Merdok_-_Sotsialnaya_struktura

центральное ядро ее членов должно быть определенно объединено происхождением от одного предка по одной линии. Унилокальные расширенные семьи и экзогамные демы демонстрируют композицию, идентичную наблюдаемой у кланов, от которых их отличает отсутствие объединяющего принципа происхождения от одного предка по одной линии; унилинейный счет происхождения отсутствует в случае демов, он отсутствует или случаен в случае расширенных семей. Во-вторых, для того чтобы стать кланом, группа должна характеризоваться проживанием в одном месте. Это не будет наблюдаться, если тип брачного поселения не соответствует типу счета родства, например когда патрилокальность или неолокальность сочетается с матрилинейностью. Клан не может существовать, если наблюдается слишком много отклонений от основного типа брачного поселения. В-третьих, группа должна демонстрировать действительную социальную интегрированность. Клан не может представлять собой неорганизованный агломерат независимых семей, подобный тем, что мы можем наблюдать в многоквартирных домах американских пригородов. В клане должно быть позитивное чувство принадлежности к группе, а в особенности важно, чтобы лица, пришедшие в клан по браку, считались его неотъемлемыми членами.

Особенно важно подчеркнуть, что клан не появляется автоматически там и тогда, где и когда тип брачного поселения оказывается совместимым с типом счета происхождения. Например, даже если

96

брачное поселение является строго патрилокальным, а счет происхождения — патрилинейным и домохозяйства патрилинейно связанных мужчин действительно аггрегируются в определенном секторе общинной территории, соответствующая группа совсем не обязательно будет представлять собой клан. Обитатели этого сектора могут представлять собой просто родственно связанных соседей. Этнограф должен зафиксировать реальные факты существования клановой организации, коллективные акции, групповые мероприятия прежде, чем он сможет охарактеризовать данное множество семей как клан. Добуанцы (Меланезия) дают пример групп с клановым членством, но без клановой организации. Вследствие переменного брачного поселения и матрилинейного счета происхождения локальная община состоит из унилинейно родственных мужчин и женщин, а также их брачных партнеров, временно проживающих с ними совместно. Однако вызывающее отсутствие какой-либо социальной интеграции между супругами, пришедшими в общину по браку, и урожденными членами общины не дает возможности рассматривать локальную группу как действительный клан.

Как уже отмечалось, нормальным способом достижения компромисса между типом брачного поселения и типом счета происхождения для образования клана служит включение в соответствующую группу взрослых членов унилинейной кровнородственной структуры одного пола, исключение из нее сиблингов противоположного пола, а также включение в группу брачных партнеров первых. Логически рассуждая, можно представить себе четыре различных пути осуществления этого, так как существуют два унилинейных типа счета происхождения — патрилинейный и матрилинейный — и два пола, представители каждого из которых теоретически могут составить ядро клана. В реальности только три из четырех возможностей действительно наблюдаются среди обществ нашей выборки. Первый путь образования клана — локализация патрилинид-жа или патрисиба вокруг его членовмужчин через патрилокальный тип брачного поселения. Группа, полученная в результате, будет включать в себя всех мужчин и незамужних женщин линиджа или сиба, а также жен женатых мужчин. Замужние женщины линиджа или сиба, сестры мужчин, исключаются из клана, так как они переселяются к своим мужьям в другие кланы согласно нормам патрило-кального поселения. Подобную группу можно с равным успехом назвать и патрилокальным и патрилинейным кланом, так как она базируется в равной степени как на патрилокальном брачном поселении, так и на патрилинейном счете происхождения. В соответствии с предложением Лоуренса [Lawrence, 1937: 319] мы будем обычно называть такую группу патрикпанам.

Отличие локализованных сибов и линиджей от кланов, возникающих в результате их локализации, может быть пояснено на мате-

97

риале нашего собственного общества. Хотя у нас нет сибов и кланов, читатель легко может это представить, допустив, что тип брачного поселения у нас патрилокальный, а не неолокальный, а счет родства — патрилинейный, а не билатеральный. В этом случае наши фамилии (и так наследующиеся патрилинейно) соответствовали бы названиям кланов и линиджей. Например, все мужчины с фамилией Волф были бы членами рода Волф, и они жили бы совместно в одной или нескольких локализованных группах, называемых кланами Волфов. Однако все женщины меняли бы как свои локальные группы, так и фамилии после заключения брака. Они принадлежали бы к сибам своих братьев, но к кланам своих мужей. В случае мужчин фамилия Волф обозначала бы членство и в сибе Волфов, и в клане Волфов. Однако у женщин на членство в сибе указывали бы их девичьи фамилии, а членство в клане обозначалось бы при помощи фамилий, полученных при заключении брака. Мисс Мэрри Волф остава-

лась бы членом сиба Волфов даже после того, как она вышла бы за Джона Херона, став, таким образом, членом клана Херонов. Миссис Джеймс Волф, урожденная Фокс, принадлежала бы к клану Волфов, но к сибу Фоксов.

