kazyutinskii_v_v_mamchur_e_a_sachkov_yu_v_i_dr_spontannost_i

130

она падает вниз, а не стремиться, например, вверх, к облакам. А падает она вниз потому, что все естественные тела, согласно его физике, "стремятся" занять свое "естественное место" во Вселенной, а "естественное" место черепицы, как и всякого другого тяжелого тела, на поверхности Земли (среди других тяжелых тел, при этом всем им "хотелось" бы занять место в самом центре Земли). Вот вам пример телеологического объяснения казалось бы чисто механического процесса. Тем более Аристотель не сомневался, что без понятия "цели" в принципе невозможно ни описать, ни понять, ни объяснить поведение, скажем, животных, как, впрочем, и все другие процессы жизнедеятельности. Пытаясь построить некоторую общую, как бы мы сейчас сказали, модель научного объяснения, Аристотель пришел к выводу, что всякое полное объяснение любого процесса в мире должно включать в себя выяснение не только его материальных и действующих (производящих) причин, но также и причин формальных и целевых (конечных). Это я напоминаю знаменитое учение Аристотеля о четырех видах причин всякого явления в мире: 1) материальной, 2) действующей, 3) формальной и 4) финальной (конечной, целевой). Напомню также их, латинско-схо- ластические аналоги: 1) causa materialis, 2) causa efficiens, 3) causa formalis и 4) causa finalis - цель, к которой все стремится и которой служат все остальные причины.

Но, как известно, одним из самых величайших прорывов в развитии европейской науки было то, что Галилей самым убедительным образом показал, что по крайней мере в объяснении механических движений тел можно полностью обойтись без causa finalis Аристотеля. Все эти движения полным и исчерпывающим образом объяснимы на основе механических (действующих, по терминологии Аристотеля) причин. Это и положило начало формированию новоевропейского идеала научного объяснения природы, одним из важнейших постулатов которого стало требование их объяснения исключительно в терминах действующих причин. Всякие же намеки на привлечение понятий "цели", "смысла", "стремления", "желания" и т.д при объяснении природных явлений стали третироваться как наивные и грубые антропоморфизмы и все решительнее изгоняться из арсенала объяснительных ресурсов естественных наук. Этот процесс был не таким простым и прямолинейным, как его обычно изображают (напомню только о героических усилиях Лейбница и Канта по сохранению телеологии в естественных науках), но в целом он действительно шёл в этом направлении. А с середины XIX в. требование исключительно причинного (теперь уже в сугубо галилеевском, а не аристотелевском смысле) объяснения природных явлений

превращается в неукоснительный идеал "подлинно научного" объяснения, символизируя собой как бы даже сам дух научности. Этот процесс вытеснения телеологии из арсенала науки был полностью воспринят и биологией XIX в. Правда, в самом конце его произошла вспышка оживления различных виталистических и психоламаркистских движений, которые, главным образом, в полемике с дарвинизмом, пытались оживить телеологию в контексте постулирования наличия в живой природе различных нематериальных, "витальных" сил и факторов (факторов X, как их тогда нередко именовали, например, энтелехия Г. Дриша). Но по мере все более глубокого и все более детального исследования механизмов осуществления жизненных процессов (в том числе и на физико-химическом уровне), становилось все более очевидным, что никакого такого особого "витального" фактора X (психоидной или метафизической природы) в живых системах попросту нет. И тогда биология начала XX в. твердо вступила на стезю механицизма, решительно выбросив из своего понятийного арсенала телеологию вместе с витализмом.

У этой истории с телеологией живого, однако, есть и другая, не менее захватывающая и важная сюжетная линия. Но для того чтобы в ней разобраться, вернемся вновь к человеку. Мы выяснили, что в связи с человеком можно говорить о телеологии, имея в виду прежде всего саму целенаправленную деятельность человека как таковую. Но это только одна сторона дела. Другая же связана с характеристикой некоторых особенностей продуктов такой целенаправленной человеческой деятельности. Все они несут на себе (в своей структуре, в расположении частей, во всех деталях) печать замысла человека, своего создателя и Изготовителя. Так, табуретка делается такой, какова она есть, для того чтобы на ней было удобно сидеть, сковородка - для того чтобы на ней было удобно готовить и т.д. И это единство строения и назначения, структуры и функции есть результат намеренной деятельности человека. Следовательно, везде, где мы имеем дело с функцией продуктов человеческой деятельности, - от простого топора до храма Христа Спасителя - мы имеем дело с чемто телеологическим. Говорить о функции в этом смысле - значит отвечать не на вопрос "почему?", а на вопрос "для чего?" (эквивалентный в данном случаю вопросу "с какой целью?") что-то сделано, а отвечать на него, используя выделенную выше форму "для того чтобы", т.е. использовать заведомо телеологический язык. Иногда о таких продуктах говорят как о целесообразных, т.е. "сообразных", соответствующих цели, для реализации которой они изготовлены. ПоЗтому язык "целей" и язык "функций" не просто тесно взаимосвязаны и, взаимопереплетены, но часто

подставляются один вместо другого без какого-либо ущерба для понимания сказанного.

