1 См.: Петровский в. А. К пониманию личности в психологии,— Вопросы психологии, 1981, № 2.

229

ная личностная атрибуция. Здесь обращается внимание на воздействие, которое вольно или невольно индивид оказывает посредством дея­тельности (индивидуальной и совместной), на других людей. Личность предстает, таким обра­зом, уже под новым углом зрения: ее важней­шие характеристики, которые традиционно пы­тались усматривать в наборе имманентных ка­честв индивида, предлагается искать не только в нем самом, но и в других людях. Так прокла­дывается новый путь интерпретации личности— она выступает в качестве идеальной представ­ленности индивида в других людях, его инобы­тия в них, его персонализации. Сущность этой идеальной представленности — в тех реальных, действенных изменениях интеллектуальной и аффективно-потребностной сферы другого чело­века, которые производит деятельность субъек­та или его участие в совместной деятельности. «Инобытие» индивида в других людях — не статичный отпечаток. Речь идет об активном процессе, о своего рода «продолжении себя в другом», вследствие которого личность обретает вторую жизнь в других людях, производит в них «долговечные» изменения, имеющие свою динамику.

Если личность человека продолжается в других людях, то со смертью индивида личность «полностью» не умирает. Вспомним строчку А, С. Пушкина: «Нет, весь я не умру...» (Под­черкнуто мною.— А. П.) Индивид как носитель личности уходит из жизни, но, персонализиро­ванный в других людях, он продолжается (у А. С. Пушкина: «...доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит»). В словах «Он жи­вет в нас и после смерти» нет ни мистики, ни

230

чистой метафоричности, это констатация факта идеальной представленности индивида после его материального исчезновения.

Разумеется, личность может быть характе­ризуема только в единстве всех трех предло­женных аспектов рассмотрения «как обнару­живающаяся и опосредствуемая социальной деятельностью идеальная представленность ин­дивида в других людях, в его связях с ними, на­конец, в нем самом — как представителе соци­ального целого. Определяющей характеристи­кой личности является ее активность, которая в интраиндивидном плане выступает в явлени­ях выхода за рамки ситуативных требований и ролевых предписаний, т. е. в феноменах «над-ситуативной», «сверхнормативной», «надроле-вой» активности; в интериндивидном плане — в поступках, социальных актах; в метаиндивид-ном плане — в деяниях, т. е. реальных вкладах в других людей» '.

Понятие «деяние» используется здесь в смысле, близком к его гегелевской трактовке: «Деяние — это, собственно говоря, произведен­ное изменение и произведенное определение наличного бытия. К поступку же относится только то, что из деяния входит в намерение, иначе говоря, было в сознании, то, следователь­но, что воля признает своим» ².

Следуя логике предложенного подхода, мож­но предположить, что если бы мы сумели за­фиксировать существенные изменения, которые данный индивид произвел своей реальной дея­тельностью и общением в других индивидах и,

¹ Петровский В. А. К понгшанпю личности в пси­хологии.— Вопросы психологии, 1981, № 2, с. 45.

² Гегель. Работы разных лет. М., 1971, т. 2, с. 10.

²³¹

в частности, в самом себе как «другом», что фор­мирует в других идеальную представленность первого — его «личностность», то мы получили бы наиболее полную его характеристику имен­но как личности. Достигнуть ранга историче­ской личности индивид может только в том слу­чае, если эти изменения затрагивают достаточно широкий круг людей, получая оценку не только современников, но и потомков.

Если подлинную личность допустимо срав­нить с мощным потоком заряженных частиц, который, как известно, может быть полезным и вредоносным, может лечить и калечить, уско­рять и замедлять развитие, становиться причи­ной различных мутаций и т. д., то индивида без­личного можно уподобить нейтрино, которое пронизывает любую сколь угодно плотную сре­ду, не производя в ней никаких, ни полезных, ни вредных, изменений. Безличность — это ха­рактеристика индивида, безразличного для дру­гих людей, человека, от которого «не жарко и не холодно», чье присутствие или отсутствие ничего не меняет в их жизни, не преобразует их поведение, не обогащает их и не обездоли­вает.

