Гольдман Л. - Лукач и Хайдеггер. - 2009
.pdfнии, распространяется, становясь определяющим для производства, и завершает мировой перево рот, превращение мира в мир отношений между вещами, посредством которых общественные от ношения производства господствуют над теми, кто, производя, их воспроизводит. «Это не толь ко продукты труда, ставшие независимыми сила ми, господствующими над теми, кто эти продук ты производит и кто их покупает, но это также и общественные силы...и будущая форма этого тру да, которая им противостоит в свойствах их соб ственных продуктов.»1
Лукач неоднократно подчеркивает специфи чески исторический характер феномена овеще ствления. По его мнению, этот феномен, опреде ляющий капиталистический способ производства внутренне присущ труду, производящему при быль и, исходя из этого, обнаруживается во всех формах капитала, на всех стадиях его движения, а также в юридических, государственных, «науч ных»2 и философских надстройках, которые ему соответствуют. Лукач разделили главу, которую он посвятил овеществлению, на три главных час ти, где он рассматривает:
1. Феномен овеществления; производство мира вещей, законченное и объективное, кото рому противостоит «теоретический» субъект, даже когда этот «субъект» верит, что он дейст вует;
1Цит. по: Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 208.
2Речь, в сущности, идет о социальных науках, хотя понятие природы и методы современных наук о природе также для Лукача связаны с этим способом производст ва, как мы увидим в дальнейшем.
20
2.Антиномии буржуазного сознания; где двойственность этого объекта и этого субъекта, которая и порождает овеществление, рассматри вается как центральная и определяющая пробле ма современной философии, проблема, неразре шимая на теоретическом и философском уровне, но достигнувшая своего высшего выражения в немецком идеализме;
3.Точка зрения пролетариата, который, со гласно Лукачу, один способен вырваться из этой объективной и законченной непосредственности
иустремиться к пониманию их «подлинной объ ективности», потому что пролетариат имеет воз можность преодолеть двойственность субъекта и объекта и довести практику, направленную на преобразование социального бытия, до ее то тальности.
Лукач отличает абстрактный труд, связанный с капиталистическим разделением труда, от дру гих форм производственной деятельности и практики пролетариата. Подлинная деятельность всегда направлена на конкретное и неповторимое содержание своего материального субстрата; то, что идет от качеств «объекта», и то, что идет от «субъективных» целей, встречается в действии, одновременно и традиционном, и неповторимом, и завершается в качественной тотальности. Но производство, управляемое прибылью, разбивает эту тотальность на все ее моменты. Чтобы увели чивать прибыль и развивать производительность, чтобы сокращать стоимость производства в связи со временем социально необходимого труда, ка питалистический способ производства, подталки ваемый конкуренцией, вынужден все больше и
21
больше рационализировать элементы производ ства. Продукт, «создаваемый» извне, существует только в сумме частичных операций, абстрактно рационализированных. Труд, также разделенный на части, совершает предопределенные действия, предписанные объективностью средств, которые ему противостоят. Из этого следует противопо ложность субъекта и объекта, дислокация про дукта и производителя, утрата свойств объектов и свойств труда и их преобразование в «вещь» и в «призрачный труд». Создается мир объек тивности, противостоящий «созерцательному»1 и теоретическому субъекту, который осмысливает этот мир и вступает с ним в отношения посредст вом «рациональных» категорий рефлексивного рассудка, где «отражается» наличие таких дан ных, как количество, протяженность, однород ность, тождество или различие, индивидуаль ность или абстрактная всеобщность, дурная бесконечность и т. д.
Этот «абстрактный труд» определяет как не посредственное поведение рабочего, так и — иным образом — поведение капиталиста, даже если этот последний, как персонификация ка питала считает себя «субъектом» такой «объек тивации». В этом смысле Маркс и говорил о
1 Не следует смешивать, уточняет Лукач, с «созерца нием», которое разрушает границы эмпирии и нашего Я. Созерцание, которое у рабочего исчерпано, означает в тексте Лукача, в соответствии с Тезисами о Фейербахе, разделение субъекта и объекта и подчиненность непо средственной объективности. Именно в этом смысле труд рабочего и инженера является для Лукача «созерцатель ным».
22
необходимости уничтожить «труд», причину од новременно и нищеты труженика и «тревоги» (Sorge), которая обычно сопровождает сущест вование буржуа; и он полагал, что только смертельная борьба пролетариата, практика то ждества субъекта и объекта, направленная на преобразование тотальности, может достичь этой цели. «Труд» в капиталистическом способе производства производит и воспроизводит ове ществление, а также формы объективности и субъективности, которые с ним связаны.
