dom-lazhechnikova

211

не позднее 20 сентября 1917 года;

–рукопись очерка была найдена, так как сборник был выпущен

âтом же 1918 году, когда написано и цитируемое второе письмо. За это говорит и тот факт, что к опубликованному в сборнике очерку не прилагается фотография дома Лажечникова, хотя Пильняк и пишет в письме о хороших фотографиях, которые он может достать. Трудно сказать, какие фотографии имелись

âвиду, ведь в настоящее время исследователям жизни и творчества Б.А. Пильняка и И.И. Лажечникова не известно ни одной фотографии дома Лажечникова того времени.

Кто такой «купец Нестеров», о котором говорит Б.А. Пильняк

âсвоем очерке? Собственно говоря, с попытки ответить на этот вопрос и начался мой краеведческий поиск. А найти ответ помог один из старейших краеведов – недавно ушедший из жизни Иван Александрович Нестеров – сын «купца Нестерова».

Александр Семенович Нестеров – «купец Нестеров» – был старшим сыном известного коломенского купца Семена

Дом ¹ 7 по улице Арбатской, в котором с 1918 по 1924 гг. жил и работал писатель Борис Пильняк

Ферапонтовича Нестерова. Родился он в 1872 году. Сохранилось удостоверение, выданное Коломенской мещанской управой 1 апреля 1916 года мещанину Александру Семеновичу Нестерову. Вот почему выражение «купец Нестеров» я взял в кавычки.

Александр Семенович после смерти отца по наследству получил половину «дома Лажечникова», вторая половина принадлежала другому владельцу. Дом в тот период был в плохом состоянии. Поэтому А.С. Нестеров покупает вторую половину

èначинает капитальный ремонт всего здания, который был закончен в 1917 году.

Видимо, тогда и посетил этот дом Борис Пильняк.

Вскоре после революции дом этот у А.С. Нестерова отобрали

èнационализировали, разместив там беженцев и какие-то конторы. А семье Нестеровых предоставили квартиру в доме Г.П. Будкина, что находится неподалеку.

До 1917 года Александр Семенович Нестеров своего дела не имел, был приказчиком. После революции он работал в разных местах: то конторщиком на Коломзаводе, то в коммунальном отделе и других организациях. В 1937 году он был арестован и осужден. Через год, в 1938 году, на 66 году жизни Александр Семенович Нестеров скончался в местах заключения. Такова, вкратце, история одного из героев очерка, «купца Нестерова».

213

À.Ï. Àóýð

«Историÿ – не наука мне, но поэма»

(И.И. Лажечников в творческом сознании Б. Пильняка)

«Знаю, дерево русской литературы – одно»1, – писал Борис Пильняк в статье «Заказ наш». Такое восприятие литературы вдохновляло Пильняка на упорный поиск своих писательских истоков. И один из этих истоков открылся ему в творчестве И.И. Лажечникова.

Лажечников вошел в творческое сознание Пильняка прежде всего как создатель исторических романов. Осуществляя свои первые жанровые опыты в сфере исторической прозы, Пильняк настойчиво искал опору в поэтике исторической прозы Х1Х века – и нашел ее не в последнюю очередь в исторических романах Лажечникова. Поэтический мир романов «Последний Новик», «Ледяной дом», «Басурман»отразилсявисторическойпрозеПильняка.Важноучесть, что это выражается не просто в жанрово-стилевых перекличках. Да и самих этих перекличек не так уж много, так как стиль Пильняка, писателя-авангардиста, – антипод стилю Лажечникова. Но зато

â«смыкании» Лажечникова и Пильняка есть глубинная основа, которая сразу же открывается, как только начинаешь соотносить их принципы художественного воспроизведения исторического бытия.

Èздесь становится очевидным, что манифестация Пильняка как исторического писателя2 («история – не наука мне, но поэма»), осуществленная в романе «Машины и волки», генетически связана с «еретической» позицией Лажечникова.

Âпрологе исторического романа «Басурман» Лажечников не без декларативного нажима подчеркнет: «Таких анахронизмов (заметьте: не обычаев, не характера времени) никогда не вменю

âпреступление историческому романисту. Он должен следовать более поэзии истории, нежели хронологии ее. Его дело не быть рабом чисел: он должен быть только верен характеру эпохи и

двигателя ее, которых взялся изобразить»3.

