В) Исследование процесса формирования понятий
Исследование процесса формирования отвлеченных понятий всегда занимало центральное место как в психологии мышления, так и в психопатологическом изучении больных, а некоторыми авторами (например, Гольдштейн, 1934, 1942, 1948) выдвигалось как основная составная часть экспериментально-психологического исследования мозговых поражений.
Исследователи, столь высоко оценивавшие этот аспект изучения психической деятельности, исходили из того, что именно в операциях логическими отношениями и отвлеченными понятиями субъект переходит от уровня наглядно-действенных операций к новому, специфически человеческому уровню «абстрактного» или «категориального» поведения. В связи со сложностью подобных операций они неизбежно должны нарушаться при любом мозговом поражении, которое делает невозможным осуществление наиболее сложных видов корковой деятельности. Поэтому нарушение абстрактного мышления стало расцениваться как один из основных признаков изменения психических процессов при патологических состояниях мозга.
Трудно возразить что-либо против этой концепции в целом. Однако если описательно она правильно отражает конечный результат, к которому приводят мозговые поражения, то это вовсе не значит, что снижение «категориального мышления» возникает при всех поражениях мозга и что эта концепция обеспечивает правильный анализ тех механизмов, которые лежат в основе этого дефекта там, где он имеет место.
Известно, что если общее недоразвитие мозга (олигофрения) также, как и диффузное поражение мозговой коры (органическая деменция), действительно приводят к недоразвитию или нарушению абстрактного мышления, то подавляющее большинство случаев локальных поражений мозга не ведет к этим нарушениям или вызывает их лишь вторично. Так, нарушение того, что Гольдштейн называет «категориальным поведением», может не иметь места при подкорковых поражениях, при массивных локальных поражениях сенсомоторной, слуховой, зрительной коры, а при некоторых других формах оно должно рассматриваться лишь как следствие иных, непосредственно возникающих при этих поражениях дефектов.
Экспериментальная психология располагает очень большим набором опытов, с помощью которых можно исследовать логические операции больного и оценить особенности его отвлеченного мышления. Эти пробы описаны в ряде руководств (Л. С. Выготский, 1934, 1956;Клейст, 1934; Питтрих, 1949; Пфлюгфельдер, 1950; Брунер и др., 1956, Б. В. 3ейгар'ник,1961 и др.), и мы не будем останавливаться на них подробно. Мы отметим здесь лишь некоторые пробы, получившие особое распространение в клинической практике, которые могут быть использованы при психологическом исследовании в клинике очаговых поражений мозга.
Сюда относятся прежде всего опыты с определением понятий, при которых больному дают ряд слов, обозначающих различные понятия (например, «стол», «трактор», «дерево», «трамвай», «остров» и т.д.) и предлагают определить их. Исследующий обращает внимание на то, в какой мере больной, определяя понятие, оказывается в состоянии применить отвлеченные категории, включая данное понятие в систему эквивалентных или более общих понятий, и давать соответствующее уточнение (например, «стол–это вид мебели, на который ставится посуда, кладутся книги, за которым сидят» и т. д.), специально выделяются случаи, когда он ограничивается лишь описанием данного предмета, вводя его в наглядно^действенную ситуацию («стол бывает письменный или обеденный», «у нас в палате стоит стол, его накрывают» и т. д.).
Естественно, что для правильной оценки получаемых результатов необходимо учитывать преморбидный уровень больного.
К методам исследования мышления относятся и опыты со сравнением и различением понятий. В этих опытах больному предлагаются пары понятий, которые он должен сравнить, и либо найти общее между ними, обозначив их одним словом (например, «стул и диван–это мебель»), либо найти различие между ними (например, «заяц– это дикое животное, а кролик – домашнее»).
Следует обращать особое внимание на то, в какой мере больной может выходить за пределы непосредственного описания обоих предметов и подняться до операции сравнения посредством их отнесения к известной категории.
. В случае, если больной не может выполнить эту задачу самостоятельно, ему дают пример правильного выполнения этой операции и прослеживают, как он может переносить данный ему 'принцип на другие примеры.
. Следующую группу проб, применяемых при исследовании мышления, составляют опыты с нахождением логических отношений. Больному дается ряд слов, к каждому из которых он должен подобрать либо более общее родовое понятие (например, «стол – мебель», «шило – инструмент») либо более частное понятие («цветок – роза», «рыба–карась»). Аналогичные операции могут выполняться и с другой задачей, например, нахождение части по целому («стул – ножка», «нож – лезвие») или целого по части («стена – дом», «полка – шкаф» и т. д.).
Специальное место в этой серии занимает опыт с нахождением противоположных значений. Больному дается слово, к которому он должен найти другое, противоположное по значению (например, «здоровый–больной», «высокий–низкий» и т.п.).
