Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
7
Добавлен:
19.11.2019
Размер:
370.18 Кб
Скачать

307

Глава III

ИНТЕНЦИОНАЛЬНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

  1. Истинностный аспект политического дискурса

Проблема истинности /ложности в политическом общении принадлежит к числу наиболее активно обсуждаемых лингвистами, политологами и журналистами, а также самими политиками, которые как напрямую, так и через СМИ постоянно обвиняют друг друга во лжи и разоблачают друг друга перед лицом электората. Основным фактором недостоверной информации в политическом дискурсе является борьба за власть. «Ложь в политике представляет собой специфический вид лжи, ибо она имеет целью не только ввести в заблуждение, но и облегчить тому, кто ею пользуется, манипулирование другими людьми» (Запасник 1991: 105).

В зависимости от причины и мотива лжи выделяются следующие разновидности искажения действительности в политическом дискурсе: а) ложь политической выгоды (от замалчивания нежелательных фактов до их полного извращения); б) дискредитирующая ложь как способ компрометации политических оппонентов; в) параноидальный тип лжи, который представляет собой проявление некоей навязчивой идеи (масонский заговор, управление Западом Россией через марионеточный режим). Признаками параноидальной лжи является полная неверифицируемость исходных положений и делогизированный характер аргументации, явно рассчитанный не на рациональную обработку информации, а на когнитивные эмоции адресата (Виноградов 1996 б: 302).

Если параноидальный тип лжи является проявлением крайней мифологизированности политического сознания, то использование двух других типов лжи имеет более рациональную основу и носит характер коммуникативной стратегии: ложь политической выгоды можно рассматривать как стратегию самозащиты, а дискредитирующую ложь – как стратегию нападения.

Исходя из предложенного Ю. Хабермасом противопоставления стратегического действия (нацеленного на успех) и коммуникативного действия (ориентированного на взаимопонимание и согласие) (Habermas 1984), В. Холли справедливо полагает, что пропаганда, по определению, направлена на достижение успеха, т. е. является стратегическим действием. Поэтому, в отличие от коммуникации по Грайсу, учитывающей интересы адресата и направленной на достижение консенсуса, в пропаганде говорящий преследует свои интересы, не принимая во внимание интересы слушающего (Holly 1989: 129). В политической коммуникации искренность (основное условие правдивости сообщения) уступает место соображениям политической выгоды. Именно поэтому для политического дискурса характерно нарушение принципа сотрудничества и, прежде всего, максим качества и количества. Нарушение максимы качества выражается в том, что политики сознательно сообщают недостаточно достоверную и недостаточно аргументированную информацию, дают недостаточно обоснованные оценки. Нарушение максимы количества проявляется, в основном, как отклонение не в сторону избыточности, а в сторону неполноты информации.

Градацию достоверности сообщения можно представить в виде шкалы, на одном полюсе которой будет находиться полная правдивость (абсолютная искренность), на другом полюсе – откровенная ложь. Между этими двумя крайними точками – разные степени уклонения от правды. Именно полуправда представляет особый интерес для нашего исследования, поскольку она является основным средством дезинформации и лежит в основе различных коммуникативных манипуляций в политическом дискурсе.

Обратимся к работе Д.И. Дубровского, в которой анализируется роль полуправды в каждом из трех звеньев структуры обманного коммуникативного действия (информант, адресат и сообщение). В звене информанта (субъекта, творящего обман) полуправда играет существенную роль в формировании самообмана, самооправдания, способов самоутверждения и самореализации. В звене адресата, кроме отмеченных форм, важную функцию выполняют также и такие проявления полуправды, которые связаны с оценкой вероятности наступления желаемых событий, с информацией, получаемой по другим каналам и частично подтверждающей сообщения информанта. Что касается третьего звена – сообщения, то его правдоподобность обеспечивается тем, что «содержание его заключено в традиционные для адресата рамки (нормативы, установки, уже сформированные символы веры и т. п.), освящено авторитетом, «приклеиванием» сообщаемого содержания к высшим ценностям (справедливость, добро, благо народа и т. п.), апелляцией к «объективным законам», «государственной необходимости», и прочим надличностным категориям, олицетворяющим такие сверхмощные силы и процессы, перед которыми воля отдельного человека – ничто» (Дубровский 1994: 67).