Так вот, телеология и в этом смысле широко представлена в биологии. Целесообразность живых организмов, соответствие строения их органов выполняемым функциям, а общей организации - окружающей среде, столь бросается в глаза, что давно считается самой отличительной их особенностью. "Кристалл представляют части, - разъяснял это обстоятельство в свое время выдающийся русский биолог К.А. Тимирязев, - самое слово "организм" указывает, что его части - органы, т.е. орудия. Организмы суть тела орудийные, как выражались в старину. Но если слово "организм" включает понятие об орудии, то понятие об орудии предполагает понятие об употреблении, об отправлении, цели"2. Но то же самое имеет в виду биолог, когда интерпретирует части живых организмов как органы, выполняющие какую-либо функцию. Язык функций - это, видимо, самый распространенный и самый специфический язык биологической науки. Но как мы договорились, приписывать чему-либо функцию - это и означает отвечать на телеологический язык "для чего?". Поэтому, когда биолог делает такие функциональные утверждения, как "функцией печени является выделение желчи" или "функцией сердца является обеспечение циркуляции крови", он, в сущности, говорит то же самое, как если бы он сказал, что "печень находится в организме ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ выделять желчь", "сердце бьется ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ циркулировала кровь" и т.д. Но каков статус такого телеологического языка в биологии, имеющей дело, напомню, с сугубо природным явлением. В социально-гума- нитарной сфере он оправдан, так как мы считаем, что все артефакты действительно сделаны человеком намеренно для того, чтобы они выполняли те функции, которые они в действительности (в норме) выполняют. Вот если бы живые организмы были созданы в соответствии с замыслом (Творца, Дизайнера, Бога), тогда использование телеологического языка для описания и объяснения живых организмов было бы понятно и оправдано. Но вспомним, что именно так представляли себе дело до Дарвина. Ведь по существу до 1859 г. господствующей точкой зрения на происхождение видов живых организмов со всей их целесообразностью был креационизм, т.е. теория божественного творения живых организмов по определенному плану и с определенной целью. С этой точки зрения телеология живого есть продукт деятельности разумной силы, подобной человеческой, только мно-

2 Тимирязев К.А. Факторы органической эволюции // Философия науки. Естественнонаучные основы материализма. Ч. 2: Биология. М.; Пг., 1923. С. 82.

гократно могущественней, всемогущей. Вот вам еще одно значение термина телеология - как продукта деятельности внешней по отношению к самой природе, разумной силы. Если первый вариант телеологии, который мы рассмотрели (вариант виталистической телеологии), может быть назван внутренней, имманентной телеологией, то этот, второй (божественный) вариант может быть назван внешней или трансцендентной телеологией. И поскольку справедливо считается, что Ч. Дарвин своей теорией естественного отбора впервые дал естественно-научное, т.е. причинное объяснение целесообразности живого (в качестве адаптации), то широчайшее распространение получила точка зрения, что "Дарвин изгнал телеологию из биологии". Между тем из сказанного выше совершенно очевидно, что если Дарвин что-то и "изгнал" из биологии, то трансцендентную телеологию, т.е. концепцию, согласно которой очевидная для всякого наблюдателя целесообразность живого объясняется продуктом деятельности высшего разума, творца. Но, разумеется, следует признать, что в контексте идейной борьбы своего времени (борьбы механицизма с витализмом), Дарвин был прочитан большинством и сторонников, и противников его теории чисто материалистически. Его теория стала рассматриваться как внесшая решающий вклад в завершение материалистического истолкования природных явлений в XIX в. Великий немецкий физик XIX в. Герман Гельмгольц выражал общее мнение всех материалистически и атеистически мыслящих естествоиспытателей своего времени, когда писал: "Дарвинова теория заключает существенно новую, творческую идею. Она показывает, что целесообразность в строении организмов могла возникнуть без вмешательства разума, в силу самого действия одних естественных законов"3. Так на многие десятилетия в биологии было наложено негласное табу на все телеологические понятия (цели, смысла, значения и др.) даже в чисто описательном смысле.

Ситуация вновь резко поменялась только в 50-е годы XX в. в связи с возникновением целого пучка системных движений, но прежде всего, конечно, кибернетики.

В 1948 г. вышла в свет книга выдающегося американского математика Н. Винера "Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине", которой было суждено радикальным образом переориентировать европейскую науку по многим направлениям, но особенно в направлении возврата к жизни интереса к телеологии. Именно так была прочитана и понята книга Н. Винера многими выдающимися учеными того времени, тем более, что

3 Цит. по: Медников Б. Дарвинизм в XX веке М., 1975. С. 8.

