Тема 2. Турция в послевоенный период (1945 - 1990-е годы)

(лекция - 4 часа)

План

1. Социально-экономическое развитие: основные этапы - от этатизма к рынку.

2. Важнейшие социально-политические процессы: эволюция партийно-политической системы.

3. Проблемы и направления внешней политики.

Литература

Вдовиченко Д.И. Тургут Озал // ВИ. - 1994. - № 4.

Велиев Д.А. Государственные финансы и социально-экономическое развитие

Турции. - Баку, 1991.

Данилов В.И. Политическая борьба в Турции. - М., 1985.

Данилов В.И. Турция 80-х гг.: от военного режима к «ограниченной демократии». - М., 1991.

Капитализм в Турции. Социально-экономическое развитие в 50 - 80-х годах.

- М., 1987.

Киреев Н.Г. Развитие капитализма в Турции. К критике теории «смешаной экономики». - М., 1982.

Киреев Н.Г. История этатизма в Турции. - М., 1991.

Корниенко Р.П. Рабочее движение в Турции в 1918-1963 гг. - М., 1965.

Моисеев П.П. Аграрный строй современной Турции. - М., 1970.

Моисеев П.П. Турецкая республика: крестьянство и социально-политические

процессы в деревне. - М., 1994.

Моисеев П.П. Чему учит турецкий опыт? // ААС. - 1994. - № 2.

Резникова О.Б. Россия, Турция и Иран в Центральной Азии // МЭМО. - 1997.

- № 1.

Розалиев Ю.Н. Экономическая система Турецкой республики. - М., 1980.

Россия и Турция на пороге XXI века: на пути в Европу или Евразию? - М.,

1997.

СССР и Турция. 1917-1979. - М., 1981.

Старченков Г.И. Трудовые ресурсы Турции. - М., 1981.

Старченков Г.И. Население Турецкой Республики. - М., 1990.

Турция. История и современность. - М., 1988.

Турция. Новые тенденции экономического развития в 80-е годы. - М., 1991.

Уразова Е.И. Экономика Турции: от этатизма к рынку (внутренние и внешние факторы экономического роста). - М., 1993.

Материалы к лекции.

В 1950 г. к власти в Турции под популярными лозунгами ликвидации "экономически неэффективного госсектора", развития рыночной экономики и свободного предпринимательства пришла ДП усилившейся турецкой буржуазии. Начался длительный и драматический процесс перехода страны к рыночной экономике, не завершенный по сей день, в котором четко выделяются три этапа: Первый этап (50 гг.) время правления ДП, окончился для "рыночников" неудачей, поскольку они противопоставили частный сектор государственному. Попытка распродажи-приватизации госсектора не удалась: во-первых, у турецкой буржуазии на это денег не хватило; во-вторых, пришедшая к власти буржуазия и не стремилась заниматься индустриализацией страны. Оттеснив от власти руководившую базовыми отраслями бюрократию, новоявленная плутократия устремилась в более прибыльные сферы приложения капитала: экспортно-импортные операции, посредническую деятельность с западными инвесторами, банковские махинации (именно тогда в народе родилась поговорка "Банка чок, пара йок" (Банков много, а денег нет). Тяжелые социально-экономические последствия такой политики привели к выступлению патриотически настроенных военных и отстранению в 1960 г. ДП от власти. На втором этапе (60-70 гг.) противоборство рыночников и государственников продолжилось и было причиной социально-политической нестабильности в условиях многопартийности. Поэтому военные под лозунгом "Политика - партиям, Отечество - Армии" еще дважды, в 1970 г. и в 1980 г. временно брали власть в свои руки, выполняя роль верховного арбитра. При сохранении позиций государства в экономике частный капитал нашел себе применение в развитии импортзамещающего производства, экономящего стране валюту и ослабляющего ее зависимость от ввоза товаров широкого потребления. Западные державы саботировали индустриализацию Турции, своего верного союзника по НАТО. Они предпочитали вкладывать свои капиталы в прибыльные второстепенные отрасли и сборочное производство с целью сохранения Турции в качестве придатка западной экономики. Только с помощью СССР Анкара смогла построить Искендерунский металлургический комбинат, алюминиевый завод в Сейдишехире, нефтеперерабатывающий завод в Измире. Третий этап (80-90 гг.). Придя к власти после очередного переворота 1980 г., Армия сделала последнюю попытку принудить к компромиссу сторонников рынка и этатизма. Убедившись в бесплодности этой попытки, военные стали править сами, развязав дискуссию на тему: "Этатизм или либерализм". Итогом этой дискуссии стало закрепление в новой Конституции 1982 г. как курса на экономическую либерализацию, так и положения о роли государства и госсектора в экономике. Добившись утверждения этого исторического для Турции документа, генералы "с короткими и решительными мыслями" уступили власть гражданскому правительству. В 80 гг. были четко определены задачи, сферы, степень участия и формы взаимодействия в экономике государства и частного капитала: прекращение их противоборства способствовало стабилизации социально-политической ситуации в стране, впечатляющему экономическому росту и превращению Турции в региональную сверхдержаву. Отказ от государственной монополии в экономике и ее либерализация - необходимое условие буржуазного прогресса Турции. Однако турецкие лидеры понимают: либерализация эффективна, если она меняет социально-экономическую структуру соответственно возможностям и исторической самобытности общества. В Турции государство обречено тянуть лямку вмешательства в экономику. Поезд истории ушел - буржуазия тех стран, где до сих пор преобладает госсектор, обречена на вечную роль младшего партнера иностранного капитала, если не будет опираться не только на политическую, но и на экономическую мощь и помощь "своего" государства. Границы либерализации определяются национально-экономическими интересами: в ведении государства остаются капиталоемкие производства ("оборонка", электроника, энергетика, новые технологии) и ж/д транспорт. Из 500 крупнейших компаний страны - 94 государственные.