Вторым путем формирования клана служит локализация мат-рилиниджа или матрисиба вокруг его членов-женщин через матри-локальный тип брачного поселения. В результате мы получаем матриклан (матрилокальный или матрилинейный клан), включающий в себя всех женщин и неженатых мужчин соответствующего сиба вместе с мужьями замужних женщин. Он не включает в себя взрослых мужчин—членов сиба, так как они после заключения брака переселяются к своим женам и становятся членами их матрикланов.

Третий путь состоит в локализации матрисиба вокруг членов матрисиба мужского, а не женского пола. Это достигается через авункулокальное брачное поселение, в рамках которого неженатый мужчина покидает родительский дом и селится в доме дяди по матери, куда он и приводит после свадьбы свою жену. В результате мы получаем группу, которая может быть названа авункулокальным кланом, или авункукпанам; она включает в себя группу матрилинейно связанных мужчин (находящихся между собой в отношении «дядя — племянник» или в отношениях реальных или классификационных братьев) вместе с женами, а также невестками мужчин их собственного поколения. Взрослые и замужние женщины сиба живут в других кланах с мужьями. Иногда в авункуклане племянники могут жениться на дочерях своих дядей по матери, в результате чего по крайней мере некоторые из замужних женщин клана оказываются дочерьми старших мужчин. В той степени, в какой это осуществляется, группа оказывается комбинацией матриклана и авункуклана, где женщины принадлежат к одному сибу, а мужчины — к другому, причем матрилокальное поселение характеризует первых, а авунку-

98

локальное — вторых. В общем, авункуклан напоминает патриклан тем, что его ядро состоит из группы унилинейно связанных мужчин, но в то же самое время он напоминает и матриклан тем, что в качестве основы аффилиации здесь выступает матрилинейный, а не па-трилинейный счет происхождения.

Четвертый путь формирования клана в настоящее время должен рассматриваться как чисто гипотетический. Он заключался бы в локализации патрисиба вокруг его взрослых членов женского пола. Это могло бы наблюдаться при наличии обычая, согласно которому незамужние женщины переселялись бы к своим теткам по отцу, а затем приводили бы мужей в дом теток после заключения брака. Если в дальнейшем в ходе полевых исследований подобный тип поселения будет обнаружен, его можно назвать амиталокалъным, используя термин Лоуи [Lowie, 1932a: 534] «амитат» для обозначения особых отношений с сестрой брата параллельно «авункулату», обозначающему сопоставимое отношение с братом матери. Клан, полученный из сочетания подобного типа брачного поселения с патрилинейным счетом родства, мог бы называться амиталокальным кланом, или амитакланом.

Из 250 обществ нашей выборки согласно имеющейся в нашем распоряжении (зачастую достаточно фрагментарной) информации патриклапы засвидетельствованы в 72 культурах, матрикланы — в 11, а авункуюганы — в 4. Кланы достоверно отсутствуют в 131 обществе, в то время как для 32 унилинейных культур имеющиеся в нашем распоряжении данные слишком скудны для того, чтобы определить, существуют там кланы или нет. Амитакланы в нашей выборке не засвидетельствованы; впрочем, автору их описания вообще никогда не попадались ни в одном из этнографических исследований, когда-либо прочитанных. То, что авункукланы — не просто какой-либо локальный курьез, появившийся на свет в результате уникального стечения обстоятельств, очевидно из распределения соответствующих четырех случаев нашей выборки. Два случая (хайда и тлинкиты) описаны для Северо-Западного побережья Северной Америки, один (лонгуда) — для Северной Нигерии (Африка), а еще один (тробри-андцы) — для Меланезии (Океания).

