Взятки, казнокрадство и прочие злоупотребления

Причины и характер злоупотреблений. Взяточничество и прочие служебные зло­употребления не были изобретением чиновников первой четверти XVIII в. Наказания приказных людей за «лихоимство» и «воровство» предусматривались Соборным уло­жением 1649, и современники царей Алексея Михайловича и Федора Алексеевича хорошо знали, что для решения дел в приказах «надобно задаривать людей, которые пером ловят соболей». Но в годы правления царя-реформатора эта «закоренелая болезнь русского общества, воспитанного на кормлении», достигла невиданных мас­штабов, поразив все этажи государственного управления, включая высший. Эта сторо­на жизни российской бюрократии, вызывавшая удивление иностранцев, получила достаточно подробное освещение в исторической литературе, а в работе историка Д. О. Серова стала предметом специального изучения. Такое внимание к этой теме позволяет ограничиться общей характеристикой злоупотреблений, сосредоточившись на причинах этого явления.

Рассмотрев материальное положение служащих государственных учреждений, не­сложно установить и главную причину распространения должностных преступлений. Отсутствие жалованья толкало малообеспеченных чиновников на нарушение законов и служило оправданием для получения взяток и незаконных поборов с населения. Но нарушали присягу и те, кто имел поместья, был обеспечен казенным жалованьем и занимал высокое служебное положение. Не будет преувеличением сказать, что в пери­од реформирования административной системы казнокрадство и взяточничество полу­чили повсеместное распространение и отличались только масштабами. Французский посол де Кампредон удивлялся многообразию источников злоупотреблений в России и считал, что «глубину их так же трудно исследовать, как воды океана». По его свиде­тельству, для чиновников одним из распространенных способов получения неправед­ных доходов была проверка квитанций об уплате податей в тех селениях, где случались пожары в помещичьих усадьбах (в них и хранились квитанции). Такая проверка была своего рода наградой со стороны начальника, так как «подчиненный отправляется в указанные ему деревни в сопровождении множества слуг, которые все отлично при этом живут на счет населения, между тем как господин их приводит в трепет несчаст­ных крестьян спешным требованием от них квитанций. Не могущие представить их тотчас принуждаются к вторичной уплате». Чиновники, собиравшие налоги, ассоции­ровались у Кампредона с хищными птицами. «Они только о том и думают, как бы ра­зорить подданных, – замечает дипломат. – И они так хорошо достигают этой цели, что какой-нибудь мелкий чиновник, получающий всего 12 руб. жалованья и едва имевший носильное платье при вступлении на службу, в какие-нибудь 4-5 лет успевает выстро­ить себе каменные палаты в Петербурге, тогда как разоренные его грабительством крестьяне вынуждены бывают покидать свои жилища. Мелкие чиновники находят при этом поддержку в людях с весом, которые делят с ними их беззаконные барыши. <.. .> Вместо 6 или по крайней мере 7 руб. в год, которые крестьяне обязаны уплачивать каз­не, с них собирают до 14 и 15 руб.». О массовых злоупотреблениях петровской бюро­кратии писал в своих «Записках» и голштинский посол гр. Бассевич, пользуясь, судя по всему, тем же источником, что и его французский коллега. «Из собранных подат­ных 100 руб., – дополняет он сведения Кампредона, – наверное, каких-нибудь 30 руб. поступают в казну его величества, остальные чиновники делят между собой за труды свои». Многочисленные факты о злоупотреблениях местной администрации приво­дит в своем исследовании М.М. Богословский. Из городов по всем губерниям и провин­циям, отмечает историк, шли жалобы на «обиды и разорения» от гражданских прави­телей. Не меньше притеснений терпело от них и население уездов, у которого взятки выколачивались иногда даже «смертным правежом». Помимо незаконных поборов, население по традиции продолжало «кормить» местную администрацию. «Корм» толь­ко одного земского комиссара мог обходиться крестьянам до 5-6 руб. в неделю, но эти регулярные подношения продуктов взяткой никто не считал.

