1kal_noy_i_i_filosofiya

рациональной организации. Поэтому созвучными и адекватными этой эпохе были теоретические поиски, которые ставили своей целью не абстрактные метафизические рассуждения, а поиск и создание схем, помогающих преодолеть хаос эмпирического бытия.

Людям нужны не Бог и не Абсолютные истины добра, справедливости. Им нужны четкие, понятные и — самое главное — реализуемые гарантии. Место духовности занимает просчитанная экономическая выгода.

Эпоха модерна с самого начала базировалась на уверенности в том, что с помощью рационального подхода к образованию, политике, образу жизни и мысли можно заново пересоздать мир, покорить природу, осчастливить человека.

В принципе стремление людей сделать мир устроенным, безопасным и комфортным не содержит в себе ничего плохого. Это вполне естественное, понятное и оправданное желание. Оно присуще человеку изначально и является материализацией фундаментальной идеи, определяющей как содержание частной жизни человека, так и направление исторического процесса. В качестве таковой выступает идея спасения, представляющая религиозно обработанное стремление людей избавиться от страданий. Модерн не отказался от идеи спасения, он ее лишь десакрализовал, трансформировав в идею свободы.

Свобода — вот та высшая ценность, во имя которой человек эпохи модерна живет и действует. «Освободиться» означает для него сделать понятной и управляемой окружающую действительность, удалить из нее все то, что не поддается рационализации.

Вхозяйственной сфере эпоха модерна характеризуется возникновением и развитием свободной рыночной экономики, базирующейся на идее, что логика рынка является наиболее рациональной, а значит, обеспечивает наибольшую эффективность.

Вполитической области модернизация шла по пути постепенного вытеснения отживших феодально-монархических порядков новыми, либерально-демократическими институтами. Свобода не может зависеть от капризов одного человека — таково главное политическое и правовое требование эпохи модерна. В работах Дж. Локка, Т. Гоббса и других либерально ориентированных мыслителей раннего Нового времени были обоснованы исходные принципы такого общественного порядка, при котором наиболее полно реализуется главная ценность человека — его свобода.

422 И. И. Кальной. Философия

Качественные изменения произошли и в образе жизни человека новой эпохи. Религия, долгое время активно вмешивающаяся в частную жизнь индивида и определявшая основные параметры его бытия, была объявлена личным делом человека. Этим объясняется, в частности, успех протестантской версии христианства, сочетавшей в себе жесткий аскетический рационализм, свободу и предприимчивость индивида с одной стороны, и высокую набожность — с другой.

Таким образом, модерн может быть понят как попытка построить жизнь на базе одной, фундаментальной ценности — разума. Результаты этой попытки не поддаются однозначной оценке.

Содной стороны, в результате этой, длившейся почти 500 лет, рационализации жизни построено величественное здание новоевропейской цивилизации, где гарантированы максимально возможные свободы индивида, а его физическое бытие достигло максимально возможного комфорта. Но, с другой стороны, рационализация привела к расщеплению единого смыслового поля культуры на множество обособленных друг от друга автономных сфер. Этот факт стал полной неожиданностью даже для сторонников модерна.

Рационализация есть преобразование действительности в со-

ответствии с законами разума, которые едины, универсальны, всеобщи. По логике это означает, среди прочего, унифицирование мира, более тесное сближение культур. Формальная рационализация означает стандартизацию жизни. Но помимо нее существует еще и ценностная рационализация.

Преобразуя действительность, люди действуют не только в соответствии с логикой целерационального поведения, но и сообразно своим представлениям о справедливости, красоте, правах человека.

Формальная рационализация предполагает максимальное совпадение логики действия и имманентной логики развития объекта, на который направлено это действие. В результате отдельные сферы действительности под воздействием этой внутренней логики, все более и более обособлялись от субъекта действия. Экономика совершенствуется только ради экономики, политика — ради политики, право также становится сферой нормативности, безразличной к человеку.

Мир, с одной стороны, становится более ясным и прозрачным,

а, с другой — все более усложняется из-за дифференциации и специализации отдельных его частей. Стремление объяснить логику мира и незаслуженность страданий от мира требует теоретической рефлексии и рационализации образа жизни. Но одновременно в результате ценностной рационализации, мир становится все более и более многообразным. Он теряет свой единый смысловой центр. Философы первыми осознали ограниченность рационалистической парадигмы, что дало повод к разговору о «конце истории».

Современный американский политолог Ф. Фукуяма пишет по этому поводу: «Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, — вместо всего этого — экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории»129 . Завершение истории понимается как завершение периода развития человечества и начала периода просто жизни: без открытий и революций, без свершений и стремлений к запредельным идеалам. Этакое спокойное, сытое, комфортное существование. Такая история действительно заслуживает своего конца.

