Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Аскарова - Введ, Главы 1,2.doc
Скачиваний:
18
Добавлен:
23.11.2019
Размер:
548.86 Кб
Скачать

Место книжного дела в общественной системе

Условные обозначения:

1 – общественная система

2 – подсистема культуры

3 – подсистема книжной культуры

4 – книжное дело как подсистема книжной культуры, ее материальная сторона

однонаправленное воздействие внешнего мира на общественную систему

однонаправленное воздействие общественной системы на внешний мир

взаимодействие общественной системы с внешним миром

Если общественная система является разомкнутой, открытой (т.н. вариант «открытого общества»), она испытывает на себе влияние внешнего мира (т.е. других стран). В. Василькова дает определение открытой системы: «Это такая система, которая способна постоянно обмениваться веществом (энергией, информацией) с окружающей средой и обладает как «источниками» – зонами подпитки ее энергией окружающей среды, так и «стоками» – зонами рассеяния, «сброса» энергии...» (116, с.18-19). Открытая система способна усваивать внешние воздействия и находиться в постоянном изменении. Силы, по-разному видящие оптимальный, наилучший для сложившихся конкретно-исторических условий социальный порядок, формируют с помощью своих идеологов наиболее адекватные для установления этого порядка представления о читателе и его деятельности, вырабатывая для реализации этих представлений ту или иную книжную стратегию. Рассогласованность концепций, видимо, наиболее характерна для неравновесных, разнонаправленно развивающихся, «флуктуирующих» систем, а их единство – для тоталитарно организованных, жестко управляемых систем. В системах такого типа возможна теснейшая взаимосвязь единых представлений о месте человека в обществе, зависимой от них концепции личности, с вырабатываемой на государственном уровне концепцией читателя, хотя относительная самостоятельность культуры и книжной культуры оставляет возможности для уклонения от единой линии развития.

Изложенное приводит к необходимости поиска повторяющихся, ритмических, циклических процессов в жизни общества.

П.А. Сорокин заметил, что история пользуется методом непрерывной замены систем, исчерпавших свои возможности, новыми системами, приходящими на их место (541). Смена ритма или циклического повторения становится практически неизбежной для всех социокультурных процессов, реализовавших свои основные ресурсы.

В частности, П.А. Сорокин обращает внимание на циклическое чередование трех типов культуры: чувственной (ориентированной на удовлетворение плотских потребностей, признающей ценности лишь материального мира), идеациональной (минимизирующей чувственные потребности и преобразующей мир в направлении идейных, религиозных ценностей) и интегральной, сбалансировавшей идеальные и чувственные ценности. Чередование этих типов культуры коренным образом изменяет приоритеты в книжном деле; в идеациональной культуре средневековья, например, доминировала литература, оперирующая словами и образами трансцендентного мира (молитвы, заклинания, жития и т.д.), обращенная к внутреннему миру человека. При переходе к Новому времени на первый план выходят ценности чувственной культуры, в частности, литература, изображающая эмпирические явления в чувственно воспринимаемом аспекте, утверждающая примат «вещи» и гедонистических ценностей. Господствующий тип культуры формирует и тип сознания: в читающей массе преобладают либо приверженцы «душеполезного» идейного чтения, либо любители книг занимательного и развлекательного характера. Соответственно тип культуры определяет и представления о читателе, социально полезном и вредном чтении.

По-разному складывается концепция читателя и в определенных, циклически повторяющихся социокультурных ситуациях.

И.В. Кондаков, исследуя процессы цикличности в отечественной истории, выявил такие типологически сходные культурно-исторические ситуации: деспотическое правление Ивана Грозного – эра петровских реформ – сталинский тоталитаризм 1930-х гг.; эпоха смутного времени – постпетровские события XVIII в. – все происходившее в 1917 г. – современный «обвал» тоталитарного режима и советской империи и т.д. (236). Разделяя идею циклического развития страны, А.А. Ильин и А.С. Ахиезер пытаются понять движущие причины этого явления. Тайну циклической динамики России они объясняют неспособностью традиционализма и либерализма принять ценности друг друга; происходят циклические смены авторитарного административного централизма и соборно-локалистского распада (при последнем осуществляется падение государственности и смещение центров управления «вниз»). Каждая из этих попыток вызвана стремлением уйти от нарастающего хаоса (193).