несколькими годами ранее Н. Винером с соавторами (Дж. Бигелоу и А. Розенблютом) была опубликована статья в философском журнале (обращаю на это вынимание!) "Philosophy of Science" под названием "Поведение, целенаправленность и телеология", в которой была заявлена как бы идеология этой новой науки. В этой статье авторы обращали внимание на существование аналогии между поведением животных и деятельностью сервомеханизмов (т.е. искусственных автоматических систем, управляемых обратными связями), аналогии, простирающейся столь далеко и глубоко, что её можно было уже считать не просто аналогией, а выражением определенного изоморфизма законов, которым подчиняются в своем поведении эти две группы объектов. В связи с этим авторы статьи обращали внимание на возможность и полезность использования понятий "цель" и "целенаправленность" в биологии, если их понимать как синоним "управления поведением обратной связью". Такие системы они предложили называть телеологическими. "Мы видим в целенаправленности, - подчеркивали они, - понятие, необходимое для понимания некоторых особых способов поведения, и считаем, что телеологический подход полезен, если только не касаться проблемы причинности и довольствоваться исследованием целенаправленности как таковой"4. Громоподобный успех "Кибернетики", упавшей, как мы теперь хорошо знаем, на подготовленную почву, подтолкнул руководителей Нью-Йоркской Академии наук уже в том же 1948 г. организовать весьма представительную конференцию на тему "Телеологические механизмы". В своем вступительном докладе профессор Франк К. Лоуренс кратко обрисовав историю смены телеологической парадигмы Аристотеля галилеевской механистически-каузальной парадигмой науки и историю последующих блестящих успехов постгалилеевской науки, привел блестящие доказательства её кризиса в первой половине XX в. в тех областях науки, которые имеют дело со сложными и сверхсложными объектами (биология, психология, антропология, социология и др.). "Таким образом, - утверждал он, - мы сейчас являемся свидетелями поиска новых подходов и методик, новых, все более объемлющих понятий и методов, способных иметь дело со всё более целостными структурами организмов и личностей. Концепция телеологических механизмов, как бы она ни называлась, может быть рассмотрена как попытка избежать этих более старых механистических формулировок, которые теперь оказались неадекватными, и обеспечить новые, более плодо-

4Rosenblueth А., Wiener N., Bigelow J. Behaviour, Purpose and Teleology I I Philosophy of Science. 1943. Vol. 10. P. 18-24.

творные понятия и более эффективные методологии для изучения саморегулирующихся процессов, самоориентирующихся систем и организмов и самонаправляющихся личностей. Но эти новые концепции, подчеркивал он, не несут никакой психической или виталистической нагрузки, они также не предполагают, что какие-либо мистические, сверхестественные или психические силы или конечные причины воздействуют на систему или управляют организмом (личностью). Идея целеориентированного поведения - это не попятное (регрессивное) движение к более ранним стадиям в истории идей, а движение вперёд, в направлении к более эффективной концепции решения проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня. Теперь мы выдвигаем концепцию "естественной телеологии" ("naturale teleology")"5. Соответственно, на конференции было вынесено на обсуждение две взаимосвязанные проблемы: 1) какие отличительные особенности природных и технических систем отвечают за присутствие в них цели (телоса) и 2) какие механизмы системы определяют её цели (телос). Первая была рассмотрена на основе идеи активности систем, управляемых замкнутыми причинными контурами обратных связей, а вторая на основе идеи информации, которую такие системы способны получать и обрабатывать из внешней среды6.

Конечно, такой крутой поворот в философии и методологии науки, ставящий под сомнение, по существу, глубинные метафизические основания всей постгалилеевской науки, не мог не вызвать сопротивления. И первым, кто таким образом откликнулся на статью Винера, Бигелоу и Розенблюта, был американский философ науки Р. Тейлор. В своей критической статье, опубликованной также в "Philosophy of Science", он отметил, что Винер, Бигелоу и Розенблют сделали действительно большую заявку на переосмысление сложившихся представлений о научном методе и научном объяснении. В связи с этим он попытался выяснить, насколько ясны и конструктивны предлагаемые авторами различения и определения активности и целенаправленности и действительно ли описание реального поведения сервомеханизмов нуждается в столь радикальном переосмыслении обычных причинных схем. И его вывод был сугубо отрицательным. Выражение "самонаводящаяся ракета", якобы "преследующая цель", является чисто метафорическим, считает он. Поэтому и понятие "телеология" в этом контексте совершенно неуместно. Винер, Бигелоу и Розенблют использовали это понятие в смысле, ничего общего не имеющем с любым из традиционных смыслов это-

ш

5Lawrence Fr„ Foreword К. // Teleological Mechanismus. N.Y., 1948. P. 191.

6Ibid. P. 259.

го понятия, считает он, и поэтому ценность предлагаемого ими переопределения выглядит весьма сомнительной7. Но процесс, как говорится, уже пошел и с тех пор только набирает силу.

Первыми на эти новые идеи откликнулись, видимо, психологи. Как выразительно пишут Р. Акофф и Ф. Эмери, авторы оригинальной теоретической разработки в области целеустремленных систем, с "появлением кибернетики, теории информации, инженерной теории связи, теории ЭВМ, общей теории систем, системотехники, исследования операций и сопряженных с ними научных и инженерных направлений возросло уважение к таким телеологическим понятиям, как функция и цель. Развитие этих дисциплин показало, что по крайней мере при изучении некоторых явлений плодотворным может оказаться подход, отличный от механистического, который господствовал в научном мировоззрении XIX и начала XX в. Как отмечали Миллер, Галантер и Прибрам (1960), эти новые веяния оказали влияние даже на науки о поведении, традиционно отличавшиеся механистической ориентацией. Поскольку выяснилось, что телеологический механизм можно создать из металла и стекла, психологи сочли научно респектабельным признать, что им это было давно известно"8.