Проведение разграничения между компромиссными и кровнородственными группами (особенно между кланом и сибом) — не праздное упражнение в классификационном остроумии. Наоборот, это вопрос глубокой функциональной важности. Оба типа родственных групп отличаются друг от друга не только своей конституцией; они выполняют и различные социальные функции. Это может быть проиллюстрировано данными по племени, известному автору по его собственной полевой работе. Хайда (провинция Британская Колумбия, Канада) в дополнение к нуклеарным семьям имеют еще один тип резидентных родственных

99

групп, авункулокальные расширенные семьи; два типа кровнородственных групп, матрисибы и матрилинейные родовые половины; а также один тип компромиссных родственных групп, авункукланы. Каждая расширенная семья занимает большое жилище. Каждый авун-куклан включает в себя обитателей отдельной деревни — группу мат-рилинейно связанных взрослых мужчин с женами, незамужними или недавно вышедшими замуж дочерьми, а также малолетними сыновьями, еще не

101

мы выясним в гл. 7. Девять из обществ нашей выборки имеют только клановые сегменты, в то время как только два организованы в клановые общины, при этом оба — ведды (Цейлон) и яруро (Венесуэла)

— живут бродячими группами, а не в постоянных поселениях.

Для ясности изложения данная глава была написана вплоть до данной страницы таким образом, как если бы кланы возникали в обществах, уже имеющих унилинейные кровнородственные группы, через процесс локализации, вытекающий из применения унилокального правила брачного поселения, соответствующего уже существующему правилу счета происхождения. Усложнить этот синхронный анализ диахронными соображениями означало бы только окончательно запутать читателя. Но теперь, когда диахронный анализ уже завершен, мы можем рассмотреть и проблему происхождения клановых структур. В процессе этого рассмотрения читатель должен отказаться от каких-либо имплицитных априорных предположений об изначаль-ности сиба относительно клана. В реальности первым почти универсально возникает именно клан, и именно на этой основе затем развиваются структуры линиджей и сибов, но не наоборот. Хотя большая часть доказательств должна быть отложена до гл. 8, основные факты относительно временных последовательностей возникновения соответствующих структур должны быть суммированы в этой части книги для того, чтобы не вводить читателя в заблуждение. Можно заявить вполне категорично (сделав оговорку про возможные редкие исключения в совершенно исключительных обстоятельствах), что линиджи и сибы всегда возникают на основе клановой организации через распространение признания унилинейной аффилиации с пола, представители которого образуют клановое ядро, на их сиблингов противоположного пола, покидающих клан после заключения брака. До того как подобное расширение происходит посредством таких механизмов, как развитие системы названий сибов, тотемизма или наследуемых табу, в обществе существуют только кланы, но не сибы. По всей видимости, в некоторых обществах нашей выборки такая ситуация должна наблюдаться, но смешение клановой и сибовой организации в этнографических описаниях распространено так широко, что везде, где нам удалось найти неоспоримые свидетельства существования кланов, мы должны были допустить и существование сибов. Когда сибы и кланы уже сформировались и приобрели экзогамные характеристики, они могут существовать самостоятельно и способны пережить на многие годы те кланы, на базе которых они сформировались. Например, не менее 56 обществ нашей выборки не имеют клановой организации, хотя в них есть унилинейные кровнородственные группы: матрилиней-ные — в 30 случаях, патрилинейные — в 23 и группы обоих типов — в 3. Для 32 других культур, имеющих сибы или линиджи, о существовании кланов не сообщается; следовательно, они могли там отсутст-

102

вовать и фактически. Другими словами, статистически вероятность того, что унилинейное общество будет иметь клановую организацию, приблизительно равна вероятности ее отсутствия.

Кланы, несомненно, возникают в ряде случаев на базе унилокального брачного поселения, ненамеренным результатом которого становится аггрегирование в одном месте некоторого числа унили-нейно связанных взрослых одного пола вместе с их брачными партнерами и детьми. В таких случаях, однако, должны развиться и принцип организации, и правило счета родства. Таким образом, вероятно, что кланы чаще всего возникают на базе родственных групп, в дополнение к подобному аггрегированию родственников, уже имеющих принцип организации, а следовательно, нуждающихся лишь в развитии правила счета родства для трансформирования в кланы. Существуют два типа родственных групп, обладающих этими характеристиками: унило-кальные расширенные семьи и экзогамные демы. Все, что необходимо для трансформирования расширенной семьи в клановый сегмент либо экзогамного дема в клановую общину, — это культурное признание унилинейной аффилиации ядра группы. Когда она распространяется на сиблингов членов этого ядра, перемещающихся в другие кланы или демы при заключении брака, на базе расширенных семей возникают линиджи, а па базе экзогамных демов — сибы. Таким образом, как теоретические соображения, так и эмпирические данные этнографии заставляют предполагать, что кланы, а в конечном счете также линиджи и сибы возникают в большинстве случаев на базе расширенных семей или ставших экзогамными демов.

