Гольдман Л. - Лукач и Хайдеггер. - 2009
.pdfего политическим и экономическим теоретиком, Троцкий политическим представителем, а Лукач и Корш — философским выражением.
Роза Люксембург, автор Введения в политиче скую экономию и Накопления капитала, помимо прочего, была крупнейшим теоретиком револю ционного пролетариата. Никогда, в сущности, ни Маркс, ни, еще меньше, Ленин не ставили в центр своих теорий столь радикальным образом по нятие революционного пролетариата. Согласно Розе Люксембург, другие классы желают рево люции и присоединяются к пролетариату лишь при отсутствии окончательного кризиса; они идут против него, как только этот кризис вспы хивает. Никакой иной класс не может достичь революционного сознания, тогда как пролетари ат, в силу своей революционной сущности, не произвольно предрасположен к такому созна нию. Революция не может быть следствием только этого спонтанного революционного осоз нания: несомненно, ей благоприятствуют дейст вия отдельных активистов, организаций и пар тий, но эти активисты и эти организации сами являются лишь выражением спонтанной эволю ции пролетариата. В конце концов, именно эта эволюция и это спонтанное сознание пролета риата противопоставят его всем иным социаль ным группам и породят конфликт, который при ведет к захвату власти.
Действительность не подтвердила этот про гноз Розы Люксембург: нигде не было такой про летарской революции, нигде пролетариат не ори ентировался спонтанно^ на конфликт со всемиостальными общественными группами, которые
Г60
он хотел бы отстранить от власти, чтобы создать бесклассовое общество, в котором он и сам бы исчез, и нигде эволюция пролетариата не была спонтанно революционной. Теперь следует по ставить вопрос о теоретических основаниях, ко торые могли бы учитываться в такой историче ской эволюции.
Уже Ленин прибегал к понятию рабочей ари стократии, чтобы объяснить интеграцию и ре формизм. Тезисы Ленина — развитые в Что де лать? — были известны, и они были точной противоположностью тезисам Розы Люксембург. Согласно Ленину, пролетариат спонтанно ориен тируется на экономизм и реформизм, и он может достичь революционного сознания только если интеллектуалы привнесут его извне. Известно, что Ленин смягчил свои начальные идеи, главным образом, после Октябрьской Революции, но в своей практике он всегда вдохновлялся этой кон цепцией неспонтанно революционного пролета риата, концепцией, которая, в конечном счете, оказывается более верной, чем концепция Розы Люксембург. Между прочим, эти ленинские тези сы разделялись и его политическими противника ми, теми, кого в то время называли ревизиони стами: главным образом, Бернштейном, а также Каутским. Книга социал-демократа Гильфердинга Финансовый капитал имела огромное значе ние для ленинских исследований империализма, и теоретики-большевики всегда сохраняли свое живое восхищение сочинениями Каутского. Оче видно, выводы Ленина и Бернштейна ни в коей мере не были тождественны: они были диамет рально противоположны. Немецкая социал-де-
11 Л. Гольдман |
161 |
мократия все больше и больше ориентировалась на интеграцию и реформизм, тогда как Ленин ор ганизовал партию большевиков, в конечном сче те, более важную, чем пролетариат, чтобы ввести в его сознание революционные идеи и чтобы управлять революцией. Кроме того, Ленин не стеснялся искать и практиковать союзы с други ми социальными группами, например, с крестьян ством, обещая ему распределение земель, или со средними националистическими слоями, призна вая право народов на самоопределение.
Такие уступки спровоцировали критику со стороны Розы Люксембург. Вначале, критику немецкой социал-демократии и большевиков, ко торую она направила на бюрократию и бюрокра тизацию пролетариата, партии и революции, по скольку, согласно ее мнению, наоборот, именно революционный пролетариат должен контроли ровать партию, интеллектуалов и активистов. За тем, критикуя Ленина, Роза Люксембург утвер ждала, что национализм в принципе является реакционным и что, как следствие, допускать право на самоопределение народов России, даже на полное отделение — значит, быть реакцио нером. Ленин считал, что возможное сознание русского крестьянства не может пойти дальше частного присвоения земель: поэтому, чтобы выиграть революцию, он обещал крестьянству раздел крупной земельной собственности. Роза Люксембург активно этому сопротивлялась, по тому что она считала необходимой обобществле ние земли: она требовала непосредственного создания крупных сельскохозяйственных пред приятий. Ее критики исходили из существенного
162
различия между пролетариатом — единствен ным, по ее мнению, радикально революционным классом — и другими классами, противостоящи ми капитализму: она считала, что в конечном счете, в критический момент, средние национали стические слои, мелкая буржуазия и крестьяне, привязанные к statu quo, несмотря на свое недо вольство, окажутся в лагере врагов пролетариата и революции.