Но и биологи не долго раздумывали, тем более, что к этому времени, практически, уже была воссоздана дарвиновская теория эволюции путем естественного отбора на новой, генетической (менделевской) основе, и новые идеи кибернетики и теории информации удивительным образом были созвучны ей. Из имен и работ этого времени я выделю работу американского биолога Колина Питтендрая "Адаптация, естественный отбор и поведение", вышедшей за год до празднования 100-летнего юбилея главной книги Ч. Дарвина и оказавшей огромное влияние на всю последующую дискуссию по проблеме телеологии в современной биологии.

Питтендрай начинает с констатации того, что несмотря на исключительную важность понятия адаптации в системе биологического знания, до последнего времени оно остается неразработанным и достаточно неясным. Он выделяет четыре основных значения (на которых я не буду останавливаться) и обращает внимание, что все они несут в себе смысловой оттенок замысла, намерения, или целенаправленности, который со времен Арис-

7Taylor R. Comments on a mechanistic conception of purposefulness // Philosoph. of Science. 1950. Vol. 17, n. 4. P. 229-230. В этом же номере помещен ответ Винера и Розенблюта и вторичное возражение Тейлора.

8Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., 1974. С. 21.

тотеля представлялся характеризующим живой объект как резко отделяющий его от неживого. Именно это дополнительное (телеологическое) значение термина "адаптация", а не многочисленность его определений, является его величайшим бременем в истории биологии, говорит он, поскольку адаптация как действительно научная проблема была запутанной до 1859 г., так как она ассоциировалась с аристотелевской телеологией9. Но и в последарвиновское время ситуация существенно не улучшилась, поскольку сама концепция естественного отбора понималась неправильно (в терминах "борьбы за существование" и "выживания наиболее приспособленных"), а "понятия адаптации и естественного отбора так тесно переплетены, что невозможно неправильно понять одно, чтобы не исказить другое, а в начале века ни одно из этих понятий не было правильно понято"10. Биологи первых десятилетий XX в., отмечает он, стали чуть ли не отрицать существование адаптаций. Они могли говорить, например, что черепаха выходит на берег и откладывает свои яйца, но они отказывались говорить, что черепаха выходит на берег для того, чтобы откладывать свои яйца. "В настоящее время, - решительно подчеркивает он далее, - понятие адаптации начинает приобретать возрастающую респектабельность по нескольким причинам: она недостаточно исследована; естественный отбор полнее понят; и инженер-физик, создавая механизмы поиска цели, оправдывает использование телеологического языка". И далее идет знаменитая его фраза: «Представляется неудачным, что термин телеология должен быть возрожден и, как я полагаю, должен неправильно употребляться таким образом. Давнишняя путаница среди биологов была бы полностью устранена, если бы все целенаправленные системы описывались некоторым другим термином, например, термином "телеономический", чтобы подчеркнуть тот факт, что понимание и описание целенаправленности не ведет к принятию аристотелевской телеологии как принципа Конечных Причин»11. Это ожидание легкого устранения путаницы путем замены одного термина на другой оказалось чрезмерно оптимистичным, но этим жестом в оборот биологов вновь (и теперь уже как бы на совсем "законных" основаниях) введен язык целей, смыслов, значимостей, функций и т.д. (т.е. говоря как "старым", додарвиновским, так и совсем современным языком, - телеологический язык).

9Pittendright Colin S. Adaptation, natural selection and behavior // Behavior and Evolution / Ed. by A. Roe, G. Simpson. 1958.

10Ibid. P. 394.

11Ibid.

Нововведение Питтендрая мгновенно было подхвачено биологами. И уже обзор материалов Чикагской международной конференции, посвященной 100-летнему труду Ч. Дарвина "Происхождение видов", вышедших под общим названием "Эволюция после Дарвина", был назван "Роль телеономии в эволюции"12. Но еще важнее самого термина было то, что автор обзора ясно понимал, что вместе с новым термином в биологию (и естествознание в целом) вновь вводится как серьезная научная и философская проблема существования "целей в природе" и, в частности (и прежде всего), "целей в живой природе". В этом же году этот термин был подхвачен и тогдашними лидерами в молекулярной биологии (например, Ж. Моно и Ф. Жакобом, будущими лауреатами Нобелевской премии) для характеристики регуляторных механизмов внутриклеточных процессов13. Тем более он охотно был принят биологами, имеющими дело с целостными системами и направленными процессами: физиологами, эмбриологами и др. Вот что писал, например, в эти же годы замечательный отечественный эмбриолог П.Г. Светлов: "Отнесение онтогенеза к целенаправленным (телеономическим) процессам не требует доказательств. Именно с целенаправленностью неразрывно связаны самые характерные и самые интимные свойства онтогенеза"14. Однако, замечает он, до последнего времени "телеология как учение о целесообразности в каком бы то ни было виде... считалась в науке запретной областью. В нашем веке, кроме Дриша и очень немногих последователей его витализма, долгое время в биологии не было попыток коренным образом изменить содержание понятия "целесообразности". Лишь в последнее время, продолжает он, положение круто изменилось. Было найдено, что целевой подход совершенно необходим в ряде отраслей в биологии. Нашли (точнее - вспомнили), что с понятия телеологии без труда может быть снят метафизический покров и это полностью превращает его в полезный инструмент для исследования живой природы"15. Не удивительно поэтому, что проблема телеологии во всем её объеме: и как характеристика сущности жизни в аспектах её "целесообразной организации", и как характеристика важнейших жизненных процессов в аспекте их "целенаправленности" и как характеристика специфически биологических (независимых от физики, "автономных") способов научного объясне-

12Laguna G. The role of teleonomy in evolution // Philosophy of Science. 1962. Vol. 29, n. 2.