Исследующий наблюдает, легко ли больной выполняет данную операцию, не затрудняется ли он в сохранении заданного ему отношения, не соскальзывает ли он на другие, неизбирательные ассоциации и насколько легко он переключается с одного заданного отношения на другое. И в этом эксперименте – в случае, если больной затрудняется в самостоятельном нахождении нужного ответа, – исследующий может привести ему ряд примеров, прослеживая в дальнейшем, усваивает ли больной принцип решения или же лишь конкретное содержание, повторяя тот же ответ и при решении последующих примеров. В специальном варианте опыта больному предлагают не находить нужные слова самостоятельно, а выбрать нужное слово из трех предложенных, причем среди этих два слова стоят к заданному слову в иных отношениях. Примером может служить опыт на нахождение отношений вид – род или род – вид:
собака (кошка, овчарка, животное) ружье (пуля, оружие, винтовка),
я также опыт на нахождение отношений противоположности:
высокий (низкий, тонкий, длинный) радость (смех, горе, слезы).
Этот вариант опыта снимает необходимость подыскивать слова, но ставит больного перед более сложной задачей сделать выбор из ряда альтернатив и затормозить связи, строящиеся на основе близких, но не соответствующих задаче отношений.
Близкое к описанным пробам значение имеют и опыты с нахождением аналогий. Больному дают пару слов, стоящих друг с другом в определенных отношениях, и предлагают третье слово, к которому больной должен подобрать аналогичное отношение (например, высокий–низкий; добрый–? (злой); стол–ножка; велосипед– ? (колесо) или более сложное (полк – солдаты; библиотека – ? (книги); река – берег; улица–? (тротуар) и т. д.).
В предлагаемых примерах могут выступать отношения разной сложности; в одних случаях они могут носить наглядный, в других – отвлеченный характер.
Во всех этих случаях исследующий, подробно разъяснивший задачу на одном или двух примерах, прослеживает, насколько больной в состоянии усвоить требуемый принцип, перенести его на решение новых задач и–что особенно важно–учитывает, может ли больной переключаться с одной задачи на другую, не воспроизводя инертно одного и того же ранее усвоенного отношения.
В специальном варианте опыта больному может предлагаться задача самостоятельно выбрать нужное слово из трех возможных альтернатив: высокий – низкий; добрый – ? (бедный, злой, человек) полк–солдаты; библиотека–? (читатель, здание, книги).
Как и в описанном выше опыте, этот вариант снимает трудности активного нахождения нужного слова, но затрудняет операцию необходимостью затормозить побочные связи и сделать выбор адекватной альтернативы.
Дальнейшие опыты посвящены анализу тех систем связей, которыми располагает больной и изучение которых вплотную приближает нас к исследованию «категориального мышления».
Сюда относятся прежде всего опыты с классификацией предметов, которые могут выступать в двух основных вариантах.
Первый из них – широко известные опыты с классификацией «4-й лишний». Больному предъявляют рисунок, на котором изображены четыре предмета; три из них относятся к одной категории (например, части одежды, мебели, посуды), четвертый же, сохраняя внешнее сходство с остальными или входя с ними в одну действенную ситуацию, не относится к той же категории (например, лопата, пила, топор, полено). Больному предлагают найти неподходящий, не относящийся к той же группе предмет, оставив лишь три рисунка, относящиеся к одной категории, и объяснить свой выбор, обозначив три выбранных рисунка одним словом.
Исследующий наблюдает, насколько больной усваивает инструкцию и может осуществить подлинную классификацию предметов на основе их отнесения к определенной категории. Особо отмечаются те случаи, когда больной не в состоянии это сделать, сближая предметы лишь по их внешнему виду (форме, цвету, величине) или же заменяя операцию отнесения предметов к определенной категории другой конкретной операцией – воссоздания той ситуации, в которой эти предметы могут участвовать вместе.
В случае невозможности выполнить нужные операции задачу разъясняют на двух-трех конкретных примерах, и исследующий прослеживает, ' насколько больной может перенести нужный принцип решения на другие примеры. Особое внимание обращают на то, как больной объясняет пробеленную им работу, удерживает ли он объяснение в пределах выполненной задачи или же соскальзывает на построение связи и выходит за пределы анализа своего решения.
Естественно, что эта, как и последующая, серия опытов может быть применена лишь при относительно высоком преморбидном уровне больного.