Аналогичные циклические и волнообразные процессы, но в завуалированном виде проявляются, с точки зрения Ю.М. Лотмана, и в культуре. Но поскольку культура состоит из подсистем, она сама содержит в себе возможности неравновесного развития; возможен синтез упорядоченности на макроуровне и разупорядоченности на микроуровне (330). Асинхронно с социально-политическим и другими процессами могут развиваться литература, изобразительное искусство, книжное дело и т.д. Так, литературовед Б.В. Кондаков выделяет «ускоренные» и «замедленные» циклически повторяющиеся периоды историко-литературного процесса, выделяя типические особенности сходных периодов (235).

Аналогичные процессы были замечены и в книжной культуре.

А.М. Ловягин еще в начале ХХ века отмечал циклический характер динамики книжного процесса и интеллектуальной деятельности общества в целом (315). Столь же широко представлял цикл жизни книги в историко-культурном процессе М.Н. Куфаев: «Книга, мыслимая в своем всеединстве, по своему характеру входит в цикл явлений исторических: она рождается, умирает, воскресает…» (276, с.25). Составные элементы этого цикла – создание книги, книжное обращение и распространение, вхождение в сообщество себе подобных или книжные метаморфозы – переиздания, переделки.

На циклический характер определенных явлений книжного дела обратил внимание Н.А. Рубакин. В монографии «Психология читателя и книги» ученый рассматривал проблему цикличности применительно к проблеме формирования диаспоры – географической и социальной сфер распространения книг: «Диаспора всякой книги изменяется с течением времени. Она имеет свое начало и свой конец, свой максимум, минимум и оптимум» (487, с. 216). Этот цикл Н.А. Рубакин характеризует следующим образом: «Авторы появляются, развиваются, входят в славу, оказывают влияние на тот или иной слой читающей массы, создают себе определенные диаспоры, затем это их влияние начинает идти на убыль, блекнет и расплывается, и диаспора их произведений суживается, так сказать, заглушается диаспорами других авторов, произведения которых, в свою очередь, возбуждают читательские мнемы в более сильной степени» (Там же). Интерпретируя закон о факторах, определяющих успех той или иной книги, ученый объяснил это соответствием свойств автора свойствам основных психических типов читателей; сменяемость этих типов изменяет и читаемость разных авторов. Они «всплывают из забвения, если психическая организация их оказывается аналогичной психической организации вновь народившегося поколения и его состава из определенных психических типов. Произведения забытых писателей выискиваются тогда в архивах, извлекаются оттуда кем-нибудь из тех, психический тип которых соответствует типу автора, извлекаемого из забвения, популяризуются, пускаются снова в оборот, встречают хороший прием у людей того же психического типа, а в силу подражания и моды и у читателей других типов» (487, с.221) – и так до следующего витка изменения общественной жизни и появления соответствующих ей «психических типов».

В «Этюдах о русской читающей публике» Н.А. Рубакин писал о волнообразном характере распространения литературных течений: «Литературные течения по всей читающей России катятся, если можно так выразиться, волна за волной. Уже прошло почти сто лет, как над передовыми читателями пронеслась волна псевдоклассицизма, семьдесят с лишним лет, как пронеслась волна сентиментализма Карамзина, затем романтизма Жуковского и т.д. и т.д., но где-то там, в недрах провинции, эти волны катятся до сего дня, разбегаясь кругами во все стороны, захватывая все большую и большую массу людей и уступая дорогу следующей волне» (489, с. 44).

В другой своей работе, посвященной изучению и распространению книжных богатств, книговед призывал изучать перемены, происходящие с ними, их «приливы и отливы», нарождение новых книжных богатств, изнашивание, забывание, отмирание старых, перемены в их характере, свойствах, их влияние, т.е. приспособление к миллионам все новых читателей…» и призывал изучать факторы общественной жизни, лежащие в основе этих процессов (484, с.125).

Циклический характер изменения читательских предпочтений заметил и культуролог П.Н. Милюков. Размышляя о динамике предпочтений в первой половине ХIХ столетия, он обратил внимание на то, что происходит их постепенное перемещение из верхних читательских слоев в нижние: «Старые любимцы публики быстро спустились на нижние слои общества, как это бывало и раньше. Сумароков когда-то смеялся над «Бовой» и над «Петром Золотые Ключи», как над чтением «приказных». Потом Кармазин смеялся над Сумароковым. Теперь начинают уже смеяться над «Бедной Лизой» (364, с.280). Романы, бывшие ранее популярными у «верхов» общества, со временем стали покупать посетители рынка на Никольской улице.