В указанном направлении было предприня­то экспериментальное исследование (М. Ю. Кон­дратьев), показавшее, что в жестко иерархи-зированной системе межличностных отношений, которая характерна для сообществ с отрица­тельной направленностью (например, несовер­шеннолетние правонарушители), восприятие личностных качеств тех, кто принадлежит к ни­жележащему слою, отмечено тем, что может быть условно названо «нисходящей слепотой». Другими словами, при восприятии «сверху

232

вниз» у представителей верхнего уровня данно­го общества «личностное видение» отсутствует: индивид, отнесенный к нижележащему слою, воспринимается не в разных своих проявлениях, а лишь как носитель видовых функционально-ролевых примет данного слоя. Он в точном смысле этого слова безразличен (и потому без­личен) для «аристократии» сообщества право­нарушителей ввиду ничтожно малого значения его преобразующих воздействий. В противопо­ложность этому восприятие «снизу вверх» (как, впрочем, и «по горизонтали» в пределах любого слоя) характеризуется «личностным видением».

Вместе с тем было показано, что в коллекти­ве личность остается личностью для его членов вне зависимости от ее роли и функции, места в системе связей «по вертикали» или «по гори­зонтали», официального или неофициального статуса и т. д. Таким образом, именно в коллек­тиве индивид, занимающий активную жизнен­ную позицию, получает наилучшие возможно­сти утвердить себя как личность в полном и лучшем значении этого слова.

В других работах, выполненных на основе стратометрической концепции, достаточно от­четливо выявляется тот факт, что многие, каза­лось бы, важные индивидуальные черты в том случае, если они не представлены в ведущих для данной группы формах деятельности и соот­ветственно в системе отношений, оказываются несущественными для оценки личности (к при­меру, руководителя), другими словами, внутри-групповые отношения в этом случае не высту­пают в превращенном виде как характеристики личности (М. И. Фролова). Складывается впе­чатление, что как собственно личностные «рабо­

233

тают» только те качества индивида, которые в наибольшей степени втянуты в ведущую для данной социальной общности деятельность. Что же касается других индивидуальных особенно­стей, то они до поры до времени остаются «не­мыми», пока не станут необходимыми компо­нентами системы субъектных отношений, пока не окажутся посредством деятельности пред­ставленными как «вклады», «деяния» в лично­стях окружающих людей. Еще одно подтверж­дение нетождественности индивида и личности.

Может возникнуть вопрос: если личность и индивид не тождественны, то, допуская сущест­вование индивида, не осуществившего себя как личность, допустимо ли предположить сущест­вование личности без индивида? Допустимо. Но это будет квазиличность. Разве не обрел личностные характеристики Козьма Прутков? Если и не было Иисуса Христа как конкретно­го индивида, его личность, сконструированная евангельскими легендами, оказывала огромное влияние на социальную жизнь и христианскую культуру, формируя и деформируя личности и судьбы людей, их взгляды, чувства и убеждения. Процесс формирования квазиличности, за ко­торой не было реального индивида, был превос­ходно показан в повести Юрия Тынянова «Под­поручик Киже».

Обращение к такой ситуации, как «индивид без личности» или «личность без индивида», по­добно мысленному эксперименту, небесполезно для понимания проблемы единства и нетожде­ственности личности и индивида. Вместе с тем рассмотренная здесь идея трех личностных ат­рибуций индивида, по-видимому, не сводится к проблеме соотношения индивида и личности,

234

она открывает возможность ответить и на мно­гие другие, давно уже поставленные вопросы психологии личности.

3. Быть личностью...

Проблема социогенных потребностей чело­века в последнее время все больше привлекает внимание психологов. Перечень этих потребно­стей весьма велик. Если обратиться к материа­лам Всесоюзной конференции (Тбилиси, 1974 г.), посвященной проблемам формирова­ния социогенных потребностейто к ним отно­сят такие фундаментальные потребности, как потребность в общении, познании, творчестве, труде, подражании, эстетическом наслаждении, самоопределении и многие другие.

Исходя из всего вышеизложенного, не сле­дует ли выделить еще одну социогенную потреб­ность индивида, а именно потребность быть личностью, потребность персонализации⁸. У нас нет, очевидно, оснований опасаться упреков в банальности постановки вопроса. Если видеть в личности не просто индивида как носителя той или иной социальной роли или держателя «па­кета» своих индивидуально-психологических особенностей, а некое

¹ См.: Проблемы формирования социогенных по­требностей. Материалы I Всесоюзной конференции. Тбилиси, 1974.

Петровский А. В., Петровский В. А. Индивид и его потребность быть личностью.— Вопросы филосо­фии, 1982, № 3.

«сверхчувственное» каче­ство человека, которое полагается в других лю­дей, в межличностные отношения п в него са­мого «как другого» посредством социально де­

235

терминированной деятельности, то мы вправе задуматься над источником и условиями про­цесса такого полагания. Обратимся для этого к основному источнику активности человека — к его потребностям: «Никто не может сделать что-нибудь, не делая этого вместе с тем ради какой-либо из своих потребностей...» ¹

Можно предположить наличие у индивида некой социогенной потребности быть личностью во всей полноте ее общественных определений. Именно личностью! Потому что потребность быть, точнее, оставаться индивидом в значи­тельной степени совпадает с потребностью са­мосохранения, со всем ансамблем витальных потребностей человека.