13См., например: Регуляторные механизмы клетки. М., 1964.

14Светлов П.Г. Онтогенез как целенаправленный (телеономический) процесс // Архив анат., гистол. и эмбриологии. 1972. № 8. С. 6-7.

15Там же. С. 5.

ния жизненных структур и функций. Важное место заняло обсуждение этой проблемы, например, на первом международном симпозиуме по теоретической биологии, организованном Международном союзом биологических наук в 1966 г.16 С этого времени начался второй, подлинно современный этап обсуждения проблемы телеологии в философии науки на материале биологии, активно продолжающийся и в наши дни.

Мне представляется, что наиболее значительным результатом этой дискуссии на материале биологических наук является осознание того, что от телеологии в биологии вообще нельзя избавиться посредством различных искусственных процедур (например, путем логической редукции утверждений, содержащих телеологические термины, к утверждениям, содержащим исключительно каузальные термины). Так, М. Рьюз - ведущий на сегодня специалист в области философии биологии еще в ранней монографии 1973 г. (русский перевод 1977 г.) в результате тщательного анализа всех подобного рода попыток перевода (редукции) пришел к выводу, что "в некотором смысле, поскольку мы что-то узнаем, рассматривая органический мир в отношении не только его прошлого, но и его будущего, биология имеет недоступный переводу телеологический оттенок, отличающий её от физических наук". И далее: "Можно заменить любое функциональное объяснение нетелеологическим объяснением. Однако в подобных случаях мы не даем перевода телеологического объяснения. От самой телеологии нельзя избавиться посредством перевода"17. Этот вывод привел его тогда в замешательство и он поспешил "смягчить" его в сноске пояснением: "Позволю себе отметить, что в некотором важном смысле биологические функциональные объяснения являются анахронизмом... Функциональные объяснения - это пережиток додарвиновской, доэволюционной эры в биологии, когда доминирующей биологической парадигмой был Аргумент от Творца (существования бога)"18. Позже Рьюз поменял свою точку зрения и укрепился в мнении, что "возможна и нетелеологическая биология, но она нежелательна. Биология отличается от физики и химии именно телеологией (а вовсе не принципами витализма). Причина этого - то, что биология рассматривает явления "как бы" спроектированными, а физика - нет"19.

16См., например, дискуссию по проблемам телеологии (выступления Э. Майра, К. Уодцингтона, Р. Тома и др.) в 1 томе трудов этой конференции: На пути к теоретической биологии. 1. Пролегомены. М.: Мир, 1970.

17Рьюз М. Философия биологии. М.: Прогресс, 1977. С. 274-275.

19Ruse М. Is science sexist? And othe problems in the biomedical Sciences. Dordrecht etc.: Reidel, 1981. P. 100.

Кто же проектировщик жизненных явлений? Естественно - естественный отбор. И тогда вновь (в который уже раз) встал со всей остротой вопрос о логике естественного отбора: является ли он фактором причинным или телеологическими? Или и тем, и другим одновременно? И что же все-таки действительно сделал Ч. Дарвин: "изгнал" телеологию из биологии или, наоборот, "ввел телеологию в естествознание"? Все эти вопросы не теряли своей актуальности в течение всего XX в. Более того, после возникновения кибернетики они приобретали всю большую актуальность

иостроту и пика своей напряженности достигли в 90-е годы XX в.

Вшироком общественном сознании прочно укрепилось мнение, что главное, что сделал Ч. Дарвин (с мировоззренческой точки зрения) - это показал возможность строго причинного объяснения "целесообразности" живой природы и тем самым "изгнал" телеологию из биологии. На этом убеждении воспитывались и целые поколения профессиональных биологов. Но время от времени высказывалась и иная точка зрения. Уже в XIX в. наряду с теми, кто именно в отвержении телеологии, как принципа объяснения жизненных явлений, увидел главное содержание его концепции естественного отбора, были и такие, кто увидел в отборе принцип сугубо телеологический (хотя, разумеется, не виталистический, и не теистический). Приведу такой пример. Замечательный русский философ, публицист и ученый XIX в. М.А. Антонович выпустил в 1896 г. прекрасную для своего времени книгу "Чарльз Дарвина и его теория". В полном соответствии с господствующими "прогрессивными" настроениями своего времени он сам главную заслугу Дарвина видел в том, что теория естественного отбора впервые дала строго причинное объяснение целесообразности и нанесла решающий "удар по схоластическому учению

оконечных причинах"20. Но в своем обзоре истории знакомства русской общественности с теорией Дарвина он приводит такой любопытный факт. Еще до появления перевода книги Дарвина на русский язык в журнале "Библиотека для чтения" (1861. № 11, 12) была помещена прекрасная статья анонимного автора с изложением учения Дарвина. "Между прочим, - пишет далее Антонович, - он ставит в заслугу теории вот что: "Эта теория есть, в сущности, телеологическая, - правда, не в обыкновенном смысле этого тер-

мина, потому что Дарвин, как всякий критический натуралист, есть противник так называемых конечных причин"21. Противник

конечных причин, а теория тем не менее телеологическая, не

20Атонович М.А. Избранные философские сочинения. М.: Госполитиздат, 1945. С. 313 и др.

