Положение рабочих на Тобольском казенном пароме138

Частые скандалы на перевозе через Иртыш в Подчувашах, растущие из года и год подрядные цены на паромы и эксплуатация рабочих гг. подрядчиками (только по 25—30 руб. за целое лето они им платили) заставили тобольскую губернскую администрацию устранить частный элемент в этом деле.

В 94-м году было предложено городу самому взять в свое ведение перевозы, по Тобольская городская Дума отклонила это предложение.

Две последние навигации казна сама держала перевоз в указанном месте через Иртыш.

Первым долгом сделаны были по особому плану три парома на одном из судостроительных тюменских заводов — просто игрушечки; только они оказа­лись малопригодны для движения по нашей реке.

Сколько раз пришлось их потом переделывать: борта снимали, днище исправляли, руль переделали, но они все-таки еще очень тяжелы и сильно парусят, поэтому-то их так и сносит на воде.

Гребля на таких паромах крайне тяжела и затруднительна.

Два парома считаются «в ходу», третий имеется про запас.

Полный комплект чернорабочих на паромах предполагался в 24 человека, в действительности всего двадцать человек, из них два кормчих; кроме того, еще нанимается староста над артелью, так сказать распорядитель рабочих, да береговой городовой имеет наблюдение за порядком.

Артель перевозчиков делится на две партии — по 10 человек на паром. Смен для рабочих не полагается (когда один паром отходит от городского берега, другой отваливает с противоположной стороны), так что весь комплект рабочих всегда считается у дела, днем или ночью — безразлично, только бы прибыло к перевозу начальство или на почтовых кто-либо, о почте уже не говорю, следует гнать паром без замедления.

Между тем в прежние годы, когда эти же перевозы держали по контракту частные лица, их обязывали иметь в движении три парома и также с тремя партиями чернорабочих, так что когда две из них работали, третья была не у дел. Таким образом, на казенном пароме часы отдыха у рабочих, обеденное время и чай — дело простого случая, авось не принесет проезжающего.

Обыкновенно каждому парому приходится в день сделать двадцать концов — десять в одну сторону и десять в другую; ширина же Иртыша в Подчувашах без малого верста. Притом, как было уже говорено выше, казенные паромы очень тяжелы, их борта, словно паруса, далеко сносят паромы вниз по Иртышу, путь переправы тем значительно увеличивается сравнительно с шириною нашей реки.

Кажется, все говорит за то, насколько физически изнурителен и отупляющ суточный труд манекена-перевозчика на казенных подчувашинских паромах. Но вот паромы причалили к берегу, перевозчики вздохнули полной грудью. Куда же идти им теперь на отдых, где могут они укрыться от холода и непого­ды, на чем сварят себе пищу?

Казна купила возле перевоза три строения: одно, небольшой домишко, от­дан в распоряжение береговому городовому, два других — это, скорее, инородческие чумы, чем избы, на этом и том берегу — предназначены собственно для перевозчиков. Если смерить эти чумы изнутри, так как они значительно в зем­лю вросли, размеры одного: ширина 2 сажени, длина тоже две, а высота не­сколько менее сажени; другого — 4 сажени ширина, 2 сажени длина, высота — сажень. Значит, вместимость одного 108 кубических аршин, другого — 226 ку­бических аршин.

В одном имеется подобие русской печи и набросан пол, в другом под нога­ми земля, а вместо печи камелек, окон не ищите в чумах, есть только какие-то отверстия. Устроено что-то наподобие нар.

Тьма, дым, вонь, годами накопившаяся грязь под ногами и на стенах, сквоз­няк при ветрах и потоки воды через земляной верх в ненастную погоду — все это дополняет картину жилищ наших паромщиков.

Вот кров для ночлега, кухня и защита от стихий природы для двух десятков измученных людей; в холоде и ненастье тут же ютятся и веете крестьяне, кото­рым приходится ожидать отхода парома. И я убежден: если бы только наблюде­ние за казенными жилищами точно так же входило в круг служебных обязан­ностей санитарного врача, жилища наших паромщиков давным-давно были бы снесены как рассадник всевозможных зараз.

Плату служащие на перевозе получают помесячно и не по 10 рублей, как пред­полагалось по смете, а всего 6 руб. 50 коп. на всем своем содержании, кто сидит в гребях; 8 рублей — кормчие. Жалованье старосты — 180 рублей за весь год.

Артель сама наблюдает за своими служащими, чтобы не было прогулов, так как за отлучившихся приходится отдуваться в гребях остающимся; в крайних случаях старостой практикуются рублевые штрафы. Различные чины полиции пользуются своим правом штрафов паромщиков значительно чаще.

Вычеты за поломы гребен, по рублю за штуку, которые случаются довольно часто на быстринах с сильно нагруженными паромами, имеют для рабочих еще большее значение, чем штрафы.

Все рабочие служат на пароме по контракту и имеют особые расчетные книжки, но я ни того, ни другого не видал.

Естественно, недоумеваешь: как это находятся охотники на такой изнурительный труд паромщика при ничтожном вознаграждении, когда и жить-то приходится им хуже скотского? Про одних манекенов перевоза приходится сказать — это подневольные гости, сельские старосты силой привели их сюда как недоимщиков. Другие, кто по воле сюда пришел, — это наглядный пример, до чего наша окраина экономически бедна и — неразвита. Если бы кто-нибудь из этих добровольцев мог найти у нас где-нибудь более лестное для себя вознаграждение, разве сменял бы он его на каторжное положение паромщика?

Татары соседних юрт, крестьяне подгородних деревень — вот преимущественно кто нанимается на казенные паромы; поселенцы встречаются на пере нош лишь изредка. Если все эти лица соглашаются бросать свое «хозяйство» ради перевоза, значит, деревня достигла полного разорения.

В заключение в настоящей своей статье позволю себе коснуться еще одного: побои и самая смакованная ругань то и дело сыплются на головы этих изнуренных и обойденных судьбою людей с мозолистыми и местами пробитыми до кости руками.

Что говорить про грубую расправу с перевозчиками чинов полиции? Мы сами лично были свидетелями, как проезжающий врач Д...ий с остервенением наносил удары своею палкою по голове татарина-паромщика за то, что тот во время ледохода не решился перевозить врача в лодке через реку.

«Мировые суды», вероятно, и паромщикам дадут защиту.

Есть у нас мода прибивать дощечки к уличным столбам с правилами, что скорая езда по мостовым воспрещается, курение на улицах недопустимо и т. д., почему бы ради целей воспитания в сибирском населении чувства законности не выработать правил о неприкосновенности личности с точки зрения нашего законодательства, и таковые правила на дощечках не прибить по столбам у паромов, на базарных площадях и, вообще, где народ толпится. Быть может, видя публично перед глазами своими законы, наши озорники реже будут позволять себе кулачную расправу с бедным людом.

Павел Суханов

Сибирский листок. 1897. № 34 (4 мая). С. 2–3.