Представление о величине и характере незаконных сборов с населения дают ма­териалы ревизии 1725 г. в Нижегородской губ. Результаты следствия, открытого против нижегородского губернатора, показали, что за 4 года (1720-1724 гг.) админи­страция этой губернии получила путем вымогательства или добровольных приносов 3632 руб. 69 коп. Среди получателей этих денег оказались председатель провинци­ального суда, секретарь губернской канцелярии, камерир, фискалы, но большинство составляли уездные комиссары и их подьячие. Значительно превосходили эту сумму так называемые приказные расходы (для покупки бумаги, чернил, сургуча, свечей, дров и пр.), величина которых устанавливалась местной администрацией. Они собирались с населения и самим населением, так как казна не выделяла денег даже на эти цели. За 4 года канцелярские сборы составили 31 226 руб. (из расчета 29 коп. с двора Еще более крупные злоупотребления открылись в 1726 г. в Московской губ. За расхищение казны ревизовавший губернию сенатор А.А. Матвеев велел повесить двух подьячих Суздальской провинции и еще пятерых бить кнутом. Однако злоупотребления канцелярских чиновников, часто не имевших друга средств к существованию, были ничтожными по сравнению с теми, которые допусках губернаторы и другие высшие чины. Можно сказать, что должностные преступления были прямо пропорциональны служебному положению, занимаемому должностным лицом. Характеризуя злоупотребления русских губернаторов и вельмож, неизвестный доноситель в феврале 1715 г. писал Петру I из Голландии: «Губернаторы радеют токи о своих карманах: Киевская губерния истощена до конца, также Казанская; киевский губернатор высылает в свой московский дом деньги не мешками <…> Иностранные купцы высылают серебро и золото из России, что запрещено в чужих землях. Вельможи кладут деньги в чужестранные банки, Меншиков, Куракин, князь Львов». Действительно, только у Меншикова после его ссылки в Сибирь 1727 г. обнаружили 9 млн. руб., в банковских билетах Лондонского и Амстердамского банков, не считая 4 млн. руб. наличных денег, драгоценностей на сумму свыше 1 млн. руб.; и 105 фунтов золота в слитках и сосудах. Что толкало на злоупотребления этих людей, нередко стоявших на самой вершине власти и владевших капиталами, значительно превышающими государственный бюджет? Конкретного ответа на этот вопрос не существует. В данном случае на первый план выступают такие отрицательные свойства природы человека, как жадность, честолюбие, отсутствие нравственных начал и чувство собственного достоинства. Именно такие люди, обладая при этом умом, практической хваткой, трудолюбием и способностью быстро приспособиться к любым условиям оказываются востребованными и достигают в те периоды истории, когда резко меняется привычный уклад жизни государства и общества.

Законодательство о должностных преступлениях. В связи с удаленностью Сибири ее администрация имела больше возможностей для обогащения, чем служащие центральных территорий. Не случайно уже в 1695-1697 гг. были приняты указы о злоупотреблениях сибирских правителей, обиравших не только население, но и казну. За воровство и «умаление» государевой казны указ 1695 г. грозил воеводам смертной казнью и лишением вотчин. В 1697 г. всем служилым людям Сибири, их женам и детям было запрещено носить богатое платье, так как те, кто имеет его, резонно замечает законодатель, делают его кражею казны или «с иноземцев грабежом те богатства наживают». При Петре I казнокрадство было отнесено к разряду преступлений. С 1711 г. раскрытие должностных преступлений входило в обязанности фискалов, а их расследование в 1713 г. было возложено на гвардейские «розыскные канцелярии», получившие функции чрезвычайных следственных органов. Указом 1713 г. предписывалось «во всем государстве (дабы неведением никто не отговаривался), что всех преступников и повредителей интересов государственных <...