21Там же. С. 355.

странно ли это? Возьмем, однако, это на заметку. Анонимный автор, как видим, согласно аттестации Антоновича, одобрял телеологический характер теории Дарвина. Но вот вскоре в "Отечественных записках" (1864. Т. 46) появляется перевод статьи крупнейшего по тем временам немецкого зоолога А. Келликера под названием "Еще сомнения в теории Дарвина", где её автор определенно осуждал теорию Дарвина за её телеологический характер ("теория полезности"). С другой стороны, К.А. Тимирязев, выдающийся русский ботаник XIX в. и страстный защитник дарвинизма, в 1890 г. - в статье "Факторы органической эволюции" с одобрением цитирует известные слова сына Ч. Дарвина: "Одна из главных заслуг, оказанных естествознанию моим отцом, - писал Фрэнсис Дарвин, - заключается в пробуждении к новой жизни телеологии". А сам Тимирязев здесь же, в этой работе доказывал: "Только дарвинизм, освободивший умы от этого отвращения ко всему, отзывавшемуся телеологией, спас от забвения целые категории фактов, прежде упоминавшихся разве как примеры заблуждения умов, погрязших в телеологии. Только создав новую, рациональную телеологию, - утверждал Климентий Аркадьевич, - дарвинизм мог победить этот научный предрассудок" (курсив мой. - В.Б.)22. Вот так - "создав новую, рациональную телеологию" и это за пятьдесят с лишним лет до появления кибернетики и собрания Нью-Йоркской Академии наук, где, как мы помним, было объявлено о создании новой "естественной телеологии".

Но у этой истории есть не только линейное продолжение в XX в., но и как бы внутренняя объемная драматургия. Обращаю внимание, что признавая теорию естественного отбора (в какомто смысле) телеологической, авторы относятся к этому по-разно- му: одни одобряют это, а другие порицают. Но точно такая же ситуация и в случае, когда главным содержанием теории признается её антителеологичность: одни это приветствуют (все материалистически настроенные естествоиспытатели и философы, например, выдающийся немецкий физик Г. Гельмгольц), а другие - решительно порицают (все идеалисты, виталисты и психоламаркисты). Получается, что только для упорядочения всего множества ответов на вопрос о том, "изгнал" ли Дарвин телеологию из биологии, или, наоборот, "ввел её в биологию", требуется целая матрица из четырех ячеек (2 х 2). И такая таблица недавно действительно была построена. Я воспроизведу её в завершение раздела (с некоторыми дополнениями из более известных читателям имен), а сейчас продолжу движение в этом направлении по основным вехам XX в.

22 Тимирязев К. Факторы органической эволюции // Философия науки. Естественнонаучные основы материализма. Ч. 2: Биология. М.; Пг., 1923. С. 83, 94.

Источник: James G. Lennox (1993).

этим Леннокс, естественно, не мог не поставить вопроса: почему так долго, и так упорно Дарвин понимается неверно специалистами казалось бы самой высокой и самой безупречной репутации? К тому же еще неверно столь разными и столь разнообразными способами. Для пояснения этой мысли он воспользовался таблицей другого заметного современного специалиста в области философии биологии - Джона Битти. Я воспроизведу эту таблицу с небольшими изменениями и дополнениями. Следует иметь в виду, что табл. 1 имеет чисто пояснительный характер. Наряду с авторами и направлениями, известными англоязычному читателю, я вписал некоторые фамилии и направления, более известные русскоязычному читателю (или тех, кого я в этом контексте уже упомянул в статье).

В чем причина столь поистине необычной реакции на теорию Дарвина? Ответ Леннокса такой: причина в том, что Дарвин, посуществу, заново изобрел телеологию. Но его телеология, основанная на идее естественного отбора, являющейся логическим продолжением телеологии искусственного отбора, не могла быть согласована ни с одной привычной моделью телеологического мышления XIX в. Заключение, что Дарвин не был телеологистом, пишет Леннокс, неумолимо проистекало из двух посылок:

1) единственно значимыми телеологическими объяснениями являются те, которые обращаются к божественному намерению, или внутренней жизненной силе;

2) дарвиновское объяснение не апеллирует ни к тому, ни к другому.

Но дискуссии последних десятилетий, утверждает он далее, показали, что первая посылка совершенно неверна. Возможен и другой тип телеологического объяснения - объяснения в терми-

нах естественного отбора. Объяснения с точки зрения отбора изначально телеологичны в том смысле, что ценные последствия признака (Дарвин часто использовал термины "преимущество", "польза") объясняют его сохранение и закрепление в популяции. Современники Ч. Дарвина в большинстве своем были совершенно не готовы к адекватному восприятию такой формы телеологии. "Парадоксально, - замечает в связи с этим Леннокс, - что мы лучше подготовлены, чтобы высоко оценить достижение Дарвина, чем его современники"30. Я бы со всем сказанным Ленноксом согласился. Только бы предостерег от излишне оптимистической оценки нашей "подготовленности" и способности действительно понимать как Дарвина, так и особенно природу телеологии живого и логику телеологических объяснений в терминах естественного отбора. Об этом ярко свидетельствуют непрекращающиеся и в самые последние годы баталии по этим вопросам.

