1sheygal_e_i_semiotika_politicheskogo_diskursa (1) / SHEIGA~1

Наряду с корпоративной функцией политический социолект нередко выполняет функцию сопротивления правящему режиму.

в) событийная локализация –дифференциация жанров по их соотнесенности со сложными коммуникативными событиями политического дискурса. Один и тот же жанр может входить в разные события, как показано в таблице:

жанры	cобытия
лозунг-скандирование	митинг, съезд, собрание
голосование	выборы, референдум
лозунг-листовка	избирательная кампания, акция протеста
письма граждан	избирательная кампания, скандал
публичная речь	съезд, парламентские слушания, митинг, встреча с избирателями, визит

г) степень прототипности – маргинальности жанра в полевой структуре дискурса. К центральным, прототипным относятся первичные, сугубо институциональные жанры, в полной мере соответствующие основной интенции политического дискурса – борьбе за власть: парламентские дебаты, публичная речь политика, лозунг, декрет, переговоры. Периферийные жанры находятся на стыке с другими типами дискурса и, как правило, являются вторичными жанрами, имеющими респонсивный характер и представляющими собой реакцию на речевые действия, совершенные политиками в первичных жанрах. К ним относятся интервью, мемуары политиков, аналитические статьи, письма читателей. разговоры о политике, граффити, а также смеховые жанры (политическая карикатура, пародия, частушка, анекдот).

Инаугурационное обращение как прототипный жанр интеграции отличает фатическая доминанта коммуникации. Инаугурационная речь является неотъемлемой частью ритуального политического события и представляет собой политический перформатив. Особенностью временной отнесенности данного жанра является «вечное настоящее», что отражается в специфике его тональности и словаря. Основными функциями инаугурационного обращения являются: интегративная, инспиративная, декларативная, перформативная. Каждая функция находит свое выражение в специфическом наборе топосов.

Для интегративной функции таковыми являются: а) топос взаимных обязательств народа и президента The oath taken in the presence of the people becomes a mutual covenant. My promise is spoken: yours unspoken, but not the less real and solemn (Б. Гаррисон); б) топос единства нации как условия успешного решения проблем, стоящих перед страной Let us then, fellow-citizens, unite with one heart and one mind … (Т. Джефферсон).

Инспиративная функция актуализируется через топосы опоры на прошлое (We dare not forget today that we are heirs of that first revolution. – Дж. Ф. Кеннеди).), обновления (Today we celebrate the mystery of American renewal. – Б. Клинтон), величия нации (Our nation is posed for greatness. – Р. Рейган).) и топос возвышенных эмоций (And may He continue to hold us close as we fill the world with our sound – in unity, affection and love. – Р. Рейган).

Декларативная функция реализуется в топосах долга (We must be strong, for there is much to dare. – Б. Клинтон), работы (My friends, we have work to do. – Дж. Буш) и насущных проблем дня (There are homeless, lost and roaming. There is crime to be conquered, the rough crime of the streets. – Дж. Буш).

Для перформативной функции особо значимы топос вступления в должность (With this pledge taken, I assume unhesitatingly the leadership of this great army of our people…– Ф. Д. Рузвельт), а также топосы законопослушности (I take the official oath to-day with no mental reservations and with no purpose to construe the Constitution or laws by any hypercritical rules. – А Линкольн) и достойного лидера (Ask of us the same high standards of strength and sacrifice which we ask of you. – Дж. Ф. Кеннеди).

Лозунг входит в число прототипных жанров политического дискурса. Агональность лозунга заключается в том он является непосредственным инструментом политической борьбы: в иллокутивном аспекте жанрообразующим признаком лозунга является директивность. Лапидарность и суггестивность, будучи основными характеристиками лозунга, обусловливают его содержательную и структурную специфику: тематическая однофокусность, злободневность, идеологическая маркированность, максимальная эксплицитность в пропозициональном и аксиологическом плане, эмоциональность, наличие лозунговых слов, преобладание простых нераспространенных утвердительно-восклицательных предложений, наличие часто повторяющихся клишированных структур, ритма, рифмы и аллитерации (Ельцин, Чехов, Семергей, вон из власти и скорей! ЗАбота, ЗАщита,ЗАкон. Знаем, верим, изберем! Борис. Борись! Мы отменим депутатскую неприкосновенность! Вернем себе достойную жизнь!).