Существование завершенной объективности, частичной и рационализированной системы, ор ганизующей капиталистическое предприятие, об наруживается в бюрократических надстройках государства и права. Способ капиталистического производства, на самом деле, нуждается в юсти ции и в администрации, функционирование кото рых могло бы быть рационально рассчитано. Что на уровне права влечет за собой, например, все более возрастающую формализацию системы, исключение конкретного содержания и установ ление всеобщностей, противоположных любому событию. Те же самые феномены структурируют социальные науки и их методы.
Эти науки развиваются вместе с капиталисти ческим способом производства, потому что здесь впервые общественные отношения производства становятся в истории преобладающими и потому что создается унифицированное общество. В этом способе производства самое важное про исходит внутри отношений производства, между «мертвым трудом» — капиталом — и «живым трудом», из которого он высасывает кровь, что-
23
бы поддерживать в себе жизнь. Внутри этого процесса природа, очевидно, сводится к абст рактной материи, которая должна приобрести форму, насытить себя количественными парамет рами простого труда и труда прибавочного, что бы позволить капиталу себя осуществить. При рода — Маркс уже говорил об этом, возражая Фейербаху — это всегда природа в социальном историческом мире и всегда обнаруживает себя в практике, которая и открывает к ней доступ. Аб страгируясь от содержания и конкретных целей капиталистическое развитие техники влечет за собой в то же время истощение труженика и зем ли. Согласно Лукачу в капиталистическом спосо бе производства природа, как социально-истори ческая категория, — это абстрактная материя, управляемая необходимыми и поддающимися расчету законами. Сам замысел математической физики, измерения, применимого к чему угодно, и концепции мироздания, основанной на измере нии, мог зародиться в начале Нового времени лишь на основе тенденций зарождающегося ка питалистического производства и осуществиться только вместе с ними. Следовательно, несмотря на расширение поля возможностей, путь к ним был прегражден сведением всякой возможности к возможности только исчисляемой, относитель ной и однородной с данными. Кроме того, такая модель наук о природе превращается в идеоло гию и может стать мистификацией, когда она пе реносится в социальные науки, ценность которых основана на тождестве субъекта и объекта в практике, на тотальности и историчности, отсут ствующих в науках о природе. Перенос этой на-
24
учной модели становится возможен благодаря историческому существованию овеществленного социального бытия, образующего вторую «объ ективную» природу, подчиненную необходимым закономерностям и, одновременно, благодаря буржуазной идеологии, которая представляет свою форму исторического существования как «естественную» форму.
Тем не менее требование «рационализиро ванной» системы всегда встречается с «ирра циональностью», которую само существование системы производит вместе с исключением кон кретного содержания. Уже на уровне производ ства потребительская стоимость, устраняемая из процесса, нацеленного на меновую стоимость, катастрофически врывается в экономику. И клас сическая экономическая наука, исключив из сво ей теоретической сферы конкретную потреби тельскую стоимость и тотальность производства, остается парализованной перед кризисами и не способной их понять. Даже тогда, когда вместе с изменчивостью буржуазного общества меняется и право, формализованная система наук о праве не может дать никакого объяснения этому изме нению, не может дедуцировать его из форм и уж тем более не может понять содержание этих форм. Чтобы понять генезис форм и их содержа ние, необходимо преодолеть формализм. Но са ми методы социальных наук делают невозмож ным исследование подобного проекта. Науки шли вслед за специализацией, которая осуществ лялась в производстве; каждая наука замыкается в себе самой, занята своей собственной методо логией, отрезана от своего конкретного субстра-
25
та и от любого онтологического вопроса об обосновании.