О завершении эпохи модерна писал еще Ф. Ницше в присущей ему афористичной манере. Его знаменитое восклицание: «Бог умер!» следует понимать как констатацию того факта, что демистификация мира с помощью рационализации привела к размыванию единой нравственной субстанции, персонификацией которой был Бог. Человек остался один на один со своей совестью, обреченный на постоянный выбор между добром и злом. Тем самым ясно обозначилась перспектива нигилизма в европейской культуре. Жить в мире, лишенном ценностных ориентиров, может, по утверждению Ницше, только «сверхчеловек», одержимый волей к господству.

В исследование природы модерна, логики становления и причин гибели внес свой вклад и М. Вебер130 . Посвятив всю жизнь

129Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 155. 130См.: Вебер М. Наука как признание и как профессия; Вебер М. Политика как признание и как профессия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

С. 644–706.

изучению феномена рациональности, воплотившейся в европейской культуре, Вебер приходит к неутешительному выводу о том, что несмотря на очевидные успехи науки, техники и рациональной организации, мир не стал более совершенным и более пригодным для обитания человека. Те возможности, которые он представляет человеку, могут реализоваться только через игнорирование привычных, непосредственных человеческих отношений.

Беспристрастные законы и эффективно действующие социальные институты оказались не в состоянии обеспечить человеческие отношения. И самое главное, что в результате последовательной, длившейся почти пятьсот лет модернизации, действительность оказалась раздробленной на множество автономных ценностных миров, упрямо отстаивающих свою самодостаточность.

Немецкая культура заявляет о своем превосходстве над французской, экономика ставит себя выше политики и религии, наука считает результаты своей деятельности наиболее адекватными и с презрением смотрит на философию и искусство, католичество объявляет ересью все остальные версии христианской религии. И никто не хочет идти на компромиссы, искать общие символы интеграции.

Как правило, философы и поэты видят «непорядок» в бытии раньше, чем он проявится эмпирически и станет очевидным для политика и обывателя. Поэтому диагноз, поставленный Г. Гегелем, Ф. Ницше, М. Вебером и другими мыслителями оставался без внимания более ста лет. Европа выглядела респектабельно, имела вполне здоровый вид. И только опыт двух мировых войн, конфронтация двух мировых систем и реальность глобальных проблем, заставили интеллектуалов «вспомнить» о неутешительных оценках, которые дали философы эпохи модерна, эпохи формальной рационализации.

2. Мир перед лицом глобальных проблем

Поводом для «переоценки ценностей» господствующего типа развития послужили не столько политические, социальные и экономические противоречия, сколько осознание того факта, что в мире постепенно нарастают глобальные экологические проблемы.

Они стали проявляться с конца 50-х гг. в виде загрязнения атмосферы, воды, почвы, уменьшения численности лесов и т. п. явлений. Главная причина деградации природной среды обитания человека связывалась с экспансионистским характером современного материального производства. Оно призвано обеспечить всевозможными благами быстро растущее народонаселение мира и потому вынуждено постоянно наращивать свои мощности, что ведет к негативным «побочным» последствиям. Так с 1950 по 1997 г. утроилось использование древесины, в 6 раз повысилось производство бумаги, в 5 раз возросла добыча рыбы, в 4 раза выросло потребление сырья и энергоисточников.

Многочисленные модельные расчеты проводимые в 70–80-е гг. по заказу Римского клуба, а также прогнозы других авторитетных организаций в последнее время показывают, что при нынешних темпах использования природных ресурсов в середине следующего века они будут исчерпаны. Можно спорить о том, когда это произойдет по каждому из видов сырья, однако вывод о стратегической бесперспективности существующего типа общественного развития сомнению уже не подлежит.

Чтобы избежать указанной катастрофы, разрабатываются самые различные сценарии. Предлагается развивать экономику таким образом, чтобы потребление ресурсов и уровень загрязнения не превышали критического объема. По мнению приверженцев такого подхода, получившего название «концепции устойчивого развития», можно достигнуть продолжительной стабильности экономики за счет ограничения потребления ресурсов и снижения численности населения. При этом предполагается применять как административные меры (запреты, штрафы, другие санкции), так

иметоды рыночного регулирования, направленные на ограничение потребностей (к примеру, налоги на расходование тех или иных ресурсов). Модельная проработка этого» варианта показывает, что при достаточно жестких ограничениях возможно удастся сохранить на будущие 50 лет значительные различия в уровне жизни и использовании ресурсов между индустриально развитыми и развивающимися странами. Но на более длительную перспективу этот прогноз не дает никакой оптимистической картины.