Типология лозунгов строится по иллокутивной силе: в основе рекламных лозунгов лежит речевой акт призыва, для протестных лозунгов ведущим является речевой акт требования, декларативные лозунги содержат речевые акты ассертивы и экспрессивы.

Особо значимые сюжеты политической жизни находят отражение в специфических дискурсных образованиях – политических нарративах, под которыми понимается разновременная совокупность текстов разных жанров, сконцентрированная вокруг определенного политического события. Для политического нарратива как сложного коммуникативного события характерна множественность изложений и модальных установок.

Примером такого события является политический скандал. Представление о типизированной ситуации скандала составляет денотативный прототип нарратива, который выявляется через анализ концептуального фрейма «скандал». Основные узлы данного фрейма (субъекты скандала, их действия, предпосылки, цели и последствия действий, реакция социума на скандал) коррелируют с нарративными категориями в рамках повествовательного фрейма (по Т. ван Дейку). Ролевая структура политического нарратива задается базовой семиотической оппозицией «свои – чужие» и конкретизируется на двух уровнях: а) оппозиции социокультурных (этических) ценностей; б) оппозиция политических сил и группировок.

В заключении подводятся итоги исследования.

Основной вывод выполненной работы сводится к тому, что установленная в работе семиотическая триада политического дискурса – интеграция, ориентация, агональность – выступает в качестве организующего принципа на всех уровнях данного вида общения – в его знаковых единицах, речевых действиях и жанрах.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Семиотика политического дискурса: Монография / Ин-т языкознания РАН; ВНПУ. Волгоград: перемена, 2000. 22 п.л.

2. Жизнь и культура США: лингвострановедческий словарь. – Волгоград: Станица-2, 1998. 15 п. л. (Соавтор О. А. Леонтович).

3. Градация в лексической семантике: учебное пособие к спецкурсу. Куйбышев: КГПИ, 1990. 5,5 п.л.

4. Лингвистический контекст как средство развертывания и развития лексического значения // Значение слова и его варьирование в тексте. Волгоград: ВГПИ, 1987. С. 12-25. 0,8 п. л.. (Соавтор И. В Сентенберг).

5. Объективация значения слова в парадигматическом контексте // Морфологические и семантические проблемы слова как номинативной единицы. Горький: ГГПИ, 1988. С. 115–124. 0,6 п. л. (Соавтор И. В. Сентенберг).

6. Количественно-оценочный дейксис в слове, словосочетании и предложении // Синтагматика слова, словосочетания и предложения. Волгоград: ВГПИ им. А. С. Серафимовича, 1988. – С. 150–155. (0,5 п.л.).

7. О соотношении категорий интенсивности и экспрессивности // Экспрессивность на разных уровнях языка. Новосибирск: Изд-во Новосиб. Гос. ун-та, 1984. С. 60–65. 0,3 п.л..

8. Типология градуальных парадигм // Языковые парадигмы и их функционирование в речи. Волгоград: Перемена, 1992. С. 52–60. 0,3 п.л.

9. Антропонимы-сленгизмы в языковой картине мира // Языковая личность: проблемы значения и смысла. Волгоград: Перемена, 1995. – С. 118–124. 0,4 п.л..

10. Лингвокреативная языковая личность и инновационные процессы в английском сленге // Язык и эмоции. Волгоград: Перемена, 1995. С. 155–160. 0,3 п.л.

11. Компьютерный жаргон как лингвокультурный феномен // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград: Перемена, 1996. – С. 204-211. 0,4 п.л..

12. Прагматические функции кавычек в американской журнальной публицистике // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания. Тез. докл. науч. конф. Волгоград 5–7 февр. 1997 г. Волгоград: Перемена, 1997. С. 133-134. 0,1 п.л..

13. Эвфемизм и ирония в политическом тексте // Филология –Philologica, №11. Краснодар: Изд-во Кубан. ун-та, 1997. С. 47-49. 0,5 п.л.

14. Political euphemisms in ironical context // Сближение культур: следующий шаг: Междунар. сб. науч. тр. / Волгогр. гос. пед. ун-т (Россия); Рамапо колледж, Нью-Джерси (США). Волгоград: Перемена, 1997. С. 99–106. 0,5 п.л.

