книги2 / 393
.pdfИнтерпретация текста представляет собой совокупность все новых и новых интерпретаций, где каждое звено есть получение и осмысление нового опыта на базе предыдущего. Важно составить как можно более полное представление о тексте путем множественных вариантов толкований его смыслов. Таким образом, герменевтика у В. Дильтея превращается в специфический метод наук о духе, призванный обеспечить реконструкцию духа культур прошлых эпох и понимание текстов, исходя из субъективных намерений их авторов и многочисленных толкователей.
Подходя к анализу произведений культуры с позиций герменевтики, можно увидеть, что наиболее очевидно проявляется именно принцип вариативности: любой текст культуры имеет большое количество интерпретаций и критических обзоров, специфика каждого из которых зависит от воззрений воспринимающего интерпретатора. Рассмотрим, как можно применить принцип множественности интерпретаций на примере некоторых трактовок романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
Роман «Преступление и наказание» был впервые опубликован в журнале «Русский вестник» в 1866 г. Вскоре после этого появились первые отзывы о произведении.
Критика современников была представлена, в частности, в отзыве в газете «Гласный суд» (1867 г.). «По прочтении «Преступления и наказания» невольно является вопрос: что это такое? Роман это или просто психологическое исследование, изложенное в общедоступной форме? <...> ...если даже автор в лице Раскольникова и действительно хотел воссоздать новый тип, – то попытка эта ему не удалась. У него герой вышел – просто-напросто сумасшедший человек, или, скорее, белогорячечный... <...>» [3]. Автор данного отзыва показывает, что его более всего интересует психология героев и психологические мотивы их поступков.
«Преступление и наказание» – самое законченное в своей форме и глубокое по содержанию произведение Достоевского, в котором он выразил свой взгляд на природу человека, его назначение и законы, которым он подчинен как личность...» [4]. Так писал о романе философ В.В. Розанов в 1893 году. Для В.В. Розанова важна глубина человеческой личности, которую тонко почувствовал и сумел художественно воплотить Ф.М. Достоевский.
Как пишет литератор Е.Л. Марков: «Преступление и наказание» – один из самых серьёзных, глубоких и оригинальных романов Достоевского. Вместе с тем это и один из наиболее удачных его романов... <...> ...ничего подобного, по обстоятельности исследования и внутренней психической правде, не представляет наша литература в своих разнородных описаниях преступлений. <...> ...трудно написать более мастерскую и верную картину психики преступника... <...> [9]. Из отзыва Е.Л. Маркова видно, что он ценит роман за картину психологии преступника, которую так мастерски описал Ф.М. Достоевский.
Весьма интересна точка зрения на роман Н.А. Бердяева: «Достоевский прежде всего психолог, раскрывавший подпольную психологию...», «...русскую идею видел Достоевский во «всечеловечности» русского человека, в его
141
бесконечной шири и бесконечных возможностях. Достоевский весь состоит из противоречий, как и душа России...», «Он – художник не той безликой бездны,
вкоторой нет образа человека, а бездны человеческой, человеческой бездонности. В этом он величайший в мире писатель, мировой гений, каких было всего несколько в истории, величайший ум...», «Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он – самый большой вклад России
вдуховную жизнь всего мира. Достоевский – самый христианский писатель потому, что в центре у него стоит человек, человеческая любовь и откровения человеческой души. Он весь – откровение сердца бытия человеческого, сердца Иисусова...» [1]. Взгляд Н.А. Бердяева на роман показывает, как важны для него Россия, религия и духовность русского человека.
Вцелом с наступлением XX века оценку «Преступления и наказания» как одного из главных романов в мировой литературе уже ничто не могло поколебать, хотя в этом веке у Ф.М. Достоевского были серьёзные оппоненты, например, И.А. Бунин и В.В. Набоков. И.А. Бунин отзывался о романе следующим образом: «Ненавижу вашего Достоевского! <…> Он всё время хватает вас за уши и тычет, тычет, тычет носом в эту невозможную, придуманную им мерзость, какую-то душевную блевотину» [8]. Этот отзыв дает понять, что для И.А. Бунина важна душевная чистота человека, отсутствие пороков, и именно этого ему не хватает в романе «Преступление и наказание».
В.В. Набоков в своих лекциях о русской литературе дал такой отзыв о романе: «Убийца и блудница за чтением Священного Писания – что за вздор! <…> Это низкопробный литературный трюк, а не шедевр высокой патетики и набожности» [10, с. 186]. Из отзыва Набокова мы видим, что он ценит в романе его религиозные мотивы, споря с ними и тем самым одновременно включая в герменевтический круг понимания.