Личностью человек становится в труде и об­щении. «Личность не есть целостность, обуслов­ленная генотипическп: личностью не родятся, личностью становятся» ⁹. Совместный труд не­возможен без взаимного обмена представления­ми, намерениями, мыслями. Но он предполагает также необходимость знания о том, что пред­ставляют собой участники труда. Это знание по­лучают главным образом опосредствованно че­рез деятельность, которая осуществляется сов­местно. О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по тому, что он дела­ет. Так не следует ли предположить, что в един­стве с потребностью что-то сказать друг другу по поводу общего дела проявляется также по­требность как-то показать себя друг другу, вы­делить свой вклад в общую удачу, быть наилуч

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 245.

2. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Лич­ность, с. 176

236

шим образом понятым и оцененный окружаю­щими.

Обеспечивая посредством активного участия в деятельности свое «инобытие» в других людях, индивид объективно формирует в группе содер­жание своей потребности в персонализации, ко­торая субъективно может выступать как жела­ние внимания, славы, дружбы, уважения, лидер­ства, может быть или не быть отрефлектирована, осознана. Потребность индивида быть лично­стью становится условием формирования у дру­гих людей способности видеть в нем личность. Выделяя себя как индивидуальность, добиваясь дифференцированной оценки себя как личности, человек в деятельности полагает себя в общ­ность как необходимое условие ее существова­ния. Общественная необходимость персонали­зации очевидна. В противном случае исчезает доверительная, интимная связь между людь­ми, связь между поколениями, ибо индивид впитывает в себя не только знания, которые ему передаются, ио и личность передающего знания.

Прибегая к метафоре, можно сказать, что в обществе изначально складывается своеобраз­ная система «социального страхования индиви­да». Осуществляя посредством деятельности по­зитивные «вклады» в других людей, щедро де­лясь с ними своим бытием, индивид обеспечива­ет себе внимание, заботу, любовь на случай старости, болезни, потери трудоспособности и т. д. Не следует понимать это слишком праг­матически. Полагая свое бытие в других людей, человек вовсе не обязательно предвкушает бу­дущие дивиденды, а действует, имея в виду кон­кретные цели деятельности, ее предметное со

237

­держание (хотя не исключена и намеренная, осознанная потребность персоналпзащга). Если рассматривать, к примеру, любовь и заботу де­да о внуке объективно, без сентиментальности, то это отношение как момент нерсонализации продолжается в будущем любовью внука к де­ду, то есть возвращается ему его собственным бытием, обогащенным бытием молодого поко­ления.

Здесь можно отчетливо увидеть собственно человеческое начало, заложенное в процессе персонализащш. Советский психолог К. К. Пла­тонов как-то шутливо сказал автору этой книги во время разговора по поводу романа Всркора «Люди или животные?», где в остро гротескной форме поставлен вопрос об отличии человека от животных: «А я укажу вам на одно заведомое отличие — животные не знают дедушек и бабу­шек!» В самом деле, только человек способен продолжить себя не только в следующем поко­лении, но н через поколения, создавая свою идеальную представленность во внуках.

Потребность человека быть личностью, осу­ществлять свои деяния с пользой для общности, которой он принадлежит, и потому для себя как ее члена в самой себе уже содержала возмож­ность расщепления поступка «для себя» и «для других», в свою пользу или в пользу общности, группы, коллектива. При этом деяние легко могло обернуться злодеянием.

Социогенная потребность быть личностью существует всегда в конкретно-исторической форме, имеет классовое содержание. В антаго­нистических общественно-экономических фор­мациях эта потребность могла быть полностью реализована только представителями господст

238

­вующего класса и всеми способами подавлялась у порабощенных.

Отчуждение результатов труда, характерное для антагонистических формаций, порождало извращенные формы личностной атрибуции ин­дивида. Запечатлев ь произведенном предмете свой труд, его создатель не мог надеяться, что он тем самым продолжает себя в тех, кому этот предмет предназначен. Этот парадокс деперсо­нализации творца в обществе эксплуатации че­ловека человеком превосходно схвачен в гро­тескной форме Э. Т. А. Гофманом в новелле «Крошка Цахес, называемый Цпннобером», где маленькому уродцу Цахесу силой волшебства приписываются все заслуги окружающих, а все его собственные недостатки и промахи относят кому-нибудь другому.