1 Пильняк Б.А. Заказ наш // Новая русская книга. 1922. ¹ 2. С. 1.

2 Эта манифестация Пильняка, например, сполна воплотилась в художественном воссоздании истории Коломны. См. об этом: Ауэр А.П. Россия. Коломна. Никола-на-Посадьях: краеведческий аспект изучения прозы Б.А. Пильняка // Тезисы докладов к научной конференции «Литературное и лингвистическое краеведение». Коломна, 1988. С. 22 – 23.

3 Лажечников И.И. Соч.: В 2 т. М., 1986. Т. 2. С. З0З.

214

Как раз с этим утверждением Лажечникова в большей степени связана пильняковская манифестация. Отсюда и то очевидное сходство позиций писателей, особенно сильно выразившееся в стремлении к воплощению поэтического «духа» истории. Исторический романист «должен» следовать более поэзии истории – это именно тот постулат Лажечникова, который будет вдохновлять Пильняка на восприятие истории как «поэмы».

Не менее важно учесть, что к содружеству с Лажечниковым Пильняка влекла не только художественная традиция. Этому сильно способствовало и то, что Пильняк воспринимал Лажечникова «коломенским» писателем. А вместе с этим к Пильняку приходит обостренное ощущение общности «корней», именно тех «корней», которые берут начало в исторической «поэзии» Коломны. А потому как символический жест Пильняка надо воспринимать его эпистолярное обращение и к И.А. Белоусову: «Бор. Пильняк. На родине Лажечникова»4.

Восприятие этой общности становится для Пильняка почти культовым. Воплощение самого культа в творчестве Пильняка венчается образом духовного братства. Именно этот образ становится художественной доминантой в тексте и подтексте эссе Пильняка «На родине Лажечникова».

Вся поэтика эссе вплоть до «миражного» художественного эффекта обусловлена стремлением породниться с творческим духом Лажечникова. Это происходит через «мистериальное» восприятие Пильняком образа Коломны, созданного Лажечниковым, что относится не только к повести «Беленькие, черненькие и серенькие»

èк роману «Немного лет назад», представленным в пильняковском эссе, но и к мемуарному очерку «Новобранец 1812 года». Переложение и этого очерка угадывается в поэтике пильняковского эссе. Лажечниковский образ-воспоминание заключал в себе ту «фантасмагоричность», которая полностью соответствовала «миражному» лейтмотиву «На родине Лажечникова» Пильняка: «Мы приехали в Коломну. Это моя родина. Горжусь ею, потому что в ней родился один из знаменитейших духовных сановников

èпроповедников нашего времени (Филарет, митрополит московский и коломенский). Сколько воспоминаний о моем детстве толпилось в голове моей, когда мы въехали в Запрудье!

4Цит. по изд. : Андроникашвили Б.Б. Письма Б.А. Пильняка из Коломны

//Б.А.Пильняк: Исследования и материалы. Вып. 1. Коломна, 1991. С. 124.

215

Предстали передо мною, как на чудной фантасмагорической сцене, и вечерние, росистые зори, когда я загонял влюбленного перепела на обманчивый зов подруги, и лунные ночи на обломке башенного зубца, при шуме вод смиренной Коломенки, лениво движущих мельничные колеса; ночи, когда я воображал себя на месте грустного изгнанника, переселенного Грозным из Великого Новгорода в Коломну»5.

Здесь же – и образ родительского дома, который впоследствии воспроизведет в своем эссе Пильняк. По предположению А.И. Опульского, «в начале нашего века дом этот, принадлежавший в те годы купцу Нестерову, никто не связывал с именем Лажечникова,

èжившему в Коломне писателю Борису Пильняку с трудом удалось установить, расспрашивая стариков, что именно здесь провел детские годы его знаменитый земляк»6. Пильняк создает свой образ этого дома, а в процессе его создания одновременно происходит воспроизведение по законам авангардистской поэтики и того образа родительского дома, который принадлежит Лажечникову.