Одной из главных проблем по прежнему остается неготовность

развитых стран Запада существенно ограничить потребление, от-

казаться от части достигнутого ими жизненного комфорта. Устойчивое развитие, основанное на ограничениях, неизбежно приводит к трениям и противоречиям между государствами, что и показала Специальная сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Она была проведена в 1992 году в Рио-де-Жанейро. На ней рассматривались вопросы, посвященные стратегии развития человечества в XXI веке. Сессия была представлена главами государств и правительств стран-членов ООН, что говорит о важности обсуждаемой проблемы. Результаты оптимизма не вызвали, ибо на сессии не было достигнуто согласие как по причинам глобального кризиса, так и по способам выхода из него. Не получила даже теоретического решения главная проблема концепции устойчивого развития — распределение квот и предельных нормативов производства и потребления.

Через пять лет, в 1997 году, уже в Нью-Йорке, была проведена вторая Специальная сессия ГА ООН с той же повесткой дня. На Ассамблее был представлен «Глобальный обзор состояния окружающей среды».

Итоговый документ Ассамблеи — «Заявление глав государств

иправительств» содержит призыв: поддерживать международное

инациональное сотрудничество; изменить структуру производства

ипотребления с учетом этнических — факторов; к 2015 году вдвое уменьшить число людей, живущих в условиях абсолютной нищеты; мобилизовать местные ресурсы для достижения устойчивого развития и т. д.

Заявление оканчивается призывом: «Время не ждет. Нужно,

чтобы каждый приложил усилия для изменения тенденции деградации».

Но эти декларативные призывы и деятельность по их осуществлению не дает достаточного эффекта, потому что она осуществляется в рамках прежней парадигмы — парадигмы модерна, в основе которой лежало несколько простых, но привлекательных идей.

* Во-первых, это идея антропоцентризма, полагавшего, что центром познавательной и преобразовательной активности выступает человек. Он является той перспективой, которая задает направление общественной эволюции и определяет базовые ценности культуры. Человек — главная фигура бытия, его средоточие, а все

остальное — только средства обеспечения человеческого существования.

*Во-вторых, человек изначально предполагал несовершенство мира, которое и должно быть исправлено в ходе развития. Несовершенство это проявляется в том, что человек, будучи по природе совершенным существом, обладающим достоинством, вынужден влачить жалкое существование, пребывать в ничтожности.

*В-третьих, эта модель развития была ориентирована и на соответствующие средства. Это рационализация мира через его покорение с помощью активного использования науки и техники. Чтобы сделать жизнь достойной человека — ее нужно переделать, приспособить под человека.

*В-четвертых, парадигма модерна предполагала жесткое разделение публичной и частной сфер человеческого бытия, невмешательство во внутренний духовный мир индивида. Преобразованию, развитию подлежала только внешняя действительность — природа и общество. Внутреннее совершенствование объявлялось частным делом индивида. Тем самым из развития с самого начала была исключена нравственная перспектива.

*В-пятых, парадигма модерна объявлялась универсальным, происходящим в масштабах планеты, процессом. Нет стран и народов, которые могли бы долго противиться неизбежности кардинальных преобразований. Рано или поздно они осознают, что единственным способом выхода из экономического, политического, социального тупика является принятие парадигмы модерна, которая стала своеобразной «религией» западной культуры. Она инициировала те революционные изменения, которые произошли в странах Западной Европы и Северной Америки.

Не замечать качественного улучшения жизни людей в этих ре-

гионах просто нельзя. Поэтому западный опыт стал привлекательным для других стран, колеблющихся в выборе путей развития. Но именно универсализация западной модели развития и послужила тревожным сигналом для интеллектуалов, которые увидели в этом факте опасность глобальной катастрофы.

Несмотря на внешнюю привлекательность, парадигма модерна является очень затратной. Она базируется на активной эксплуатации природных ресурсов, ибо основу успеха современного производства, создающего товары и услуги, обеспечивающего тот

комфорт жизни западного человека, который привлекает других, составляют энергетические и минеральные ресурсы Земли. Ориентация на западные стандарты в потреблении приводит к необходимости многократного увеличения добычи нефти, газа, сырья, производства электроэнергии, вырубки лесов и т. д. Соответственно значительно возрастают вредные отходы промышленного и сельскохозяйственного производства, что привело к быстрому истощению ресурсного потенциала Земли и к прогрессирующей деградации человечества.

Как быть в этой ситуации, которая является вполне реальным фактом, а не плодом фантазии испуганного теоретика?

Причина коренится не в издержках промышленного производства и «плохих» предпринимателях, отказывающихся строить защитные сооружения на своих производствах. Деструктивна сама модель развития, принятая 500 лет назад и полностью исчерпавшая себя сейчас. На рубеже XXI столетия она нуждается в соответствующей оценке.