В социалистическом обществе отсутствует подавление личности в угоду чьим-либо эконо­мическим расчетам и интересам. В Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду КПСС сказа­но: «Исходным пунктом партийного, политиче­ского подхода к экономике служило и служит неизменное программное требование — все во имя человека, все для блага человека» '. Сво­бодное и всестороннее развитие способностей позволяет человеку посредством общественно полезной деятельности осуществлять позитив­ный вклад в других людей, в жизнь общества в целом.

Итак, гипотетическая социогенная потреб­ность быть личностью реализуется в стремлении быть идеально представленным в другом чело­веке, жить в нем, изменить его в желательном

239

направлении. Подобно тому как индивид стре­мится продолжить себя в другом человеке фи­зически (продолжить род, произвести потомст­во), личность индивида стремится продолжить себя, заложив идеальную представленность, свое «инобытие» в других людях. Еще раз спро­сим: не в этом ли сущность общения, которое не сводится только к обмену информацией, к актам коммуникации, а выступает как процесс, в котором человек делится своим бытием с дру­гими людьми ^!, запечатлевает, продолжает себя в них и предстает для них как личность.

Реализация потребности быть личностью, очевидно, лежит в основе художественного твор­чества, где транслятором, с помощью которого достигается полагание себя в других, выступа­ют произведения искусства. Конечно, отнюдь не предполагается, что потребность персонали­зироваться через другого человека ясно осозна­ется как теми, кто эту потребность переживает, так и теми, посредством которых осуществля­ются акты персонализации. Скульптор, высека­ющий статую, удовлетворяет свою творческую потребность воплотить в мраморе свой замысел и осознает прежде всего само данное стремле­ние. Именно этот момент схватывают и на нем застревают различные теории «самовыражения» и «самоактуализации» личности типа концеп­ции А. Маслоу. Зачем художник стремится про­демонстрировать свое творение максимально

240

большому кругу людей, в особенности тем, кого он считает «ценителями», то есть своей рефе­рентной группе? Казалось бы, осуществил акт «самоактуализации», выразил себя, реализовал в предмете, деньги, в конце концов, получил — и переходи к текущим делам! Так, может быть, все дело в том, что «субъект-объектным» актом (художник — скульптура) творческая деятель­ность не кончается и потребность остается не­удовлетворенной, пока не удастся достроить следующее звено субъект-объект-субъектной связи (художник — скульптура — зритель), ко­торое позволит осуществить необходимую пер-сонализацию художника в значимых для него других.

Можно возразить: ну, разумеется, художник имеет в виду будущего ценителя, когда создает свое произведение. Но это не столько возраже­ние, сколько поддержка — просто третье звено существует пока в идеальной форме в голове художника, но существует. В повести Вла­димира Орлова «Альтист Данилов» в образе скрипача, создателя «тишизма», особого направ­ления в музыке (беззвучных музыкальных про­изведений), представлена «субъект-объектная» связь (скрипач — инструмент), устраняющая вместе с последним звеном и саму музыку,— образец «самореализации» и «самоактуализа­ции» в чистом виде.

Потребность «быть личностью», потребность в персонализации обеспечивает активность включения индивида в систему социальных связей и вместе с тем оказывается обусловлен­ной этими социальными связями, складываю­щимися в конечном счете объективно, вне за­висимости от воли индивида. Стремясь вклю­

241

чить свое Я в сознание, чувства и волю других посредством активного участия в совместной деятельности, приобщая их к своим интересам и желаниям, человек удовлетворяет тем самым потребность персонализации. Однако удовлетво­рение потребности, как известно, порождает новую потребность более высокого порядка, и процесс продолжается либо путем расширения предмета персонализации, появления новых ин­дивидов, в которых запечатлевается данный ин­дивид, либо путем углубления самого процесса.

Преобразование предмета деятельности из­меняет и самого преобразующего субъекта. Применительно к психологии личности эта пси­хологическая закономерность выступает в двоя­кой форме. Совершив благородный или недо­стойный поступок, личность самим фактом этого поступка изменяет самою себя. Здесь «вклад» через акт деятельности вносится в самого инди­вида, «как в другого». Индивид может интер­претировать благородный поступок как не име­ющий значения, «пустой», «нормальный», а под­лый— как «вынужденный», «безобидный» и даже вообще как деяние, продиктованное более чем благородными побуждениями (механизм психологической защиты). В то же время со­вершенное деяние перестраивает аффектно-пот-ребностную и интеллектуальную сферу другого индивида, по отношению к которому благородно или подло повел себя первый. Человек выраста­ет или падает в глазах других людей, и это вы­ступает как характеристика его, именно его личности.