Долгое время, ориентируясь на физику как идеал науки, биологи старались избегать в своих описаниях (а тем более в объяснениях) поведения живых систем таких телеологических понятий, как "цель", "целенаправленность", "целесообразность" и др. Ныне ситуация резко изменилась. Эти понятия не только широко используются практически во всех разделах современной биологии, но нередко уже фигурируют в качестве основных, базовых как при характеристике самого феномена жизни, так и при определении автономного статуса биологии как особой (не сводимой к физике и химии) области естественнонаучного знания о природе. Не то с самим термином "телеология". Ему до сих пор "не везет" в биологии. По-прежнему он фигурирует в отечественной (как собственно биологической, так и философско-биологи- ческой) литературе только в значении идеалистической или/и религиозной телеологии и допускается на страницах научных публикаций только на правах "изгнанного" из самой науки. Многие предпочитают в соответствующих контекстах вместо термина "телеология" пользоваться термином "телеономия". Возможно, это просто дело вкуса. Но мне представляется, что есть здесь чтото и от позиции страуса, зарывающего голову в песок. Телеология - это просто учение о цели там, где она есть. И если мы, на- конец-то, доросли до признания "цели" в живой природе, то что нам мешает сделать и следующий логичный шаг - признать в ней и наличие телеологии? Во всяком случае такого в высшей степени авторитетного и компетентного исследователя, как Фр. Айяла, как мы уже видели, использование этого термина совершенно не

30Lennox G. James "Darwin was a Teleologist" // Bioligy & Phhilosophy. 1993. Vol. 8, n. 4. P. 418.

смущает. Он прямо пишет, что освобожденное от своего виталистического и религиозного привкуса, понятие телеологического объяснения не только подходит, но оно попросту необходимо в биологии. Существует по крайней три группы биологических явлений, говорит он, для которых телеологические объяснения подходят: 1) когда конечное состояние или цель сознательно предвидится агентом. Это - целенаправленная деятельность, и она имеется у человека и, вероятно, у других животных; 2) в связи с саморегулирующимися или гомеостатическими системами, когда имеются механизмы, дающие возможность системе достигать или сохранять некоторое специфическое свойство, несмотря на отклонения в окружающей среде. Регуляция температуры тела у млекопитающих относится к этой группе; и, наконец, 3) относительно структур, анатомически и физиологически предназначенных для определенной функции. Рука человека создана для схватывания, а его глаз - для видения. Более того, он считает возможным характеризовать сам естественный отбор как телеологический процесс, причем как телеологический процесс сразу в двух отношениях: 1) он является механическим целенаправленным процессом, который имеет результатом увеличенную репродуктивную эффективность. Тогда можно сказать, что репродуктивная приспособленность является конечным результатом или целью естественного отбора; и 2) естественный отбор является телеологическим в том смысле, что он производит и сохраняет целенаправленный орган или процесс в том случае, когда функция или конечное состояние, выполняемое этим органом или процессом, способствует репродуктивной приспособленности организмов. Но, разумеется, не забывает напоминать Фр. Айяла, процесс естественного отбора в другом (фундаментально важном) отношении вообще не является телеологическим: он все-таки не направляется к производству специальных видов организмов или организмов, имеющих строго определенные свойства. Нельзя сказать, что всеобщий процесс эволюции является телеологическим в смысле продвижения к совершенно определенным, наперед заданным целям. Конечным процессом эволюции группы может быть и её вымирание, о чем и свидетельствует печальная летопись ископаемых животных видов3'.

Ayala F. Teleological Explanation in Evolutionary Biology. P. 18-19.

СВОБОДА В ПРИРОДНОМ МИРЕ

В.Д. Захаров

Дилемма необходимость - свобода: Платон и Аристотель.

О какой свободе в природе может идти речь? Философы, начиная с Аристотеля и по Новое время, утверждали свободу лишь в мире морали, или, по Канту, в пространстве целей, где действует высший Разум. Что касается мира физического, то он рассматривался подчиненным Необходимости, названной потом причинностью. Физики также во все времена были убеждены, что на принципе причинной связи явлений друг с другом базируется всё физическое познание. Макс Планк говорил даже, что без причинности, понимаемой в этом смысле, нет физики. Физика, казалось бы, утвердила аристотелеву Необходимость: без нее мир превращался бы в нечто неупорядоченное и, следовательно, непознаваемое. Греческий Космос обратился бы в хаос.

Однако Лев Шестов, анализируя дилемму необходимость - свобода у древних греков, задает вопрос: откуда проистекало убеждение Аристотеля о всеобщей необходимости в природе?1 Из опыта эта абстрактная идея произойти не могла. "Откуда пошла необходимость: из бытия, чтобы попасть в мышление, или из мышления, чтобы попасть в бытие?" [1]. Для Аристотеля такого вопроса не возникало: он игнорировал бытие, которое не могло быть охвачено мышлением. Поскольку мышление для него было адекватно бытию, то всё бытие должно было подчиняться роковой необходимости - Ананке. Всё в мире -

ивещи, и люди, и боги - подчинены этой неумолимой Ананке,

инаше умозрительное знание есть, следовательно, знание принуждающее - оно убеждает нас в повсеместной власти необходимости.