> без всякой пощады казнить смертью, деревни и животы брать, а ежели кто пощадит, тот сам той казнью казнен дет». Основные принципы политики Петра I по этому вопросу были сформулированы в указе 24 декабря 1714 г.. К этому времени стало ясно, что введение новых начал в систему государственного управления не излечило аппарат от старой болезни, напротив, способствовало ее развитию. И это обстоятельство был вынужден признать законодатель, отмечая, что «многие лихоимства умножились, между которыми и подряды мышлены и прочие подобные дела». Здесь впервые дано четкое определение преступлений по службе, которые трактовались с точки зрения государственного интереса: «Все то, что вред и убыток государству приключить может суть преступление». С этих позиций преступными признавались все источники доходов чиновников, кроме жалованья. Нарушителей ожидали жестокие наказания «на теле», конфискация имущества, бесчестье и даже смертная казнь. Развивая эти положения, указ 25 января 1715 г. отно­сил дела «о похищении казны» к разряду преступлений по «слову и делу», доносить о которых «словесно и письменно» должен был каждый «истинный христианин и вер­ный слуга своему государю и Отечеству». Ввиду особого значения указа 24 декабря 1714 г. предписывалось распространить его среди народа («везде прибить печатные ли­сты»), а главное «приложить руки» к нему всем служащим («дабы неведением никто не отговаривался»), и впредь под этим указом должны были подписываться все чиновни­ки. Можно, однако, предположить, что эти ведомости стали поступать в Сенат далеко не сразу. По крайней мере в мае 1720 г., когда после пожара в здании Сената подписан­ные указы не были «сысканы» и последовало новое распоряжение об их присылке, ни­кто не мог сказать существовали ли они вообще. В дальнейшем чиновники должны бы­ли подписываться на двух экземплярах указа, один из которых оставался на месте, а другой отправлялся в Сенат. Последующее законодательство о злоупотреблениях должностных лиц, ссылаясь на указ 1714 г., лишь повторяло или развивало его поло­жения. Особый интерес в этом отношении представляет указ 23 февраля 1720 г., где в виде вопросов и ответов конкретизировалось и получало новое толкование само понятие «взятка». На вопрос: «Возвращать ли взятки, которые брали до указа 24 декабря 1714 г.?» законодатель отвечает: «Не возвращать», рассматривая указ 1714 г. как некий рубеж в подходе к этому явлению. Показателен ответ на вопрос, касавшийся главного источ­ника материального благополучия гражданских служащих: «Приносы добровольные волостных старост взыскивать ли после этого указа?» Иными словами: «Является ли кормление взяткой и будут ли наказывать за него по новому указу?» Резолюция «Взы­скивать» подвела законодательную черту под многовековой системой взаимоотно­шений администрации и населения, приравняв кормление к взятке. По оценке А. Г. Брикнера, последние годы правления Петра I после его возвраще­ния в 1717 г. из-за границы «были эпохой террора, беспощадного преследования нару­шителей "правды"». Именно в это время формируется список дел «о похищении каз­ны», устанавливавший очередность их расследования, и создаются новые канцелярии из гвардейцев для «розыска» по этим делам. Характеризуя настроения представите­лей высшей администрации Петербурга, де Лави писал 7 января 1718 г. в Париж: «[Царь] поручил дела знатнейших дворян разбирательству простых офицеров и воен­ных чинов, не имеющих даже понятия о гражданских законах; большая часть их не уме­ет писать <...> Здесь никто не знает, обвинитель он или обвиняемый, что внушает ца­рю мысль, что почти все виноваты, и потому он никому не оказывает доверия <...> Удивительно видеть, что члены Сената встают со своих мест перед лейтенантом и от­носятся к нему с подобострастием, чему был пример на днях, и что достоинство Импе­рии до такой степени унижено». Но уже в следующем письме (14 февраля 1718 г.) дипломат восхищается мудростью царя, «который, как Соломон, умеет проникать в тайны беззакония, его окружающего, <...> и окажет правосудие всякому по заслугам, без малейшего лицеприятия».