Индивид переносит себя в другого отнюдь не в безвоздушной среде «общения душ», а в конкретной деятельности, осуществляемой в

242

конкретных социальных общностях. Из основ­ных положений стратометрической концепции следует, что, например, альтруистические по­буждения (альтруизм — это чистейший случай полагания себя в другом) в зависимости от то­го, опосредствуются ли они социально ценным содержанием совместной деятельности пли нет, в одном случае могут выступать в форме кол­лективистической идентификации, а в дру­гом — как всепрощение, попустительство. В од­ном случае тот, кому адресован альтруистиче­ский поступок (или сторонний его наблюда­тель), характеризуя личность первого, говорит адобрый человек», в другом— «добренький». Че­ловек, продолжающий свое бытие в другом, удовлетворяет свою потребность в позитивной персонализации, если его деяние в наибольшей степени соответствует содержанию и ценностям деятельности, объединяющей его с другими людьми п в конечном счете с общественными интересами, отраженными в ней.

Потребность в персонализации может не осознаваться ни испытывающим эту потреб­ность человеком, ни объектами его деяний. Она может быть осознанна, вербализована в обост­ренной, иногда в болезненно гипертрофирован­ной форме. Жажда прославиться (а следова­тельно, запечатлеть себя в людях) приводит к курьезам, многократно описанным писателями-сатириками. Помещик Бобчинский имел, как помним, только одну бесхитростную просьбу к «ревизору». «Я прошу вас покорнейше, как по­едете в Петербург, скажите всем там вельмо­жам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, жи­вет в таком-то городе Петр Иванович Бобчин­ский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчин

243

ский» '.

Социально оправданный и ценный способ выражения потребности в персонализации ле­жит в трудовой деятельности.

Можно спорить об этических аспектах често­любия — имеет ли человек право обнаруживать для других в явной и осознанной форме свое стремление, если таковое в наличии, выступить в качестве примера и тем самым продолжить себя в себе подобных. Но, по-видимому, если это стремление опосредствуется общественно цен­ной трудовой, творческой деятельностью, то вряд ли будет справедливо брать под сомнение уместность подобной мотивации.

Потребность индивида осуществить себя как личность, чаще всего проявляющаяся неосоз­нанно, как скрытая мотивация его поступков и деяний, представлена в многочисленных и хоро­шо изученных в психологии феноменах притя­заний, склонности к риску, альтруизма и т. п. Для зарубежной психологии личности типичны попытки выводить эти феномены друг из друга или сводить один к другому либо попытки най­ти им основание в прагматической нацеленно­сти человеческой мотивации в духе «постулата адаптивности» психических процессов и пове­денческих актов или в стремлении к «самореа­лизации» или «самоактуализации», которое са­мо всегда нуждалось в обосновании, но так и не обрело его в трудах А. Маслоу и Г. Олпорта, провозгласивших этот подход.

Обращение к идее потребности индивида в персонализации позволяет понять, реинтерпре-

¹ Гоголь Н. В. Собр. соч. В 7-ми т. М., 1977, т. 4, с. 62.

244

тировать все эти феномены, ввести их в единый теоретический контекст, увидеть за конкретны­ми психологическими явлениями их внутрен­нюю сущность. Отношение между потребностью и мотивами не может быть понято как отноше­ние между членами одного ряда. Только рас­сматривая его как отношение сущности к яв­лениям, можно найти адекватный подход к про­блеме мотивации. Зависимость личности от об­щества проявляется в мотивах ее-действий, но сами они выступают как формы кажущейся спонтанности индивида. Если в потребности деятельность человека зависит от ее предметно-общественного содержания, то в мотивах эта за­висимость проявляется в виде собственной ак­тивности субъекта. Поэтому система мотивов поведения личности, мотивации достижений, дружбы, альтруизма, «надситуативного» риска богаче признаками, эластичнее, подвижнее, чем потребность, в данном случае потребность в персонализации, составляющая их сущность.

Потребность быть личностью предполагает способность быть ею. Эта способность, как мож­но предположить, есть не что иное, как индиви­дуально-психологические особенности человека, которые позволяют осуществлять деяния, обес­печивающие его адекватную персонализацию в других людях. Итак, в единстве с потребностью в персонализации, являющейся источником ак­тивности субъекта, как ее предпосылка и ре­зультат выступает социально обусловленная способность быть личностью, как собственно че­ловеческая способность.

