5. Нормы обязательственного права в Институциях Гая (книга III §§ 88-225):

Система обязательств в III книге Институций Гая изложена весьма ясно и достаточно подробно. К сожалению, Гай не дает определения обязательства и его сущности. Его можно найти в Институциях Юстиниана (III 13 рr.), который определяет обязательство как «оковы права, в силу которых мы, в соответствии с правом нашего государства, по необходимости принуждаемся к исполнению какого-либо дела». Римский юрист Павел (D.44.7.3), говоря о сущности обязательства, указывает, что оно «состоит не в том, чтобы сделать какой-нибудь предмет нашим или какой-нибудь сервитут нашим, но чтобы связать другого перед нами, дабы он дал что-нибудь, или сделал, или предоставил». Из этих определений ясно следующее: 1) хотя частные обязательства возникают между частными лицами, их исполнение гарантируется правом и обеспечивается государством; 2) сущность обязательства состоит в требовании к определенному лицу что-либо дать, сделать или предоставить. В связи с этим становится понятным данное Гаем определение личного иска, специально созданного против того, кто обязан по договору или из деликта (IV. 2). Соответственно, Гай, так же как и Павел, отмечает, что цель такого иска — заставить ответчика что-либо дать, сделать или предоставить.

Все обязательства Гай подразделяет соответственно их главным источникам на обязательства из договора и обязательства из деликта. Обязательства из договора (ех contractu) он в свою очередь делит на реальные, вербальные, литеральные и консенсуальные (III. 88—89). При обшей характеристике разных видов римских договоров следует учитывать, что их деление обусловлено различием главных целей, наиболее характерных черт того или иного договора. Так, например, в реальном, т.е. вещном, договоре главная цель — передача вещи в собственность, пользование или на хранение. В реальном договоре, как вообще во всяком договоре, есть и консенсус, т.е. согласие сторон, но это не является определяющей характеристикой данного вида договоров. В то же время консенсуальные договоры тоже содержат в себе передачу вещи, однако она находится на втором плане, тогда как консенсус, согласие сторон об условиях такой передачи является определяющим. Точно так же в вербальном, т.е. словесном, договоре могут иметь место и консенсус, и передача вещи, но определяющим является именно произнесенное слово, клятвенное обещание.

Разбирая отдельные виды договоров, необходимо привести примеры каждого вида. Как пример реального договора Гай описывает заем (III. 90). В его определении займа следует обратить внимание на то, что в отличие от ссуды предметом этого договора могут быть лишь вещи, определяемые весом, счетом и мерой, так как в займе вещи передаются в собственность, а возвращаются иные такого же веса, счета и меры, следовательно, индивидуально определенные вещи предметом займа быть не могут. Особенно подробно в Институциях Гая характеризуются вербальные договоры (III. 92—127). Здесь следует обратить внимание на торжественную форму стипуляции, предмет стипуляции и систему поручительства из стипуляции. Спецификой стипуляции является необходимость точного исполнения устного клятвенного обещания. Здесь невозможна замена исполнения ни в лице, ни в предмете обязательства. Другая особенность стипуляции — ее односторонний характер: кредитор получает клятвенное обещание должника, ничем со своей стороны не обязуясь.

В кратком описании у Гая письменных договоров следует обратить внимание на виды этих договоров и их специфические особенности (III. 128—134). Главная особенность письменных договоров по Гаю состоит в том, что они не создают новых обязательств, а письменно фиксируют или обновляют старые обязательства из другого вида договора. Например, запись долга от вещи к лицу письменно фиксирует ранее существовавший долг из купли-продажи, найма или товарищества, а запись от лица к лицу письменно фиксирует перенос обязанности уплатить с одного лица на другое, т. е. обновляет обязательство.

После общей характеристики консенсуальных договоров (III. 135—136) Гай в качестве примера таковых приводит куплю-продажу, главной, сущностной чертой которой он считает именно соглашение о цене (III. 139—141). Необходимо обратить внимание на слова Гая о близости договоров купли-продажи и найма (III. 142— 147). При определении консенсуального договора товарищества рассматриваются способы его прекращения (III. 148—154а), особо выделяется такая древняя форма товарищества, как societas ercto поп cito. Если при простом товариществе по объединению средств для достижения одной конкретной цели (societas unius rei) достаточно было неформального согласия, то для создания societas ercto поп cito, т.е. товарищества по объединению всего имущества всех его членов, необходимо было также соблюсти определенную форму заключения договора в присутствии претора. Студент должен также дать характеристику договора поручения по Гаю (III. 155—161), отметив, в частности, что, хотя этот договор носил безвозмездный характер, поверенный в делах нес полную ответственность за добросовестность исполнения взятого на себя поручения.

При анализе обязательств из деликта следует подчеркнуть, что римляне еще не различали в полной мере преступления и частные правонарушения, наказываемые, как правило, лишь штрафными санкциями. На первый план Гай выдвигает такой деликт, как воровство (furtum), рассматривая четыре вида воровства: явное, неявное, сознательное укрывательство ворованной вещи (conceptum) и несознательное (oblatum) (III. 182—192). Гай различает не только воровство самой вещи, но и воровство чужого пользования или владения вещью (III. 195—199), таким образом допуская воровство пользования даже своей собственной вещи (III. 200). Грабеж (rapina) он приравнивает к воровству (III. 209). Следует рассмотреть обязательства из причинения ущерба в соответствии с законом Аквилия в изложении Гая (III. 210—219) и такой специфический деликт, как iniuria (правонарушение), куда Гай включает членовредительство, нанесение побоев, оскорбление и клевету, нанесенные как самому главе семейства, так и его домочадцам (III. 220—222). Во всех этих случаях в качестве наказания устанавливается в соответствии с преторским правом денежный штраф (III. 223—224).