Интересны и оценки зарубежные критиков.
Немецкий писатель Зигфрид Ленц отзывается о романе так: «В молодости мне, бедному студенту в каморке, ближе всех был Раскольников. Эти горести и порывы ущемленного индивида – всё это было моё. В этих перескоках с Наполеона на старуху-процентщицу было для меня что-то демонически притягательное» [2]. Из этого отзыва мы видим, что для Зигфрида Ленца в романе важен образ бедного студента – человека, ущемлённого социально, амбициозного и стремящегося к социальной справедливости.
А вот такую интерпретацию «Преступления и наказания» можно встретить в интервью южнокорейского композитора, автора песен и эссеиста Бобби Чона: «Научный прогресс, изобретение интернета и мобильной техники дали людям почти безграничную свободу и анонимность в виртуальной реальности. К примеру, как говорит один автор, о человеке можно узнать не по его речи, а по его поисковым запросам. Как Раскольников из «Преступления и наказания» продолжал нервозно блуждать в своих моральных правилах, так и сейчас мораль каждого из нас проходит проверку в нашей повседневной жизни. Даже сейчас раскольниковы двадцать первого века с вредоносными кодами могут скитаться в даркнете» [5]. Эта интерпретация говорит, что при восприятии романа Бобби Чон на первое место ставит мораль и моральный
142
образ человека.
Из приведённых выше интерпретаций «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского мы видим, что роман – глубокое философское произведение. На каждого он производит разное впечатление. Одни видят в нем аморальность и грязь, другие – глубину русской души. Интерпретации довольно разные и противоречивые, как и сам роман. Однако они помогают прочувствовать всю суть драматизма и психологизма романа. Тема души человека, его внутренних переживаний, сомнений и страданий интересна не только соотечественникам Ф.М. Достоевского, но и зарубежным критикам, в том числе и современным. Это говорит о том, что роман не теряет своей актуальности и по сей день.
Роман стал предметом огромного количества литературоведческих, психоаналитических, религиозных театральных и кинематографических интерпретаций. Более 20 раз он экранизировался в разных странах.
Список источников
1.Бердяев, Н. А. Откровение о человеке в творчестве Достоевского / Н. А. Бердяев. – Текст : электронный // Pyccкaя мысль. – 1918. – Kн. 3–4. – URL: https://www.vehi.net/berdyaev/otkrov.html#_ftn1 (дата обращения: 11.04.2022).
2.Васильева, Т. В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» в интерпретации немецких переводчиков : специальность 10.01.01 «Русская литература» : автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук / Васильева Татьяна Валерьевна ; Вологодский государственный университет. – Вологда, 2008. – 21 с. – URL: https://www.dissercat.com/content/roman-fm-dostoevskogo-prestuplenie-i- nakazanie-v-interpretatsii-nemetskikh-perevodchikov (дата обращения: 11.04.2022).
–Текст : электронный.
3.О романе «Преступление и наказание». – Текст : электронный //
Гласный суд. – 1867. – 16/28 марта. – Из колонки «Заметки и разные известия»). – URL: http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/kritika/iz-gazety-glasnyj- sud-o-romane.htm (дата обращения: 11.04.2022).
4. Розанов, В. В. О Достоевском : (отрывок из биографии, приложенной к собранию сочинений Ф.М. Достоевского, изд. «Нивы») / В. В. Розанов. – Текст : электронный // Lib.ru/Классика : сайт. – URL: http://az.lib.ru/r/rozanow_w_w/text_1893_o_dostoevskom.shtml (дата обращения: 11.04.2022).
5.Где и за что любят Достоевского / Российская академия наук, Институт русской литературы. – Текст : электронный // Стимул : журнал об инновациях в России : сайт. – URL: https://stimul.online/articles/science-and-technology/gde-i-za- chto-lyubyat-dostoevskogo/?sphrase_id=20128 (дата обращения: 11.04.2022).
6.Дильтей, В. Описательная психология / В. Дильтей. – СанктПетербург : Алетейя, 1996. – 160 с. – Текст : непосредственный.
7.Дильтей, В. Собрание сочинений. В 6 т. Т. 1. Введение в науки о духе / В. Дильтей ; под ред. A. B. Михайлова и Н. С. Плотникова ; пер. с нем. под ред. B.C. Малахова. – М. : Дом интеллектуальной книги, 2000. – 730 с. – Текст : непосредственный.