В библиотековедении рассматривалось и такое циклически изменяющееся явление как читательская мода; смена читательских предпочтений, спровоцированная различными факторами общественного развития, в том числе модой, проходила стадии становления, господства и угасания (15).

О возможностях спиралевидного развития явлений книжного дела как вверх, так и вниз, речь идет и в современных публикациях о цензуре: книговед А.В. Блюм, рассматривая возможность спиралевидного развития цензурного воздействия, высказывает предположение о возможности возврата жестких ограничений свободы слова, выход на виток исторического развития, когда «постучат снизу» (87).

Таким образом, в книжной культуре и книжном деле как ее материальной составляющей происходят циклические процессы, связанные и не связанные с циклами общественной системы. В периоды невыносимого давления, «сжатия», централизации усиливается регуляция читательской деятельности со стороны властных структур, а в общественном сознании превалирует однозначность представлений о читателе и его деятельности. В периоды «разрежения», расслабления, превалирования центробежных тенденций заданность названных представлений размывается, создаются условия для их вариативности и множественности.

В то же время в книжном деле происходят циклические процессы, не связанные с циклами общественной системы; наряду с синхронными здесь происходят и асинхронные процессы, обусловленные имманентными особенностями книжного дела, неравновесным развитием разнообразных систем, различными степенями упорядоченности и разупорядоченности на микро- и макрокровнях. Соответственно и концепция читателя должна обладать имманентными свойствами, дающими импульс ее саморазвитию.

Обозначенные процессы пытается понять и объяснить «понимающая» культурология (И.В. Кондаков), исследующая явления культуры в социальном контексте и выявляющая их причинность. Поскольку книжная культура является подсистемой культуры в целом, этот научный подход правомерно использовать для исследования происходящих в ней процессов, в том числе – динамики концепции читателя. Логично предположить, что концепция читателя претерпевает циклические изменения, в чем-то совпадающие с суперритмами и циклами социокультурной динамики, а в чем-то расходящиеся с ними.

Книжная стратегия, определяющая ориентиры и приоритеты осуществления книжного дела, может развиваться асинхронно с другими процессами общественной жизни. Концепция читателя, как подсистема данной стратегии и в то же время ее базовый элемент, может иметь ускоренную или замедленную динамику развития относительно своей системы в тот или иной конкретно-исторический период. Соответственно, та или иная концепция читателя проходит стадии становления, господства и угасания в рамках определенных социокультурных ситуаций и в то же время обладает возможностями относительно самостоятельного развития.

Размышления о том, что является первичным – концепция читателя или стратегия книжного дела, привели к выводу об их нерасторжимости, бессмысленности и невозможности независимого существования: при выработке стратегии обязательно учитывается концепция читателя, а последняя, в свою очередь, является основанием для выработки той или иной стратегии. Однако вполне возможно неравномерное развитие стратегии и концепции относительно друг друга: концепция читателя может опережать в своем развитии реализующуюся книжную стратегию или, напротив, отставать от нее, не успевать сформироваться в условиях стремительно изменяющейся стратегии. Рассогласованность, очевидно, характерна для неравновесных систем, переживающих период флуктуаций.

Таким образом, синтез синергетического и культурологического подходов позволяет рассматривать развитие концепции читателя во всей сложности социокультурной динамики, в контексте различных взаимосвязей и возможностей саморазвития с использованием таких понятийных доминант как хаос – порядок, линейность – нелинейность, детерминированность – случайность, открытость – закрытость, равновесность – неравновесность, динамика – гомеостаз, дивергенция – конвергенция, устойчивость – неустойчивость.

Исследование имеет в своей основе факты из области книжной культуры, а базовым материалом, лежащим в основе теоретических построений, является книжное дело, поэтому осмысление эмпирического материала немыслимо без привлечения книговедческого подхода и категориального аппарата книговедения.