Ограниченность парадигмы модерна проявилась и в том, что в распоряжении десятка стран Европы и Америки находились природные и людские ресурсы практически всего мира. Произошедшие во второй половине XX века трансформации в странах третьего мира кардинальным образом изменили ситуацию. В этих странах появилась своя мыслящая интеллигенция, сформировались национальные властные элиты, выросло национальное самосознание. Многие государства Азии, Африки и Латинской Америки стали проводить самостоятельную политику, опирающуюся не на западные, а на традиционные ценности.

Некоторые страны взяли за основу национально или регионально ориентированные модели развития, показавшие свою эффективность. Стали формироваться новые центры силы, подвергаться критике сложившийся мировой порядок. Мир перестал быть единым.

То, о чем писали Ницше и Вебер в конце прошлого столетия, стало очевидным, наглядным в конце ХХ века. Но многообразие мира не ослабило, а усилило опасность конфликтов, учитывая перенасыщенность оружием массового уничтожения и отсутствие более или менее согласованных нравственных позиций.

3. Современное общество в условиях постмодерна

Сказанное выше позволяет заключить, что мировое сообщество в настоящее время переживает переходное состояние. С одной стороны оно уже утратило характерные черты модерна, а с другой стороны, в нем еще не обнаружились признаки, позволяющие идентифицировать его новую качественную определенность. Нечеткость, расплывчатость, неопределенность — явные признаки переходного состояния. Французский философ Ж.-Ф. Лиотар назвал это состояние «ситуацией постмодерна». Термин «постмодерн» прижился, оказался достаточно удачным для характеристики современной эпохи.

Постмодерн (буквально: то, что после модерна) — это не новая эпоха, не новая культура и не новая система базовых ценностей. Это состояние человеческого общества и человеческой культуры после того, как эпоха модерна завершилась. Его сравнивают с похмельем после длительного упоения процессом модернизации, на алтарь которого положены сотни миллионов человеческих жизней, затрачено колоссальное количество физической и психической энергии. А результаты этого процесса оказались более чем сомнительными.

Постмодерн — это период осмысления пройденного, подведения итогов, переоценка основных ценностей модерна, прежде всего базовой — идеи рациональности. Переходный период от модерна к новому состоянию мира и человека необходим и для того, чтобы гарантировать взвешенный, всесторонний взгляд на эпоху модерна.

Именно поэтому в содержании так называемого постмодерна большое место занимает критический анализ философских и нравственных оснований ближайшего прошлого. Кризис эпохи модерна связывается прежде всего с самодискредитацией разума, кризисом аутентичности человека, который как бы потерялся в мире, созданном им самим.

Французский философ-постмодернист Ж. Деррида подметил, что человек позднего модерна живет в действительности, полной неопределенностей. Он не знает многое из того, что встречается ему на каждом шагу, и тем не менее, это не мешает ему преуспевать в жизни. Мир модерна состоит из неизвестных величин, знать

окоторых необязательно. Делай свое дело — и не думай больше ни о чем. Однако как показали теоретики постмодерна, комфортность существования при минимуме рассуждений, в мире, состоящем из неизвестного и неразрешимого — очень непростое дело. Мир, на поверку, оказывается бесприютным, не приспособленным для простых человеческих чувств, несмотря на внешние удобства, создаваемые с помощью науки и техники.

Проект модерна был тоталитарным, ибо в его основании лежа-

ло стремление создать глобальный мировой порядок, в котором не было бы места хаосу, спонтанности, иррациональности. Он был величайшей из утопий, когда-либо проектируемых в истории мысли.

Один из теоретиков постмодерна, Ж.-Ф. Лиотар, говорит о модерне как эпохе «метарассказов», то есть последовательно сменявших друг друга глобальных схем, в которые пытались втиснуть все многообразие мировой культуры. Всего Лиотар выделяет три таких, «метарассказа»: проект Просвещения; гегелевский идеализм и марксизм131 .

После того, как потерпел крах последний из названных проектов, стала очевидной невозможность любой попытки насильственной организации человеческого счастья. История показала, что человеческая действительность принципиально не может быть «схвачена» в рациональном дискурсе. В ней всегда присутствует «иное», то, что никогда не может быть артикулировано, но, тем не менее, реально существует и обладает ценностью для человека. Замалчивание этого невысказанного, «иного» — это и есть признак тоталитарности парадигмы модерна.

Ограниченность парадигмы модерна, по мнению постмодернистской критики, проявилась еще в одном существенном обстоятельстве. Она перестала обеспечивать тот минимум солидарности и справедливости, который необходим для нормального функционирования сообщества.

Солидарность может обеспечиваться внешними, часто принудительными способами, или вытекать из кровнородственных связей, основываться на духовной близости людей. Второй способ солидаризации гораздо крепче, однако он характерен только для небольших социальных общностей.

131См.: Lyotard Y.-F. Das postmoderne Wissen. Tin Bericht. Gras / Wien, 1986; Der Widerstreit. Munchen, 1987.