развитие психологии, которая, надо сказать, изменила своей психотерапевтической направленности, хотя о полноценном вступлении гуманистической психологии на «социальную» сцену говорить еще рано. На самом деле частного подхода в психологии много больше, чем может показаться на первый взгляд. Само по себе постулирование понятия целостности на самом деле ничего не меняет в частности частного познания. А о том, чтобы познание стало по-настоящему системным, мало говорить, его еще нужно таким делать.

162