143
8.Бунин о Достоевском. – Текст : электронный // Трава забвенья. Алмазный мой венец : сборник / Валентин Катаев. – Москва : Вагриус, 2007. – 416 с. – URL: https://www.livelib.ru/quote/475397-trava-zabvenya-valentin-kataev
(дата обращения: 11.04.2022).
9.Марков, Е. Л. О романе «Преступление и наказание» / Евгений Марков.
–Текст : электронный // Литература. – 2004. – № 30. – URL: https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200403008 (дата обращения: 11.04.2022).
10.Набоков, В. В. Лекции по русской литературе : Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев / пер. с англ. и фр. ; предисловие И. Толстого). – Москва : Независимая газета, 1996. – 438 с. – Текст : непосредственный.
Крыжановская Я.С.,
доктор культурологии, профессор кафедры культурологии и музеологии Хабаровского государственного института культуры
«Бывают странные сближения...»
В статье рассматривается история создания нанайской театральной студии при Институте народов Севера в Ленинграде, а также роль Л.Л. Жуковой, театроведа, педагога, в создании «Театра тайги и тундры».
Ключевые слова: Институт народов Севера, культура 1930-х гг., нанайцы, самодеятельный театр.
Yana S. Kryzhanovskaya
D.Sc. of Cultural Studies,
Professor at the Department of Culture and Museum Studies,
Khabarovsk State Institute of Culture
"There are odd coincidences..."
The article examines the history of the Nanai Theater Studio at the Leningrad Institute of the Peoples of the North as well as the role of the teacher, theater critic L.L. Zhukova in the creation of the "Taiga and Tundra Theater".
Keywords: Institute of the Peoples of the North, culture of the 1930s, Nanais, amateur
theater
Нанайцы – один из восьми коренных малочисленных народов, проживающих на территории Хабаровского края. Можно сказать – самый многочисленный их них. В крае это третий по количественному составу этнос (после русских и украинцев), насчитывающий 11009 человек (по данным Всероссийской переписи 2010 г.) [1].
Культурное наследие нанайцев – «людей земли» (именно так буквально переводится этноним) чрезвычайно многопланово. Это и разнообразные
144
обрядово-праздничные формы, жанры устного и музыкального фольклора, декоративно-прикладное искусство, важнейшим элементом которого является спирально-ленточный орнамент, и многое другое.
При этом духовная традиция нанайцев в том виде, в каком она сформировалась к 1920-м гг., не знала собственно театральных форм: театр не успел самостоятельно вырасти из недр народной игровой традиции. Что не мешало стихии зрелищности активно проявлять себя в обрядах и праздниках, играх и некоторых явлениях сказочного фольклора, подготавливая тем самым формирование этнического театра. Логично предположить, что, проживи нанайцы еще несколько веков в условиях относительной культурной изоляции, они создали бы свой вариант фольклорного театра. Однако история распорядилась по-другому. Рождение нового вида искусства, отделение его от ритуальных форм пришлось на 1920-1930 гг. и было связано не только с автономным развитием фольклорной зрелищной традиции, но и с активным влиянием русской культуры, а также ее отдельных представителей.
Как ни странно это прозвучит, но рождение нанайского театра было связано с Ленинградом, городом, отделенным от нашего края расстоянием в 9000 км, а почти сто лет назад – еще и определенными культурными барьерами. Но именно здесь 1 января 1930 г. был образован Институт народов Севера, включающий три отделения: советско-партийное, педагогическое и кооперативно-колхозное. Здесь велась переподготовка кадров для практической работы и подготовка их для научной деятельности. В ИНСе была создана Научно-исследовательская ассоциация (предс. – Я. Кошкин), задачами которой стали создание письменностей для народностей Севера, а также подготовка художественной, научной и учебно-методической литературы. Здесь издавались «Труды» Ассоциации по этнографии, фольклору, лингвистике, истории и экономике. В 1928-1933 гг. выходил журнал Северного (краеведного) кружка «Тайга и тундра», где публиковались, в том числе, записи устного народного творчества в пересказе студентов [5].
В Институте народов Севера активно и направленно формировалась молодая национальная интеллигенция. Здесь же родились и первые театральные опыты.