Книжное дело понимается как область деятельности, обеспечивающая создание, распространение и использование книги в общественной практике; автор разделяет представления И.Г. Моргенштерна о целостности этого дела, которая достигается при достаточной степени обобщения составляющих его подсистем (369). Такое понимание книжного дела естественным образом приводит к осознанию целостности книговедческой науки, синтезирующей и интегрирующей достижения различных наук, исследующих процессы книгопроизводства, книгораспространения и книгоиспользования. Обобщающее значение книговедческой науки наиболее развернуто обосновывалось в трудах выдающихся отечественных книговедов Н.А. Рубакина, Н.М. Лисовского, А.М. Ловягина, Н.М. Куфаева и ныне развивается в работах И.Е. Баренбаума, А.И. Барсука, Е.П. Немировского. Позицию, близкую к названной, занимают такие зарубежные книговеды как К. Гломбёвский, К. Мигонь, К. Пекарский, Ф. Функе и др.

Для построения объяснительной модели динамики концепции читателя в контексте отечественной истории, наиболее адекватным автор считает функциональный книговедческий подход, исследующий различные явления книжного дела через содержание деятельности в различных взаимосвязях и контекстах (37, 47). В случае использования этого подхода применительно к историческому материалу, представляется правомерным назвать его историко-функциональным по аналогии с историко-функциональным подходом в литературоведении, который изучает различные факторы, определяющие судьбу художественного произведения в каждый конкретный исторический период (492). Предметом историко-функционального изучения литературы является литература в изменяющихся социокультурных контекстах: это воздействие литературы на жизнь общества, ее понимание и осмысление читателями в движении времени (308). На сходство исследовательских ситуаций при изучении истории литературы в социокультурном контексте и различных вопросов истории книжного дела обращали внимание Л. Бухвальд-Пельцова, Ю П. Глотц, Х. Кун, К. Мигонь (624, 628, 630, 631).

Соответственно, под историко-функциональным книговедческим подходом автор подразумевает исследование различных явлений книжного дела в непрерывности исторического процесса через содержание деятельности в различных взаимосвязях и контекстах социокультурной динамики.

Обращение к историческому материалу в данной работе имеет свои особенности. Автор из обширного круга исторических работ выбрал в качестве базовых те, которые носят историко-философский характер и позволяют постичь причинность различных явлений читательской деятельности в изменяющемся социокультурном контексте. Это в первую очередь работы Л.Н. Гумилева, А.А. Ивина, М.С. Кагана, В.О. Ключевского, И.В. Кондакова, Ю.М. Лотмана, П.Н. Милюкова, С.М. Соловьева, Н.Я. Эйдельмана. Особенно созвучны избранному теоретическому подходу «Очерки истории русской культуры» П.Н. Милюкова, в которых используются элементы синергетического подхода и принятая в синергетике терминология: «бифуркация», «верх» и «низ», «периферия» и «центр» и др. Методологические поиски названных ученых отличает стремление свести запас научных материалов и частичных трудов в нечто цельное, воспроизвести прошлое в виде стройного исторического процесса в единстве его причинно-следственных связей, найти генетические взаимосвязи различных стадий общественного развития, выявить основные тенденции развития отечественной культуры. Для них характерно стремление исследовать сложную диалектику прошедшего и настоящего. Прошедшее рассматривается как источник и средство изучения настоящего, а последнее, в свою очередь, как своего рода музей древностей, живая летопись прошедшего. Выявляя определенные линии развития в прошлом и выявляя их современный контекст, можно на основе установленных закономерностей увидеть проступающие контуры будущего. Проникновение в глубины исторического материала и попытка объяснить динамику концепции читателя в контексте самых разнообразных социальных взаимосвязей выводит книговедческую науку на уровень философских обобщений.

Историко-функциональный подход (в изложенном понимании) в отечественном читателеведении имеет свою историю развития.

Еще в конце XIX века Н.А. Рубакин отмечал, что «нельзя понимать книжное дело и служить ему, не вникая в общественную психологию и вообще социальную жизнь своего места и времени (484). В «Этюдах о русской читающей публике» он прямо указывал на уровень читающей публики как средство характеристики степени общественного развития и культуры: «В читателе, так сказать, отражается общественная жизнь, как в капле отражается окружающая среда» (489, с.35). В монографии «Психология читателя и книги» Н.А. Рубакин теснейшим образом увязывал вопросы изучения читателей с социальным и историческим контекстами; он полагал, что сведения о чтении народа могут служить материалом для обобщения лишь в том случае, если они будут исследоваться в контексте этнографических, экономических, юридических, исторических, религиозных факторов. Изменения социальной «мнемы» и таких ее разновидностей как историческая, злободневная, международная, классовая, образовательная определяют динамику читательских пристрастий: литература времен Николая I с поразительной быстротой утратила интерес и перестала действовать на читательские «мнемы» эпохи Александра II, а литература времен 1884-1905 гг. утратила интерес после первой русской революции и того больше – после революции 1917 года (489).