Шестой пятилетний план Турции (1989-94 гг.) на 39% финансировался из госбюджета. Госсектор в новых условиях избавился от ранее присущих ему пороков - теперь он функционирует на основе рентабельности в форме госкорпораций и не висит гирей на госбюджете (неэффективность госсектора прежде была обусловлена директивным, сверху, занижением цен на его продукцию в пользу потребителя этой продукции - частного сектора). В новых условиях самоокупаемости хозяйственная прибыль на одного занятого в госсекторе на 55% выше, чем в частном. Частный сектор понял выгоду раздела сфер влияния в экономике - даже крупнейшие турецкие монополии не требуют теперь приватизации госсобственности. Как пишет видный экономист Кахраман: "Государственные монополии - это горб на экономике свободного рынка, но мы не желаем, чтобы вместо него появилось множество новых горбов, причин безработицы и незаживающих социальных ран". Любопытно, что при "рыночном" политическом руководстве страны (Т. Озал, С. Демирель) в 80-90 гг. доля госсектора в условиях рыночной конкуренции не уменьшилась, а даже увеличилась. Возникнув однажды для выполнения сугубо определенных функций, госсектор сохранил внутренние стимулы к саморазвитию в новой ситуации: параллельно росту производства в частном секторе происходит рост и в государственном. Что касается частного капитала, то он устремился в наиболее выгодные экспорториентированные производства, чрезвычайно конкурентоспособные в Европе благодаря дешевизне турецкой рабочей силы.

Подводя итоги турецкого пути к рынку, отметим следующее: - во-первых, его длительность, постепенность и драматичность. Многие турецкие специалисты считают, что в стране только завершается создание условий для нормального функционирования рыночного механизма, - во-вторых, положительную роль третьей силы - Армии в предотвращении лобового столкновения рыночников и государственников. Парадокс, но военные оказались умереннее гражданских политиков, вовлеченных во внутрибуржуазное противоборство, - в-третьих, хорошую продуманность и исполнение конкретных экономических проектов, выгодных и стране в целом, и частному капиталу (сначала развитие импортзамещающего, затем экспорториентированного производства). - в-четвертых, издержки либерализации (в 80 гг. внешний долг Турции вырос вдвое до 30 млрд. долл., произошла резкая социальная дифференциация - не от хорошей жизни миллионы турецких рабочих-гастарбайтеров заполонили Европу и особенно ФРГ, хотя в целом турецкая экономика выигрывает от подобной рабочей эмиграции благодаря ее денежным переводам на Родину и приобретению гастарбайтерами квалифицированных специальностей).