Воспитать честного чиновника и отвратить его от «лакомства» Петр I пытался не только суровыми наказаниями виновных; во многих указах он обращается к христиан­ской и гражданской совести служащего. Показательны в данном случае рассуждения о вреде «сребролюбия», т.е. жадности, являвшейся по мнению законодателя, главным корнем лихоимства. В 1722 г. он призывает служащих Штатс-контор-коллегии «блюс­ти» от этого зла не только себя, «но и других от оного жестоко унимать и довольство­ваться определенным, ибо многие интересы империи Российской чрез сие зло потеря­ны бывают». По его мнению, еще более страшные последствия для государства могут иметь злоупотребления начальника учреждения. Его перестанут бояться подчиненные и сами в «роспуск впадут», так как «начальнику страстному уже наказывать подчинен­ных нельзя». В результате постепенно «все в бесстрашие придут, людей в государстве разорят, Божий гнев подвигнут и тако паче партикулярной измены может быть государству не точию бедство, но и конечное падение». Устрашению подчиненных Петр придавал особое значение, считая, что таким путем можно удержать их от преступле­ний и не дать разориться государству. Количество законов, предусматривавших суро­вые наказания за должностные преступления, принятых в годы его правления, намного превосходило как предыдущий, так и последующий периоды. Вместе с тем уже совре­менники Петра I признавали его деятельность по борьбе с казнокрадами и взяточника­ми малоэффективной.

Наказание за должностные преступления. При Петре I многие чиновники печально кончали свою карьеру, будучи замешанными в казнокрадстве, взяточничестве и про­чих злоупотреблениях. Среди громких дел этого царствования выделяется «дело о под­рядах» 1714 г., по которому были обвинены начальники ряда ведущих учреждений и другие крупные чиновники (через подставных лиц они брали подряды и поставляли казне хлеб по цене в 2 раза дороже, чем покупали его у населения). По этому делу в 1715 г. была учреждена специальная следственная комиссия под председательством кн. В. В. Долгорукова, установившая, что в мошенничестве были замешаны многие вель­можи. В числе главных обвиняемых оказались: кн. А. Д. Меншиков, адмирал Ф. М. Апрак­син, петербургский вице-губернатор Я. Н. Римский-Корсаков, начальник Адмиралтей­ства А. В. Кикин, главный комиссар Адмиралтейства И. А. Синявин, начальник артил­лерии Брюс, сенаторы кн. Г. И. Волконский, В. И. Апухтин и многие другие, менее знатные лица. За исключением Меншикова, Апраксина и Брюса, которые внесли крупные денежные суммы и были помилованы, все остальные подверглись суровым наказаниям. В 1717 г. стали известны крупные мошенничества на бахмутских соля­ных копях, за которые, как сообщает Кампредон, «бывший казанский губернатор кн. Кольцов-Масальский поплатился головой, несмотря на протекцию участвовавше­го в воровстве адмирала гр. Ф. М. Апраксина». В 1718 разоблачения злоупотреблений высокопоставленных лиц следовало одно за другим. Они давали иностранным послам «ежедневно новый материал для сообще­ний» и вызывали чувство страха и неуверенности у русских людей, потому что винов­ные, по свидетельству де Лави, «всячески стараются запутать и невинных, надеясь та­ким образом отделаться меньшей степенью наказания». Несколько лет тянулось следствие по делу сибирского губернатора кн. М.П. Гагарина, уличенного в крупных злоупотреблениях и многолетнем казнокрадстве, которое закончилось в 1721 г. его казнью. Как писал в конце 1722 г. де Кампредон своему парижскому корреспонден­ту, бывший сибирский губернатор «награбил такое огромное количество богатств, что с тех пор и поныне продают одни лишь недвижимые имущества, и сибирские, и китай­ские товары и все еще остались непроданными столько, что ими полны несколько до­мов. Драгоценных же камней, золота и серебра отобрано, говорят, более чем на три миллиона рублей». Можно предположить, что еще и в 1723 г. именно эти «сибир­ские» товары выдавались чиновникам вместо денежного жалованья. После казни кн. Гагарина, попавшего на виселицу во многом благодаря доносам обер-фискала А. Я. Нестерова, следствие о злоупотреблениях этого знаменитого ра­зоблачителя чиновников, закончившееся в 1724 г. колесованием самого Нестерова, было одним из наиболее громких дел последних лет правления Петра I. Не исключено, что только смерть императора избавила от такой участи многих его соратников, в том числе и Меншикова.