Онтологическая проблема, игнорируемая со временными науками, не может быть уже постав лена и философией, которая этим наукам соот ветствует. Если науки исходят из эмпирических данных, не задавая себе вопрос о происхождении этих данных и об их собственном развитии, фи лософия принимает формалистское образование понятий, в современных науках, за незыблемый субстрат. Таким образом всякая возможность раскрыть овеществление, являющееся основой этого формализма, исчезает. Дело в том, что со временная критическая философия порождена овеществленной структурой сознания, где и ко ренятся ее специфические проблемы. В меняю щемся греческом обществе, вместе с развитием производственного сектора, ориентированного на меновую стоимость, начал приобретать значи мость и феномен овеществления, тем не менее еще не определявший все области жизни. «Из овеществленной структуры сознания возникла современная критическая философия. Из этой структуры проистекают специфические пробле мы последней, отличающие ее от вопросов преж ней философии. Известное исключение представ ляет собой лишь греческая философия. И это не случайно. Ибо феномен овеществления играл некоторую роль также в развитом греческом об ществе. Однако в соответствии с совершенно своеобразным характером общественного бытия вопросы и ответы античной философии были тем не менее качественно отличными от вопросов и ответов современной философии. Стало быть, с
26
точки зрения адекватной интерпретации, когда Наторп, например, считает возможным пред ставить Платона предшественником Канта, он поступает так же произвольно, как Фома Аквинский, когда тот пытается строить свою филосо фию на базе Аристотеля».1 Античная филосо фия, следовательно, качественно отличается от философии в современном мире, где овеществле ние преобладает в качестве фундаментальной структуры. То же самое качественное различие должно быть сделано, согласно Лукачу, между современным рацио и рационализацией, какой она могла быть понята в иных социальных фор мах. Любая деятельность предполагает рацио нальность на уровне средств, но современное мышление попыталось распространить эту инст рументальную рациональность и все ей подчи нить, расширяя таким образом ее прежние пре рогативы и границы. Современная философия, начиная с Декарта, как раз и нацелена на такое фундаментальное преобразование разума в рас ширении и применении универсальной меры, в соответствии с математическими методами со здания объекта на основе формальных условий объективности вообще, и все это несмотря на лю бое содержание, любое качество и любое разли чие в бытии.
Именно Кант, согласно Лукачу, ясно поставил проблемы, подразумеваемые этим новым дви жением, вначале объявив о «коперниковской ре волюции» и о необходимости допустить, что
1Аукан Г. История и классовое сознание. М., 2003.
С.204.
Π
«объекты должны соответствовать нашему по знанию», формам нашего рассудка, а не позна ние объектам; затем обозначив неразрешимую проблему, с которой неизбежно сталкивается этот формалистский рассудок: вещь в себе. Тем не менее, если Кант и критиковал прежний наив ный догматизм — связанный, согласно Лукачу, с подъемом буржуазии — и тождество между «бы тием» и «нашим разумом», то он и сам отождест влял всякий разум и всякое мышление с «нашим разумом», то есть, с рефлексивным рассудком исторически определенного социального сущест ва. Лукач придает столько же значения этой не осмысленной и не подвергнутой критике кантовской очевидности, сколько и эксплицитным про блемам, которые рождаются на ее основе. Для него величие и трагизм мышления Канта заклю чается не в том, чтобы игнорировать те пробле мы, которые предполагаются проблемой вещи в себе и ее различными функциями.
Вещь в себе имеет два различных значения в системе Канта, но они отсылают к одной единст венной и «иррациональной» проблеме бытия: к тотальности и к конкретному материальному субстрату, то есть, к тому самому, что капитали стическое социальное бытие исключает, но что возвращается во время катастроф как его непре одолимая граница. Функция вещи в себе как то тальности ясно показана в Трансцендентальной диалектике, где Кант начинает устранять ее из познания как ложно поставленную проблему. Вместо этого Лукач настаивает на вещи в себе как конкретном субстрате и на не замечаемой кантианцами связи между конкретным субстра-
28
том — содержанием — и тотальностью. Конкрет ный субстрат подразумевается проблемой созер цания. Кант направляет свои усилия на то, чтобы выделить, вопреки скептикам, формы «нашего» рассудка, посредством которых познание ста новится возможным, но он также признает, во преки догматизму, что понятия нуждаются в созерцании, без которого они оставались бы «пустыми».1 Лукач, тем не менее, отмечает, что с введением такой восприимчивости — наличного бытия, которое воздействует на нас в созерца нии — требование системы, связанное с рациона лизмом, становится невозможно осуществить. Действительно, система, под страхом своего ис чезновения, не могла бы принять определенные данные, определенное содержание, и должна была бы его выводить дедуктивно, исходя из сво их собственных принципов.
В той мере, в какой тотальность, чувственный субстрат и субъект связаны, формалистское соз дание системы устраняет не только, как две крайности, тотальность и содержание, но также и субъект, который должен быть в ее основании. Так познание все больше и больше становится методологически осознанным созерцанием чис тых формальных совокупностей и их функциони-
1 В книге Кант и проблема метафизики созерцанию придаётся фундаментальное значение источника всего познания. Двойственность созерцания и понятия, вызван ная конечностью человека и его потребностью в понятиях для познания, является, согласно Хайдеггеру, вторичной и происходит из изначального тождества в проецирова нии мира. См. далее о значении творческого созерцания и эстетики у Лукача.
29