Еще в 1930 г. Лидия Львовна Жукова, преподаватель института, театровед по образованию, внимательный и чуткий педагог, заметила интерес и способности студентов-северянами, «моих кочевников», как она их называла, к театру. Она и предложила организовать театральный кружок, назвав его «Театр тайги и тундры» (по аналогии с названием журнала).
Обосновывая необходимость такого театра, Л. Жукова писала: «...мы упорно забываем о бескрайних просторах Советского Союза... не знаем о том, что легендарно суровая арктическая полоса и непроходимая чаща сибирской тайги, населенные «лесными людьми», «дикарями», – имеют свою глубокую национальную культуру, свое искусство, свой театр. Правда, последний подчас еще не имеет своей организованной формы, советская тематика ему почти не знакома, но богатство и разнообразие песенной и танцевальной обрядностей и
145
праздничных игр туземцев, наряду с гигантской политико-просветительной работой Советов, обеспечивают несомненную возможность создания
национального таежного театра (выделено Л. Жуковой)» [2].
Она же сформулировала и концепцию нового театра, который впоследствии объединил три театральные студии – нанайскую (гольдскую), эвенкийскую и хантыйскую (остяцкую). Творческое кредо заключалась в опоре на фольклор, учете национальных особенностей актеров-северян, но без акцентирования и консервирования этнографической экзотики. Предполагалось, что этническая специфика вместе с новой советской тематикой и новыми приемами воздействия – включая кино, радио, свет – должны дать новую художественную выразительность, соответствующую духу времени.
Можно сказать, что самодеятельному нанайскому театру очень повезло с организатором. Л. Жукова (1905 г., Варшава – 1985 г., Нью-Йорк) была человеком всесторонне образованным, типичным представителем петербургской интеллигенции. Круг ее общения составляли Е. Шварц, Н. Олейников, семья К.И. Чуковского и др. Много позже в своих интереснейших воспоминаниях Л. Жукова расскажет о литературной и театральной жизни Ленинграда в 1920-х-1930-х гг., о своих встречах с А.А. Ахматовой, О.Э. и Н.Я. Мандельштамами, Д.Д. Шостаковичем, Д. Хармсом, В.Э. Мейерхольдом, «обериутами» и многими другими друзьями, вместе с которыми
она прожила интересную и полную трагизма жизнь. Л.Л. Жукова. 1926 г. Будучи театроведом по образованию, она несколько лет руководила
художественной самодеятельностью на Северном факультете Ленинградского Восточного Института (позднее ставшим самостоятельным Институтом народов Севера). Там же, еще в 1928 г. она познакомилась с Е.А. Крейновичем, выдающимся советским этнографом, лингвистом, специалистом по нивхской культуре. Мужем Л. Жуковой был японист Д.П. Жуков, заведующий сектором истории культур и искусств Востока в Эрмитаже. С ним вместе в 1930-1932 гг. она находилась в Японии, где знакомилась, в том числе, с традициями японского театра.
Вернувшись в Россию, в Институт народов Севера, Л.Л. Жукова весь свой театральный опыт обратила на студентов... или, как она позднее напишет в мемуарах: ««Все вернулось на круги своя. Я вернулась к своим шаманам» [3, с. 245]. Именно так – «мои шаманы», «мои кочевники» – ласково назвала Л. Жукова своих студийцев. И была абсолютно уверена в том, что «моя студия – государственное дело», отдавая этой студии много сил и энергии [3, с.246].
146
В качестве руководителя студии Л. Жукова изначально делала ставку не на исполнение концертных номеров, но на создание полноценного спектакля: «Такие блестящие в техническом отношении «номера» как гольдское фехтование, должны быть использованы в спектакле не как самодовлеющий аттракцион, а в непосредственной связи с производством и бытом Севера (корни гольдского фехтования – борьба рыбаков на веслах за лучшую лодку)» [2]. При этом, по ее мнению, отсутствие связующего звена неизбежно превратит спектакль в нечто вроде «экзотического мюзик-холла», т. е. лишит глубины, содержательности и актуальности.
Достоверно известна только одна театральная пьеса, которую поставила нанайская студия. Пьеса создавалась общими усилиями, с опорой на фольклор, в процессе коллективных импровизаций. Дух того времени во многом определил выбор темы: положение нанайских женщин в условиях дореволюционного быта. Первым опытом стала пьеса «Сайла». Ее сюжет, характерный для пропагандистских постановок тех лет, соединял реалии традиционной культуры с темой общественных изменений. По сюжету нанайская девочка Сайла с рождения обещана, а точнее – продана, богатому жениху-китайцу. Но жизнь стремительно меняется, и в день свадьбы героиня выступает против дедовского обычая и убегает в тайгу с возлюбленным. Все заканчивалось свадьбой Сайлы и молодого охотника.