Лукач и Корш, как мы подчеркивали, пред ставляли эту линию Розы Люксембург в фило софском мышлении. Тем не менее после 1917 г. и вследствие провала спартаковского движения в Германии, Лукачу пришлось смягчить позицию Розы Люксембург и свойственный ей радикализм
ипойти на уступки идеям Ленина. Так, продол жая настаивать на значении спонтанности, Лукач подчеркивает опасность, которую представляет собой слишком большое значение партии и отказ от превращения пролетариата во что-то вроде ее помощника. Тем не менее на уровне основопола гающего выбора, книга Лукача, в сущности, оста ется в русле линии, идущей от Розы Люксембург,
иЛукач постоянно обращается к ее экономиче ским и отчасти политическим сочинениям, в ко торых он отмечает точность анализа.
Эти концепции Розы Люксембург и историче ская ситуация в начале двадцатых годов сделали возможным существование Истории и классово го сознания, но эти же концепции и эта же ситуа ция сориентировали книгу на тот ошибочный подход, который дает о себе знать на каждой странице и который следует отбросить, если мы все еще желаем использовать важное методоло-
163
гическое ядро книги. Этот методологический ас пект мышления Лукача частично проник в уни верситеты через Мангейма и Франкфуртсткую школу, и в наши дни важный вклад Истории и классового сознания еще сохраняет свое значе ние. Независимо от своего политического подхо да — имеющего значение лишь для истории рабо чего движения, но мало интересного для истории философии — книга Лукача остается важным со бытием и, как и Душа и форма и Теория романа,
но уже на фундаментальном уровне, представля ет собой поворот в западной мысли начала XX столетия.
4. Субъект, объект и функция
Использование в Истории и классовом созна нии понятий субъекта и объекта не предполагает со стороны Лукача сохранения их традиционной оппозиции. Он, как мы уже отмечали, в своем введении долго объясняется и по поводу причин, в силу которых он продолжает использовать эти понятия, и по поводу созданной им и отличаю щейся от традиционной концепции отношений между субъектом и объектом. Лукач не отвергает существование субъекта и объекта, но он также и не противопоставляет их в застывшем различии: наоборот, при каждом обращении к ним он под тверждает их тождество. Но применение этих понятий всегда интерпретируется другими мыс лителями так, как если бы речь шла о падении на позиции традиционной философии и онтологии. В этом суть возражений Хайдеггера против Лу-
164
кача, возражений, о которых выше мы уже гово рили; это также источник возражений нового мыслителя, Жака Деррида, который во многих отношениях продолжает Хайдеггера и распола гает марксизм в области метафизики, так как, считает он, идея производства держится на тра диционных понятиях субъекта и объекта.
В то время, как структуралисты устранили развитие, практику и субъекта, Деррида пытает ся осмыслить и развитие и, определенным обра зом, практику. Для этого он создает новое поня тие, «la Différance », которое он производит от глагола «различать» (différer) и которое он ин терпретирует — помимо прочего — в значении: идти в обход ради получения наслаждения в дальнейшем. Это Différance согласно Деррида — который продолжает противопоставление онто логического и онтического у Хайдеггера — онто логически более фундаментально, чем различие (difference), от которого оно происходит. По следнее — различие, согласно вошедшему в оби ход использованию термина — является основой философии и любой теории вообще, которая, вступая в определенные отношения с тем, что имеется в наличии, всегда знает различия. В этом Деррида возобновляет идею Хайдеггера о Vor handenheit, производном от более изначального Zuhandenheit; идею, которую в ином обличий можно обнаружить как в Тезисах о Фейербахе, так и у Лукача, но без той оппозиции, которую вводят Хайдеггер и Деррида. Кроме того, Лукач особо выделяет исторические феномены товар ного фетишизма и овеществления, а также тот факт, что сознание и объект определяются этими
165
феноменами. То, что теория соотносится с раз личиями и с чувственными данными, Лукач также допускает, но он показывает, что то, что образу ет лишь момент во всей человеческой практике, в капиталистическом обществе, вместе с вытесне нием практики и распространением овеществле ния, начинает застывать и преобладать.
Что касается Différance, то это у Деррида способ письма: он порождает следы, и эти следы преобразуются или стираются. Так, практика тоже прибегает к письму и оставляет следы: очки, находящиеся здесь, — это одни следы, французская революция, русская революция — это другие; также верно, что следы стираются и что более поздние преобразования сохраняются, и в то же время стирают прежние следы и созда ют новый для нас мир. Положения Деррида близки до некоторой степени положениям Лукача, и мы можем их частично принять; тем не ме нее, его попытка устранить любого субъекта ис тории полностью противоположна мышлению Лукача. В этом устранении субъекта Деррида для диалектического мышления столь же односторонен, как и прежний идеализм — от Декарта до неокантианства — с его противоположностью субъекта и объекта и его однозначной концепци ей преобладания субъекта, отождествляемого с предоставленным самому себе сознанием, над объектом, который в той или иной мере устраня ется.