А.М. Ловягин писал о необходимости изучения «разных внешних сил», влияющих на судьбу книг, о воздействии общественной обстановки на их оценку. «Эпоха и люди тоже очень много значат при расценке книг. То, что в одну эпоху было модно и считалось поэтому хорошим, в другую эпоху осуждается, как безвкусица, пошлая манерность, примитивная элементарность» (315, с.48). Изучая судьбы книг, их оценку в движении времени, библиолог (т.е. книговед – В.А.) мог, считал А.М. Ловягин, дать представление об интеллектуальной жизни, традициях, вкусах, духовных исканиях народов разных стран в различные периоды времени.

Еще более определенно высказывался о необходимости исследования книжного дела в социокультурном контексте М.Н. Куфаев. В работе «Книга в процессе общения» он обратил внимание на необходимость сориентироваться на живую диалектику всех актуальных явлений книги, на конкретную базу всех производящих книгу и сопутствующих ей факторов во всем многообразии их свойств и проявлений в истории и сегодняшнем дне (279). История была для ученого средством познания современности: «через познанное прошлое мы яснее увидим настоящее и книг, и человека» (277, с. 69); причем при исследовании функционирования книги он считал необходимым изучить все стороны книжного процесса, исследовать книжные явления в динамике их развития и взаимосвязи с различными факторами общественной жизни. В монографии «Проблемы философии книги» он назвал факторы, определяющие функционирование книги, в том числе – политическое и экономическое состояние общества, благосостояние различных классов, состояние культуры, торговли, промышленности, книгопечатания и книжного рынка (280). Свою теоретическую позицию М.Н. Куфаев блестяще реализовал при анализе социальных причин, обусловивших создание, распространение и использование книг в России XVIII-XIX вв. (277).

Из современных исследователей наиболее тесно увязали вопросы издания и распространения книги, адресации литературы, факты массового читательского интереса, социальные причины популярности различных авторов с общественно-политической жизнью Л. Гудков и Б. Дубин, что позволило им рассмотреть поведение читателей как функциональный ответ на различного рода напряжения или потребности модернизирующегося общества (140).

Таким образом, традиционный для отечественного книговедения историко-функциональный подход использовался в ряде читателеведческих исследований; необходимость его применения в работах обобщающего характера обосновывается ведущими отечественными книговедами. Уместен он и в данном исследовании, так как позволяет рассмотреть динамику концепции читателя в изменяющемся социокультурном контексте. Вместе с тем было бы неправильно игнорировать и возможности типологического подхода, который позволяет постичь сущность изучаемого явления, то есть концепции читателя через описание ее признаков. Автор разделяет мнение книговеда А.А. Беловицкой о взаимодополняемости типологического и функционального подходов, синтез которых позволяет с максимальной полнотой выявить сущность различных явлений книжного дела (75). Однако ведущим в данной работе все же является историко-функциональный подход.

Чтобы показать возможности этого подхода при изучении динамики концепции читателя, исследуем место названного явления в структуре читателеведения как подсистемы книговедческой науки, изучающей различные аспекты взаимодействия читателя с фигурантами и институтами книжного дела. В таком понимании соотношения книговедения и читателеведения автор солидарен с А.И. Барсуком, который считал читателеведение неотъемлемой составной частью книговедческой науки, обеспечивающей системное исследование двуединого комплекса «произведение (книга) – читатель (потребитель)» (48).

Используем для схематического изображения взаимодействия читателя с участниками книжного процесса и произведениями печати, письменности модернизированную автором модель информационного взаимодействия А.Н. Кочергина и В.З. Когана (25).

Если представить книжное дело как процесс информационного взаимодействия, то его можно изобразить как взаимодействие локалов, в которых осуществляется создание, распространение и использование информации; между ними – «фильтры», нарушающие информационное разнообразие путем селекции книжного потока (схема № 3).