Начальную фазу эволюции от расширенной семьи к клановому сегменту демонстрируют индейцы хавасупай (США, штат Аризона). Но основе матри-патрилокального брачного поселения в этом племени сформировались группы, называемые «лагерями», в реальности представляющие собой патрилокальные расширенные семьи. Спир [Spier, 1922: 489] очень убедительно показал, как относительно небольшое смещение акцентов в системе уже существующих факторов (например, некоторый рост роли патрилинейного наследования и расширение границ признанного родства по отцовской линии) может приводить к формированию самых настоящих патрикланов. Тон-ганцы (Полинезия) — одна из нескольких этнических групп нашей выборки, достигшая этой стадии, не

развив, однако, экзогамии.

Ментавейцы (Индонезия) демонстрируют начальную стадию сходного процесса развития матрилокальных расширенных семей в клановые сегменты. В этом обществе деревня, обладающая признаками эндогамного дема, делится на секции, каждая из которых состоит из общинного дома, определенного числа окружающих его жилищ и периферии дальних хуторов. Эти локальные подразделения, выступающие в качестве первичных социальных, экономических и религиозных ячеек ментавейского общества, обладают многи-

103

ми признаками расширенных семей, включающих в себя некоторое число занимающих отдельные дома нуклеарных семей. Тем не менее они еще не стали экзогамными; кроме того, среди ментавейцев еще не получил открытого признания матрилинейный счет родства, которого только и не хватает для превращения локальных подразделений ментавейцев в матрикланы.

Клановая община может развиться из кланового сегмента через процесс демографического роста и последующего деления общины, в результате чего в конечном счете в общине, прежде состоявшей из нескольких клановых сегментов, может остаться всего один сегмент. Однако по крайней мере не реже клановая община может развиваться непосредственно из экзогамного дема. По мере распространения противоинцестуозных табу на членов дема (что служит имманентной тенденцией в эволюции всех кровнородственных групп [см. гл. 10]) эндогамность дема начинает постепенно трансформироваться в предпочтительную локальную экзогамию. Это приводит к появлению матридемов там, где брачное поселение мат-рилокально, и патридемов при патрилокальном поселении. В силу действия причин, природа которых будет рассмотрена в гл. 8, мат-ридемы имеют крайне ограниченное распространение, встречаясь практически исключительно только у обществ, организованных в бродячие локальные группы (migratory band organization). В нашей ! выборке матридемы наблюдаются только у индейцев арапахо и чей- \ еннов; в обоих случаях матридемы наблюдаются в зачаточном состоянии. Если бы любое из этих племен перешло к строгой локальной экзогамии с матрилокальным брачным поселением, локальная группа состояла бы из матрилинейно связанных женщин, их мужей и детей. Если бы позднее эти фактически существующие унилиней-ные структуры получили культурное признание посредством развития унилинейного счета родства, а заключившие брак с представительницами другой родственной группы и переселившиеся к ним мужчины сохраняли свою родственную аффилиацию с представителями локальной группы, в которой родились и выросли, в племени можно было бы наблюдать существование матрилинейных клановых общин и матрисибов, подобно ведды и яруро.

Однако значительно большее распространение имеет трансформация патридемов в патрикланы и патрисибы. Наша выборка включает 13 обществ с билатеральным счетом родства и выраженной тенденцией к локальной экзогамии, т.е. с патридемами. Это следующие этнические группы:

черноногие (блэкфут), эроманганцы, хула, она, куинолт, семанги, шаста, такелма, тетоны, валапаи, вапишана, ягханы и юроки. Нормальный процесс, с помощью которого патриде-мы могут превратиться в патрилокальные клановые общины с последующим формированием патрисибов, может быть проиллюстрирован на примере индейцев хула (Северо-Западная Калифорния).

104

Вследствие патрилокального брачного поселения и локальной экзогамии обитатели деревни, населенной индейцами хула, представляют собой в основном патрилинейно связанных мужчин, их детей, а также жен, пришедших к первым по браку из других общин. Из обычного патрилокального брачного поселения здесь, однако, отмечается важное исключение. Некоторые бедные мужчины (составляющие среди индейцев хула достаточную часть) платят только половину обычного калыма и селятся матрилокально вместе с родителями своей жены; другая половина калыма покрывается отработками за жену. Дети этих «полуженатых» мужчин продолжают жить в деревнe матерей и считаются в дальнейшем членами соответствующих деревенских общин. Так как домохозяйство его главы может включать дочерей вместе с их «полуженатыми» мужьями, а также сыновей вместе с женами и детьми, то в таких случаях мы имеем дело с расширенной семьей скорее билокального, чем патрилокального, типа. Лоуи [Lowie, 1920: 157-158] ясно описал две из трех модификаций, необходимых для появления патрикланов, а затем и патрисибов. Во-первых, патрилинейное поселение должно было бы стать единственным типом брачного поселения, что способно привести к формированию четко оформленных патридемов. Во-вторых, патрилинейное родство должно было бы быть признано в качестве связи, объединяющей совместно проживающих мужчин; следовательно, появились бы действительные патрилокальные клановые общины. В-третьих, должно существовать такое средство, которое могло бы зафиксировать аффилиацию членов группы не только мужского, но и женского пола, например через присвоение общего имени всем индивидам, родившимся в данной деревне, посредством чего исходная аффилиация выходящих замуж на стороне женщин могла бы

