- •1. Бытие как всеохватывающая реальность
- •1 Различные космологические модели обсуждаются нами ниже, в параграфе о пространстве и времени.
- •1 Герцен а.И. Письма об изучении природы. М., 1946. С. 105-106.
- •2. Историческое осознание категории бытия
- •1 Кант и. Сочинения. М., 1965. Т. 3. С. 521.
- •1 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М., 1974. Т. 1, с. 150.
- •2 Гегель г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т. 1. С. 275.
- •1 См.: Вопросы философии. 1958. No 5. С. 109.
- •5. Иерархия типов реальности
- •1 См.: Булгаков мл. Мастер и Маргарита. Гл. 1, 3. Стоит отметить, что в этом романе на евангельскую тему Бог отсутствует и сатана со своими духами единственная трансцендентная реальность.
- •1 Булгаков м.A. Мастер и Маргарита. Гл. 9.
- •7. Материя
- •1 Был этот мир
- •1 На реальную противоречивость движения еще в древности указывал Зенон.
- •9. Пространство и время
- •2 См.: Наан г.И. Понятие бесконечности в математике, физике и астрономии. М., 1965.
- •1 Напомню слова в. Брюсова, выразившие пафос познания научной мыслью глубин сущего:
- •10. Основные категории философии
- •1 Гейзенберг в., Шрёдингер э., Дирак п. Современная квантовая механика. М.; л., 1934. С. 74.
- •1 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М.; л., 1929. Т. I. С. 234.
- •1 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М.; л., 1929. Т. I. С. 246.
- •1 Эйнштейн а., Инфельд л. Эволюция физики. М., 1948. С. 249.
- •1 Вавилов си. Исаак Ньютон. М., 1961. С. 67.
- •1. Общее понятие о человеке
- •1 Достоевский ф.М. Литературное наследство. Неизданный Достоевский. М., 1971. С. 417.
- •2. О многомерности человека
- •1 См.: Фролов и.Т. Перспективы человека. М., 1979.
- •1 Чижевский а.Л. Земное эхо солнечных бурь. М., 1973. С. 24.
- •1 См.: Соловьев b.C. Сочинения: в 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 567.
- •1 См.: Соловьев b.C. Указ. Соч. Т. 1. С. 65.
- •4. Личность и я
- •1 Гегелъ г.В.Ф. Сочинения. М., 1956. Т. III. С. 76.
- •Глава 11
- •1. Общее представление о душе
- •3 Гулыга а. Кант. М., 1977. С. 57.
- •1 Соловьев b.C. Как в чистой лазури затихшего моря // Сочинения. М., 1988. Т. 1. С. 706.
- •1 См.: Бернштейн н.А. Пути и задачи физиологии активности // Вопросы философии. 1961. No 6.
- •4. Что такое сознание
- •5. Сознание, самосознание и рефлексия
- •6. Сознание и сфера бессознательного
- •1 Кант и. Сочинения. М., 1966. Т. 6. С. 366.
- •7. О психике животных
- •1 См.: Спиноза б. Избранные произведения: в 2 т. М., 1957. Т. I. С. 349.
- •3 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М., 1937. Т. V. С. 482.
- •3 Аристотель. Сочинения. М., 1984. Т. 4. С. 379.
- •1 О языке, письменности метко и образно сказал у. Шекспир:
- •1 Кони а.Ф. Воспоминания о писателях. М., 1989. С. 232-233.
- •Глава 12
- •1. Сущность и смысл познания
- •1 Лосский н.О. Обоснование интуитивизма. СПб., 1906. С. 1-3.
- •2. Проблема познаваемости мира и философский скептицизм
- •1 От лат. Conventionalis - соответствующий договору, условию.
- •1 Достоевский ф.М. Письма. М., 1959. Т. 4. С. 136.
- •1 См.: Солженицын а.И. Собрание сочинений. Т. 9. С. 14-15.
- •1 Yung c.G. Memoreies, Dreams, Reflections. New York, 1965. P. 247-248 // Цит. По: Свасьян ка. Феноменологическое познание. Ереван, 1987. С. 25.
