Непохожие родные братья (1899).

25 рублей 1899 года. Четвертной не похож не на один образец, представленный выше. Его роднит с образцами 5 и 10 рублей только изображение России в виде женщины. Но всё равно, даже Россия изменилась – она теперь мать, чем царица. У неё у ног играют дети: один держит сноп колосьев, а второй держит свиток и обучается грамоте. Как и всегда, Россия держит щит с двуглавым орлом. На этой купюре Россия живая. В отличие от большинства бон 1898 года 25 рублей 1899 года составляет целостную композицию. В качестве водяного знака был использован портрет Александра III. Надпись «Государственный банк разменивает кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы (1 рубль = 1/15 империала, содержит 17,424 долей чистого золота) выполнена каллиграфией. Связывающим звеном является герб России в красном цвете.

50 рублей 1899 года. Совершенно иначе обстояло дело с 50-рублёвым билетом образца 1899 г. Эта банкнота представляет собой знаменательное явление в российском денежном обращении начала ХХ в., т.к. является в первую очередь носителем государственной идеологии, и лишь потом – платёжным средством. В своё время купюра дополнила серию из трёх банкнот: она оформлена очень схоже с купюрами 1898 г. номиналом 100 и 500 рублей. Несмотря на кризис старорусского стиля, дензнак оформлен с сохранением всех его черт. Прекрасные элементы сочетаются с полезными чисто механически.

Купюра красива на вид, внушает уважение к государству, т.к. ярко показана пышность и мощь; довольно хорошо защищена от подделок. Отсутствие водяного знака компенсируется применением техники «рельефной печати» (выпуклость букв), использованием многокрасочной печати: на оборотной стороне банкноты по общему красноватому фону можно видеть надпись розовым «50 рублей».

Но особенно 50-рублёвая банкнота серии 1899 г. интересна тем, что просуществовала вплоть до краха Империи, а не была вытеснена из обращения новыми образцами, как это произошло с купюрами серии 1898 года в 100 (в 1910 г.) и 500 (в 1912 г.) рублей. Успехи, достигнутые отечественной полиграфией в области «специальной печати» (денег и ценных бумаг разного рода), давали широкие возможности для улучшения защиты банкнот от подделок, что и стало одной из причин замены в 1905-12 гг. банкнот всех остальных номиналов новыми образцами. А «николаевская» 50-рублёвка так и осталась неизменённой - по политическим соображениям. Идеологический аспект доминирует и в выборе номинала банкноты, на которую поместили потрет царя-консерватора. Судя по данным о тиражах банкнот, самыми ходовыми были билеты в 3 и 5 рублей, рассматривавшиеся как нечто обыденное. Десятирублёвку в народе любовно называли «красненькая»; при считавшейся хорошей заработной плате в 20-30 рублей в месяц она служила оптимальным средством хранения сбережений: с одной стороны, относительно общедоступна, с другой – достаточно «дорогая» купюра. Билеты в 100 и 500 рублей были уделом привилегированных слоёв общества: купечества, дворянства. Что же касается купюр в 25 и 50 рублей – они пользовались должным уважением у элиты общества. У «простого» же народа вызывали трепет, какой в наши дни может вызвать у пенсионера, получающего пенсию в 3-3,5 тысячи рублей пятитысячная купюра. 50 рублей царского времени могли служить, например, вознаграждением за выдающееся усердие по службе, близкое к гражданскому подвигу. Изображение Николая I, чья эпоха ассоциировалась скорее с разгулом бюрократии, едва ли можно было оформить в модернистском стиле. Приходилось сохранять нарочитую строгость и чёткость оформления и надпись о размене на золото, выполненную шрифтом, стилизованным под каллиграфический почерк канцелярского «борзописца». Уместно, как нам кажется, в этой связи вспомнить меткое выражение доктора уголовного права, профессора Н.С. Таганцева, который, характеризуя Уложение 1649 г., писал⁸: «…и для нас ныне могут служить образцом простота, точность и образность текста. Как далеко он оставляет за собою и испещрённый германизмами слог петровских указов, и витиеватое велеречие законов Екатерины, и канцелярское многописание эпохи свода и уложения⁹». Не нашлось среди художников начала ХХ в. творца, способного отобразить в модернистском стиле эпоху «канцелярского многописания» и её создателя, Николая I.¹⁰