Эволюция технологии

На ранних стадиях развития общества технические средства были орудиями примитивной практики. Эмпирически открываемые технические процедуры постепенно совершенствовались. В эпоху Возрождения, когда, по-видимому, возникла современ­ная наука, некоторые мыслители, в первую очередь Бэкбн и Декарт, выступили с лозунгом власти человека над природой. Путь к этой власти — раскрытие тайн природы и подчинение их нуждам человека. Но по мере того, как новая наука стала находить все большее применение, результатом оказалась не власть над природой, а замена природы искусственным миром, который и стал считаться чем-то лучшим, чем "природа как она есть". Артефактами этого мира, создан­ными с помощью научного знания, стали машины.

Изобретение и производство машин служило не удовлетворению собственно человеческих потребностей. Машины просто позволяли более эффективно совершать некоторые действия, ранее производимые мускульной силой человека или животных. Но машины стоили дорого и производились не для того, чтобы дать отдых мускулам людей, а для того, чтобы сделать выгодными производственные про­цессы. Базисом промышленной резолюции стало быстрое распространение машин и внедрение их в качестве мощного ускорителя технологических операций. Это сделало технологию экономически прибыльной. Конечно, это не зачеркивает тот факт, что технология служила и "благу человека", но не это было ее важнейшей целью. Даже если какой-то изобретатель машин и вдохновлялся столь благородной идеей, его изобретение обычно получало финансовую поддержку только в том случае, когда оно обещало значимую прибыль.

С недавних пор ускорение технологического развития получило еще один дополнительный фактор: стремление людей к осуществлению любых возможных проектов, к преодолению всех практических ограничений. Само по себе фетишизи­рование новшеств, гордое ощущение силы, позволяющей осуществить то, что некогда признавалось невозможным, амбиции власти, расширяющейся бесконечно, — все это стало внутренним мотивом развития технологии, независимым от иных целей.

ситуацию. Следовательно, требование свободы научного?. 4№еле^в^«ни-я^<^аП^^:1^№ько часть этического подхода к науке.

Мы уже отмечали, то в рамках локальных научно-исследовательских или технологических предприятий часто упускаются из виду универсальные цели и ценности человечества, что не может не сказаться на регуляции этих предприятий. Нужны серьезные усилия, чтобы регулятивное мышление достигло уровня всеобщности, приняло точку зрения человечества, будущих поколений и общечеловеческого блага. Такие усилия могли бы оказаться бесплодными, если не принять установку ответ­ственности. Неверно, что такая установка чужда современному человеку. Она лишь не имеет должного распространения. Наш образ жизни слишком подчинен опреде­ленным стандартам, и мы "решаем" некоторые житейские задачи, вовсе не чувствуя ответственности за свои решения.

Пути регуляции

Необходимость некоторых очевидных регуляций научно-исследовательской де­ятельности и сейчас не вызывает сомнений. Стали привычными нормы, которыми обеспечиваются безопасность или секретность исследований как в "чистой", так и в прикладной науке. Почему же мы должны исключать возможность регулятивного применения более общих, например, моральных норм? Однако, если даже допустить такую возможность, остается вопрос: каким образом могут быть сформулированы такие нормы и какая сила способна обеспечить их неукоснительное применение?

По моему мнению, в таких нормах должен найти выражение теоретико-системный подход к гармонизации различных ценностных мотиваций. Кроме того, в основу должно быть положено допущение о всеобщей ответственности. Научное сообщество должно принять во внимание все разнообразие ценностных установок в обществе и, следовательно, признать право различных социальных субъектов (экономических, политических, религиозных и др.) оказывать свое влияние на процессы, в которых реализуется право науки на свободу исследований. Такой уровень всеобщей ответственности для своего достижения требует развития обра­зования в масштабах всего общества, а также широкого соучастия ученых в социальной жизни, что повысило бы их чувствительность к значимости обще­человеческих ценностей. В то же время моралисты, проповедники и политики должны лучше знать и понимать практические проблемы научных исследований.