Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Gustav_Shpet_i_sovremennaya_filosofia_gumanitarnogo_znania_2006

.pdf
Скачиваний:
14
Добавлен:
29.10.2019
Размер:
7.5 Mб
Скачать

ность в языковом порождении, или, по другому сравнению, нечто иное, как формы, в которых она отчеканивает звуки»5.

Язык, по Шпету (и Гумбольдту), все превращает в форму. Вот характерное рассуждение о соотношении формы и границы язы­ ка: «Форме противополагается содержание', но, чтобы найти содер­ жание языковой формы, надо выйти за границы языка. Внутри языка о содержании можно говорить только относительно. (...) Абсолютно в языке нет неоформленного содержания, так как все

внем направлено к определенной цели — выражению мысли»6.

Т.е. сущность языка состоит в этом выражении, облечении мыс­ ли в форму. Что же есть тогда внутренняя форма языка? Форма формы. Притом что мысль без своего выражения, без формы существо­ вать не может. Таким образом, язык придает форму мысли, т. е. является ее внешней границей, определяющей «внутреннее» содержание. Здесь мы приближаемся к аристотелевскому пони­ манию формы как чего-то внутреннего. Содержанием, например, является артикулированный звук, но только благодаря оформле­ нию он становится содержанием, не существуя отдельно и до это­ го оформления. Природа артикуляционного звука состоит в стремлении придать ему значение7, т. е. придать выражение всей целостности духовной работы. Звуковая форма — первичная форма мысли и самого языка, его «здание»8, своего рода двойная граница. Мысль, идея не существует до своего оформления в языке, существуя потенциально, вероятностно. Она обнаруживается, «пробивает» себе дорогу, преодолевая «затруднения со стороны звука»9, как в пластичной и застывающей среде, материале. И из взаимодействия духовной силы и пластичности материала полу­ чается выражение там, где дух силен, способен пробиться, а матери­ ал, среда позволяет это сделать, но, скорее всего, дух и материал изоморфны.

Язык дается в своей целостности, но эта целостность указы­ вает на еще более обширную, фундаментальную целостность гу- манитарной сферы, по отношению к которой язык — неотделимая

Там же. С. 21.

Тамже. С. 13.

7 См.: Тамже. С 19. 'Там же.

• Тамже. С. 20.

часть (как часть типологического единства). И язык как целое разви­ вается органически'. «Язык возникает подобно кристаллу в физичес­ кой природе, это постепенное, но закономерное образование»10. Очевидно, «органическая» метафора необходима в этом случае Шпету, чтобы более точно передать смысл идейных построений Гумбольдта. И в то же время он уже в этом «переложении» Гум­ больдта ставит проблему формирования целого ряда «надорганических» метафор, являющихся необходимыми для исследова­ ния специфики гуманитарной сферы.

Шпет подводит итог исследованию внешних границ внут­ ренней формы: внутренняя форма не есть «чувственно-данная звуковая форма, и не есть также форма самого мышления, пони­ маемого абстрактно, как не есть она и форма предмета11, — консти­ туирующего мысленное содержание какой бы то ни было моди­ фикации бытия, —предмета, также понимаемого абстрактно»12 (курсив мой. — Р. С.).

Определив внешние границы понятия внутренней формы, Шпет (вслед за Гумбольдтом) переходит к исследованию ее внут­ ренних рамок. Уже у Гумбольдта исследование внутренней фор­ мы языка включало полноценный анализ глубинного языково­ го синтеза. Для этого он использовал установленные погранич­ ные категории, которые определяют внутренние пределы языка: артикулированный звук и понятие. Как мне представляется, речь идет о более обширном синтезе языка и сознания (мышления), каждый элемент которого уже является результатом своего внут­ реннего синтеза. В этом месте впервые Шпет расходится с Гум­ больдтом, поскольку тот, следуя за Кантом, видит возможность подобного синтеза синтезов только на базе рассудка. Шпет опре­ деляет синтез синтезов не как соединение разнородных компо­ нентов, но изначальное «подлинное органическое единство уходя­ щих в глубину смысла корней»15 внутренней формы, воплощаемое в каждом элементе, где и осуществляется «бытие логической фор­ мы в языковой конституции смысла»14. И сама внутренняя фор­

10 Тамже. С. 25.

11 ПредметздесьпонимаетсяШпетомвфеноменологическойеготрактовке.

11 Там же. С. 69.

19 Тамже. С. 47.

14 Тамже. С. 46.

