Глава II. Понятие правоотношения.

1. Определение правоотношения

В советской юридической науке правоотношение определяют обычно как регулируемое

или урегулированное правом общественное отношение, участники которого выступают

как носители прав и обязанностей. Это определение имеет по крайней мере два

существенных недостатка. Оно, во-первых, не позволяет разграничить правоотношение и

то общественное отношение, которое лежит в его основе, и, во-вторых, не дает ответа на

вопрос, для чего вообще возникает правоотношение, какую служебную роль в процессе

воздействия норм права на поведение людей выполняет правоотношение.

[49] См. п. 25 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 12 декабря 1940 г. ГК

РСФСР, 1957, стр. 188.

[50] См. О. А. Красавчиков, ук. автореферат, стр. 5.

[51] См. О. С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 123.

Пример незавершенных правовых последствий из наступления части юридического

состава, который приводит О. С. Иоффе, неудачен. Офферта и акцепт–элементы единого

юридического факта–договора. Поэтому в примере, приведенном О. С. Иоффе,

юридического состава вообще нет.

17

С. Ф. Кечекьян правильно обратил внимание на то, что господствующее определение «...

не выражает в достаточной мере надстроечного характера правоотношений».[1]

Несколько иначе к критике традиционного определения подходит М. П. Карева. Она

указывает, что вследствие своей неполноты определение правоотношения как

общественного отношения, урегулированного нормой права, позволяет сделать вывод,

будто «... и те фактические общественные отношения, которые, являясь базисными

отношениями, опосредствуются правоотношениями, тем самым обращаются в

надстроечные отношения,

18

[1] С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 18; Его же.

Нормы права и правоотношения. «Советское государство и право», 1955, № 2, стр. 24.

в то время как в действительности это исключено».[2] Важно. однако, подчеркнуть, что,

по мнению обоих авторов, в общем определении недостаточно отражена специфика

правоотношений как особых идеологических отношений, которые не сливаются с

лежащими в их основе фактическими общественными отношениями, а выступают в

качестве формы этих отношений.

Защищая традиционное определение от участившихся нападок, О. С. Иоффе утверждает,

что о правоотношении можно говорить в двояком смысле: имея в виду либо «.. . единство

его экономического содержания и юридической формы, и тогда оно охватывает как

область базиса, так и область надстройки», либо «... только его юридическую форму, и

тогда перед нами идеологическое отношение, целиком включающееся в область

юридической надстройки».[3] Этот тезис явно ошибочен. Верно, конечно, что содержание

идеологической надстройки общества определяется лежащим в ее основе экономическим

базисом. В этом смысле каждое надстроечное явление действительно выступает как

форма экономического содержания. Однако, будучи формой экономических отношений,

надстроечные явления сами обладают присущим им особым содержанием и формой,

закрепляющей это содержание. Между тем, идя по пути О. С Иоффе, пришлось бы

признать, что каждое надстроечное явление есть единство базиса и надстройки, что ведет

к отказу от четкого разграничения материальных и идеологических общественных

отношений. Поэтому о правоотношении можно говорить лишь как о форме лежащего в

его основе общественного отношения, что обязывает, как мы увидим в дальнейшем,

раскрыть содержание и форму самого правоотношения.

С. Ф. Кечекьян определяет правоотношения как «...особые идеологические отношения,

возникающие в результате воздействия права на поведение людей и представляющие

собой связь прав одного лица с корреспондирующими ему обязанностями другого

лица».[4] В этом определении четко выражен надстроечный характер правоотношений как

особых идеологических отношений. Однако в нем не устранен другой существенный

недостаток господствующего определения, а именно, не раскрыта служебная роль самого

правоотношения. С. Ф. Кечекьян как будто склоняется к тому, что служебную роль в

регулировании общественных отношений выполняют не

19

[2] М. П. Карева, С. Ф. Кечекьян. О социалистических правоотношениях. Тезисы

докладов. М., 1956, стр. 9

[3] О. С. Иоффе. Спорные вопросы учения о правоотношении, стр. 25.

[4] «Советское государство и право», 1956, № 3, стр. 130 (доклад-С Ф. Кечекьяна).