Подобно всякой способности она индивиду­альна, выделяет данного человека среди других людей и в известном смысле противопоставляет

245

его им. Очевиден драматизм судьбы человека, который в силу внешних условий и обстоя­тельств лишен возможности реализовать свою потребность в персонализации. Однако бывает и так, что способность быть личностью остает­ся у человека неразвитой или приобретает урод­ливые формы. Человек, который чисто формаль­но выполняет свои обязанности, уклоняется от общественно полезной деятельности, проявляя равнодушие к судьбам людей и дела, которому они служат, утрачивает способность быть иде­ально представленным в делах и мыслях, в жиз­ни других людей. Человек, кичащийся своей индивидуальностью, отгораживающийся от дру­гих, также в конечном счете деперсонализиру­ется, перестает быть личностью. Парадокс! Че­ловек подчеркивает свою «самость», но тем са­мым лишается какой-либо индивидуальности, теряет «свое лицо», стирается в сознании окру­жающих. «Пустое место» — так говорят о чело­веке, утратившем способность персонализиро­ваться, а пустота, как известно, своей индиви­дуальности не имеет.

Но помимо индивидуального в способности персонализации заключено и общее. Оно прояв­ляется в трансляции субъектом элементов со­циального целого, образцов поведения, норм и вместе с тем в его собственной активности, но­сящей надындивидуальный характер, столь же принадлежащий ему, как и другим представи­телям данной социальной общности.

Таковы в общих чертах психологические ха­рактеристики потребности и способности быть личностью, выступающих в неразрывном един­стве. Анализ способов и особенностей их реа­лизации, разработка теории личности позволяют

246

противостоять концепциям личности, приня­тым в психоаналитической традиции, «гумащь стической психологии», экзистенциализме, пер­сонализме и в других теоретических конструк­циях западной психологии, подобно тому как стратометрическая концепция групп и коллек­тивов противостоит различным построениям «групповой динамики». Системный принцип деятельностного опосредствования и здесь оста­нется руководящим для теоретической разра­ботки проблемы.

Для более полного обоснования концепции персонализации индивида в деятельности необ­ходимо определить совокупность основных ги­потез, которые могли бы наметить путь кон­кретного психологического исследования лично­сти. Экспериментальная проверка эмпириче­ских следствий из этих гипотез позволила бы очертить контур будущей теории, определить круг возможных областей применения (воспи­тание, управление, клиника и т. д.), осущест­вить поиск и отработку методик исследования с последующей их стандартизацией для нужд прикладной психологии.

Эмпирическая развертка идеи трех видов личностной атрибуции, по-видимому, потребует выделения следующих специальных разделов исследовательской программы.

Необходимо проанализировать коллективную деятельность, то есть совместно распределен­ную предметную деятельность как побуждаю­щую индивида «быть личностью». В задачу психолога входит выяснение таких форм дея­тельности, которые детерминируют этот процесс, придают ему социально ценные характеристики. Сюда относится изучение общественно полезной

247

деятельности субъекта и ее коллективообразую-щего н личностнообразующего потенциала; мно­гоплановости совместной деятельности как сред­ства оптимизации процесса формирования ин­дивида как личности, а также выявления роли ведущей деятельности; сверхнормативной ак­тивности и надситуативной активности как фор­мы и механизма полагания индивидуального бытия субъекта в общественную жизнь. Здесь могут быть исследованы и реинтерпретированы феномены мотивации бескорыстного риска, при­тязаний, дружбы, альтруизма и т. п. как моди­фикации основной социогенной потребности субъекта «быть личностью». Идея А. Н. Леонть­ева, согласно которой «в основании личности лежат отношения соподчиненности человече­ских деятельностей, порождаемые ходом их раз­вития» может получить в контексте решения сформулированных выше задач свое содержа­тельное воплощение.

Особое место в этой части программы долж­но занять рассмотрение коммуникативных барь­еров, которые возникают в ходе реализации потребности в персонализации, а также механиз­мов психологической защиты от помех при удов­летворении этой потребности. Возможно специ­альное исследование зависимости полноты пер­сонализации от степени включенности лично­сти в коллектив или от характера ее участия в совместной предметной деятельности. Далее желательно понять механизмы преодоления коммуникативных барьеров, хорошо описанных в литературе, посвященной общению, барьеров,

¹ Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Лич­ность, С; 188.

248

которые не только препятствуют обмену инфор­мацией, но и, по всей вероятности, блокируют процессы персонализации. Свое место здесь находит процесс принятия роли, который при известных обстоятельствах (ролевая игра, де­ловые игры, «интенсивное обучение» иностран­ному языку и др.) выступает в качестве «троян­ского коня», позволяющего индивиду, не сни­жая психологической защищенности, взять коммуникативный барьер, проникнуть в отно­сительно замкнутый мир другой личности.