получить постоянную фиксацию. Именно подобным образом на свет появились бы полноценные патрисибы.

Утверждение о том, что линиджи и сибы практически повсеместно развились из клановой организации, а кланы в свою очередь — из унилокальных расширенных семей и экзогамных демов, согласуется с мнениями всех американских антропологов, уделявших достаточное внимание изучению этой проблемы. После Спира и Лоуи к подобному заключению недавно пришел и Титиев [Titiev, 1943: 511530]. Доказательства правильности данной гипотезы совершенно убедительны, как будет показано в гл. 8. Факты диахронической последовательности показывают, что обычное обозначение кланов как «локализованных» кровнородственных групп вводит в заблуждение, и требуют введения в научный оборот четкого термина для обозначения этой формы социальной организации. Если термин «клан» кажется читателю неудовлетворительным, приглашаем его подумать над другим, более подходящим, обозначением.

Глава 5 ОБЩИНА

Антропологи, начиная с Моргана и заканчивая Лоуи, проявили значительно больше интереса к изучению форм семьи, сиба и клана, чем к исследованию организации социальных групп, построенных на чисто территориальной основе. С другой стороны, социологи уже долгое время уделяют большое внимание общинной организации, и сходный интерес в последнее время намечается и в антропологии, где особенно заметный вклад в исследование проблемы был внесен Стюардом [Steward, 193ба: 331350] и Линтоном [Linton, 1936: 209-230].

Социологический термин «община» (community') представляется здесь предпочтительнее менее определенных или описательных терминологических альтернатив, таких, как «локальная группа» (local group) или «бэнд» (band) в качестве родового обозначения групп, организованных на преимущественно территориальной/локальной основе. Одно из предложенных определений общины рассматривает ее как «максимальную группу лиц, которые обычно живут в одном месте и находятся в непосредственном общении друг с другом» [Murdock et al., 1945: 29]. Община и нуклеарная семья — это единственные действительно универсальные социальные группы. Они встречаются во всех известных науке обществах, а в зачаточной форме могут быть прослежены и на дочеловеческом уровне.

Нигде на земле люди не живут постоянно изолированными семьями. Повсеместно территориальная близость в совокупности с разнообразными связями других типов объединяет как минимум несколько соседних семей в более крупное социальное образование, все члены которого поддерживают прямые личные отношения друг с другом. Вейер ([Weyer, 1932: 141-144]; см. также: [Steward, 193ба: 332-333]),

демонстрируя этот факт применительно к эскимосам, отмечает, что общинная организация облегчает жизнь своим членам через социальное взаимодействие, дает им хозяйственные

106

преимущества через кооперацию в добывании продуктов питания, а также страхует их от временной нетрудоспособности или всякого рода несчастий через взаимопомощь и дарообмен. К этим преимуществам можно добавить совершенствование специализации и разделения труда, достигаемое в рамках общинной организации. Таким образом, общинная организация увеличивает шансы выживания своих членов, а это, вместе с непосредственными преимуществами, которые она дает, вне всякого сомнения, становится причиной ее универсального распространения.

Община имеет различные формы у народов с разными типами хозяйства. Там, где хозяйство основано, прежде всего, на собирательстве, охоте или скотоводстве, обычно требующих сезонного перемещения с места на место, локальная группа, как правило, состоит из нескольких семей, регулярно располагающихся вместе лагерем. Этот тип общины называется бродячей локальной группой (band). С другой стороны, земледелие требует более постоянного обитания в едином поселении, хотя истощение земель может заставлять общину перемещаться на новое место каждые несколько лет. Постоянное поселение также совместимо с экономикой, основанной на рыболовстве, иногда даже и на охоте — в исключительных обстоятельствах, когда охотничьи ресурсы изобильны, а основные объекты охоты не совершают сезонных миграций. При более или менее оседлом поселении община может принять форму деревни, занимающей сконцентрированный кластер жилищ рядом с центром эксплуатируемой территории, либо общинной округи (neighborhood), состоящей из разбросанных по полуизолированным хуторам семей. Возможен также и промежуточный тип — например, американский сельский городок с разбросанными по округе фермами и локальным центром, где размещаются церковь, школа, почта и универсальный магазин. Существует и вариант, когда люди живут в постоянных деревнях в течение одного сезона, а на следующий сезон разбиваются на мелкие бродячие группы. Из 241 общества нашей выборки, по которым мы имеем соответствующую информацию, 39 организованы в бродячие локальные группы (bands), 13 — в общинные округи без выраженного общинного центра, а 189 живут деревнями или городами.