только нормы права, но и правоотношения. Так, он указывает, что регулирующее

воздействие норм права на общественную жизнь осуществляется через правоотношения,

что регулирующее значение имеют как нормы права, так и правоотношения.[5] В то же

время автор многократно подчеркивает, что правоотношения возникают как результат

воздействия норм права на поведение людей.[6]

В связи с этим служебная роль по регулированию общественных отношений,

выполняемая правоотношениями, остается у С. Ф. Кечекьяна нераскрытой.

Разумеется, было бы неверно считать, что норма права регулирует общественные

отношения лишь до появления правоотношения, что в тот момент, когда возникает

правоотношение, норма права перестает регулировать общественные отношения, уступая

свое место правоотношению. Регулирование объективным правом общественного

отношения с возникновением правоотношения не заканчивается, а по существу только

еще начинается. Сам С. Ф. Кечекьян правильно отмечает, что «... нормы права регулируют

также и поведение людей, уже связанных возникшими ранее правоотношениями .»[7]

Правильнее определить правоотношения как особые идеологические отношения,

возникающие в результате наступления предусмотренных правовой нормой юридических

фактов, как отношения, при посредстве которых (через которые) норма права регулирует

фактические общественные отношения [8]

Преимущества отстаиваемого определения состоят в следующем:

1) определение позволяет четко очертить место правоотношения в ряду других

общественных явлений и провести грань между правоотношением и тем общественным

отношением, которое норма права регулирует через посредство правоотношения;

20

[5] См. С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 9, 16

[6] См там же, стр 5, 24, 31.

[7] Там же, стр. 24

[8] См. Ю. К. Толстой. Проблема обеспечения субъективных гражданских прав «Вестник

ЛГУ», 1952, № 3, стр. 122, Его же. Содержание и гражданско-правовая защита права

собственности в СССР Изд. ЛГУ, Л , 1955, стр. 151–158, Его же. Рецензия на книгу Л. С.

Явича. «Советское право – регулятор общественных отношении в СССР»

(«Правоведение», 1958, № 4, стр. 123–125) См. также: На философском семинаре

юридического факультета Ленинградского Университета (Изложение доклада Ю. К.

Толстого «О философских проблемах общей теории правоотношения» и прений по

докладу) «Правоведение», 1958, № 2, стр. 157–161

[9] Л. С. Явич. Советское право – регулятор общественных отношении в СССР, стр. 39

2) определение отвечает не только на вопрос, как возникает правоотношение, но и на

вопрос, для чего оно возникает, раскрывая тем самым служебную роль по регулированию

общественных отношений, выполняемую правоотношением;

3) определение ориентирует на то, что и норма права, и правоотношения имеют один и тот

же объект, каковым являются фактические общественные отношения;

4) определение позволяет рассматривать правоотношение в качестве юридической формы

того общественного отношения, на которое правоотношение воздействует как на свой

объект.

Признание правоотношений посредствующим звеном между нормой права и

фактическими общественными отношениями, составляющими предмет правового

регулирования, встретило в юридической литературе ряд возражений. Наиболее

отчетливо эти возражения сформулировал Л. С. Явич, который не признает за

правоотношениями регулирующей роли. «Правоотношения,– отмечает Л С. Явич,– есть

определенный результат правового регулирования фактических отношений, сами суть

особый вид общественных отношений».[9] Признание правоотношений регулятором

общественных отношений ведет, как полагает Л С Явич, к тому, что: 1) принижается роль

закона и других нормативных актов в правовом регулировании, хотя бы потому, что закон

может оказывать регулирующее воздействие и вне правоотношений; 2) правоотношения

появляются каким-то образом до воздействия права на общественные отношения, 3) не

отводится надлежащего места юридическому факту; 4) игнорируется наличие таких

общественных отношений, которые не могут существовать иначе как

правоотношения.[10] Таковы основные аргументы автора, отрицающего регулирующую

роль правоотношений. Рассмотрим каждый из них в отдельности.

Верно, конечно, что в ряде случаев норма права воздействует на поведение людей

непосредственно, без правоотношений. Совершенно очевидно, что тезис о регулирующей

роли правоотношений на эти случаи вообще не рассчитан. Правоотношение выполняет

определенную роль в регулировании общественных отношений именно тогда, когда оно

возникает. Таким образом, первый из выдвигаемых автором аргументов бьет мимо цели.

Неубедителен и второй аргумент, особенно если учесть, что сам автор в другом месте

правильно выступает против при-

21

[10] См. там же.