- •2 Свасьян. Ка. Указ. Соч. С. 26-27.
- •3 См.: Ильин и.Л. Путь духовного обновления. Мюнхен, 1962. С. 242.
- •6. Познание, практика, опыт
- •7. Идеальные побудительные силы познания
- •8. Что есть истина
- •1 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М.; л., 1929. Т. 1. Ч. 1. С. 16.
- •1 Гегель г.В.Ф. Сочинения. М.; л., 1930. Т. IV. С. 20.
- •1 Гете и.В. Собрание сочинений. М.; л., 1932-1937. Т. 8. С. 295-296.
- •9. Чувственное, эмпирическое и теоретическое познание
- •1 Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1976. Т. 1. С. 438.
- •10. Мышление: его сущность и основные формы
- •1 Леей Брюль л. Первобытное мышление. М., 1930. С. 303.
- •2 Собака пила воду из речки, в которой отражалась луна. В этот момент наступило лунное затмение. Это было истолковано так, будто собака проглотила луну и поэтому стало темно.
- •1 Цит. По кн.: Оствальд в. Великие люди. СПб., 1910. С. 271.
- •11. Методы и приемы исследования
- •12. Об открытии и изобретении
- •1 Писарев д.М. Избранные сочинения: в 2 т. М., 1935. Т. II. С. 124.
- •1 Аксиомы - положения, не доказываемые в данной науке и играющие в ней роль допускаемых оснований доказываемых истин.
1 См.: Солженицын а.И. Собрание сочинений. Т. 9. С. 14-15.
Искусству дано ухватить и выразить такие явления, которые невозможно выразить и понять никакими другими способами. Поэтому чем лучше, совершеннее художественное произведение, тем более невозможным становится его рациональный пересказ. Рациональное переложение картины, стихотворения, книги есть лишь некая проекция, или срез этих вещей. Если этой проекцией содержание художественного произведения исчерпывается полностью, то можно утверждать, что оно не отвечает своему назначению. Неуспешна книга, которая пишется с целью "воплотить" те или иные предвзятые авторские концепции или мнения; ее судьба - остаться более или менее искусной иллюстрацией этих мнений. Наоборот, плодотворен путь "художественного исследования", как его формулирует А.И. Солженицын: "Вся иррациональность искусства, его ослепительные извивы, непредсказуемые находки, его сотрясающее воздействие на людей - слишком волшебны, чтоб исчерпать их мировоззрением художника, замыслом его или работой его недостойных пальцев..." Там, где научному исследованию надо преодолеть перевал, там художественное исследование тоннелем интуиции проходит иногда короче и вернее [1]. Основная черта художественного познания - самоочевидность, самодоказательность. Художественное произведение "проверку несет само в себе: концепции придуманные, натянутые не выдерживают испытания на образах... оказываются хилы, бледны, никого не убеждают... Произведения же, зачерпнувшие истины и представившие ее нам сгущенно-живой, захватывают нас, приобщают к себе властно, - и никто, никогда, даже через века, не явится их опровергать" [2]. С точки зрения гносеологии интуитивизма критерий истины, прямо основанный на самоубедительности ("прииди и виждь"), указывает на высокое положение художественного познания в иерархии типов знания. Другой отличительный момент художественного познания - требование оригинальности, неизбежно присущее творчеству. Оригинальность художественного произведения обусловлена фактической уникальностью, неповторимостью его мира. С этим связана противоположность художественного метода научному.
1 См.: Солженицын A.M. Собрание сочинений. Т. 9. С. 8.
2 Там же. Т. 10. С. 483.
Научное познание стремится к максимальной точности и исключает что-либо личностное, привнесенное ученым от себя. Вся история науки свидетельствует, что любой субъективизм всегда отбрасывался с дороги научного знания, а сохранялось лишь объективное. Художественные произведения неповторимы. Результаты научных исследований всеобщи. Очень характерно, что ученому, изучающему результаты открытий И. Ньютона или А. Эйнштейна, как правило, нет нужды обращаться к первоисточнику: научное открытие становится всеобщим достоянием. Наука есть продукт общего исторического развития в его абстрактном итоге.