Фактор доверия к авторитету говорящего (вплоть до безусловной веры) противопоставлен критичности восприятия информации, предполагающей ее рациональное осмысление и проверку на истинность /ложность. Степень критичности зависит от степени демократичности политической системы и, соответственно, степени диалогичности /монологичности политической коммуникации в рамках данной системы. «В монологической коммуникации значения «истинно /ложно» уступают место другой бинарной системе оценок – «освящено /не освящено коммуникативным авторитетом субъекта» или «одобрено /не одобрено монологическим субъектом». Все высказывания, которые освящены коммуникативным авторитетом М-субъекта, уже поэтому «истинны» (Семененко 1996: 144).

Проблема достоверности информации в политическом дискурсе осложняется тем, что целый ряд характерных для него жанров и типов высказываний связан с таким видом содержания, которое в принципе не поддается верификации. «Политические предложения, программы, обещания, предсказания или прогнозы («Мы победим на выборах») никогда не могут быть проверены или опровергнуты логически. Они достоверны лишь в той мере, в какой высказывающий их (от своего имени или от имени группы) способен сделать их исторически справедливыми, обеспечив их осуществление в истории» (Бурдье 1993: 207).

Уклонение от истины в политическом дискурсе является следствием тенденциозного представления действительности в интересах говорящего, что неизбежно связано с определенным оперированием информацией. Целенаправленное преобразование информации рассматривается как важнейшая составляющая манипулятивного воздействия (Доценко 1997).

В зависимости от характера информационных преобразований в политическом дискурсе разграничиваются следующие виды манипулирования:

1. Референциальное манипулирование, связанное с искажением образа денотата/референта в процессе обозначения действительности:

– фактологическое манипулирование – искажение фактов (ложь, подтасовка фактов, преувеличение, недоговорки, создание референциальной неопределенности);

– фокусировочное манипулирование (сдвиг прагматического фокуса – меняется угол зрения и, соответственно характер восприятия денотата, что заставляет адресата воспринимать его в выгодном для манипулятора свете).

2. Аргументативное манипулирование, связанное с нарушением постулатов общения:

– нарушение логики развития текста или цельности текста (уход от ответа, переключение темы);

– уклонение от обязанности доказывания, например, использование стратегии иммунизации – формулирование точки зрения в неопровержимой форме, не требующей доказательств, или уклонение от полноты представления информации, подтверждающей высказанную точку зрения, в частности, опущение квантификаторов точности и введение квалификаторов неопределенности (Рижинашвили 1994);

– маскировка логических ходов, например, маскировка ассерции под пресуппозицию или импликатуру (Николаева 1988; Булыгина, Шмелев 1997), возражение под видом согласия (Булыгина, Шмелев 1997), ложные аргументы (White 1996).

Искажение информации о денотате может быть представлено в виде двух пересекающихся градационных шкал – осей информационного пространства:

 сообщение о факте – недоговаривание (частичное умолчание) – полное умолчание (утаивание информации);

 правда (полное соответствие фактам) – частичное искажение – откровенная ложь (полное искажение).

Схема 8. Информационное пространство в истинностном аспекте

Сообщение Ложь

Частичное искажение

Частичное умолчание

Правда Умолчание

Пересечение срединных зон на обеих осях образует область полуправды. К зоне частичного умолчания относится явление подтасовки фактов. В зону частичного искажения входят различные виды референциального сдвига (смещения по семантическому полю понятия), относящиеся к явлению эвфемизации /дисфемизации.

Необходимо отметить также, что характер языкового обеспечения референциального манипулирования зависит от того, на каком уровне происходит искажение образа реальности – на уровне целой ситуации (событие или факт политической жизни) или на уровне элементов события (участники, их мотивы, причины и следствия действий, сами действия, их обстоятельства и т. д.). В языковом плане искажение денотата-события достигается преимущественно оперированием пропозициями в рамках целого текста, фрагмента текста или отдельного высказывания. Искажение денотата, являющегося элементом события, достигается оперированием понятиями (фреймами) в рамках отдельных номинаций (слов и словосочетаний).