Спектакль прошел с успехом. Возможно, в немалой степени этому способствовало и то, что заглавную роль играла студентка, когда-то сама проданная в рабство богатому китайцу. В 1936 г. спектакль был показан на ленинградской областной Олимпиаде художественной самодеятельности.
Свой режиссёрский замысел в создании спектакля Л. Жукова видела не в том, чтобы научить участников приемам профессиональной театральной игры, но в реализации их внутреннего потенциала, в «обыгрывании сюжетных мотивов», в том числе – заимствованных из фольклора [2]. И хотя на сцене присутствовал определенный этнографический натурализм в показе «старого» быта, противопоставляемого «новой» жизни, тема социального неравенства оказалась близка молодой аудитории. Постановка имела большой успех.
История с опытами нанайского театра, начавшаяся в Ленинграде, имела продолжение. После окончания ИНСа, возвратившись домой, бывшие студийцы создали в 1934 году в с. Найхин на Амуре нанайский театр, проработавший до 1940 г. и даже успевший получить статус профессионального нанайского театра.
А Лидия Львовна после ареста мужа, обвиненного в 1937 г. в контрреволюционной деятельности, переехала в Москву, где печаталась как театровед в разных журналах. В 1978 г. она с дочерью уехала в США. В НьюЙорке написала и в 1983 г. опубликовала мемуары «Эпилоги», которые, например, писатель В. Некрасов ставил ряд с «Воспоминаниями» Н.Я. Мандельштам и «Крутым маршрутом» Е.С. Гинзбург [4]. Но это уже совсем другая история...
147
Список источников
1. Об итогах Всероссийской переписи населения 2010 года. – Текст : электронный // Федеральная служба государственной статистики : официальный сайт. – URL: https://www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/results.html (дата обращения: 13.03.2022).
2.Жукова. Л. Театр тайги и тундры / Л. Жукова. – Текст : электронный // Рабочий и театр. – 1930. – № 15. – 16 марта. – Электронная копия печатной публикации в электронной библиотеке / Санкт-Перетбургская государственная театральная библиотека : сайт. – URL: http://lib.sptl.spb.ru/ru/nodes/8527- rabochiy-i-teatr-1930-15#mode/inspect/page/12/zoom/4 (дата обращения: 13.03.2022).
3.Жукова, Л. Л. Эпилоги. Кн. 1 / Л. Л. Жукова. – New York: Chalidze publ, 1983. – 292 с. – Текст : непосредственный.
4.Жукова, Н. Д. «По синим волнам океана…» : фрагменты мемуаров / Наталья Жукова. – Текст : электронный // Искусство кино. – 2005. – №7. – URL: http://old.kinoart.ru/archive/2005/07/n7-article13 (дата обращения: 13.03.2022).
5.Смирнова, Т. М. Институт народов Севера в Ленинграде / Т. М. Смирнова. – Текст : электронный // История Петербурга. – 2013. – № 1(68). – С.
43-50. – URL: http://mirpeterburga.ru/upload/iblock/677/6772624fb186170a2f92d5cd2d2085c5.pdf
(дата обращения: 13.03.2022).
Кудак А.П.,
студентка 3 курса кафедры хореографии Хабаровского государственного института культуры
Судакова М.В.,
старший преподаватель кафедры хореографии Хабаровского государственного института культуры
Ерина А.А.,
старший преподаватель кафедры хореографии Хабаровского государственного института культуры
Спонтанные композиционные приемы в современном танце
В статье исследуются направления поиска композиции и методы создания пластического высказывания с помощью спонтанности и случайности в современной хореографии. С помощью ретроспективного анализа исследует возникновение и применение приемов случайности, спонтанности, импровизации и создание хореографических произведений в рамках рандомной логики. В статье приводится ретроспективный анализ спонтанности в психологии, использование случайности в создании произведений Мерса Каннингема и Джона Кейджа, исследуется спонтанность
148
в хореографической импровизации, опыт применения случайностей и спонтанности в композиции на примере своих работ.
Ключевые слова: контемпорари, современный танец, лексика в современной хореографии, композиция современной хореографии, образ, перформанс, экспериментальные композиционные практики, случайность в хореографии.