ма при этом — «не место искусственной спайки гетерогенных единств, а подлинная внутренняя образующая и пластическая сила конкретного языкового тела»15 (курсив мой. — Р. С.). Пре­ дельные категории (чувственности и понятийности, языка и искусства) становятся сторонами отношения и коррелятами, разделенными лишь в абстракции. Внутренняя форма как «мес­ то» глубинного синтеза «создает в языке конститутивное отно­ шение между звуковою внешнею формою и собственно пред­ метным значением, смысловым содержанием вещей»16, иначе говоря, является гуманитарной сферой конституирования смыс­ ла в культуре. Она — форма форм, или синтез пределов, — есть, по Шпету, закон становления неразложимого элемента гумани­ тарной сферы, зерна, из которого произрастает все многообра­ зие языков, культурных смыслов. Таким элементом является словопонятие, слово-логос

Здесь можно вместе со Шпетом снова подвести предваритель­ ные, но уже положительные итоги: «Внутренняя форма пользуется звуковою формою для обозначения предметов и связи мыслей (...), и при том, она пользуется внешнею формою для выражения лю­ бой модификации мыслимого предметного содержания, называ­ емого в таком случае смыслом, настолько необходимо, что выраже­ ние и смысл, в конкретной реальности своего языкового бытия, составляют не только неразрывное структурное единство, но и в себе тожественное sui generis бытие (социально-культурного типа)»17 (курсив мой. — Р. С.). Интересно примечание к этим выводам. В свете своей идеи изначального единства сферы кон­ ституирования смысла, воплощаемого в понятии внутренней формы, Шпет предлагает рассматривать концепт «выражениесмысл» по аналогии с синтетическими единствами, типа: «бого­ человек», «человек-зверь»18 и т. д.

Шпет стремится добраться до самой «сердцевины» гумани­ тарной сферы и для этого создает особую конструкцию «словопонятие», по аналогии с античным логосом19. И это имеет не-

11 Тамже. С. 47.

16 Тамже. С. 50.

17 Там же. С. 69. ,8Тамже.

18 Тамже. С. 50-51.

посредственное отношение к теории образования понятий (слов-понятий) у Шпета80. Концепция образования слова-поня­ тия — ключ к пониманию внутренней формы слова Шпета и про­ блеме гуманитарной предметности.

С помощью своего «негативного» метода Шпет определяет, что образование понятий не есть генезис и развитие смысла. Но, бесспорно, это есть идеальное образование, закон которого есть внутренняя форма, которая и направляет этот процесс, про­ исходящий одновременно в живой речи и мысли. И в этом жи­ вом движении (и даже сквозь него) происходит необходимое для образования интуитивное усмотрение сущности: «Понятия, как интеллектуальные словесно-логические сочетания, суть именно сочетания интуитивно ухватываемой сущности в онтическом содержании с планомерно производимым отбором словесно­ логических средств в самом акте сообщения (= мышления) в за­ висимости от условий контекста и в подчинении высшему зако­ ну формирования»21.

Специфика образования понятий в гуманитарной сфере тре­ бует особой методологии. Формообразование (образование по­ нятий) подразумевает понимание, движение в глубину смысла, для чего необходимо установить динамические законы конкрет­ ного образования понятий. И это — диалектические законы разви­ тия смысла в живом разговоре через динамическое преодоление противоречий. Последнее состоит в «интеллектуальном дискур­ сивном творчестве, принимающем момент интуитивного узрения сущности лишь за импульс, толчок, отправный пункт для раскры­ тия противоречия, таящегося во всем статически данном, и для планомерного отбора словесно-логических средств, сообщаю­ щих не только о содержании процесса, но и о его направлении и перспективах, его формах и траектории, наконец, о законе осу1* ществления»28.

Процесс смыслообразования понятия для Шпета есть способ функционирования его в культуре, включая его объективации в языке, деятельности, истории. Понятие как движение, процесс должно содержать в себе противоречие, которое объективиру-

ется в суждении (предложении) как источник развития понятия, его смысла. Суждение, таким образом, содержит запас «потенци­ альной смысловой энергии*. Любое понятие в качестве имени только открывает начало смыслового потока и освобождает «це­ лую толпу движущихся в различные стороны смыслов»23. Сло­ во-понятие разворачивается в целую систему заложенных в нем смысловых отношений, захватывая все большие культурные пространства в своем бесконечном движении.

В ходе построения основ герменевтики Шпет уделяет особое внимание методу экспозиции. «Экспонибильные предложения» (предложения со свернутым смыслом), по мысли Шпета, отно­ сятся больше к герменевтике, чем к логике, точнее, к герменев­ тической логике гуманитарных понятий. Новый подход к обра­ зованию понятий, предложенный Шпетом, значительно расши­ ряет возможности метода экспозиции. Это метод определения понятия через погружение его в систему, рассмотрение его в контексте как «живом развивающемся целом». С экспозиции, согласно Шпету, должна начинаться все деятельность по образо­ ванию понятий. Коррелятом или «комплементом» метода экспо­ зиции является интерпретация. Они комплементарны в том смысле, что «интерпретация истолковывает слово в его действи­ тельном контексте, тогда как экспозиция имеет в виду как бы вся­ кий возможный контекст, т. е. некоторую имманентно связанную систему, из которой уже почерпается нужное слово-понятие для действительного контекста»24.