Что касается размера общины, то на уровне его нижней границы (к пей близки, например, чукчиоленеводы) она может состоять из двух-трех семей. Верхняя граница, по всей видимости, задается «практической невозможностью установления устойчивых тесных связей с очень большим числом людей» [Linton, 1936: 218]. Видимо, по этой причине наблюдается тенденция к сегментации крупных городских поселений (при отсутствии избыточной географической мобильности) на локальные округи или кварталы, обладающие очевидными признаками общин. Исследование Гуденафа

107

[Goodenough, 1941]39 выявило, что средние размеры общин колеблются в пределах от 13 до 1000 человек; при этом средний размер общины для бродячих локальных групп — это 50 человек40, для рассеянной общинной округи — 250, а для оседлых деревень — 300 человек. Это же самое исследование показало, что нормальный размер общины зависит прежде всего от типа хозяйства. Например, если локальная экономика основана прежде всего на охоте, собирательстве и рыболовстве, средний размер общины составляет менее 50 человек, в то время как при сочетании земледелия со скотоводством он достигает приблизительно 450 человек.

По всей видимости, община всегда связана с определенной территорией; при этом члены общины эксплуатируют ее ресурсы в соответствии с технологическими достижениями своей культуры. При охотничье-собирательском типе хозяйства общинные земли находятся в коллективной собственности и подвергаются коллективной эксплуатации (см.: [Steward, 1936a: 332-333]), хотя в некоторых случаях,

как было показано Спеком [Speck, 1914: 289-305; 1915: 1-10; 1918: 143-161; 1923:452-471; 1927: 387403; 1940: 203-212] применительно ко многим алгонкинским племенам северо-востока Североамериканского континента, общинная территория делится на участки, принадлежащие отдельным семьям. В скотоводческих обществах в тенденции наблюдается сходная ситуация. При земледельческом хозяйстве в ряде случаев обрабатываемая земля находится в коллективной собственности и периодически перераспределяется между семьями. Однако значительно более часто она находится в феодальной или частной собственности, хотя неземледельческие участки общинной территории могут продолжать оставаться в коллективной собственности и коллективном пользовании. Территориальная основа общины сохраняется даже в обществах с рыночной или промышленной экономикой, несмотря на резкое уменьшение в данном случае относительной важности земли как источника средств к существованию.

Вследствие наличия общей территории и взаимозависимости составляющих ее семей община становится базовым фокусом общественной жизни. Каждый из ее членов обычно достаточно близко

39Это исследование, предпринятое с использованием базы данных «Кросс-культурная сводка» по предложению профессора В. Ф. Огберна, опиралось на данные по 40 культурам, по которым в сводке имеется необходимая достоверная информация по данному кругу вопросов (примеч. авт.).

40Оценка данного параметра, проведенная независимо Стюардом, также дала цифру в 50 человек в качестве средней численности бродячих локальных групп; в дополнение к этому Стюарду удалось оценить средний размер территории, эксплуатируемой одной локальной группой. Это оказалось приблизительно 100 квадратных миль, (см.: [Steward, 1936a: 333]) (примеч. авт.).

108

знаком с остальными членами общины и через постоянное взаимодействие научился адаптировать свое поведение к поведению сооб-щинников; таким образом, группа оказывается сплоченной воедино сложной сетью межличностных отношений. Многие из них получают культурное оформление, в результате чего формируются стандартизированные социальные отношения, например родственные или отношения, основанные на иерархии половозрастных статусов. Они облегчают социальное взаимодействие и в значительной степени аггрегируются в кластеры вокруг общих интересов, образуя группы, подобные кланам и ассоциациям, помогающие связать образующие общину семьи в единое целое.