Anna P. Kudak,
Bachelor Degree Student at the Department of Choreography,
Khabarovsk State Institute of Culture
Marina V. Sudakova,
Senior Lecturer at the Department of Choreography,
Khabarovsk State Institute of Culture
Alexandra A. Erina,
Senior Lecturer at the Department of Choreography,
Khabarovsk State Institute of Culture
Random compositional techniques in contemporary dance
The article explores the directions of composition search and methods of creating plastic utterance in contemporary dance. The retrospective analysis showes the invention and application of the techniques of randomness, spontaneity, and improvisation and the creation of choreographic work within the framework of random logic. The article describes the creative concepts by Merce Cunningham and John Cage, investigates spontaneity in choreographic improvisation, the experience of using randomness in composition.
Keywords: Contemporary, modern dance, vocabulary of modern choreography, composition of contemporary dance, image, performance, experimental compositional practices, randomness in morden dance, postmodernism.
Современный танец существует на стыке неизведанного, экспериментального и уже проявленного, определенного. Причем, в отличие от танца традиционного (классического, народного), автор современного танца определяет композиционные приемы, тему, лексику самостоятельно, согласно собственному видению. Тогда важным способом решения поставленных перед танцевальным художником задач становится разработка универсальных методов композиции, с помощью которых, как из конструктора можно создавать новые, уникальные произведения. Такими частями экспериментального композиционного конструктора становятся методы случайности и спонтанности.
Следует различать спонтанность и случайные действия в композиции хореографического произведения.
Спонтанность – это характеристика творческого процесса, вызванного внутренними причинами танцовщика (я танцую это, потому что я так хочу).
Случайность – это творческий процесс, организованный таким способом, что результат не зависит от автора или танцовщиков, а решается с помощью маловероятных и непредсказуемых событий (я танцую это, потому что так определено в результате случая).
149
Рассмотрим танцевальную импровизацию как наиболее яркое проявление спонтанности.
Импровизация (лат. Improvisus – неожиданный, внезапный) – создание художественного произведения непосредственно в процессе его исполнения. Импровизация возможна не только в хореографии, но и в музыке, поэзии, театре, живописи [1].
Импровизация в танце со времен древнего мира является неотъемлемой частью народных обрядов, игр и праздников. Во многих народных танцах в ответ на «вызов» продемонстрировать силу, ловкость, удаль импровизатор выходит за пределы устойчивых танцевальных форм. Современное любительское творчество также использует импровизацию во всем многообразии и проявлениях: соревнования бибоев и рэперов (батлы), джемы контактной импровизации, клубная танцевальная культура, произведения граффити и многое другое.
Импровизация в профессиональном современном танце становится активным композиционным приемом на рубеже XIX-XX вв., что связано с изменением философии культуры в целом, ее отходом от привычных традиционных форм, имеющих строго установленные рамки [4].
На первом этапе, связанном с творчеством Айседоры Дункан, импровизация представляет собой выражение свободного танца, возникает как бунт против подчинения строгим правилам и канонам балетного искусства. Айседора Дункан придавала важное значение импровизации в танце: «Всегда должно существовать движение, в совершенстве выражающее данное индивидуальное тело, данную индивидуальную душу. Потому мы не имеем права требовать от них движений, не свойственных им, но принадлежащих какой-нибудь школе. Всякий интеллигентный ребенок должен удивляться, что в балетной школе его учат движениям, резко противоречащим тем, которые он бы делал из собственных побуждений» [6].
Идеи современных философов того времени (Шопенгауэр, Ницше, Бергсон, Гуссерль, Фрейд, Юнг, Яайдеггер) перевернули мнение хореографов о танце, о роли человека в танце и влиянии произведений на зрителя [8].
Импровизация тесно связана с концепцией танцевального модерна: рефлексия личного, пережитого опыта, фрагменатрность, интертекстуальность, обращение к восточным практикам (цигун, йога, тайчи), образы естественности, поиск концепции сверхчеловека, простота и функциональность, поиск аутентичного движения, становится важна не действительность, а проживание действительности, внутреннее ощущение автора [3].
Постепенно импровизационный поиск движения развивается более глубоко и упорядоченно.
Формируется подход к трактовке импровизации как метода движенческого и танцевального мышления, позволяющего сделать движения более осознанными и продуктивными.
Стандартизация движения, предпринятая Рудольфом фон Лабаном,
150