Шпет считает в противоположность Канту, что экспозиция как прием определения понятий не аналитична, а синтетична, т. е. расширяет наше знание. Ключевую роль играет здесь интел­ лектуальная (конципирующая) и интеллигибельная (смысловая) интуиция. Синтетическая, по сути, экспозиция содержит в себе противоречие, которое раскрывается и развертывается как ряд возможностей, заключаемых в данном понятии. Понятие, точнее, слово-понятие не может рассматриваться как пустое, в нем мыс­ лится конкретный смысл, в нем заложено прямое отношение к действительности как к своему предмету. Понятие для Шпета — это осуществленная в разуме действительность предмета. Непол-

**Там же. С 117. **Тамже. С. 120.

нота понятия восполняется в процессе трансформации в сто­ рону возможных смыслов всей «живой» понятийной системы. И в развитии этой системы прием экспозиции способствует непрерывному воссозданию «системы действительности через включение в него каждого экспонируемого понятия (...) и рас­ крытию собственного содержания понятия в систему, согласо­ ванную с системой “целого”»25. Подобное слово-понятие есть взаимосвязь предметных, содержательных понятий и скрытых смыслов, развертывающихся в культуре как элемент культуры. Именно здесь мы имеем дело с реальной диалектикой «реализуе­ мого культурного смысла» в процессе образования гуманитар­ ного слова-понятия через экспонирование и интерпретацию, т. е. с диалектикой, понимаемой в гуманитарном контексте раз­ вертывания знания, или герменевтикой.

Шпет представляет, таким образом, схему функционирования понятия. А внутренняя словесно-логическая форма — это закон и даже метод образования и функционирования такого понятия как процесса общего движения смысла в культуре. И не удиви­ тельно, что Шпет в целом принимает определение внутренней формы языка Гумбольдта как нечто «устойчивое и единообраз­ ное в работе духа, направленное на то, чтобы довести артикули­ рованный звук до выражения мысли»26. Здесь важен для Шпета именно этот динамичный момент непрерывного развития смыс­ ла от звука к мысли.

Динамичность смыслообразования обеспечивается артику­ ляционным чувством, иначе — чувством языка, «инстинктообраз­ ным предчувствием всей системы языкового материала», «чувст­ вом внутренней формы», «одним из видов языкового сознания». Именно это чувство раскрывает дополнительные возможности для характеристики сферы гуманитарного универсума. Шпет указывает, что языковое сознание конкретно, но в своей целост­ ности представляет собой «член более объемлющего целого — объективногокультурногосознания, связывающего слова единством смыс­ лового содержания со всеми другими культурными осуществле­ ниями»27. Термин «языковое сознание» принадлежит Гумбольд­

ту28. Шпет расширяет его в целом до культурно-гуманитарного пространства, в котором сознание понимается также расшири­ тельно, не противопоставляясь языку. Именно язык придает куль­ турному сознанию свойство объективности, что означает его из­ начальную оформленность, объективированность в слове. Это сфера словесно-логического сознания, предметного, содержа­ тельного словесного мышления, которое подчиняется не толь­ ко законам логики, но и законам культурной действительности, где осуществляется творчество живого смысла, живого слова как полноценного репрезентанта культуры29. И происходит это в живом человеческом общении, в разговоре, который является одним из воплощений смысловой гуманитарной сферы.

Д. В. Солдатова

ПРОПЕДЕВТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ФЕНОМЕНОЛОГИИ ДЛЯ ГУМАНИТАРНОГО ПОЗНАНИЯ

Зачастую историко-философская аналитика в области фено­ менологии подтверждает, что последняя лишь в качестве терми­ на присутствовала до и присутствует поныне, но в качестве завер­ шенной концепции предстает лишь у Гуссерля. Известно также, что, являясь основоположником «чистой науки», Гуссерль так и не обнаружил продолжателей своего «чистого» замысла.

Причина невозможности выстраивания феноменологичес­ кой традиции кроется вовсе не в личности мыслителя. Причина в другом: в самой сути феноменологического замысла Гуссерля. В чем же его особенность?

Феноменология — есть способ «чистой» мысли сделаться своим предметом и обнаружить в этом ясность бытия. Феноме* нологический замысел Гуссерля состоит в том, чтобы обрести эту способность мысли. Но, реализовавшись, феноменологичес­ кий замысел оказывается в тупике. И вот почему.

Описывая необходимую для реализации «чистого знания» процедуру трансцендентальной редукции, Гуссерль выделяет «за­ ключением в скобки», «редукцией», «эпохе» такой бытийный пласт, как региональные онтологии. Тем самым он, в некотором смысле, отгораживается от возможности более плодотворной разработки частных и второстепенных вопросов региональных онтологий или (на его взгляд) недостойных вопросов обыден­ ного познания, эстетического опыта и прочего.

