3. Фратрия, племя и нация греков
Фратрия была второй ступенью организации в греческой социальной системе. Она состояла из нескольких родов, соединившихся для общих им всем, преимущественно религиозных целей. Фратрия имела естественную основу в родственной связи, несколько роды одной фратрии, были, вероятно, подразделением одного начального рода, память о чем сохранялась преданием. Она стала называться фатрией и фратрией, когда некоторые лица стали выдавать своих дочерей замуж в другую патру. Ибо выданная замуж женщина не принимала больше участия в отцовских священных обрядах, но зачислялась в патру своего мужа; таким образом вместо союза, существовавшего прежде вследствие любви между братьями и сестрами, создавался другой союз, покоившийся на общности религиозных обрядов, который они называли фратрией; итак, тогда как патра возникла вышеуказанным путем из кровного родства между родителями и детьми и детьми и родителями, фратрия возникла из родства между братьями.
А племя и соплеменники были так названы вследствие слияния в общины и так называемые нации, ибо каждая из сливающихся групп называлась племенем.
Следует отметить, что здесь признается существование обычая брака вне рода и что жена зачислялась в род скорее, чем во фратию своего мужа. Дикеарх, бывший учеником Аристотеля, жил в то время, когда род существовал уже только в виде родословной отдельных лиц, так как его роль перешла к новым. политическим единицам. Он выводил происхождение рода из первобытных времен, но его указание, что фратрия произошла из брачных обычаев родов, несомненно правильное в отношении этих обычаев, представляет собой только его личное мнение в том, что касается происхождения этой организации. Взаимные браки вместе с общими религиозными обрядами должны были скреплять фратриальный союз, но более прочное основание фратрии можно видеть в общем происхождении родов, из которых она состояла. Не следует упускать из виду, что история рода обнимает три подпериода варварства и уходит в предшествующий период дикости, будучи древнее даже арийской и семитической семей. Как иы видели, фратрия возникла у туземцев Америки на низшей ступени варварства, тогда как греки были знакомы со своей историей только начиная с высшей ступени варварства.
Обязанность кровной мести, обратившаяся в более позднее время в обязанность преследовать убийцу перед законным судом, лежала первоначально на роде убитого, но разделялась и фратрией, а затем стала обязанностью фратрии. В "Эмвенидах" Эсхила Эриннии, сообщив об убийстве Орестом своей матери, ставят вопрос: "Какое очистительное омовение фраторов ожидает его", откуда, по-видимому, следует, что если виновный избегал наказания, то окончательное очищение исполнялось его фратрией, а не его родом. Но распространение этой обязанности с рода на фратрию предполагает общее происхождение всех родов одной фратрии.
Так как фратрия была промежуточным звеном между родом и племенем и не была облечена функциями управления, то она имела меньшее значение, чем род и племя, но она была общей, естественной и, вероятно, необходимой стадией реинтеграции. Если бы мы обладали подлинным знанием общественной жизни греков в этом начальном периоде, то, весьма вероятно, обнаружилось бы, что фратриальная организация была гораздо более значительным центром, чем это позволяют предполагать наши скудные источники. Как организация она, вероятно, обладала большей властью и влиянием, чем это обыкновенно ей приписывается. У афинян фратрия пережила род, служивший основой системы, и сохранила при новой политической системе известный надзор над регистрацией граждан, записью браков и преследованием убийцы фратора на суде.
Обыкновенно говорят, что каждое из четырех афинских племен делилось на три фратрии и каждая фратрия делилась на тридцать родов; но так можно говорить только для удобства описания. При родовых учреждениях народ не делится на симметрические части и их подразделения. Естественный процесс их образования был как раз обратным: роды соединялись во фратрии, а затем в племена, которые соединились далее в общество или народ. Все эти формы были естественными образованиями. То обстоятельство, что в каждой афинской фратрии было тридцать родов, представляет собой замечательный факт, который не может быть объяснен естественными причинами. Достаточно сильный мотив, например, стремление к симметричной организации фратрий и племен, мог повести к разделению родов по взаимному соглашению, пока число их в каждой фратрии не достигнет тридцати; если же родов в племени было больше, то к слиянию родственных родов, пока число их сведется к тридцати. Более вероятно, что фратрии, нуждавшиеся в увеличении числа родов, принимали в свой состав чужие роды. При наличии известного числа племен, фратрий и родов, образовавшихся путем естественного развития, не трудно было привести последние две группы к единообразию во всех четырех племенах. Раз такое соотношение тридцати родов в каждой фратрии и трех фратрий в каждом племени было создано, его легко можно было поддерживать в продолжение столетий, за исключением, может быть, числа родов в каждой фратрии.