УЛукача речь идет не об отрицании субъекта
ине об отрицании объекта, но об их противопос тавлении. Любой социальный феномен — это всегда феномен практики, сознания, деятельно-
166
сти и мышления, связанных между собой. Субъ ект такой практики — это коллективный субъект, который действует в связи с действиями других коллективных субъектов, и этот субъект является частью общества, объектом его деятельности, а само общество оказывается частью субъекта и образует его ментальные категории, через кото рые осуществляется его мышление и его деятель ность. Таким образом, субъект находится в объекте, объект в субъекте, и их нельзя ни разде лить, ни, тем более, противопоставить. Это тож дество субъекта и объекта, так же, как и катего рия тотальности, образует для Лукача самое важное в мышлении Маркса, даже независимо от правомерности или неправомерности всех част ных эмпирических исследований Маркса. Соглас но Лукачу, марксизм — это прежде всего метод, который позволяет обращаться к социальным фактам, метод постижения этих фактов и метод деятельности, которую необходимо по отноше нию к ним осуществлять.
Первая проблема, встающая перед нами, когда мы желаем использовать метод Лукача для пони мания и объяснения действий и произведений, — это проблема объекта. Чем же является объект исследования?
Такие объекты, как скандал, демократия, ре волюция или диктатура не существуют, потому что это общие фразы, не имеющие значения. По зитивная социология всегда сможет сослаться на то, что есть вечная проблема исследования — ос таться либо на эмпирическом уровне, не подни маясь до уровня закона, либо, наоборот, на уров не общих положений; но что, несмотря на это,
167
всегда можно исходить из общего закона и по степенно приближаться к индивидуальному. По вторим, что градации такого рода, исходящей из крайней всеобщности — скажем, из какого-то типа скандала или из типа диктатуры — и дохо дящей до такой-то особенной диктатуры и до такого-то частного скандала, попросту не суще ствует. Исследования, направленные на индиви дуальное или на общее были и остаются неэф фективными и неудовлетворительными. Речь не идет также и о том, чтобы отталкиваться от обоих полюсов и искать средний путь, но о том, чтобы сразу же направляться к тому, что имеет значение. Например: послереволюционная бона партистская диктатура, которая могла бы вклю чать, скажем, Сталина, Кромвеля, Наполеона и т. д., диктатуры, которые имеют общие социоло гические признаки. Устойчивое значение этих форм диктатуры — которое марксистская лите ратура разработала и выделила — это не значе ние некого этапа между общей и воображаемой теорией всех диктатур — от Цезаря и до мелких латиноамериканских диктаторов и Гитлера — и частным случаем той диктатуры, которую изуча ет историк; как мы уже подчеркивали, Лукач много критикует ту концепцию истории, ко торая колеблется между формализмом обще го закона и иррациональностью индивидуаль ного случая. Критерий правомерности исследо вания — это возможность преодолеть такую антиномию, возможность создать объект, имею щий значение, иначе говоря, возможность рас крыть его функцию в практике коллективных субъектов.
168
Заранее данный объект, факт, который дан и должен быть установлен, — это предрассудок по зитивизма. Объекты существуют лишь в соответ ствии с субъектом и по отношению к практике этого субъекта. Лукач, ссылающийся на иссле дования Маркса, приводит пример открытия пере менного капитала, отличающегося от постоянного капитала, — то есть, разницы, при капиталистиче ском способе производства, между заработной платой и остатком капитала предприятия, — то гда как классическая экономическая наука знала только основной капитал и капитал оборотный. Классическая экономическая теория, превращав шая науку в точку зрения отдельного капитали ста, отличала лишь оборотный капитал, обновляв шийся в каждом цикле производства, и противопоставляла его основному капиталу — мастерской, машинам и т. д., — которому для амортизации было необходимо некоторое количе ство циклов производства. Таким образом, в бур жуазной экономической науке заработная плата и первичное сырье вновь включались в ту же самую категорию оборотного капитала. С точки зрения капиталиста, различие между первичным сырьем и заработной платой могло быть и не замечено, или во всяком случае не имело никакого смысла. Это различие ставит проблему происхождения прибавочной стоимости, знание о которой имеет фундаментальное значение для пролетариата; оно ставит вопрос о преодолении и преобразовании капитализма, все те вопросы, которых с точки зрения буржуазных экономистов следует избе гать. Но когда Маркс рассматривает капитализм с исторической точки зрения, как определенный
169