Неперечислительная индукция

1. Индукция через элиминацию. Идея индукции через элиминацию впервые была высказана в работах Ф. Бэкона, который противопоставил ее перечислительной индукции как более надежный вид научного метода. Согласно Бэко­ну, главная цель науки – нахождение причин явлений, а не их обобщение. А потому научный метод должен служить открытию причинно-следственных зависимо­стей и доказательству утверждений об истинных при­чинах явлений. Смысл индукции через элиминацию заключается в том, что ученый сначала выдвигает на основе наблюдений за интересующим его явлением несколько гипотез о его причинах. В качестве таковых могут выступать только предшествующие ему явле­ния. Затем в ходе дальнейших экспериментов, наблю­дений и рассуждений он должен опровергнуть все неверные предположения о причине интересующего его явления. Оставшаяся неопровергнутой гипотеза и должна считаться истинной. Высказав идею индук­ции через элиминацию, Бэкон, однако, не предложил конкретных логических схем этого вида индуктивно­го рассуждения.

Эту работу осуществил в середине XIX века анг­лийский логик Дж.Ст. Милль. Разработанные им раз­личные логические схемы элиминативной индукции впоследствии получили название методов установле­ния причинных связей Милля (методы сходства, раз­личия, объединенный метод сходства и различия, ме­тод сопутствующих изменений и метод остатков).

****

2. Следующей формой индукции является понимание и определение ее как обратной дедукции. Такое ис­толкование индуктивного метода в науке было предло­жено Ст. Джевонсом и В. Уэвеллом, заложившими ос­новы гипототико-дедуктивной модели научного позна­ния. Согласно этим ученым, индуктивный путь мысли от наблюдений и фактов к выдвижению объясняющих их гипотез, научных законов всегда включает в себя индуктивный скачок, основанный на вне-логической, интуитивной компоненте исследования. Однако, в на­уке интуиция должна в конечном счете проверяться и контролироваться логикой, которая может быть только дедуктивной и никакой другой по своей сути. И Джевонс и Уэвелл, четко сознавая неоднозначный харак­тер движения мысли от частного к общему, от фактов к законам, считали логически правомерным выдвиже­ние различных гипотез, отправляясь от одних и тех же данных (посылок). Однако, они полагали, что после того, как гипотезы выдвинуты, можно отделить индук­тивно правильные гипотезы от индуктивно неправильных. С их точки зрения, те и только те гипотезы явля­ются индуктивно правильными, из которых дедуктив­но следуют те основания (посылки), которые лежали в основе их выдвижения. Таким образом, критерием правильной индукции выступает дедукция: только то индуктивное восхождение мысли от частного к обще­му является логически правильным, которое в обрат­ном направлении является строго логическим (дедук­тивным) .

Особенностью истолкования индукции как обрат­ной дедукции по сравнению с ее перечислительным и элиминативным пониманием (определением) является прежде всего то, что оно резко расширила объем поня­тия «индукция» и «индуктивный вывод», не налагая каких-либо ограничений на логическую форму посы­лок и заключения индукции. Во-вторых, при понима­нии индукции как обратной дедукции появилась воз­можность не ограничивать применение индукции толь­ко эмпирическим уровнем познания, а понимать ее как общенаучную процедуру, которая может быть исполь­зована на любых уровнях научного познания и в лю­бых науках. Главным же недостатком понимания ин­дукции как обратной дедукции является то, что она разрешает бесконечное число «правильных» индуктив­ных восхождений от одних и тех же фактов к их «обоб­щениям» (законам). Это резко обостряет вопрос о су­ществовании или выработке научных критериев пред­почтения одной «правильной» индуктивной гипотезы другой. Хотя, заявлял Ст. Джевонс, все «теории – суть в сущности сложные гипотезы, и их так и нужно назы­вать», однако, должен быть предложен внутринаучный критерий, позволяющий осуществлять рациональ­ный выбор наиболее предпочтительной из индуктивно правильно полученных научных гипотез. Таким крите­рием Джевонс предложил считать количество фактов и наблюдений, дедуктивно выводимых из различных гипотез, то есть их объяснительную силу. Та индуктив­ная гипотеза является более предпочтительной, из которой логически следует большее количество извес­тных науке определенного периода данных.

****

3. В XX веке в философии науки были предприняты существенные усилия по исследованию индукции как метода подтверждения научных законов и теорий. Одна из первых попыток построить индуктивную логику как логику подтверждения, основанную на ве­роятностной интерпретации меры подтверждения ги­потез, принадлежит Г. Рейхенбаху. Все человеческое знание, считал он, по своей природе имеет принципи­ально вероятностный характер. Черно-белая шкала оценки истинности знания классической эпистемоло­гии как либо истинного, либо ложного является, по его мнению, слишком сильной и методологически неоправ­данной идеализацией, так как подавляющее большин­ство научных утверждений имеет некоторое промежу­точное значение между истиной (1) и ложью (0) из бесконечного числа возможных значений истинности в интервале (0,1).

Понимание Г. Рейхенбахом индукции как степени подтверждения эмпирической гипотезы данными на­блюдения основано на принятии следующих допущений:

1)перечислительной концепции индукции;

2)статистической (частотной) интерпретации веро­ятности как степени подтверждения гипотезы дан­ными наблюдения.

Как известно, при частотной интерпретации ве­роятности (р) она понимается как относительная ча­стота появления одних событий (m) в классе других событий (n). При предельно-частотном определении вероятности ее значение записывается следующим образом:

При определении вероятности гипотезы в качестве n Рейхенбах предлагал рассмат­ривать число известных фактов определенной облас­ти явлений, а качестве m те из них, которые выводят­ся из данной гипотезы. Например, если имеются 100 фактов из области оптических явлений, то вероятность истинности гипотезы, из которой логически следует 80 из этих фактов, имеет вероятность равную 4/5. При всей банальной очевидности подобных примеров, частотная интерпретация Рейхенбахом вероятности индуктивного подтверждения вызывает принципиаль­ные возражения.

Во-первых, она не дает ответа на вопрос, почему мы должны отдавать предпочтение гипотезе, которая имеет наибольшую частоту истин­ности своих следствий, поскольку любое фиксирован­ное значение такой частоты есть сугубо временное явление. С этой точки зрения совершенно невозмож­но объяснить смену старых теорий новыми, посколь­ку последние вначале всегда проигрывают старым в отношении своей актуальной объяснительной силы.

Во-вторых, объяснительная сила гипотезы, понимае­мая как относительная частота ее истинных следствий, ничего не может говорить об истинности самих гипо­тез, так как по истинности следствий по законам логи­ки нельзя заключать об истинности оснований. С этой точки зрения гипотеза, имеющая большую объясни­тельную силу чем ее соперница, может быть как раз ложной. Так, геоцентрическая система Птолемея дол­гое время имела гораздо большую объяснительную силу, чем гелиоцентрическая система Коперника.

И, наконец, в-третьих, с точки зрения статистически-истиностной модели подтверждения Г. Рейхенбаха, ученые должны были бы стремиться не объяснять мир наблюдаемых явлений, а просто описывать их, ибо истинностная частота подтверждения любой описа­тельной конструкции по определению равна 100% (или 1). Однако, такая постановка вопроса явно про­тиворечит всему духу и реальной практике научного познания, где выдвижение объясняющих и предска­зывающих гипотез и теорий занимает важнейшее ме­сто, составляя суть научного постижения действитель­ности.