Наступление торгово-финансового капитала на политику этатизма сопровождалось появлением элементов политической нестабильности в эпоху двухпартийной демократии в 50 гг. и хронической нестабильностью при многопартийной системе с 60 гг. Парадокс многопартийной демократии в Турции - она способствовала укреплению политических позиций традиционных и консервативных сил. В борьбе за голоса избирателей буржуазные партии были вынуждены искать поддержку деревенской помещичье-кулацкой верхушки, поскольку "голоса деревни аги - часть собственности аги". Это воспрепятствовало ликвидации полуфеодальных пережитков в турецкой деревне. Кроме того, в 50 гг. ДП положила начало использованию мусульманской религии в политических целях. Отказавшись от принципа лаицизма, демократы выдвинули лозунг "каждой деревне - своя мечеть" (в то время как 16 тыс. деревень не имели начальной школы). За заслуги перед религией Премьер-министр Мендерес даже был причислен к лику "святых". Допущенная в 50 гг. в политику, мусульманская община в лице своих радикальных представителей в 70 гг. включилась в "исламский ренессанс", стала выходить из-под государственного контроля и выдвигать собственные лозунги и требования. В послевоенный период в Турции интенсивно идут процессы кристаллизации классового самосознания и самоопределения, возникают и распадаются причудливые социально-политические коалиции. Наиболее крупной является застарелая аграрная проблема. За 20-70 гг. количество крестьянских семей увеличилось с 1,7 до 4,1 млн. В результате на 25 млн. крестьян приходится 25 млн. га пашни: деревенская верхушка владеет 65% площадей, а количество безземельных крестьян за 50-70 гг. выросло с 64% до 84%. В конкретных условиях Турции даже уравнительный передел земли между крестьянами может привести лишь к экономически неэффективной парцеллизации сельского хозяйства по 5-6 га на семью с неизбежным последующим новым капиталистическим переделом. Аграрно перенаселенная деревня выталкивает в города огромную массу сельских мигрантов, оседающих в т. н. "геджеконду" (до 25% городского населения), которые являются питательной базой для экстремистских политических движений. Государственная политика по отношению к крестьянству исходит из необходимости "поддержания внутреннего мира" посредством отчуждения земель у помещиков сверх установленного потолка землевладения (с 1973 г. 33 га на семью) с компенсацией и установления двойного потолка для "образцовых хозяйств", использующих капиталистические методы ведения хозяйства, и передачи земель государственного фонда (целинные, осушенные) по принципу очередности (безземельным, малоземельным, с/х рабочим). Для тех крестьян, кто земли получить не сможет (а таких большинство), государство обещает содействие в трудоустройстве на предприятиях и приоритет при выезде на заграничные заработки. Таким образом, аграрная проблема в Турции не может быть решена преобразованиями в деревне - лучшее средство ее смягчения - в создании достаточного количества рабочих мест для деревенских мигрантов в городе, чему в принципе способствует либерализация экономической политики. При всей остроте аграрного вопроса Правительству удается спускать его на тормозах и не допускать возникновения организованного крестьянского протеста. Промышленный пролетариат Турции относительно немногочислен (накануне открытой либерализации его численность составляла около 4 млн. чел., из них фабрично-заводской пролетариат преимущественно на предприятиях госсектора, высокомеханизированных, около 1,5 млн. чел., 50% которых трудятся в коллективах численностью более 500 рабочих). Либерализация экономики способствует ускоренному росту рабочего класса мелких предприятий частного сектора, менее оплачиваемого. В городе, как и в деревне, около трети рабочей силы экономически не востребованы, что ведет к жесткой конкуренции за рабочие места. Все это обуславливает раздробленность рабочего и профсоюзного движения. В связи с тем, что главным вопросом общественной жизни послевоенной Турции стал вопрос о типе капиталистического развития, водораздел политической борьбы до сер. 80 гг. проходил внутри буржуазного класса. До нач. 80 гг. наблюдается борьба двух основных тенденций внутрибуржуазного противоборства: сохранения госсектора как ведущего и превращения в ведущий частного сектора. С принятием Конституции 1982 г. на первый план выходит вопрос использования госсектора (в общенациональных интересах или для обслуживания крупного капитала?) Существенную роль играет противоборство наступающей западнобуржуазной группировки (26% территории, 39% населения, 69% промышленного производства) и обороняющейся восточной группировки (35% территории, 23% населения, 9% промышленного производства, более 50% с/х производства), в т. ч. по вопросам аграрной политики и интеграции Турции в Общий рынок. Сложную социально-политическую эволюцию в послевоенный период претерпел офицерский корпус турецкой Армии. В 50 гг. плохо оплачиваемые военные вместе с административно-экономической бюрократией противостояли наступлению частного капитала на принципы Ататюрка. В 60 гг. торгово-промышленная буржуазия привлекла генералитет на свою сторону посредством экономической ассимиляции Армии в ВПК через Акционерные общества военных (АОВ). Интегрированные в частнобуржуазный сектор генералы в 1970 г. упредили антибуржуазное выступление офицеров-этатистов (более 100 старших офицеров и 8 генералов), а в 1974 г. провели процесс над ОРО (Организация революционных офицеров), в результате которого 33 офицера были осуждены на 6-12 лет заключения. В 70-80 гг. процесс перехода офицерского корпуса на сторону рыночников завершился, поскольку военные превратились в наиболее обеспеченную часть государственных служащих. При этом военные сохранили за собой статус и репутацию надпартийной общенациональной силы. Пестрота социально-политического спектра Турции и противоположность устремлений рыночников и этатистов позволили Армии играть роль верховного арбитра и добиться компромисса двух типов капиталистического развития. Незавершенность процесса классообразования, ведущая роль традиционного сектора в демографической структуре, несмотря на удвоение городского населения каждые 20 лет, молодость населения страны (более половины его моложе 25 лет), резкая имущественная дифференциация (на 20% населения приходится 57% национального дохода) - все это создает питательную среду для левого и правого радикализма и террористического движения. В 60-70 гг. базой леворадикального движения было 600-тысячное турецкое студенчество (25% из рабоче-крестьянской среды, 42% из семей государственных служащих), столкновение которых на заработках с суровыми социально-экономическими реалиями способствовало росту влияния на них идей Мао и Маркузе. Широкой популярностью среди них пользовался лозунг ликвидации "полуфеодального полуколониального режима", имеющий под собой определенные основания. Рост леворадикальных тенденций в молодежной среде в указанные десятилетия обусловливался также отсутствием легально действующей партии левой альтернативы типа КПТ, наличие пяти конкурирующих между собой социалистических партий. В 70-80 гг. усиливается праворадикальная тенденция, олицетворением которой стала неофашистская организация "Серые волки", получившая мировую известность после покушения Агджи на Папу Римского. В самой Турции неофашисты практикуют индивидуальный террор не только против левых, но и против умеренно-либеральных политиков, журналистов, интеллектуалов. Неофашисты спекулируют на законном недовольстве значительной части населения страны негативными для них последствиями частнокапиталистической трансформации общества и взывают к традиционным, в т. ч. исламским ценностям. Образцом социальной демагогии "Серых волков" стали призывы их лидера А. Тюркеша: "Я не призываю турецкую нацию к грошовой демократии, где права попираются взяточниками и мошенниками, к свободе, где нет места нравственности, к экономике, допускающей ростовщичество и спекуляцию - я призываю вернуться на путь Аллаха, к единству и братству, к исламской нравственности и добродетели". Неофашистское движение эксплуатирует не только социальный протест традиционных и маргинальных слоев населения. Оно является также реакцией на роль инонационального капитала в экономике страны и особенно на "космополитическом" Западе (Стамбул производит более трети НД), на армянский антитурецкий терроризм, на курдское сепаратистское движение (курды составляют 10% нас. Турции вообще и около 20% ее азиатской части), на внешнеполитические трудности Турции (кипрская проблема), на турецко-греческий конфликт из-за нефтяного шельфа Эгейского моря. Деятельность левых и правых экстремистов дестабилизирует обстановку в стране и препятствует ее нормальному развитию, особенно в эпоху либерализации экономики. Поэтому турецкая Армия ведет решительную борьбу со всеми разновидностями политического радикализма.