Поэтому очевидно, что его феноменологический проект ско­ рее эпистемологичен, нежели онтологичен, так как вопрос ста­ вится о конституировании сознанием бытия, а не о конкретности

бытийствования. Гуссерлю было необходимо отказаться и заклю­ чить в скобки вышеозначенный пласт вопросов с тем, чтобы сконцентрироваться на центральном в феноменологии: «чис­ том сознании». Но так как на роль предмета феноменологии пре­ тендует тотальное «Всё», необходимо вернуться, в конце концов, к тому, что прежде редуцировали; к тому, что актуализировали, именовали, но не проблематизировали. Этим «возвращением» и ознаменовал, на мой взгляд, свое появление на философской сцене другой мыслитель: Шпет.

Шпет, обращаясь к феноменологической проблематике, по­ степенно совершает онтологический поворот (или поворот к региональным онтологиям). Об этом косвенно свидетельствует его (якобы постфеноменологический) интерес ко многим гума­ нитарным областям.

Феноменология Гуссерля в результате редукции по отноше­ нию к региональным онтологиям оказалась ограниченной, то есть в тупике. И в то же время Гуссерль описал цели и методы таким образом, что обрек феноменологию на постоянно расши­ ряющееся поле объектов собственного исследования. Парадок­ сально, но этим расширением оправдывается «раскрытие ско­ бок», то есть интерес самой феноменологии к региональным онтологиям (в том числе — и к лингвистике, и к истории).

Это позволяет говорить о пропедевтическом значении фе­ номенологии по отношению к гуманитарному познанию. На мой взгляд, феноменология может быть пред-положена всякому ratio как первая необходимость для его осуществления. Феноменологи­ ческий замысел может быть пред-положен всякому направлению мысли вообще (будь то гуманитарной или технической). И это вовсе не будет расширением границ феноменологии или тоталь­ ным феноменологизированием.

Другими словами, феноменология обнаруживает стремление ratio к ясности. Вокруг столько, казалось бы, очевидных вещей, что путь к ясности должен быть коротким, а ответ мнит быть на поверхности. Но взгляд на повседневный мир, не снабженный феноменологическим «усмотрением», грозит раздавить его но­ сителя громадой псевдо-ясностей. Феноменология может сооб­ щить свой метод исследователю в любой области, тем не менее это обстоятельство не сделает из исследователя феноменолога. Чтобы воспользоваться феноменологическим методом, не обя­

зательно быть и становиться феноменологом, нужно быть просто рациональным исследователем, каким и был Шпет. Он осуще­ ствил феноменологическое онтологизирование, которое заклю­ чалось в построении феноменологической дескрипции по от­ ношению к гуманитарному знанию и его предметам. «Раскрытие скобок» состоялось в творчестве Шпета, и состоялось, прежде всего, по отношению к лингвистике и истории.

Феноменология в качестве пропедевтики открывает иссле­ дователю путь, следуя которому, он может выбрать всякий пред­ мет в качестве объекта исследования. Поэтому можно смело говорить как о феноменологизирующем историке, так и о фено­ менологическом подходе к лингвистике в работах Шпета.

Гуссерль определил бы историю и лингвистику как частные науки, предметы, методы и представления которых мы вынуж­ денно редуцируем на пути к «чистому сознанию». Но историчес­ кий факт тоже есть феномен среди прочих феноменов, являясь конструктом сознания. Как текст, так и единственный символ, могут быть объектом феноменологии.

«Без конца углубляющееся понимание»1 —так можно охарак­ теризовать деятельную, творческую установку Шпета. Для такого живого понимания, — считает Г. Г. Шпет, — нет, и не может быть остановки, ибо, единожды получив феноменологический им­ пульс от феноменологии, оно будет стремиться делать своим предметом все новые и новые понятия, в которых содержатся «implicite — все связи и отношения того, что есть»*.

Для Гуссерля (по крайней мере, до позднего этапа его твор­ чества) естественная установка сознания, как и данные конкрет­ ных наук, сами по себе не обнаруживают никакой ценности. Феноменология призвана, первое — редуцировать, второе — об­ основать через себя, как фундамент. Для начала допустить два эти момента в качестве необходимых можно, но постепенно фено­ менология Гуссерля остается наедине с «чистым сознанием», как будто в вакууме. «Ее (феноменологии) предмет (“чистое созна­ ние”) настолько чист, независим, первичен и бытийно самосто­

1 ЗинченкоВ. Я. МысльиСлово ГуставаШпета. Возвращение из изгнания. М., 2000. С. 65.

* ШпетГ. Г. Мудрость или разум? // ШпетГ. Г. Философские этюды. М., 1994. С. 304.