15. Языковой образ американского политика (по материалам культурологических словарей // Americana. Вып. 2: материалы междунар. науч. конф. «Россия и страны Америки: Опыт исторического взаимодействия», г.Волгоград, 24-26 сент. 1997 г. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1998. С.305-314. 0,6 п.л.

16. Прагматика дейксиса в политическом дискурсе // Языковая личность: система, нормы, стиль: Тез. докл. науч. конф. Волгоград, 5-6 февр. 1998 г./ВГПУ. Волгоград: Перемена, 1998. С. 121-123. 0,1 п.л.

17. Функции антропонимов в политическом дискурсе // Ономастика Поволжья: Тез. докл. VIII междунар. конф. Волгоград, 8-11 сент. 1998 г. Волгоград: Перемена, 1998. С. 101–194. 0,2 п.л.

18. Политическая афористика как знаковый феномен // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: Тез. докл. науч. конф. Волгоград, 6-8 окт. 1998 г./ ВГПУ. Волгоград: Перемена, 1998. С. 105–106. 0,1 п.л.

19. Структура и границы политического дискурса // Филология – Philologica, №14. Краснодар: Изд-во Кубан. ун-та, 1998. С.22–29. 1,1 п.л.

20. Политический скандал как нарратив // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты. Волгоград – Саратов: Перемена, 1998. С. 55-68. 0,8 п.л.

21. Вторичные жанры политического дискурса // Русский язык в контексте современной культуры. Тез. докл. междунар. конф. Екатеринбург 29-31 окт. 1998 г. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. ун-та, 1998. С. 143-144. 0,1 п.л.

22. Интерпретация в политическом дискурсе: вопрос, ответ, загадка // Проблемы семантического описания единиц языка и речи. Тезисы докл. междунар. науч. конф., Минск, 10-12 ноября 1998 г. Минск.: МГЛУ, 1998. С. 174–175. 0,1 п.л.

23. Вербальная агрессия в политическом дискурсе // Вопросы стилистики. Вып. 28: Антропологические исследования. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1999. С. 204-222. 1,1 п.л.

24. Семиотическое пространство политического дискурса // Политический дискурс в России – 3: Материалы раб. совещ. (Москва, 27–28 марта 1999 года). М.: Диалог-МГУ, 1999. С. 114-123. 0,6 п.л.

25. Типология мифологем в русском и американском политическом дискурсе // Проблеми зiставноï семантики: Збiрник статей за доповiдями Мiжнародноï науковоï конференцiï 23-25 вересня 1999 р. – Киïв, 1999. С.349–352. 0,3 п.л.

26. Слово в политическом социолекте // Вопросы лексикологии и лексикографии языков народов Северного Кавказа, русского и западноевропейских языков. Тез. Общерос. конф. (22-23 апреля 1999). Пятигорск: ПГЛУ, 1999. С. 132–133. 0,1 п.л..

27. Язык и власть // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики. Волгоград: Перемена, 1999. С. 132–149. 1,1 п.л.

28. Структура коммуникативного события «политический скандал» // Единство системного и функционального анализа языковых единиц. материалы междунар. науч. конф. Белгород: Изд-во Белгород. ун-та, 1999. С. 336-339. 0,2 п.л. (Соавтор О. Е. Ермоленко).

29. Политическая психология и политический фольклор // Актуальные проблемы психологии, этнопсихолингвистики и фоносемантики: Материалы Всерос. конф. Пенза, 8–11 декабря 1999. М.; Пенза: Ин-т психологии и Ин-т языкознания РАН; ПГПУ им. В. Г. Белинского, 1999. С. 116-117. 0,1 п.л.

30. Смысловая неопределенность как фактор политического дискурса // Политический дискурс в России – 4: Материалы раб. совещ. (Москва 22 апреля 2000 г.). М.: Диалог-МГУ, 1999. С. 111–116. 0,3 п.л.).

31. Эвфемизация в политическом дискурсе // Языковая личность: проблемы креативной семантики. Волгоград: Перемена, 2000. С. 94–112. 1,1 п.л.

32. Функциональная структура политического дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Волгоград: Перемена, 2000. С. 79–90. 0,7 п.л.