Внешняя политика Турции после Второй мировой войны

Со времени переориентации внешней политики Турции с нейтралитета на Запад (1936-39 гг.) она, по выражению местного журналиста, "напоминает вагон, прицепленный к локомотиву, которым управляют другие". В 50 гг. односторонней ориентации на США Анкара превратилась в наиболее преданного союзника Вашингтона: вступила в НАТО (хотя не являлась страной Североатлантического региона) и другие военно-политические блоки, создание которых на Ближнем и Среднем Востоке было инспирировано США; участвовала в Корейской войне; поддержала англо-франко-израильскую агрессию против Египта в 1956 г.; разместила американские военные базы на своей территории и т. д. В результате Турецкая Республика, родившаяся в национально-революционной войне 1919-23 гг., противопоставила себя не только советскому блоку, но и национально-освободительному движению стран Азии и Африки. Военный переворот 1960 г. был вызван не только социальными последствиями политики обвальной либерализации демократической партии, но и протестом патриотически настроенных офицеров против того, что они называли "распродажей национальных интересов". В 60 гг. внешняя политика Турции становится более самостоятельной. Это объяснялось не только национализмом военных, но и осознанием того факта, что Вашингтон готов поддержать Анкару только в случае ее маловероятного столкновения с Москвой, но не может быть полезен в конфликте Турции с несоциалистическими странами (например, с Грецией из-за Кипра). В Анкаре также убедились в нежелании США содействовать комплексной индустриализации Турции, т. к. это ослабило бы ее зависимость от Вашингтона. Турции также необходимо было выйти из международной изоляции в третьем мире для обеспечения его поддержки турецкой политики на Кипре. С учетом вышеуказанных соображений Анкара, сохраняя общую военно-политическую ориентацию на США, начала экономическую переориентацию на ЕЭС - Западную Европу. Расширение экономического сотрудничества с СССР помогало Турции шантажировать Запад с целью установления более благоприятных для нее условий взаимодействия с ним. В 70 гг. произошло некоторое осложнение турецко-американских отношений. Во время обострения турецко-греческих отношений вокруг Кипра Вашингтон, не заинтересованный в военном столкновении двух членов НАТО и ослаблении юго-восточного фланга этого блока, наложил запрет на использование Турцией американского вооружения и прекратил ранее оговоренные военные поставки. В ответ на это Анкара установила контроль над американскими военными базами на турецкой территории, кроме базы НАТО в Инджирлике. Впоследствии на США было оказано давление в пользу резкого повышения арендной платы за пользование военными базами в Турции. В 1963 г. начался процесс вхождения Турции в Общий рынок. Поскольку на Западную Европу приходилось 93% турецкого экспорта, в Анкаре надеялись на ликвидацию перед ним таможенных перегородок, а также на предоставление со стороны ЕЭС займов, кредитов, экономической помощи, инвестиций в экономику страны. На первом, подготовительном этапе вступления в эту организацию (1963-72 гг.) стороны изучали друг друга и возможности взаимодействия. На втором, таможенном этапе (1972-87 гг.) Турция приводила тарифы и стандарты в соответствие с европейскими, обеспечивала свободу движения рабочей силы и капиталов, интегрировала в ЕЭС свое с/х. По намеченному в нач. 60 гг. графику на третьем этапе (1984-90 гг.) завершается выработка единой для Турции и Общего рынка экономической политики. Экономическая либерализация в Турции сблизила типы капиталистического развития этой страны и стран ЕЭС. Интеграция Турции в европейскую капиталистическую экономику способствовала ускоренной модернизации страны, что заметно хотя бы на роли турецкой рабочей эмиграции: она существенно смягчает проблему безработицы: 70% эмигрантов получают на европейских предприятиях профессиональное образование и возвращение их на Родину есть инвестиция человеческого капитала ЕЭС в турецкую экономику (при условии их использования дома по назначению), переводы инвалюты эмигрантов (в среднем по 970 долл. каждый в год) покрывают 76% дефицита платежного баланса страны (а в самой Турции каждый рабочий производит только 500 долл. ВНП, т. е. чистая прибыль страны от каждого эмигранта составляет 470 долл./год. Трудовая эмиграция - разновидность турецкого экспорта). Адаптация изначально неквалифицированных турок к индустриальной экономике ЕЭС способствует приспособлению страны в целом к современным социально-экономическим стандартам. Эпохи спадов экономической активности в Западной Европе существенно отражаются на пока еще слабом турецком звене ее экономики и особенно на масштабах и прибыльности турецкой эмиграции. Сложную эволюцию претерпела политика Турции