[11] См. Л. С. Явич. Советское право – регулятор общественных отношений в СССР, стр. 78 – 80.

знания правоотношений предметом правового регулирования, рассматривая

правоотношения как специфическую форму общественных отношений и подчеркивая, что

с возникновением правоотношения общественное отношение отнюдь не превращается в

правовое.[11] Из этих правильных положений следовало бы сделать и правильный вывод:

если предметом правового регулирования во всех случаях являются фактические

общественные отношения, а последние есть специфическая форма общественных

отношений, то правоотношения – это особые идеологические отношения, при посредстве

которых (через которые) норма права регулирует фактические общественные отношения.

Признав же правоотношение посредствующим звеном между нормой права и

фактическим общественным отношением, мы признаем тем самым, что и правоотношение

выполняет определенную служебную роль по регулированию фактических общественных

отношений, лежащих в его основе. Отстаиваемый тезис, ни в какой мере не принижая

роль нормативных актов в правовом регулировании, позволяет раскрыть способы

правового воздействия на поведение людей во всем их многообразии, довести требования

правовых норм до их непосредственных адресатов – участников конкретных

общественных отношений. Разумеется, выделение правоотношений в качестве особого

вида - идеологических отношений есть абстракция. Однако это – разумная научная

абстракция,- ибо она позволяет нам, исходя из правильных методологических положений,

объяснить, почему предметом правового регулирования являются фактические

общественные отношения, хотя правоотношения и выступают в качестве формы этих

отношений.

Неубедительны и остальные аргументы, выдвигаемые автором против признания

правоотношений регулятором общественных отношений. Примечательно, что и сам автор

в другом месте пишет: «... и для возникновения второго вида правовых отношений

(которые иначе как в правовой форме, существовать не могут,–Ю. Т.) необходимо,

помимо юридических норм, существование определенных жизненных фактов (автор

правильно не называет их здесь юридическими фактами,–Ю. Т.), определенных

фактических отношений, опираясь на которые и возникают эти новые (курсив наш,–Ю.

Т.) правового характера отношения».[12] Это правильное положение является вместе с

тем ответом на оставшиеся аргументы автора, отрицающего регулирующую роль

правоотношения.

22

[12] Там же, стр. 42.

[13] «Советское государство и право», 1956, № 3, стр. 129 (доклад М. П. Каревой).

Юридический факт, с которым гипотеза правовой нормы связывает возникновение

правоотношения, существует как вполне реальный «жизненный» факт (действие человека,

рождение, смерть, наводнение и т. д.). Поэтому признание регулирующей роли

правоотношения ни в какой мере не сбрасывает со счета юридический факт. Тезис о

регулирующей роли правоотношения не опровергается и наличием таких общественных

отношений, которые иначе как в правовой, форме не могут существовать. И здесь–путем

абстракции–необходимо различать правоотношения и те фактические общественные

отношения, процессы, явления, которые лежат в их основе. В противном случае мы

придем к явно неприемлемому идеалистическому выводу, будто право регулирует самое

себя.

2. Содержание и форма правоотношения

Как реальное общественное явление всякое правоотношение имеет свое содержание и

свою форму. Исследуя правоотношение, советские юристы обычно ограничиваются

указанием на то, что правоотношение выступает в качестве идеологической

(юридической) формы лежащего в его основе экономического отношения, и вслед за этим

переходят к анализу юридического содержания правоотношения. Вопрос же о

взаимодействии содержания и формы самого правоотношения остается в тени. Лишь в

последнее время в ряде работ было указано на необходимость исследовать содержание и

форму правоотношения. Наиболее четко эта мысль выражена М. П. Каревой и Ц. А.

Ямпольской. Так, М. П. Карева указывает: «Правоотношения, выступая в отношении к

своему социально-экономическому содержанию как форма его опосредствования, сами в

качестве общественных отношений имеют свое особое содержание (классово-волевое), не

сливающееся с опосредствуемым социально-экономическим содержанием, и свою

форму».[13] Аналогичное утверждение можно найти и у Ц. А. Ямпольской. Под

собственным содержанием правоотношения автор понимает волевое общественное

отношение;

что же касается форм правоотношений, то они разнообразны. Для административных

правоотношений, отмечает Ц. А. Ямпольская, характерны такие формы, как институт

государственной службы, институт подотчетности и т. д.14[14]

Нетрудно заметить, что М. П. Карева и Ц. А. Ямпольская по существу лишь ограничились

постановкой вопроса о необ-

23

[14] См. Ц. А. Ямпольская. Субъекты" советского административного права. Автореферат

докт. дисс. М., 1958, стр. 7.