Так как сообщинники оказывают влияние на поведение индивида именно через непосредственные личные отношения (которые мотивируются, направляются, вознаграждаются и наказываются), община оказывается первичной базой социального контроля. Именно здесь наказывается отклонение от следования нормам, а жизнь в соответствии с ними получает поощрение. Примечательно, что изгнание из общины в разных концах земного шара рассматривается как самое серьезное наказание, и именно угроза изгнания служит конечной санкцией, направленной на обеспечение следованию нормам со стороны индивидов. Через действие социальных санкций человеческие представления и поведения в тенденции становятся относительно стереотипными в пределах общины; в результате получают развитие локальные культуры. В самом деле, община, по-видимому, выступает в качестве наиболее типичной группы, поддерживающей тотальную культуру. Между прочим, это дает теоретическое обоснование направлению «исследований общины», области, к которой в последние десятилетия антропологи, социологи и социальные психологи в равной степени проявляют выраженный интерес. В условиях относительной изоляции каждая община имеет собственную культуру. Степень, в какой

она обладает характеристиками, общими с культурой соседних локальных групп, в немалой мере зависит от средств и объемов коммуникации между ними. Легкость коммуникации и географическая мобильность могут привести к высокому уровню культурной однородности на больших пространствах, как, например, в современных Соединенных Штатах, но она может привести и к появлению важных социальных разломов, линии которых могут пройти и через локальные образования, как это наблюдается в случае классового расслоения. Тем не менее для большинства народов Земли община всегда была и первичной единицей социального участия, и выраженной группой — носительницей культуры.

Объединенные отношениями взаимопомощи и общей культурой члены общины образуют «мы-группу» (in-group) [Sumner, 1906: 12], характеризующуюся внутренним миром, порядком и высоким

109

уровнем кооперации. Поскольку они помогают друг другу в удовлетворении основных влечений и производных потребностей, а удовлетворение последних возможно только в социальной жизни, среди них развивается коллективное чувство групповой солидарности и лояльности, имеющее разные обозначения — «сингенизм», «мы-чув-ство», esprit de corps, «чувство общности».

Социальная жизнь, несмотря на все те многообразные преимущества и плюсы, что она дает ее участникам и которые в свою очередь укрепляют ее саму, тем не менее также время от времени ведет к тем или иным фрустрациям и расстройствам. Индивид должен сдерживать свои некоторые импульсы, если хочет продолжать сотрудничать с сообщинниками, а когда ему не удается сдержаться, он испытывает на себе применение болезненных социальных санкций. Как всегда, фрустрации порождают агрессивные тенденции [Dollard et al., 1939]. Однако последние не могут найти полного выражения в пределах мы-группы, ведь иначе к индивиду будут применены дополнительные санкции и он лишится поддержки сообщинников полностью. Следовательно, они выходят наружу, канализируясь в форме антагонистических чувств и враждебного поведения в отношении других групп. Межгрупповой антагонизм становится, таким образом, неизбежным спутником В1гутригрупповой солидарности Тенденция превозносить свою мы-группу и принижать другие (феномен, технически известный как

«этноцентризм» [Sumner, 1906: 13; Murdock, 1931:613-614]), хотя она и была, видимо, изначально ас-

социирована именно с общиной, стала с расширением общественных горизонтов характерной для всех социальных групп людей. Сегодня, например, этноцентризм встречается в самых разных обличьях — от «местного патриотизма», «гордости за родной колледж» и esprit de corps коммерческой организации до религиозной нетерпимости, расовых предрассудков, «классового самосознания» и международных конфликтов. Сколь бы ни был этот феномен достоин сожаления с этической точки зрения, он неизбежен для самой общественной жизни; в лучшем случае его можно направить таким образом и по таким адресам, чтобы это наносило наименьший вред социуму.

Так как ее члены имеют большой опыт прямой личностной кооперации, община обычно способна предпринять скоординированную коллективную акцию, по крайней мере в чрезвычайных обстоятельствах, вне зависимости от того, делает ли она это под руководством неформальных или формальных лидеров, либо ее организуют коллективные органы, чьи сфера компетенции, властные полномочия и функции определены культурно. Более того, в качестве основного центра социального контроля она поддерживает внутренний порядок и обеспечивает следование традиционным нормам поведения, если даже и не при помощи юридических органов и процедур, то по крайней мере через коллективное примене-

110

ние санкций в случаях, когда общественное мнение обеспокоено серьезными нарушениями порядка. Таким образом, в основе своей община оказывается политической группой наряду с тем, что она выступает в качестве локализованной, построенной на личностных отношениях группой, обеспечивающей воспроизводство культуры определенного типа. Именно в общине нужно искать зародыши политической организации, как бы ни была она проста и неформальна с точки зрения органов и процедур.