Представление о тождестве мышления бытию было поставлено под сомнение еще Платоном, а в Новое время подвергнуто Кантом систематической критике. Платон утверждал существо-

1Шестов Л. Об источниках метафизических истин (Скованный Парменид) // Шестов JI. Афины и Иерусалим. Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 1. С. 339-410.

вание бытия, не подчиненного Ананке; оно и есть истинное бытие, в то время как видимый мир, подчиненный причинной необходимости, - лишь греза, иллюзия, символизируемая тенями, отбрасываемыми вещами истинного мира на стены его, Платоновой Пещеры.

Как возможно убедиться в существовании этой истинной действительности, если ее нельзя ни увидеть глазом, ни постигнуть мышлением? Ответ дает особая мудрость, которую Сократ называет философией умирания (диалог "Федон"). Постигнуть ее можно, лишь пройдя через специальную "науку умирания" в греческих мистериях. Она дает возможность посвящаемому обрести особое, сверхчувственное зрение, которым он способен созерцать истинную действительность ("духовный глаз становится зорким, - пишет Платон в "Пире", - когда телесные глаза начинают терять свою остроту"). Смысл этого особого действа - обретение чисто духовных, нематериальных богов, которых Платон назовет чистыми идеями. Созерцание идеи, возвышение до нее и реальный переход в мир идей - вот конечная цель материального посвящения. Именно так Фридрих Шеллинг трактует загадочные, эзотерические тексты Платоновых "Федона" и "Федра"2. "Действие мистерий, - пишет Шеллинг, - заключалось в перемещении сознания из царства лишь материальных форм в царство чистых, духовных потенций"3.

Это была мистика, в которую трудно было уверовать непосвященным. Поэтому человечество пошло за принуждающим знанием Аристотеля, а не за освобождающим знанием Платона. Легче было поверить Аристотелю, который верил своим собственным глазам, чем Платону, говорившему о сверхъестественном зрении. Попробуйте уверовать вслед за Платоном, что смерть Сократа - это лишь греза, а не действительный факт, что Сократ продолжает жить в истинной действительности. Вера в такую действительность исключает принципы мышления и логики. Аристотель заклеймил ее как "бесстыдство", обскурантизм, стремление к Хаосу, измену ясным принципам мысли.

Эпикур: свобода в "природе вещей". Однако после Платона

подобное же "бесстыдство" не побоялся продемонстрировать Эпикур, которого возмутило рабство человека у тотальной природной необходимости, провозглашенной Аристотелем и утверждаемой потом стоиками (Н. Бердяев назовет его "рабством человека у бытия"). В отличие от Платона, Эпикур апеллирует не к мистическому опыту посвященных, а к самой Природе:

2Шеллинг Фр. Философия Откровения. СПб., 2000.

3Там же. С. 541.

он был "материалист", отвергавший антропоморфных богов и саму религиозную греческую традицию. Он был, вероятно, единственный в истории мыслитель, который провозглашал свободу, существующую в природе по самой природе, по "природе вещей".

Демокрит не дал никакого причинного объяснения движения атомов. Причиной объявлялся неведомый Рок, случай, который действует как необходимость. Нет у Демокрита и объяснения, как реализуется эта необходимость, как осуществляются соединения атомов в ансамбли, как порождаются миры. Объяснение дает его ученик Эпикур, хотя узнать мы об этом можем лишь по поэме Лукреция Кара "О природе вещей" ("аутентичность изложения идей Эпикура его римским почитателем ныне, кажется, никем не оспаривается"4). Эпикур утверждает, что "тела изначальные", т. е. атомы, движутся под действием тяжести ("собственным весом")5. Он не принимает аристотелеву теорию "естественного движения" тел, игнорирующую их тяжесть. Природу тяготения Эпикур не объясняет, но принимает ее как субстанцию, как причину движения. Это - прозрение будущей ньютоновской мысли о "всемирности" тяготения. У Демокрита две субстанции: атомы и пустота. У Эпикура есть третья субстанция - тяжесть. Поэтому, в отличие от Демокрита, у которого атомы движутся хаотично, у Эпикура они падают отвесно (мы сегодня говорим, что они свободно падают в поле тяжести, т.е. движутся по геодезическим). Этого мало: субстанция тяготения Эпикура обладает свойством неоднородности. "В месте неведомом" атомы начинают испытывать отклонение, "клинамен". Относительное отклонение атомов создает их взаимное ускорение; оно приводит к их столкновениям, порождающим ансамбли атомов.

Итак, миры создаются не хаотически, не случайно; причина их возникновения, как и разрушения, - гравитационное поле. Замените в формулировках Эпикура "атомы" на пробные тела, а прямые (траектории падающих атомов) на геодезические - и вы получите современную космологию, основанную на гравитационном поле, управляющем эволюцией Вселенной. Вы также получите современное объяснение движения небесных тел, как их свободное падение в поле тяготения. В общей теории относительности (ОТО) "клинамен" Эпикура называется девиацией, или отклонением, геодезических ("кратчайших") линий, по которым пробные тела движутся в поле тяжести.

4Абрамов М.А. Неопределенность свободы // Вопр. философии. 1996. № 10.

С.59.

5Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983. С. 65.