[15] М. П. Карпушин. Социалистическое трудовое правоотношение, стр. 12.

ходимости различать содержание и форму правоотношения. Если М. П. Карева вообще не

дает ответа на вопрос, что же следует понимать под формой правоотношения и чем эта

форма отличается от классово-волевого содержания правоотношения, то Ц. А.

Ямпольская смешивает форму и отдельные виды правоотношений.

Решая вопрос о содержании и форме правоотношения, следует учитывать, что предметом

правового регулирования могут быть как экономические, так и идеологические

отношения. Так, для гражданского права основной предмет правового регулирования

составляют экономические (имущественные) отношения, для административного права–

управленческие отношения, складывающиеся в сфере надстройки. Такая отрасль права,

как судебное, имеет своим предметом только идеологические отношения. Вопрос о

содержании и форме правоотношений, по-видимому, не может быть решен единообразно

для правоотношений, опосредствующих экономические и идеологические отношения.

Выше уже было отмечено, что всякое экономическое отношение является воплощением

единства материального содержания и волевого опосредствования. В этом единстве

волевой процесс выступает в качестве внутренней формы организации материального

содержания. При этом речь должна идти именно о волевой форме и материальном

содержании единого экономического отношения, а не о двух отношениях: экономическом

и идеологическом. Нельзя согласиться с М. П. Карпушиным, который в полемике с И. Г.

Александровым утверждает, что «.. в процессе производства материальных благ между

людьми устанавливаются не только материальные (производственные) отношения, но и

волевые (идеологические) отношения».[15] В процессе материального производства

между людьми устанавливаются только одни отношения: экономические отношения,

имеющие материальное содержание и волевую форму. М. П. Карпушин недоумевает: «.. .

каким образом. материальное отношение лишь в своей основе является материальным,

каким образом материальное отношение является неразрывным единством материального

содержания и волевого опосредствования».[16] Автор забывает при этом, что

экономические отношения – это отношения между людьми, одаренными сознанием и

волей, что сами эти отношения слагаются из действий людей. Из того, что

производственные отношения объективно необходимы, что люди не могут жить, не

24

[16] Там же, стр. 30.

вступая в эти отношения, и что общественные результаты участия людей в

производственных отношениях никогда не охватываются полностью ни сознанием

отдельного индивида, ни сознанием всего человечества, вовсе не следует, что волевые

акты людей, из которых как раз и складывается их производственная деятельность,

являются для производственных отношений чем-то потусторонним. В то же время

необходимо еще раз подчеркнуть, что волевой процесс является в производственном

отношении именно формой, развитие которой определяется материальным содержанием,

не зависящим от воли и сознания людей

С иных позиций к разграничению экономических и идеологических отношении подходит

В П. Мозолин. Правильно констатировав, что действия людей составляют содержание

всех общественных отношений, В. П Мозолин утверждает, что эти действия имеют

двоякую природу. «По содержанию, т. е. по обусловленности, не зависимой от воли

людей, указанные действия являются экономическими, по форме же совершения –

юридическими, т. е. волевыми. Разграничение указанных отношений, имеющих

различный характер, должно проводиться не по различным действиям (ибо нет отдельно

экономических и юридических действий), а по характеру одних и тех же действий».[17]

Этот тезис требует существенных поправок. Во-первых, действия людей в процессе

производства являются экономическими как по содержанию, так и по форме. Другое дело,

что в единых по своей природе действиях людей в процессе производства необходимо

различать материальное содержание и опосредствующею его волевую форму. Во-вторых,

далеко не всегда волевые акты людей в процессе производства выражаются в правовой

форме Они не выражались и не будут выражаться в правовой форме в обществе без

государственно-правовой надстройки. Кроме того, поведение людей в процессе

производства во многих случаях опосредствуется не правовыми, а техническими

нормами.