по отношению к арабскому миру. В 50 гг. она играла роль орудия и посредника Запада в мусульманском мире, обвиняя арабов в конфликтах с Израилем (в то время как даже Пакистан становился в этом вопросе на позиции мусульманской солидарности). В 60 гг. Анкара начала борьбу за восстановление доверия к себе со стороны арабо-мусульманского мира для решения внешнеторговых и кипрской проблемы. Это выразилось в сочетании прозападной и проарабской позиций турецкой дипломатией: с одной стороны проарабский нейтралитет в третьей и четвертой арабо-израильских войнах (признание Резолюции ООН №242, пропуск советских кораблей через Проливы в Средиземноморье), с другой стороны сохранение дип. отношений с Тель-Авивом и неучастие в санкциях против него. Однако арабских соседей устраивала и подобная позиция Турции, выгодно отличавшаяся от прежней. С Ираком Турция нашла общий язык в борьбе против курдского сепаратизма в обеих странах (20% нас. Ирака) и в нач. 90 гг. даже совершала рейды и авианалеты на позиции курдских повстанцев на иракской территории с согласия (или по просьбе) Багдада. Следует отметить существенные расхождения позиций курдов обеих стран. Турецкие курды добиваются создания независимого курдского государства на части территории Турции, Ирака, Ирана и Сирии. Иракские же курды согласны ограничиться внутренней автономией Иракского Курдистана с правом приоритетного пользования доходами от Мосульской нефти, за что турецкие курды считают их "предателями" общего дела. Исламская революция в Иране содействовала повышению роли Турции на Ближнем и Среднем Востоке как олицетворения светской альтернативы развития мусульманского мира и способствовала увеличению западной военной и экономической помощи этой стране. Наиболее острой внешнеполитической проблемой Турции 60-90 гг. стала кипрская. Особенностью НОД на Кипре против британского господства было выдвижение греками-киприотами лозунга "энозиса" (присоединения) острова к Греции, поскольку греки составляли три четверти населения Кипра; и турками-киприотами лозунга "таксима" (раздела Кипра между Турцией и Грецией). Пока Кипр был британской колонией, Анкара не интересовалась ни островом, ни его турецкой общиной. С провозглашением независимости Кипра в 1959 г. местные турки почувствовали слабость своих позиций перед более развитой в социально-экономическом отношении греческой общиной и греческими экстремистами из организации "ЭОКА", и апеллировали к Анкаре о поддержке. Правящие круги Турции использовали проблему турецкого меньшинства на Кипре как политический громоотвод от сложных внутренних проблем страны. Попытка "черных полковников" из Афин в одностороннем порядке осуществить энозис вынудила Анкару осуществить превентивную военную операцию на Кипре в 1974 г., в результате которой под турецким покровительством была создана "Турецкая Республика Кипр", признанная Анкарой, но не признанная остальным миром. Раскол Кипра стал результатом действий экстремистов обеих островных общин, поддержанных Анкарой и Афинами. Советско-турецкие отношения, дружественные до 1936 г., находились в процессе ухудшения до 1954 г. В 50 гг. между Москвой и Анкарой сохранялась напряженность, несмотря на ряд шагов со стороны советской дипломатии по ее ослаблению после смерти Сталина. 30 мая 1953 г. Москва заявила об отсутствии у нее территориальных претензий к Турции (косвенно предъявленных Анкаре через советскую прессу в декабре 1945 г.) и об отказе от выдвинутых в 1946 г. пяти требований СССР по Черноморским Проливам. Турецкие политики и историки не любят упоминаний об отказе СССР от своих претензий. С. Демирель заявил, например, что "Турция вступила в НАТО в 1952 г. и создала американские базы на своей территории после1953 г., т. к. СССР потребовал Карс, Ардаган". С 60 гг. происходит улучшение советско-турецких отношений, что объяснялось стремлением Турции диверсифицировать внешнеэкономические связи, вынудить Запад к более благоприятным для Турции условиям сотрудничества для нейтрализации советского влияния в этой стране, а также общей разрядкой отношений Восток-Запад. К тому же, позиция Москвы по Кипру против энозиса оказалась ближе к интересам Турции, чем западная политика невмешательства в конфликт, в котором у Греции было больше шансов на победу. Результатом экономической помощи СССР Турции стали: Искендерунский металлургический комбинат, нефтеперерабатывающий завод в Измире, алюминиевый завод в Сейдишехире и др. Создание экономической базы взаимных интересов позволило на рубеже 60-70 гг. провести демаркацию советско-турецкой границы (длиной 616,5 км). С распадом СССР развернулось соперничество исламского шиитского Ирана и светской (суннитской) Турции за влияние на Закавказье и Среднюю Азию, от исхода которого зависит во многом будущее этих регионов.