К числу проблем, подлежащих рассмотре­нию, относится исследование того, за счет чего субъект продолжает «жить в другом человеке», или, другими словами, анализ содержательно-динамического аспекта «инобытия» субъекта в другом. Субъекту, очевидно, удается «внедрить­ся» в другого человека, транслировать себя ему только в случае готовности последнего принять личностные «вклады», ассимилировать их, «упо­добить» себя в чем-то другому. Эта готовность на первый взгляд зависит исключительно от особенностей характера человека (конформ­ность, доверчивость и т. д.) и силы воздействия транслирующего себя субъекта. Но это только на первый взгляд. Стратометрическая концеп­ция предполагает (и это, как мы могли уже убедиться, подтверждено экспериментально), что индивидуально-типические особенности су­ществуют всегда в конкретном социально-пси­хологическом обличий и зависят от уровня раз­вития общности, в которой осуществляется взаимодействие индивидов. Ключом к решению проблемы оказывается перенесение ее в план интериндивидной личностной атрибуции субъ­екта: способность индивида «быть личностью»

249

раскрывается наилучшим образом в коллективе.

К этому же разделу программы относится изучение судьбы «инобытия» субъекта в другом индивиде, то есть динамики, времени существо­вания, сохранения и распада идеальной пред­ставленности субъекта в другом. Данная проб­лема оказывается важной в плане практических приложений социальной психологии, в частно­сти к сфере психологии семьи и брака. Об уга­сании любви человека к человеку, о распаде, если допустимо поверять сухой алгеброй драму человеческих чувств, идеальной представленно­сти одного человека в другом исключительно точно сказано Мариной Цветаевой:

Было дружбой, стало службой.

Бог с тобою, брат мой волк!

Подыхает наша дружба:

Я тебе не дар, а долг!

Не менее важен, чем проблема превращения «дружбы» в «службу», «дара» в «долг», вопрос о начальных этапах формирования в другом идеальной представленности. Здесь прикладные аспекты лежат в плоскости педагогической пси­хологии, воспитания личности.

Далее желательно рассмотрение путей и осо­бенностей присвоения субъектом бытия другого индивида. Сюда могут быть отнесены многие явления социальной перцепции (к примеру, упомянутый выше феномен «нисходящей сле­поты») или феномен «социальной апперцеп­ции», суть которого в обострении личностного восприятия тех качеств, которые значимо про­являют себя в совместной деятельности, обеспе­чивающей «транспортировку» личностных ха­рактеристик от индивида к индивиду. Сюда же относятся задачи, связанные с изучением рефе­

250

рентности, лидерства и авторитета личности. Например, основание авторитета, понимаемого в смысле внутреннего признания субъектом права другого индивида оценивать значимые об­стоятельства совместной деятельности и прини­мать важные для них обоих решения, лежит в особенностях идеальной представленности авто­ритетного индивида в сознании субъекта.

Наконец, необходимо выявление способа и характера отнесенности реальнсГго «вклада» субъекта в других людей. В самом деле, реаль­ный «вклад» может выступить в сознании ин­дивида как свой (сделанный именно самим субъектом) или произведенный кем-то другим (а иногда как «ничейный»). Здесь опять можно вспомнить гофмановского «Крошку Цахеса». Можно напомнить, что на протяжении длитель­ной истории человечества все то доброе и все то злое, что приносили друг другу люди, приписы­валось богу или дьяволу. Через эту ложную от­несенность формировалось понятие о добрых и злых верховных существах, в которых персони­фицировалась идеальная представленность че­ловека в человеке. Однако если оставить в сто­роне историю религий и обратиться к положе­нию человека среди людей, то возникает собст­венно психологическая проблема награды или наказания за совершаемые деяния, ситуация, которая всегда была достаточно конфликтоген-ной.

Так вырисовывается перспектива уже нача­тых исследований приписывания ответственно­сти за успех или неудачу в совместной деятель­ности, продемонстрировавших преимущества коллективов перед всеми другими типами групп в обеспечении справедливости для личности.

251

Вклад человека в других людей будет наиболее адекватно отнесен именно в коллективе, а сле­довательно, индивид обретает в нем оптималь­ные возможности выступить и для себя, и для других как личность. Данные положения нуж­даются, разумеется, в экспериментальной про­верке. Впрочем, эти слова могут быть отнесены решительно ко всему, о чем говорится в настоя­щей главе. Речь здесь шла не об итогах иссле­дований, а о совокупности гипотез и исследова­тельской программе, которую еще предстоит реализовать.

