Константин кавелин Мысли и заметки о русской истории

Примкнув к семье романских и германских народов, мы твердо уверились, что нам предстоит и двигаться в круге идей и направлений, выработанных их жизнью и трудами; а на поверку оказывается что общего у нас с этими народами одни только свойственные всем людям стремления и задачи, все же остальное – вовсе непохоже на европейское (…)

Кроме нас, нет народа в мире, который бы так странно понимал свое прошедшее и настоящее. Ни один народ не разрывается в своем сознании на две половины, совсем друг другу чуждые и ничем не связанные. Подобно нам все европейские народы переживали в своей истории крутые перевороты, иногда по нескольку раз; однако ни один из них не смотрит на себя как на какие-то два различные народа (...)

Раздвоенные в народном сознании, мы не можем высвободиться из вопиющего противоречия между нашим взглядом на самих себя и постепенным, величавым ходом нашей истории. События идут у нас как-то своим чередом, точно как будто помимо нашей воли и понимания. Мы сильны инстинктами, неясными стремле­ниями, непосредственным чувством и слабы разумением; наша мысль не умеет как­-то совладать с фактами и осилить нашу умственную разладицу.

Где источник этой умственной немощи? Он глубоко скрыт в вековой привычке смотреть на себя чужими глазами, сквозь чужие очки. (…) Думать и учиться мы стали поздно, гораздо позднее других народов. Это дало нам возможность пользоваться, без больших усилий, тем, до чего другие народы дошли тяжким трудам и горьким опытам. Но зато мы не привыкли думать и, принимая чужие мысли за свои, не выходим из духовного малолетства. (…)

Петровская эпоха была, во всех отношениях, приготовлением, при помощи европейских влияний, к самостоятельной и сознательной народной жизни. Участие европейского элемента в нашем быту было нужно не для одних практических целей, но и для нашего внутреннего развития. (…) Самостоятельная русская мысль и жизнь, которые должны наполнить эти готовые, но пока еще лишенные содержания формы, далеко впереди. (…). Не понимая себя и среды, к которой принадлежим, мы блуждаем в потемках, ходим ощупью (…) Наша умственная и нравственная жизнь, не имея еще пока корней у себя дома, не имеет по тому же самому и никакого центра тяжести и носится в воздухе; при всем блеске наших природных способностей она холодна, бесплодна и мертва. Она согреется, оживет и сделается плодотворной только с той минуты, когда опустится из неопределенной шири на русскую почву, прильнет к ней и будет из нее питаться. Уравновесить умственные и нравственные силы с действительностью, соединить в одно гармоническое целое мысль и жизнь может отныне одна только глубокое изучение самих себя в настоящем и прошедшем. Других путей нет и быть не может.

Кавелин, к.Д. Мысли и заметки о русской истории // в поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: хрестоматия. – м., 1997. – с. 136-137. Владимир соловьев Третья речь в память Достоевского

(…) Если христианство есть религия спасения; если христианская идея состоят в ис­целении, внутреннем соединении тех начал, рознь которых есть гибель, то сущность истинного христианского дела будет то, что на логическом языке называется синте­зом, а на языке нравственном – примирением.

Этою общею чертою обозначил Достоевский призвание России (…) здесь заключалось уже и указание на положительные исторические задачи или, лучше, обязанности России. (…) это значит найти для России новое нравственное положение, избавить ее от необходимости продолжать противохристианскую борьбу между Востоком и За­падом и возложить на нее великую обязанность нравственно послужить и Востоку, и Западу, примиряя в себе обоих. (…)

Разделение между Востоком и Западом в смысле розни и антагонизма, взаимной вражды и ненависти – такого разделения не должно быть в христианстве, и если оно явилось, то это есть великий грех и великое бедствие. Но именно в то время, как этот великий грех совершался в Византии, рождалась Россия для его искупления. (…)

Изначала Провидение поставило Россию между нехристианским Востоком и за­падною формою христианства – между басурманcтвом и латинством; и в то время как Византия в односторонней вражде с Западом, все более и более проникаясь исключи­тельно восточными началами и превращаясь в азиатское царство, оказывается одина­ково бессильною и против латинских крестоносцев, и против мусульманских варваров и окончательно покоряется последними, Россия с решительным успехом отстаивает себя и от Востока, и от Запада, победоносно отбивает басурманство и латинство. Эта внешняя борьба с обоими противниками была необходима для внешнего сложения и укрепления России, для образования ее государственного тела. Но вот эта внешняя за­дача исполнена, тело России сложилось и выросло, чуждые силы не могут поглотить его – и старый антагонизм теряет свой смысл. Россия достаточно показала и Востоку, и Западу свои физические силы в борьбе с ними – теперь предстоит ей показать свою духовную силу в примирении. Я говорю не о внешнем сближении и механическом перенесении к нам чужых форм, какова была реформа Петра Великого, необходимая только как подготовление. Настоящая задача не в том, чтобы перенять, а в том, чтобы понять чужие формы, опознать и усвоить положительную сущность чужого духа и нравственно соединиться с ним во имя высшей всемирной истины. Необходимо примирение по существу: Существо же примирения есть Бог, и истинное примирение в том, что бы не по-человечески, а «по божьи» отнестись к противнику.

Соловьев, В.С. Сочинения. Т. 2. – М., 1990. – С. 309,313-317.