Такое переплетение образов стало для Пильняка символическим выражением его духовного родства с Лажечниковым. Не случайно именно это станет главным принципом внутренней художественной организации пильняковского эссе. Пильняк дает детализированное описание Коломны, а потом добавляет: «Так же описывал Коломну

èИв. Ив. Лажечников».7 И в этом – еще один символический жест Пильняка, свидетельствующий о власти над ним культа духовного родства, порожденного общностью «корней».

На этом фоне может показаться, что влияние Лажечникова на Пильняка было чуть ли не глобальным. Повторяю: этого не случилось в силу очевидной несовместимости их художественных систем. Но тем не менее присутствие художественного опыта Лажечникова нельзя не заметить в исторической прозе Пильняка. Причем это присутствие проявляется подчас в весьма своеобразной форме. Например, при сопоставлении «Последнего Новика» Лажечникова с историческим рассказом Пильняка «Его величество

Kneeb Piter Komandor» не может не возникнуть предположение об их внутренней соотнесенности. Такое предположение имеет все

5 Лажечников И.И. Басурман. Колдун на Сухаревой Башне. Очеркивоспоминания. М., 1983. С. 395 – 396.

6 Опульский А. И жизнь и перо на благо отечества. М.,1968. С. 12.

7 Пильняк Б.А. На родине Лажечникова // На родине И.И. Лажечникова. Сост., предисл., прим., оформл. и макет А.Е. Денисова. Коломна, 1997. С. 7.

218

Усадьба – библиотека – улица Музейно-культурный комплекс Лажечникова в Коломне

В Коломне должен быть музей И.И. Лажечникова – это бесспорно. Специалисты спорят лишь о том, каким он должен быть. На сегодняшний день сложилось комплексное решение проблемы. В чем его суть?

Как Кремль формирует архитектурный облик нашего города, так Дом Лажечникова собирает вокруг себя его культурное пространство. Не случайно, что именно Коломна дала русской культуре Ивана Ивановича Лажечникова, «русского Вальтера Скотта». Древний город, как каменная летопись, хранит дух предков, живую историческую память, соединяющую поколения строивших и живущих. И.И. Лажечников своим присутствием в нашем городе позволяет ощутить эту связь более непосредственно.

Пушкин писал, что романы Лажечникова будут интересны, «доколе не забудется русский язык», Белинский назвал их «фактом эстетического и нравственного образования русского общества», а Достоевский рекомендовал читать их еще в детском и отроческом возрасте, когда формируется личность человека, сознание своей принадлежности к этой земле, к этому народу, к этой истории.

Столь необходимое сегодня дело Лажечникова мог бы продолжить, своими средствами, культурно-просветительский è

музейный комплекс

его имени.

Центром его должна стать усадьба и формирующий ее

Дом Лажечникова. Р е к о н с т р у к ц и я Дома возможна на основании мемуарных с в и д е т е л ь с т в писателя, результатов

è ñ ò î ð è ê î -

а р х и т е к т у р н ы х исследований и типологии дворянско-

220

В.А. Викторович

Усадьба… (музейные мечтания)

Усадьба семьи Лажечниковых на Астраханской улице (ныне Октябрьской революции, д. 190-192, 192а, 194) напротив храма Иоанна Богослова – место, где прошли детские, отроческие и первые юношеские годы будущего писателя, откуда он отправился на войну 1812 года.

Главная трудность б у д у щ е г о м у з е я

– о т с у т с т в и е м е м о р и а л ь н ы х вещей. Единственная н е о п р о в е р ж и м а я исходная позиция – мемориальность трех составляющих усадьбу домов. Мемориальность, впрочем, не есть безусловная данность, но скорее потенциал, взывающий к нашим у с и л и я м . Ч т о б ы «вернуться» в эпоху И.И. Лажечникова,

нужно по возможности преодолеть или нейтрализовать искажения позднейших архитектурных переделок (что уже отчасти сделано реставраторами). Следующий этап – организация экстерьерного и интерьерного пространства усадьбы по типологическому принципу, согласованному с мемуарно-документальными свидетельствами.

Три упомянутых дома находятся на разных стадиях своего «вхождения» в музейный комплекс. Первая очередь, готовящаяся к торжественному перерезанию ленточки, – флигель на красной линии улицы Октябрьской революции, а самое отдаленное музейное будущее у двухэтажного дома на той же линии: его жильцов пока никто не собирается переселять, но когда-нибудь, возможно, там расположится литературно-художественный