Что же является содержанием и формой правоотношения в тех случаях, когда

правоотношение опосредствует лежащее в его основе экономическое отношение? В

экономическом отношении волевой процесс выступает в качестве формы,

опосредствующей материальное содержание. Напротив, в правоотношении тот же

волевой процесс образует содержание правоотношения; формой же этого содержания

является та направленность, которую придает ему воля господствующего класса,

25

[17] В. П. Мозолин. О гражданско-процессуальном правоотношении. «Советское

государство и право», 1955, № 6, стр.52.

[18] См. Теория государства и права. Макет. 1948, стр. 480; О. С. Иоффе. Спорные

вопросы учения о правоотношении, стр. 37; Его же. Советское гражданское право, стр.

68–69; С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе, стр. 40, 42, 53.

закрепленная в правовых нормах. Таким образом, то, что в одном процессе выступает в

качестве формы, в другом является содержанием.

В тех же случаях, когда предметом правового регулирования являются идеологические

отношения, волевой процесс образует содержание указанных отношении. Разумеется,

волевые акты участников идеологических отношений в конечном счете обусловлены

экономическими отношениями, однако эта обусловленность не составляет

непосредственного содержания идеологических отношений.

Идеологические отношения, составляющие предмет правового регулирования, образуют

содержание правоотношений;

формой этого содержания является та направленность, которую придает волевому

процессу социальная воля, закрепленная в правовых нормах.

3. О волевом характере правоотношении

С вопросом о содержании и форме правоотношений тесно связан вопрос, в каком смысле

правоотношения являются волевыми отношениями. Общепризнано, что правоотношение

является волевым, во-первых, потому, что его возникновение немыслимо без нормы

права, в которой воплощена воля господствующего класса, имеющая общеобязательное

значение, и во-вторых, потому, что для осуществления правоотношения необходимы

волевые акты по крайней мере одного из его участников. Известно, однако, что в ряде

случаев правоотношение может пройти все стадии своего развития помимо волевых актов

его участников. На этом основании многие авторы сделали вывод, что правоотношение не

является волевым с точки зрения субъективной воли его участников. Такого мнения

придерживаются, в частности, М. М. Агарков, О. С. Иоффе и С. Ф. Кечекьян.[18]

Существеннно иной взгляд по этому вопросу отстаивают М. П. Карева, Б. Л. Назаров и Ц.

А. Ямпольская, которые считают характерным для правоотношения взаимодействие

социальной воли, возведенной в закон, с индивидуальной. волей субъектов

правоотношений. [19]Так, Ц. А. Ямпольская от-

26

[19] См. «Советское государство и право», 1956, № 3, стр. 129 (доклад М. П. Каревой); Б.

Л. Назаров. Роль советских правоотношений в развитии социалистического общества.

Автореферат канд. дисс. М., 1956, стр. 2, 4, 5; Ц. А. Ямпольская. О правовой норме и

правовом отношениинии. «Советское государство и право», 1951, № 9, стр. 42, 44, 45 ; Ее

же. Субъекты советского административного права, стр. 6.

[20] См. Ц. А. Ямпольская. Субъекты советского административного права, стр. 6.

мечает, что воля в правоотношении выступает и как государственная воля (через нормы

права), и как индивидуальная: Юридическая воля участников правоотношений.[20] М. П.

Карева подчеркивает, что «... конкретные правоотношения выполняют роль своеобразного

социального трансформатора, благодаря которому государственная воля, выраженная в

нормах права, трансформируется, перерабатывается в соответствующие волевые акты

субъектов конкретных правоотношений».[21] К тому же выводу приходит Б. Л. Назаров,

который считает, что «... волевое содержание правоотношений не исчерпывается

проявляющейся в них волей господствующего класса. В правоотношениях практически

выступает не только государственная воля, но также индивидуальная воля субъектов

данных правоотношений. Здесь государственная воля вступает в конкретную

непосредственную связь с волей отдельных граждан».[22]

Своеобразную позицию в этом вопросе занимает Л. С. Явич, который, по-видимому,

склоняется к тому, что правоотношение является волевым с точки зрения индивидуальной

воли его участников. «Если юридические нормы имеют своим непосредственным

содержание государственную волю, то в правовых отношениях воля не составляет их

содержания. Своим непосредственным содержанием они имеют волевое поведение

субъектов, предусмотренное как должное или возможное государственной волей,

выраженной в праве».[23]

Как же должен быть решен вопрос о волевом характере правоотношений? Нам

представляется, что для правоотношения типично взаимодействие социальной воли,

выраженной в правовых нормах, с индивидуальной волей субъектов правоотношений.