«Оживление Ислама» в 1990-2000 –е гг. Возрождению роли исламского фактора в общественно-политической жизни современной Турции способствовал ряд внутренних и внешних факторов, таких как: сохранение религиозного пласта «народного ислама» на фоне ускоренной урбанизации второй половины XX в., введение в 1946 г.многопартийности, которая через выборные процедуры расширила рамки участников политического процесса; формирование и рост в условиях перехода к рыночным механизмам новых традиционно-ориентированных предпринимательских слоев периферии, которые стали претендовать на включенность в механизм принятия политических решений; воздействие подъема исламизма в регионе; а также рост значимости культурно цивилизационной самоидентификации в условиях глобализации. Немаловажно и то, что ислам как инструмент социальной мобилизации и легитимации власти все более активно использовался самой светской политической элитой.

Исламский фактор современной Турции представлен исламистскими партиями, религиозными объединениями и религиозными орденами, опиравшимися на финансово-экономические возможности крепнущего капитала ранее патриархальных районов Анатолии, а также исламской, культурно цивилизационной составляющей в деятельности ряда светских политических партий. В начале 1970-х гг. сформировалось исламистское авторитарное общественно-политическое течение неотрадиционалистского толка с разветвленной структурой, представленное объединением «Национальный взгляд» и сменявшими друг друга по причине: судебных запретов легальными исламистскими партиями под бессменным председательством Неджеметтина Эрбакана. В своих программах они призывали возвратиться к исламскому образу жизни, противопоставить моральные ценности ислама; «безнравственному западному капитализму» и переориентировать страну с Запада на исламский мир. Участвуя в работе парламента и коалиционных правительств возглавляемая Н. Эрбаканом Партия национального спасения; в соответствии со своей жесткой, антизападной риторикой всячески препятствовала выработке законодательных мер, направленных: на углубление сотрудничества с европейскими-странами и Европейским экономическим сообществом. Фактическая легализация суфийских орденов и религиозных обществ сопровождалась формированием» и стремительным развитием новых предпринимательских слоев. О возросшем влиянии ислама: на политическую, жизнь, Турции свидетельствует, изменение отношения к нему военных - самых решительных защитников секуляризма. Хотя осуществившая в 1980 г. военный переворот армейская верхушка декларативно осудила использование религии в политических целях и выступила против создания исламских партий и организаций; уже с середины 1980-х г: ислам был взят на вооружение правящей политической элитой, став неотъемлемой составляющей новой государственной идеологической концепции «турецко-исламского синтеза», встроенной в качестве культурно-исторической составляющей, в кемализм. Использование ислама в политических целях светскими партиями стало характерной чертой 1980-1990-х гг.

Начатая в 1980-е гг. неолиберальная модернизация, то есть передача крупных государственных активов в частные руки и поэтапное превращение экономики в открытую конкурентную систему, привела к свертыванию политики этатизма - предпринимательской деятельности государства и близких республиканским структурам бизнес-элит. Политика правоцентристов Партии Отечества Т. Озала, ослабив старую буржуазную республиканскую элиту, нашла поддержку в новых поднимающихся периферийных предпринимательских группах, одновременно способствуя их возвышению. Резкое изменение положения традиционных слоев вследствие урбанизации привело к усилению, исламистских сил. Наибольшую поддержку им первоначально оказывали сельская периферия- и социальные маргиналы города, но затем все большую поддержку получают они и от средних городских слоев, университетской молодежи, новой турецкой технократии, воспринявшей религиозно-националистическую идеологию.

Свидетельством усиления позиций политического ислама в Турции, стала победа на парламентских выборах 1995 г. преемницы» ПНС, исламистской Партии Благоденствия (ПБ, Рефах), сформировавшей в июне 1996 г. Правительство во главе с Н. Эрбаканом. Однако незамедлительно выявились пределы их возможностей. Предпринятые правительством попытки исламизации значимых сфер деятельности государства и изменения внешнеполитических ориентиров страны были пресечены военной верхушкой страны, опиравшейся на поддержку сторонников светской политической системы. Уже в 1997 г. старой военно-гражданской бюрократии удалось отодвинуть угрозу исламизации режима, добившись отставки правительства и запрета ПБ. Сравнительно безболезненное отстранение Н. Эрбакана от власти свидетельствовало о весьма ограниченной поддержке идеи «исламского государства» в турецком обществе, которое в основной массе не собиралось отказываться от идеи вступления в «европейскую семью» и не мыслило иного основания для турецкой политической системы кроме светского республиканского режима. Это, безусловно, свидетельствовало о внушительной степени легитимности турецкой республиканской политической системы и отсутствии общественного запроса на коренные изменения в сторону ее полного пересмотра. Понимание этих реалий, а также роли западных ценностей в процессе модернизации заставило часть исламистов кардинально пересмотреть традиционные антизападные идеологические установки, уходящее корнями в средневековое мировоззрение «священной» религиозной борьбы против христианского мира. Кроме того, пропаганда политического плюрализма и демократических ценностей не только позволяла защититься от судебных преследований по формальным обвинениям, но и получить поддержку Запада, противопоставив себя светскому истеблишменту как прогрессивную политическую силу, связывающую будущее Турции с демократией. С созданием Партии справедливости и развития (ПСР) в 2001 г. в турецком политическом исламе появилось новое обновленческое реформаторское течение либерально-демократического направления. Несмотря на наличие у ПСР исламистских «корней», она не позиционировала себя как партию исламистскую, подчеркивая лишь свою религиозно-культурную идентичность. Фундаментальная трансформация программы ПСР заключалась в лояльности партии основным принципам Конституции Турецкой Республики, подчеркивании примата демократических ценностей, таких как гражданские свободы, объявлении курса на развитие либеральной рыночной экономики и поддержке вступления Турции в Евросоюз, провозгласив этот шаг завершающим этапом на пути модернизации страны.

Вместо религиозно мотивированного политического традиционализма и антизападной риторики ПСР делает акцент на продвижении к универсальным ценностям. В 2006 г. Фонд экономических и социальных исследований (TESEV) опубликовал исследование, согласно которому лишь 9 % населения выступают за введение в законодательство страны норм шариата. В 1999 г., когда Турция получила статус кандидата на вступление в ЕС, положительно на этот вопрос ответил 21 % населения. Реформирование политической системы Турции в этом направлении и развитие основных институтов современного гражданского общества отвечало, как заинтересованности самой партии в расширении поля политической конкуренции, чтобы существенно потеснить старую гражданско- военную бюрократию, так и интересам новых крепнущих слоев турецкого предпринимательства. Находясь под давлением авторитарных механизмов политической системы, контролировавшихся республиканским истеблишментом наследниками кемалистов, ПСР искала союза с дистанцировавшимися от наследия авторитарного режима либерально-демократическими силами и НПО внутри страны, а также с европейскими структурами, критично настроенными в отношении ситуации с правами человека и процессов демократизации в Турции. Оценивая феномен ПСР, нужно отметить, что ее нельзя, безусловно, отнести к партиям исламистского толка, неизменной характеристикой которых является стремление обеспечить соблюдение жестких моральных норм, поставить консервативные социальные, нравственные и религиозные проблемы во главу политической повестки дня. Обращает на себя внимание, что партия не апеллирует к, классовым, языковым, религиозным или этническим различиям, равно как исключительно к мусульманскому религиозному или этническому турецкому электорату. ПСР с некоторыми оговорками на культурный традиционализм являет собой пример т.н. «cath-all party». Ее идеология универсальна и направлена на консолидацию максимального количества групп интересов: социальных слоев, религиозных, культурных, этнических меньшинств - и создание широкого национального консенсуса. Будучи выходцами из «контрэлитной» культурной среды, деятели ПСР оказались в состоянии сформировать широкую политическую платформу и в условиях высокого уровня конфликтности политической культуры сформулировать общенациональный демократический курс.