Фактологическое манипулирование в политическом дискурсе используется для дискредитации политического противника с целью понижения его политического статуса. Не вызывает сомнения утверждение о том, что сообщение искаженной информации о действиях другого позволяет легко навесить на него ярлык виновного (Водак, 1997, 116).

Для дискредитации оппонента прибегают к таким операциям с истинностным аспектом высказывания, как ложь (полное несоответствие истине) или подтасовка фактов. Подтасовка фактов заключается в сообщении частичной правды или в игнорировании частной детали, которая меняет суть дела, при этом сообщаются выгодные для говорящего факты, и утаиваются (отбрасываются) факты, противоречащие высказываемой точке зрения.

В качестве примера рассмотрим отрывок из статьи Л. Гинцберга, посвященной анализу политической фигуры А. Лукашенко. В статье, в частности, комментируются два эпизода подтасовки фактов: (а) Даже после того, как Ельцин проявил твердость, в результате чего Шеремет был освобожден из заключения под подписку о невыезде, Лукашенко постарался унизить своего закадычного «друга», заявив: дескать, поблажка Шеремету произошла не благодаря прямому настоянию Ельцина, а в результате вмешательства патриарха Всея Руси. (б) Самое впечатляющее в этой истории высказывание Лукашенко относительно разницы возрастов своего и Ельцина. Себе года он скостил, зато возраст Ельцина увеличил на 14 лет, доведя его до 80. О цели подобной манипуляции (учитывая возможные варианты занятия высших постов в союзе России и Белоруссии) можно догадаться…(ИЗВ, 5.03.98). В первом случае подтасовка заключается в сообщении о ходатайстве патриарха и умолчании о вмешательстве Ельцина; во втором – факт разницы в возрасте является истинным, однако происходит количественное искажение этого различия. Другими словами, использованные формулы подтасовки можно представить следующим образом: (а) правда об Х + умолчание об Y; (б) правда об Х + искажение Y.

Своеобразной псевдо-подтасовкой можно считать прием ложного следа, который заключается в подмене референциив результате мысль адресата направляется на формирование отрицательно-оценочного суждения о политике за счет упоминания его имени в инвективно-заряженном контексте. И хотя далее выясняется, что приводимая информация не имеет к нему никакого отношения, это уже не имеет значения имя «выстрелило»: Недавно одна московская газета прямо над своим названием огромными буквами напечатала «шапку»: «Березовский всех кинул». А рядом стояла приписка мелким шрифтом: «Материал читайте на четвертой странице». Оказалось, речь шла о моем однофамильце, футболисте «Зенита», который в чем-то провинился (Б. Березовский // КП, 25.03.98).

Еще одним приемом подтасовки фактов является неправомерное (неаргументированное) обобщение, которое приобретает характер огульного обвинения, например: У нас сегодня все воры. Те, кто ворует понемногу, сидят, а те, кто по-крупному, сидят на руководящих постах (из выступления А. Лебедя на встрече с избирателями). Но дети и внуки современных нераскаявшихся кровавых палачей-революционеров никогда не будут перед нами каяться все они нерусские и вовсе не намерены чтить обычаи чуждого им народа (ЗРД, № 10, 1997). Инвективный ярлык в таких случаях навешивается целиком на тот или иной институт или социальную группу правительство, прессу, этнос и т.д. – и служит средством интенсификации общественного негодования.

Дискредитирующая ложь не всегда преподносится в явном виде, от первого лица. Часто она маскируется либо референциальной неопределенностью при указании на анонимный источник информации (некоторые источники утверждают; предполагают, что; источник в окружении президента сообщил), либо гипертрофированным обобщением источника – ссылкой на общепризнанное общественное мнение: Всем известно, что основные носители криминала это выходцы с Кавказа и из Средней Азии (ЯР, №8, 1997).