Роды и фратрии были центром и источником религиозной жизни греческих племен. Надо полагать, что в этих организациях и посредством их создалась та удивительная политеистическая система с ее иерархией богов, символами и формами культа, которая наложила такую печать на дух классического мира. В значительной степени эта мифология воодушевляла на великие достижения легендарного и исторического периодов и была источником вдохновения, создавшего храмовую и орнаментальную архитектуру, которые так восхищают современный мир. Некоторые религиозные обряды, получившие свое начале в этих социальных группах, сделались в силу приписываемой им высокой святости национальными, что показывает, какой колыбелью религии были роды и фратрии. События этого необычайного периода, во многих отношениях самого достопримечательного в истории арийской семьи, преимущественно утрачены для истории. Легендарные генеалогии и повествования, мифы и отрывки поэтических произведений, кончая гомеровскими и гесиодовскими поэмами, составляют литературное наследие этого периода. Но их учреждения, производства, изобретения, мифологическая система, одним словом, сущность созданной ими цивилизации, составили наследие, переданное ими тому новому обществу, которое им суждено было основать. История этой эпохи может все же быть восстановленной на основе различных источников, отражающих главные черты родового общества незадолго до учреждения политического общества.
Как род имел своего архонта, исполнявшего обязанности жреца во время религиозных церемоний рода, так каждая фратрия имела своего фратриарха, который руководил ее собраниями и возглавлял торжественное совершение ее религиозных обрядов. "Фратрия, - замечает де Куланж, - имела свои собрания и трибуналы и могла издавать декреты. У нее был, как и у семьи, свой бог, свои жрецы, суд и свое управление". Религиозные обряды фратрий представляли собой расширение обрядов тех родов, из которых она состояла. Сюда должно быть направлено внимание того, кто желает понять религиозную жизнь греков.
Следующей ступенью организации было племя, состоявшее из нескольких фратрий, состоявших, в свою очередь, из родов. Члены фратрии были общего происхождения и говорили на одном диалекте. У афинян, как уже было сказано, племя состояло из трех фратрий, что сообщало каждому племени аналогичную организацию. Племя афинян соответствует латинскому племени, равно как и племенам американских туземцев; для полной аналогии с последними недоставало только, чтобы каждое афинское племя говорило на особом диалекте. Сосредоточение на небольшой территории тех греческих племен, которые слились в один народ, должно было повести к уничтожению диалектологических различий" а последующее возникновение литературного языка и литературы способствовало этому еще больше. Все же каждое племя по прежнему было более или менее локализовано на определенной территории, сообразно требованиям социальной системы, покоившейся на личных отношениях. Надо думать, что у каждого племени был свой совет вождей, обладавший верховной властью во всех делах, касавшихся исключительно племени. Но поскольку сведения о функциях и правах высшего совета вождей, управлявшего общими делами соединенных племен, утрачены, нельзя ожидать, чтобы сохранились сведения о функциях низшего и подчиненного совета. Если такой совет существовал, что при их социальной сиcтеме было необходимо, он должен был состоять из вождей родов.
Когда различные фратрии одного племени соединялись для торжественного исполнения своих религиозных обрядов, они выступали как высшая органическая форма - племя. В таком случае они возглавлялись, как это прямо указывается, филобасилевсом, который был высшим вождем племени. Он имел жреческие функции, присущие должности басилевса, и обладал уголовной юрисдикцией по делам об убийствах.
Четвертой и конечной стадией организации родового общества была нация. Когда несколько племен, как, например, афиняне и спартанцы, сливались в один народ, то общество расширялось, но получившееся соединение было лишь более сложным воспроизведением племени. Племена занимали в нации то же место, что фратрии в племени и роды во фратрии. Этот организм, представлявший собой просто общество (societas), не имел особого названия, но вместо него появлялось название народа или нации. Гомеровское описание собравшихся против Трои военных сил дает таким нациям особые имена, если таковые существовали, например, афиняне, этолийцы, локры; но в других случаях они называются по именам своего города или местности.
Итак, греки до эпохи Ликурга и Солона знали только четыре стадии социальной организации (род, фратрию, племя и нацию); они были почти общераспространенными в древнем обществе, существовали, как мы видели, частично в периоде дикости и полностью на низшей, средней и высшей ступенях варварства и продолжали держаться после начала цивилизации. Этот органический ряд выражает пределы развития идеи управления в среде человечества вплоть до учреждения политического общества. Такова была и греческая социальная система. Она создала общество, состоявшее из ряда групп лиц, управление которым основывалось на их личных отношениях к роду, фратрии и племени. Это было вместе с тем родовое общество, а не общество политическое, от которого было по существу отлично и легко отличаемо.