Схема № 3. Информационное взаимодействие в книжном процессе

А

В

С

В1

Создание текста

Публикация текста

посредством издания

Приобретение печатной

продукции для распространения

Приобретение печатной

продукции в постоянное или временное пользование

Условные обозначения:

взаимодействие локалов, их взаимозависимость

– фильтры, нарушающие информационное разнообразие

Весь книжный процесс реализуется на основе тех или иных представлений о читателе, которые участвуют в нарушении информационного разнообразия и принятии решений о судьбе печатной продукции. Они бытуют на линиях «автор-читатель», «издатель-читатель», «книга-читатель», «книготорг-читатель», «библиотека-читатель». На пути следования к читателю судьба текста решается многократно: отдать для опубликования – положить в стол; издавать – не издавать (если издавать – каким тиражом, кому адресовать, как отразить адресацию в оформлении); приобрести в библиотеку – не приобретать; взять в магазин на реализацию – не брать; купить книгу – не купить и т.д.

Каждый описанный этап книжного процесса требует определенных представлений о читателе и его деятельности:

  • его роли и месте в общественной жизни;

  • социокультурной и идеологической иерархии различных читательских групп;

  • значимых для книжного дела характеристиках различных социокультурных групп (нуждах, информационных потребностях, запросах, вкусах, ожиданиях, установках, читательской квалификации, культурном уровне, покупательских способностях и др.);

  • особенностях взаимодействия различных категорий читателей с институтами книжного дела;

  • читательской аудитории различных изданий;

  • особенностях адресата той или иной печатной продукции и мн. др.

Читателеведение как подсистема книговедения изучает разнообразные аспекты взаимодействия на обозначенных «линиях», в том числе – роль такого регулятивного механизма как представления о читателях. В то же время оно «впитывает» и использует в своих целях «пограничные» знания, добываемые социологией, психологией, физиологией, герменевтикой, семиотикой, лингвистикой, литературоведением и другими науками. Если локал С на схеме № 4 поместить в центр, то мы увидим линии, изучаемые читателеведением.

Читателеведение на схеме изображено в виде вертикали, проходящей по центру локала С, обозначающего сферу книгопользования и показывает срединное положение этой научной дисциплины, ее интегративный характер, обращенность к наукам, изучающим роль читателя и представлений о нем на всех стадиях книжного процесса и непосредственно на линии «книга-читатель».

Историко-функциональный подход в диссертационном исследовании позволит выявить особенности динамики концепции читателя в изменяющейся социокультурной ситуации и контексте различных взаимосвязей, что дает возможность изучить основные факторы, определяющие эту динамику в различные конкретно-исторические периоды. Изложенные размышления о читателеведении и его объекте создают основу для изучения динамики концепции читателя с учетом целостности и единства книжного дела.

С

психология

хема № 4. Объект читателеведения в контексте книжного процесса

социология

А

В

С

В1

физиология

чи-

татель

герменевтика

семиотика

( (

автор

издатель

книготорг, библиотеки

лингвистика

(

литературовед.

Условные обозначения:

взаимодействие локалов, их взаимозависимость

– фильтры, нарушающие информационное разнообразие

Изложенные соображения лежат в основе структурирования материала: данную работу представляется логичным выстроить по периодам смены социокультурных ситуаций, влекущих за собой изменения парадигмы в стратегии книжной культуры, что, в свою очередь, влияет на динамику концепции читателя.

Синергетика, «понимающая» культурология и книговедение дают «ключ» к анализу причинно-следственных связей в книжном деле, позволяют рассмотреть его в контексте наиболее значимых социокультурных явлений и понять диалектику развития концепции читателя, ее динамику в изменяющемся социокультурном пространстве России. Синтез трех названных подходов и цель исследования заложили основы отбора, систематизации материала и его периодизацию.

* * *

Таким образом, в исследовании изучаются доминирующие в обществе представления о читателе, взгляды на его деятельность в движении отечественного социокультурного процесса; систему названных взглядов и представлений автор называет концепцией читателя.

Для исследования динамики концепции российского читателя синтезированы три подхода: книговедческий историко-функциональный, культурологический и синергетический. Первый позволяет выявить регулятивную роль представлений о читателе в историческом процессе, второй – выявить причинно-следственные связи, объясняющие динамику этих представлений, а третий – добиться более глубоких обобщений, проследить «большие линии» в развитии представлений о читателе и описать их динамику с позиций теории саморазвивающихся систем. Синтез трех названных научных подходов представляется эвристичным для построения самых разнообразных теоретических моделей книговедческого характера, в том числе – объяснительной модели динамики концепции читателя на основе осмысления глубинных социальных процессов отечественной истории.