Успехами в экономическом развитии, в демократизации политической системы, в активизации переговорного процесса о вступлении Турции в ЕС в качестве полноправного члена партия обеспечила себе широкую электоральную поддержку, что показали парламентские выборы 2007 г. Несмотря на эту поддержку, представляется, что ПСР будет действовать осторожно и идти на компромиссы, чтоб не углублять раскол турецкого политического класса. Темболее что на данный момент свобода действий партии Р.Т. Эрдогана существенно ограничена армией, кемалистской бюрократией, высшими иерархами в судебной системе, образовании и значительной частью крупного бизнеса. Принимая во внимание подозрения турецких секуляристов относительно «реальных» политических целей ПСР; любая попытка правительства перейти обозначенные сторонниками секуляризма, границы, в частности, ввести религиозные нормы в национальное законодательство, вызвала бы серьезное внутриполитическое напряжение.

Логика исторического развития – политической системы республиканской Турции от авторитарной модели к все более открытым, демократическим формам; диктует ПОР, в том числе, и ради собственного политического будущего, необходимость активизации модернизационных процессов и, сохранения курса на присоединение к ЕС. Последнее, однако; не мешает реализовывать национальные интересы, на других направлениях, одновременно развивая партнерские отношения; как с мусульманским миром, так и с Израилем, США, Россией, и придерживаться во внешней политике прагматичного курса на многовекторность. Для Турции нынешний этап долгого пути интеграции в ЕС связан с выполнением политических требований Евросоюза как условия ее полноправного членства, переговорный процесс по которому был начат в 2005г. Многие из требований, предъявляемых Турции на нынешнем этапе процесса вступления, такие как: сокращение роли армии; в государственной политике, введение ее подотчетности гражданским структурам, усиление роли гражданского общества, отказ от вмешательства, государствам в религиозную сферу - совпадают с задачами, поставленными ПСР; и; действительно цементирует демократические светские ценности в обществе, укрепляя его на этом пути.

За последние два десятилетия Турция серьезно продвинулась по пути внедрения демократических норм, хотя, безусловно, реализация задач модернизации, наряду с нерешенностью курдского вопроса и проблемы Северного Кипра, представляет немалую сложность с учетом внутриполитического баланса сил, но-вектор движения страны очевиден. Вместе с тем, необходимо отметить ряд особенностей политической системы Турции, которые осложняют ее гармонизацию с европейскими моделями, основанными на демократических процедурах, признаваемых государствами ЕС в качестве универсальных. Стоит вопрос об уровне развития политической системы страны, т.е. о наличии в ней определенного набора институтов и эффективности исполняемых ими функций. Существующие в настоящее время структуры турецкой, политической системы, а особенно, реализация их функций часто не соответствуют критериям, эффективности, предъявляемым европейскими демократиями. Нельзя не отметить высокие показатели явки избирателей, как на местные, так и на всеобщие выборы, это является признаком развитой культуры политического участия и высокой степени включенности в политический процесс. Однако в условиях расширяющихся политических свобод и обеспеченной состязательности выборов, остается пока только перспективой формирование подлинных институтов гражданского общества ассоциативных групп, призванных служить уменьшению погрешности в представительстве интересов через вовлечение граждан в политический процесс и артикуляцию их интересов.