К, этой же серии относятся опыты со свободной классификацией предметов. Эта проба, разработанная в специальных психологических исследованиях (Вейгль, 1927; Л. С. Выготский, 1934; Гольдштейн и Шеерер, 1941 и др.), заключается в том, что больному предлагают ряд предметов (или их изображений), и он должен классифицировать эти предметы, разложив их на несколько групп. Обычно больному не раскрывают принцип классификации и не дают конкретных обозначений тех групп, на которые они должны быть разложены. Однако само содержание предметов (среди которых есть животные, растения, посуда, мебель, инструменты и т. д.) толкает на их категориальную классификацию.
Если больной затрудняется выполнить эту задачу и вместо того, чтобы разложить. изображения на группы, соответствующие тем категориям, в которые они входят, раскладывает группы предметов, входящих в одну конкретную ситуацию (например, кладет вместе стол – стул – тарелка – нож – вилка – хлеб и т. д., воссоздавая ситуацию «обед»), ему разъясняют задачу и на одном примере показывают, что от него требуется. В этом случае исследующий прослеживает, удерживает ли больной нужный принцип и переносит ли он его на классификацию других предметов.
Если больной раскладывает предметы на очень большое число мелких и конкретных по своему содержанию групп (например, кладет цветы в одну кучку, злаки – в другую, ягоды–в третью, деревья–в четвертую и т. п.), ему предлагают объединить их в более крупные группы, и тем самым осуществить задачу обобщения. Естественно, что после каждой проделанной больным операции его спрашивают о том, по^-чему именно он объединил те или иные предметы и в чем он видит основу своей классификации.
Исследующий обращает особое внимание на то, насколько больной может удержать избирательный принцип классификации, не соскальзывает ли он на побочные связи, а также и на то, насколько легко он может перейти от одного принципа классификации к другому.
В этом опыте отчетливо выступают всякие затруднения абстрактного мышления так же, как и дефекты сохранения избирательных, направленных рассуждений 'и нарушения подвижности нервных процессов, необходимых для образования нужных связей.
К этой категории Исследования относятся также пробы на формирование искусственных понятий, предложенные в свое время Л. С. Выготским (1934), Брунером (1957) и др., но вследствие их сложности они имеют лишь ограниченное применение в клинике локальных поражений мозга.
|
Больному предлагаются изображения, нарисованные в таблице; он должен догадаться, на какой из четырех ключей е,му следует нажать. На рисунке видны разные принципы обозначения одного из ключей (число объектов: один=/, два=// и т. д.); несовпадающий элемент (по цвету или по форме): его порядковое место обозначает номер ключа; недостающий квадрат; количество наличных частей (отсутствующие изображены пунктиром) обозначают номер ключа (один наличный элемент – /, два наличных элемента–// и т. д.). Первая и вторая колонки слева–расшифровка задания |
Удачный вариант опыта на исследование абстракции был разработан Халстэдом (1947), который применил его для исследования больных с мозговыми поражениями. В этом опыте больному предъявляют четыре фигуры, каждая из которых расположена над соответствующим ключом. Три из этих фигур одинаковы, а четвертая отличается от остальных каким-либо признаком. Испытуемый должен нажимать на ключ, соответствующий отличающейся фигуре. Постепенно опыт усложняют: испытуемому предлагают фигуры, разделенные на четыре части или те, которые могут быть разделены на четыре части; у некоторых из них не хватает одной части, и испытуемый должен нажимать на тот ключ, который соответствует порядковому номеру отсутствующей части. Наконец, больному предлагают фигуры, состоящие из разного количества частей (от одной до четырех), в этих случаях соответствующие ключи приобретают значение числа изображенных на фигуре элементов.
Так как принцип построения фигур и нужной реакции не раскрывается сразу, а вырабатывается путем постепенных подкреплений правильных реакций, испытуемый должен самостоятельно сформировать требуемый принцип, и исследующий может проследить как этапы выработки этого принципа, так и его границы и устойчивость.
На рис. 135 иллюстрируется последовательный ход такого эксперимента. По данным Халстэда, эта методика позволяет лучше, чем какая-либо другая, выделить фактор нарушения абстракции и дает ценные результаты при исследовании больных с поражением лобных отделов мозга.
Различные формы органического снижения психических процессов, обнаруживаемые в опытах на формирование понятий, проявляются в нарушении отвлеченных операций и в снижении мышления до его наиболее простых, конкретных форм. Если такие больные, хорошо изученные в современной 'психопатологии, еще могут выполнять задачи на нахождение наиболее привычных форм логических отношений (например, отношение противоположности), то и эти отношения легко теряют свою избирательность и часто заменяются более элементарными операциями–поисками наглядных отличий. Определение понятий часто не выходит за пределы описания наглядных свойств вещи, возведение к общему ограничивается нахождением конкретной ситуации, в которую включается названный объект, и т. п.'
Однако рассмотрение этих вопросов выходит за пределы темы данной книги.