Именно в этом и состоит активное воздействие норм права и правоотношений на

общественные отношения. При этом было бы неверно относить взаимодействие

социальной и индивидуальной воль лишь к моменту осуществления правоотношения.

Такое взаимодействие наступает, как правило, значительно раньше и во многих случаях

(например, при заключении договора) предшествует возникновению правоотношения.

27

[21] «Советское государство и право», 1956, № 3, стр. 129 (доклад М. П. Кареевой)

[22] Б. Л. Назаров, ук. автореферат, стр. 4.

[23] Л. С. Явич. Советское право – регулятор общественных отношений в СССР, стр. 77.

Авторы, которые считают правоотношение волевым лишь с точки зрения государственной

воли, по существу не различают содержание норм права и правоотношений. Так, О. С.

Иоффе указывает, что идеологическим содержанием правоотношения является воля

господствующего класса, выраженная в нормах права.[24] Совершенно очевидно, что эта

воля образует содержание и самой нормы права. Возникает вопрос: в чем же состоит

различие между содержанием нормы права и правоотношения? Сам О. С. Иоффе в другом

месте правильно отмечает, что нормы права не входят в состав правоотношения.[25]

Справедливости ради следует отметить, что в одной из своих работ О. С. Иоффе

подчеркивает, что государственная воля, выраженная в правовых нормах и образующая

идеологическое содержание правоотношения, индивидуализируется в

правоотношении.[26] Непонятно, однако, как может произойти такая индивидуализация,

если не признавать правоотношение волевым и с точки зрения субъективной воли его

участников.

Иногда говорят, что тезис о взаимодействии в правоотношениях социальной и

индивидуальной воль опровергается существованием так называемых прекращенных

правоотношений, которые могут пройти все стадии своего развития помимо волевых

актов их участников.[27] Между тем наличие таких правоотношений не опровергает, а

лишь подкрепляет выдвинутый тезис. Указанные правоотношения потому и оказываются

прекращенными, что взаимодействия социальной воли, возведенной в закон, с

индивидуальной волей не произошло. К тому же правоотношения, возникшие помимо

волевых актов их участников и впоследствии не осуществленные, не типичны для

правового регулирования общественных отношений. Наличие таких правоотношений

означает, что активного воздействия норм права на общественные отношения ни на одной

стадии развития правоотношения не произошло.

Но если авторы, признающие правоотношение волевым лишь с точки зрения

государственной воли, впадают в крайность, то еще большую ошибку допускает Л. С.

Явич, который, хотя и с известными оговорками, проводит мысль, будто правоотношение

является волевым лишь с точки зрения индивидуальной воли.

Для правоотношения характерно именно взаимодействие социальной воли, возведенной в

закон, с индивидуальной

28

[24] См. О. С. Иоффе. Советское гражданское право, стр. 68

[25] Там же, стр. 71

[26] См. О. С. Иоффе. Спорные вопросы учения о правоотношении, стр. 37.

[27] См., например, О С. Иоффе. Правоотношение по советскому гражданскому праву,

стр. 67.

[28] М. С. Строгович. Уголовно-процессуальное право в системе советского права.

«Советское государство и право», 1957, № 4, стр. 103

волей. Решающее значение в этом взаимодействии принадлежит государственной воле,

направляющей развитие индивидуальной воли.

4. Регулируют ли нормы права правоотношения

Решение вопроса – регулируют ли нормы права правоотношения – имеет для теории

права важное методологическое значение. Исследуя взаимосвязь нормы права и

правоотношений, советские юристы обычно исходят из того, что норма права регулирует

фактические общественные отношения, но не правоотношения; последние же

рассматриваются как результат регулирования нормой права фактических отношений.

Аргументация против признания правоотношений предметом правового регулирования

значительно ослаблена двумя обстоятельствами. Во-первых, правоотношения

рассматриваются лишь как результат регулирования нормой права общественных

отношений, что нельзя признать правильным. При таком подходе к понятию

правоотношения нельзя ответить на вопрос, для чего вообще возникает правоотношение,

какую служебную функцию по регулированию лежащих в его основе общественных

отношений оно выполняет. Во-вторых, игнорируется наличие таких общественных

отношений, которые не могут существовать иначе как в форме правоотношений. Можно

ли и в этих случаях считать, что нормы права регулируют фактические общественные

отношения, и рассматривать правоотношения лишь как результат правового

регулирования? Из всех авторов, писавших по этому вопросу, только М. С. Строгович

сделал попытку – применительно к процессуальному праву – объяснить, что регулирует

норма права в тех случаях, когда ее предмет составляют общественные отношения,

которые могут выступать только в форме правоотношений. К сожалению, эта попытка

оказалась неудачной. Опровергая тезис о регулировании правом правоотношений, М. С.