Подтасовка фактов может также основываться на приеме буквализма, который служит дымовой завесой для прикрытия неблаговидных действий власти. Обратимся к примеру из книги Д. Болинджера: когда ЦРУ подозревали в том, что оно нанимает журналистов для выполнения определенных заданий, директор ЦРУ обычно говорил, что «никто из штатных работников газеты Х не получает зарплату в ЦРУ» (Nobody on the staff of Newspaper X is on the CIA payroll) (Bolinger 1980: 109). Полностью соответствуя истинному положению вещей, такая формулировка в то же время не исключает, что ЦРУ могло привлекать к работе журналистов-внештатников. Или, например, ЦРУ могло отрицать, что пользовалось услугами репортеров, тогда как его тайные задания выполнялись фоторепортерами. С семантической точки зрения суть подтасовки в данном случае заключается в некотором сужении объема референции – исключении из него нежелательного денотата (понятие газетчик включает как штатных, так и внештатных сотрудников газеты, понятие журналист охватывает как пишущих репортеров, так и фотографов). Таким образом, буквальное прочтение высказывания не дает повода упрекать говорящего во лжи.

Политический дискурс представляет собой поле битвы между оппонентами, поэтому неотъемлемой частью диалога политических противников является вербальная реакция на уклонение от истины, особенно на фактологическое манипулирование. Анализ материала позволяет утверждать, что для политического дискурса весьма характерным является речевой акт опровержения /изобличения во лжи.

В структуру данного речевого акта входит обязательный компонент – констатация самого факта лжи; и факультативные компоненты: а) доказательства недостоверности информации; б) указание на мотивы использования недостоверной информации.

Констатация факта лжи может быть прямой с использованием номинаций лексико-семантического поля лжи /недостоверности: это ложь (подлог, клевета, дезинформация, подтасовка); это не соответствует действительности; об этом Х умолчал; Х откровенно вешает людям на уши лапшу и т. п. К прямым средствам констатации лжи следует также отнести маркеры недостоверности (якобы, так называемый).

В числе косвенных средств констатации факта лжи отметим следующие:

а) опровергающее отрицание, например: президент Национальной информационной компании Ашот Егиазарян не имеет ровно никакого отношения к видеошантажу Генерального прокурора <…> никогда не объявлялся ни в федеральный, ни в иной розыски (КП, 8.06.99);

б) использование иронии и резко-уничижительной оценочной квалификации недостоверной информации, например: «достоверная» информация, которой газета потчевала своих читателей; все, с позволения сказать, «пассажи о бегах» по крайней мере абсурдны; Опровергать подобную чушь – значит принимать людей за идиотов (КП, 8.06.99);

б) апелляция к прецедентной ситуации:Чем-то губернаторское заявление напомнило знаменитую фразу одной тетки из Рязанской области не первом российско-американском телемосте: «Секса у нас нет!») (КП, 27.05.99);

в) намек-обвинение в качестве ответного удара: Тем самым НРБ как бы добровольно принимает на себя авторство всего этого грязного многомесячного скандала. На Руси, как говорится, никому не надо объяснять – кто громче всех кричит «Держи вора!» (КП, 8.06.99);

г) описание реакции адресата: На встрече с коллективом областной Общественной палаты губернатору Белгородской области был задан вопрос о борьбе с коррупцией в регионе. Не моргнув глазом, губернатор ответил: «Когда коррупция в области будет, тогда и будем бороться». Присутствующие оторопели настолько, что даже не рассмеялись. (Далее приводится информация о том, что в Белгородской области теневая экономика контролирует уже свыше 50% ВВП) (КП, 27.05.99).

Речевой акт опровержения может составлять отдельный коммуникативный ход в рамках текста того или иного жанра – интервью, дебатов, публичной речи и пр., но может и быть развернут в самостоятельный текст, содержание которого полностью исчерпывается интенцией опровержения – например, в жанре официального заявления или предвыборной листовки.

Итак, фактологическое манипулирование включает весь диапазон операций с истинностным аспектом высказывания – от полного искажения (лжи) и полного умолчания до полуправды (частичного искажения и частичного умолчания) и осуществляется на уровне целого высказывания или текста.

Вторая разновидность референциального манипулирования – фокусировочное – сосредоточено, в основном, в зоне частичного искажения, оно связано с изменением прагматического фокуса (точки зрения на денотат) и осуществляется в процессе номинативного варьирования. Данный тип манипулирования составляет суть явлений эвфемизации и дисфемизации, которым будет посвящен следующий раздел.

Соседние файлы в папке 1sheygal_e_i_semiotika_politicheskogo_diskursa (1)