Нарушения отвлеченного мышления при очаговых поражениях мозга представляются нам, вопреки утверждениям таких авторитетных исследователей, как Гольдштейн (1934, 1942, 1948), значительно более редкими. Чаще всего они могут рассматриваться как вторичные результаты первичных дефектов, которые могут быть весьма различными.
Наблюдения показывают, что больные с так называемой «семантической афазией» (если только при этом нет значительных общемозговых дефектов), которые не могут схватить смысл сложных логико-грамматических отношений, сохраняют, однако, возможность выполнять задачи на нахождение таких логических отношений, как отношения противоположности, рода и вида, части и целого, или производить элементарные операции классификации, решать задачи на выделение «четвертого лишнего» и т. д. Иногда такие больные даже практически выполняют задачу классификации предметов на категориальные группы. Нарушение одновременных пространственных синтезов не лишает этих больных возможности воспринимать хорошо упроченные в прежнем опыте логические отношения. Такие больные испытывают затруднения лишь там, где эти отношения начинают выражаться в 'сложных 'словесных формулировках или требуют специального сопоставления.
Однако в целом эти затруднения нельзя считать непосредственным результатом нарушения «категориального мышления».
Нарушения отвлеченного речевого мышления при различных формах сенсорной (акустической) и моторной афазии также являются вторичными и не могут сводиться к первичному распаду «абстрактной установки».
Как показали наблюдения, приведенные нами выше (II, 2, е; II, 4, з), больные с этими формами афазии не в состоянии оперировать сложными системами речевых связей, и там, где интеллектуальные операции имеют чисто вербальный характер, исследование их не может быть проведено. Однако в тех случаях, когда такие ограничения снимаются, обнаруживается, что больные не теряют «абстрактную установку» или «категориальное поведение». Они могут в доступных им узких пределах сохранять логические отношения, которые возникли на основе речи и приобрели некоторую самостоятельность, но испытывают затруднения там, где последовательные логические операции опо'среду-ются речью и где создающиеся на их основе системы связей теряют свою устойчивость из-за нестойкости значения слов и дефектов внутренней речи. Трудности, которые возникают у таких больных в сравнении понятий, в операциях наглядных аналогий и классификации указывают на речевую природу наблюдаемых дефектов и не могут быть сведены к общей деменции,
Следует, однако, отметить, что среди многих сотен публикаций, посвященных афазиям, почти нет исследований особенностей мышления афазиков. Даже в исследованиях Ван Веркома (1925), Гельба и Гольд-штейна (1920), Гольдштейна (1926, 1948) и др. остается неясным, в какой мере наблюдаемые интеллектуальные дефекты относятся за счет речевых расстройств, имеющихся у этой группы больных. Поэтому окончательная характеристика возникающих в этих случаях интеллектуальных поражений остается делом будущего.
Весьма своеобразные нарушения операций с абстрактными отношениями проявляются при поражении лобных долей мозга. Как уже указывалось (II, 5, ж), основными чертами, характеризующими нарушение мышления при этих поражениях, является легкая потеря избирательности связей и замена их побочными связями или интертными стереотипами. Больные с выраженным «лобным 'синдромом» могут на короткое время обнаруживать сохранность основных отвлеченных отношений (типа отношения противоположности, рода и вида, части и целого, причины и следствия и т.п.),но очень быстро теряют, эти отношения и заменяют их другими – более упроченными в 'прежнем опыте или возникшими в силу случайных ассоциаций, или же инертно закрепившимися от ранее проделанных операций. Именно в связи с этим выделение 'стойких отвлеченных связей оказывается им недоступным. Как в опытах со сравнением и различием, так и в опытах с нахождением отвлеченных отношений (и тем более – аналогий) больной иногда, давая правильные ответы, не удерживает их, соскальзывает на побочные связи, теряет избирательность процессов, которая была обусловлена инструкцией. Поэтому (как это было показано в специальном исследовании А. Р. Лурия и В. В. Лебединского, 1967) больной с поражением лобных долей мозга, относительно легко решающий задачу на нахождение аналогии в обычных условиях, оказывается не в состоянии решить ее, если ему предъявляется несколько возможных решений, из которых он должен выбрать .адекватное («избирательный» вариант решения). В этом случае все возможные связи начинают казаться ему равно вероятными, и нахождение адекватной связи резко затрудняется. По этим же причинам у этих больных страдает и операция классификации. Возникающие у больного ассоциации оказываются очень многообразны и выбор тех связей, которые детерминированы заданием, резко осложняется.
Таким образом, специфика особенностей мышления больных с поражением лобных долей мозга связана прежде всего с первичными нарушениями избирательной деятельности, направляемой связями второй сигнальной системы, и дефектом процесса сличения задачи с полученным результатом.