Автору не хотелось бы быть превратно по­нятым. Намеченная программа не претендует на исчерпывающее исследование личности. Не следует забывать, что в основе формирования личности помимо потребности индивида быть личностью, безусловно, лежат и другие потреб­ности, как материальные, так и духовные. К по­следним должна быть отнесена фундаменталь­ная социогенная потребность в познании и ее многочисленные производные (например, по­требность в эстетическом наслаждении). Нет ни оснований, ни возможности свести потребность в персонализации к познавательной потребно­сти человека, и наоборот. Личность индивида конструируется в процессе реализации всех ее возможностей и потребностей в социально де­терминированной деятельности. Однако выделе­ние среди них еще одного класса потребностей и способностей человека — быть личностью, а также осуществление экспериментальной про­верки их реальной созидательной роли, как можно надеяться, будет способствовать даль­нейшей разработке марксистско-ленинской тео­рии личности в коллективе.

252

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«О чем спорят, над чем работают» филосо­фы, психологи, социологи и другие ученые? Это не только название серии книг, не только от­клик на вполне понятную любознательность чи­тателя, не только вековечный вопрос, необходи­мый для здоровой рефлексии в любой науке. Что является предметом исследования, вокруг которого закипают споры? Ответить на данный вопрос — значит понять, выходит ли исследо­ватель на передовые рубежи своей науки, отве­чает ли он актуальным запросам современной ему теории и практики, делает ли он попытку проложить новые дороги или хотя бы проторить тропинки к познанию научной истины. А есть ли основание для научного спора, для дискус­сии? Не ломают ли участники полемики копья вокруг слов? Не в том ли дело, что одним сло­вом обозначают разные понятия, а одно и то же понятие обозначают разными словами? Плодо­творные дискуссии вызывают вопросы, постав­ленные самой жизнью, закономерно возникаю-

253

щие при столкновении с трудностями и проти­воречиями в процессе изучения предмета ис­следования, к которому в условиях совместного поиска ученые подходят с разных позиций, разными путями, далеко не всегда сходясь в оценке обоснованности выбора конкретного маршрута.

В нашей книге была сделана попытка очер­тить некоторые новые подходы к проблемам личности и коллектива с позиции концепции деятельностного опосредствования межличност­ных отношений и становления индивида как личности. Возможно, что поставленные вопросы вызовут споры со стороны тех, кто ориентиру­ется на другие способы решения задач соци­альной психологии. Что же, это опять-таки от­вечает замыслу серии, в рамках которой она публикуется. На XXVI съезде КПСС о науке было сказано, что она должна быть постоянным «возмутителем спокойствия»

Но одно нам представляется очевидным — проблемы, составившие основное содержание книги, расположены на главном направлении развития теории советской психологической на­уки. Можно (конечно, условно) выделить три периода развития советской психологии, опре­деляющими для которых оказались последова­тельно следующие три парадигмы: 20—30-е го­ды — «Поведение. Сознание. Деятельность»; 40—60-е—«Деятельность. Сознание. Личность»; 70—80-е — «Личность. Деятельность. Обще­ние» или «Личность. Деятельность. Коллектив». Ключевые слова к последней парадигме мы вы­брали для названия этой книги.

254

Содержание

Предисловие 3

Глава I Малая группа и коллектив 7

1. «Молекула» межличностных взаимоотношений

2. Конформизм или коллективизм? 22

3. Многоуровневая структура межличностных отношений в коллективе 41

4. Типология групп и ее основание 45

5. Мифы социальной психологии 51

6. Проблема размера группы 64

7. Общепсихологическая теория деятельности и деятельностный подход в социальной психологии 82

Глава II Кто есть кто в группе? 90

1. Тайны и разгадки межличностного выбора —

2. Мотивационное ядро выбора 98

3. Референтная группа, референтность, «реферонтометрия» 102

4. Самочувствие личности в группе 114

5. Происхождение и психологические характерпсти лидерства 124

Глава III Они и Я? Нет, Мы! 160

1. Гуманные отношения и коллективистическая идентификация —

2. Сплоченность коллектива 184

Глава IV От группы к личности 213

1. Личность и межличностные отношения с позиций системного подхода —

2. Личность в Других, другие в личности 228

3. Быть личностью... 235 Заключение 253

1

2 См.: Литературная газета, 1975, 15 января.

3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 236.

4

5 Там же, с. 305—306.

6 Newcomb Т. М. An Approach to the Study of Com­municative Acts.— Psychological Review, 1953, vol. 60, p. 403.

7

8

9.

9

48