Строгович пишет: «Во-первых, правовые отношения не есть само право, а есть результат

правового регулирования соответствующих общественных отношений. А, во-вторых,

некоторые общественные отношения идеологического характера могут выступать не

иначе, как в форме правовых отношений».[28] Нетрудно заметить, что эти разъяснения не

только не снимают вопроса, регулируют ли нормы права правоотношения, а еще более

усложняют его.

29

Не вдаваясь в дальнейшую оценку аргументации против признания правоотношений

предметом правового регулирования, можно констатировать, что подавляющее

большинства советских юристов настойчиво проводит тезис, согласно которому нормы

права регулируют только фактические общественные отношения, но не правоотношения.

Противоположное мнение по данному вопросу высказала М. П. Карева: «...чтобы

регулировать поведение людей в области тех фактических общественных отношений,

которые нуждаются в воздействии права, правоотношения, как специфическая форма

воздействия на эти фактические отношения,. сами должны быть урегулированными, что и

осуществляется нормами права».[29] В случае же принятия тезиса, будто правоотношения

не регулируются нормами права, указывает М. П. Карева, «... возникает странная

концепция, рассматривающая правоотношения как ничем не регулируемые

отношения».[30] В аргументации М. П. Каревой есть рациональное зерно; оно состоит в

том, что автор признает правоотношения регулятором фактических общественных

отношений. Однако из этого правильного положения автор делает неверный вывод, будто

нормы права регулируют правоотношения.

Следует признать, что нормы права регулируют фактические общественные отношения,

но регулируют их через посредство правоотношений, последние выступают в качестве

посредствующего звена между нормой права и теми общественными отношениями, на

которые норма права воздействует, как на свой объект. Обоснование этого тезиса связано

с особыми трудностями для тех случаев, когда общественные отношения» регулируемые

нормами права, могут выступать только в форме правоотношений Мы полагаем, однако,

что и в этих случаях необходимо различать правоотношения и те общественные

отношения, явления, процессы, которые лежат в их основе и на закрепление которых они

направлены. Ни одно правоотношение не возникает на пустом месте, оно всегда

вырастает из определяющих его общественных отношений, в первую очередь –

материальных условий жизни общества. «Правоотношение потому и является

общественным отношением,– отмечает Б. С. Никифоров,– что оно представляет собой

юридиче-

30

[29] М. П. Карева, С. Ф. Кечекьян. О социалистических правоотношениях, стр. 9

[30] «Советское государство и право», 1956, № 3, стр. 129 (доклад М. П. Каревой) О. С .

Иоффе в свое время также писал, что правовое отношение регулируется нормами права

(См О С Иоффе Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 19). В

дальнейшем, однако, он признал, что допустил словесную неточность (См О. С. Иоффе.

Спорные вопросы учения о правоотношении, стр 26, прим 1 е).

[31] Б. С. Никифоров. Об объекте преступления по советскому уголовному праву

«Советское государство и право», 1956, № 6, стр. 63

ское отражение, или выражение, иных общественных отношений между людьми, в

первую очередь или в конечном счете экономических отношений между ними».[31] Так,

процессуальное правоотношение направлено на закрепление материально-правового

отношения, а это последнее, в свою очередь, выступает в качестве формы,

опосредствующей лежащее в его основе фактическое общественное отношение. Всякое

правоотношение в конечном счете направлено на урегулирование и закрепление

фактического общественного отношения; речь может идти лишь о различной степени

удаленности правоотношения от опосредствуемого им фактического общественного

отношения.

Таким образом, разделяя тезис о регулировании нормами права лишь фактических

общественных отношений, мы расходимся с его сторонниками при определении роли и

места правоотношения в правовом регулировании. Правоотношения – это

посредствующее звено между нормой права и теми общественными отношениями,

которые составляют предмет правового регулирования.

31