Существенно, что плюрализм в партийной и политической жизни Турции отражает не столько развитость демократических институтов, сколько глубокие противоречия внутри общества по ряду важнейших национальных вопросов. Последнее обстоятельство обуславливает нестабильность турецкой политической системы, для которой характерны не только конфликты различных составляющих турецкого политического класса, но, прежде всего глубокие этнические и конфессиональные противоречия, многократно усиленные серьезным экономическим неравенством регионов. Эти противоречия разделяют общество и его политический спектр на несколько «субкультур», имеющих противоположные и нередко непримиримые точки зрения. В Турции по-прежнему высок потенциал для гражданского насилия и бескомпромиссной политической борьбы. Последнее было явно продемонстрировано политическим кризисом 2007-2008 гг., сопровождавшимся политически-мотивированными судебными разбирательствами. Сохраняющийся, конфликтный характер политической культуры, противоположный консенсусному, свойственному большинству европейских стран, говорит не в пользу скорых европерспектив Турции. Однако, все эти сомнительные с точки, зрения демократических процедур ситуации разрешились или были «заморожены» на компромиссной основе в связи с осознанием противными сторонами необходимости консолидации перед вызовами, надвигающихся экономических проблем. Процесс реформирования политической системы страны и выполнения политических требований ЕС к Турции был неоднозначно-воспринят турецким политическим классом. С одной стороны, наблюдался сдвиг в идеологических воззрениях исламских кругов от антизападничества к признанию неких универсальных демократических норм. Многочисленные религиозные общественные объединения, суфийские ордены, даже Партия счастья (Саадет), выражающая политические интересы движения «Национальный взгляд»(Милли герюш) Н.Эрбакана сегодня стала подчеркивать необходимость проведения требуемых Евросоюзом демократических реформ. С другой - в кругах старой республиканской элиты, традиционно ассоциировавшейся со светскими западными ценностями, политические критерии ЕС вызывают опасения и ведут к ее поляризации. Кемалисты не могут отказаться от курса на присоединение к единой Европе, поскольку это означало бы отказ от наследия Ататюрка. Вместе с тем структурное реформирование политической системы влечет за собой постепенное ослабление механизмов влияния на политические процессы со стороны традиционной правящей элиты и расширяет представительство иных групп интересов, в том числе и религиозных объединений, поэтому для части кемалистов предпочтителен статус-кво. Чрезмерными и чреватыми утратой целостности государства считают они требования, касающиеся национальных меньшинств. Вместе с тем в. решении конкретных политических требований ЕС, в частности, кипрской и курдской проблем, ПСР пытается учитывать мнение всех составляющих турецкого политического класса. Можно предположить, что в связи с неизбежным, на пути вхождения в ЕС отходом от государственной идеологии кемализма (в странах ЕС нет государственных идеологий) существует вероятность дезорганизации значительной части общества, ориентировавшейся ранее на официальную государственную доктрину, и вследствие этого утраты доверия к политическим институтам. Однако, на наш взгляд, увеличивающаяся степень вовлеченности граждан в процесс принятия политических решений способна, напротив, повысить легитимность и устойчивость системы. Кроме того; вступление в Евросоюз будет способствовать достижению компромисса, как внутри политической элиты, так и между расколотыми общественными группами.

Вместе с тем необходимо отметить ряд особенностей политической системы Турции, которые осложняют ее гармонизацию с европейскими моделями. Структуры турецкой политической системы, а особенно реализация их функций часто не соответствуют критериям эффективности, предъявляемым Евросоюзом. Остается пока только перспективой формирование гражданского общества. Турецкая политическая система характеризуется нестабильностью, связанной не только с конфликтами внутри политического класса, но и, прежде всего, с глубокими этническими и конфессиональными противоречия, многократно усиленными серьезным экономическим неравенством регионов. Эти противоречия придают турецкой политической культуре конфликтный характер в противоположность консенсусному, сформировавшемуся в большинстве европейских стран. Однако в последние время наблюдается осознание противными сторонами политического класса необходимости консолидации перед социальными политическими и экономическими вызовами. Столкновение позиций по вопросу вступления Турции в ЕС наблюдается не только в турецком обществе. Немалая часть европейского населения и политиков высказывает свои опасения. Преимущественно они связаны с быстрорастущей численностью населения Турции, вследствие чего, согласно действующим процедурам, она получила бы наибольшее представительство в Европарламенте. Волнует европейцев и перспектива умножения в странах. ЕС числа турецких мигрантов, а также соседство Турции с такими проблемными зонами, как Ближний Восток и Закавказье. Значительную роль в «торможении» евроинтеграционных стремлений Турции Европой играют «христианские традиции» и страх ее жителей перед исламом. Опасения европейцев усилены осознанием того, что религиозные различия могут быть источником острого антагонизма, поскольку затрагивают вопросы, предполагающие глубокую личную убежденность.

Сторонники полноправного членства Турции в ЕС, как в Турции, так и в Европе строят свою аргументацию преимущественно на вполне прагматических интересах. Турецкие сторонники интеграции видят в этом возможность войти в число высокоразвитых стран, европейские отмечают все более важное для Европы геостратегическое положение Турции. Те и другие полагают, что вступление страны в ЕС было бы чрезвычайно полезно, т.к. Турция выступила бы своего рода катализатором и моделью демократических преобразований для всего мусульманской мира, своеобразным мостом между двумя мировыми цивилизациями, ключом к налаживанию и укреплению их мирного сосуществования и сотрудничества. Отказ же от принятия Турции в Европейский Союз грозил бы привести к отчуждению турецкого общества от Запада, к усилению религиозного фундаментализма и крайнего национализма. Вступление Турции в ЕС остро ставит вопрос о возможности религиозно культурного компромисса. Эта проблема не вставала до сих пор при принятии в ЕС новых членов. Проблема совместимости турецкого общества с его усиливающейся исламской самоидентификацией и современной европейской культуры постмодерна, жизнеспособности подобной политической конструкции рождает острые и порой непримиримые споры, как внутри Турции, так и в европейских государствах. История не дала пока окончательного ответа на этот вопрос, но эволюция политического ислама в Турции в либерально демократическом направлении, в направлении поиска компромисса говорит, что возможность совместимости исламской культурно-религиозной традиции с политической принадлежностью Европе существует. И в этом контексте перспектива полноправного членства Турции в ЕС вполне реальна. Конечно, в масштабах проделанного странами ЕС пути в деле демократизации и модернизации политической системы, Турции предстоит еще сделать немало, но, если взглянуть на историю этой страны, на современное состояние общества и политических институтов - подобная задача представляется не такой уж непреодолимой. Сложившаяся к настоящему времени ситуация дает основание считать, что Турции предстоит пройти трудный путь к полноправному членству в Европейском союзе, который, как представляется, может растянуться по времени до середины нынешнего столетия.