Необходимо указать на обстоятельство, что политическая организация в кросс-культурной перспективе имеет и вторую первичную функцию. Наряду с тем, что она служит средством социального контроля и координации коллективных действий (и это выступает в качестве оправдания ее существования для управляемых), она дает власть имущим возможность использовать свою власть для собственного возвеличивания и обогащения. Вне зависимости от того, имеем мы дело с вождем варваров, феодальным лордом или муниципальным боссом, все они получают от исполнения своих политических функций заметные привилегии и личные выгоды. Пока правители поддерживаю'!' закон и порядок, а их эксплуататорская деятельность не принимает диспропорциональных масштабов в сопоставлении с объемом предоставляемых ими социальных услуг, управляемые обычно не восстают против них из-за их социальных привилегий. Однако чрезмерная эксплуатация может приводить к

замене одних управляющих лиц другими.

Общественные отношения, даже имея непосредственный личный (face-to-face) характер, по-видимому, никогда не замыкаются в рамках одной лишь общины, если только она не совершенно изолирована, подобно тому как полярные эскимосы, когда их впервые посетил Росс [Ross, 1819: 110], поразились, узнав, что они не единственные люди на Земле. Торговля, межобщинные браки и другие факторы создают личные связи между членами различных общин, на базе чего зона мира и порядка может значительно увеличиваться. Воинсгвенность и атомизм простых обществ были очень преувеличены. Первобытный человек в той же степени, что и мы сами, способен представить преимущества, которые он может получить от мирного взаимодействия с соседями и от сдерживания проявлений собственных этноцентрических предрассудков. Даже в регионах постоянных вооруженных конфликтов военные действия идут не постоянно и не против всех окрестных групп; даже при максимальной интенсивности вооруженных конфликтов все-таки наблюдаются перемирия и временные альянсы. Но значительно чаще мы видим преобладание мирного взаимодействия как господствующей нормы общения на обширных территориях.

Распространение личных отношений за пределы общины может облегчаться при помощи разнообразных культурных средств, 111

например локальной экзогамии, побратимства, норм безопасного прохождения через территории чужих общин, перемирий на периоды проведения торговых ярмарок. Оно может регулироваться развитием социальных групп, границы которых выходят за рамки одной общины, например сибов, религиозных сект и социальных классов. Наконец, межобщинный мир может быть обеспечен политической унификацией, организацией нескольких локальных групп в единый округ как в рамках племенной, так и государственной администрации. Хотя многие общества пошли именно этим путем, около половины культур нашей выборки не развили каких-либо форм собственно политической интеграции, выходящих за границы отдельных общин. Информация о политической организации в доконтактный период имеется по 212 обществам нашей выборки. В 108 общины политически независимы; в 104 определенные политические структуры объединяют общины в более крупные образования разного масштаба.

Среди факторов, благоприятствующих развитию надобщин-ной политической организации, особо важен оседлый образ жизни. Табл. 10 показывает, что бродячие локальные группы обычно являются политически независимыми, в то время как деревни и поселения оседлого населения чаще организованы в надобщинные объединения.

ТАБЛИЦА 10

МАТЕМАТИКО-СТАТИСТИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ К ТАБЛИЦЕ 10: р = + 0,32; а < 0,001; у = + 0,68; а < 0,001. Как мы видим, корреляция в этом случае оказалась в предсказанном направлении и безусловно статистически значимой. Так что данные, обобщенные Мердоком в табл. 10, действительно свидетельствуют о существовании закономерной статистически значимой связи между оседлостью и развитием жестких надобщинных политических структур (вождеств и государств), отчуждающих суверенитет общин и превращающих независимые общины в зависимые. Значение у-коэффицента для данной корреляции является несомненно высоким. Этого нельзя, впрочем, сказать о значении коэффициента ранговой корреляции Спирмена (р). Объясняется это следующим: хотя отсутствие оседлости достаточно эффективно блокирует развитие надобщинных политических структур, ее наличие бло-

112

кирует сохранение общинами своей независимости отнюдь не столь эффективно — действительно, согласно данным Мердока, более чем в трети описанных этнографами оседлых культур общинам тем не менее удалось сохранить свою политическую независимость (по крайней мере в доконтактный период). —А К.

Проблема организации скоординированной коллективной акции, а также поддержания закона и порядка в крупной политии более сложна, чем в отдельной общине. Неформальные способы достижения консенсуca, кооперации и социального контроля не могут действовать там, где отсутствуют прямые личные контакты, и они заменяются формальными механизмами и процедурами. Межличностные отношения, связывающие воедино членов надобщинного объединения, будут по