В искусстве допускается художественный вымысел, привнесение от самого художника того, чего именно в таком виде нет, не было и, возможно, не будет в действительности. Мир, творимый воображением, не повторяет действительного мира. Художественное произведение имеет дело с условностью: мир искусства всегда результат отбора. Художественный вымысел, однако, допустим лишь в отношении единичной формы выражения общего, но не самого общего: художественная правда не допускает никакого произвола, субъективизма. Попытка выразить общее вне органического единства с особенным (типичным) и единичным приводит к схематизации и социологизации действительности, а не к созданию художественного произведения. Если же художник в своем творчестве сводит все к единичному, слепо следует за наблюдаемыми явлениями, то результатом будет не художественное произведение, а своего рода "фотография"; в этом случае мы говорим об имитаторстве и натурализме.
В науке главное - устранить все единичное, индивидуальное, неповторимое и удержать общее в форме понятий. Наука и искусство лежат в разных плоскостях. Эти виды познания мира черпают свой метод в природе своего специфического содержания. Научное знание держится на общем, на анализе, сличении и сопоставлении. Оно "работает" с множественными, серийными объектами и не знает, как подойти к объекту подлинно уникальному. В этом слабость научного подхода. Поэтому при всех успехах научного знания и открывающихся в нем глубинах никогда не может быть снят вопрос о его конечной адекватности той единственной Вселенной, которая вечно пребывает перед нами. Образно говоря, никакая самая лучшая астрономия никогда не снимет великой тайны "звездного неба над нами", по крылатому выражению Канта.
Понятие точности знания обычно связывают именно с наукой. Научность предполагает достаточно высокую степень достоверности и факта, и вывода, а также точность. Но понятие точности применимо не только к математически обработанным данным, "закованным в жесткие цепи формул", но и к неформализованным знаниям, выраженным средствами естественного языка. Точность - это не только математическая формула и вообще формализованное высказывание или система высказываний, описание в виде достоверного протокола, объяснения верного вывода, доказательства, опровержения, суждения и просто правильного восприятия. Точность - это прежде всего адекватность самого знания, а не форма его фиксации. Поэтому художественное изображение, например в романах Ф.М. Достоевского, всех изломов человеческой души может быть куда более точным, чем изображение личности в каком-либо сочинении профессионального психолога.
П. Флоренский, говоря о путях обретения истины - задаче всякого познания, первоначально называет два: интуицию, т.е. непосредственное восприятие, и дискурсию, т.е. сведение одного суждения к другому, рациональный анализ. (Подразумевая различные теории знания, он различает "чувственную интуицию" эмпириков, т.е. непосредственное восприятие объекта органами чувств, "субъективную интуицию", т.е. самовосприятие субъекта, у трансценденталистов и достаточно туманно им характеризуемую "субъективно-объективную интуицию" различных мистиков [1].) О. Павел быстро приводит в тупик оба пути [2], в качестве желаемого выхода утверждая некую разумную интуицию, практически отождествляемую с "подвигом веры". Органом "разумной интуиции", по Флоренскому, является сердце: "сердце является органом для восприятия горнего мира" [3], посредством его устанавливается живая связь с "Матерью духовной личности - с Софиею, разумеемою как Ангел-Хранитель всей твари, единосущной в любви, получаемой чрез Софию от Духа" [4]. Безусловно, здесь присутствует некое смешение задач знания и веры, которые Флоренский хочет полностью отождествить, но реально, по замечанию В.В. Зеньковского, они остаются у Флоренского несливающимися, подобно маслу и воде [5]. Мысль Флоренского делает слишком резкий скачок. Критикуя интуицию и дискурсию как источники знания, он, по существу, вращается в рамках чрезмерно рационалистичного, едва ли не логицистского подхода. Характерно постоянно повторяемое слово "суждение" и пристрастие к логической символике. Таким образом, он не рассматривает реальное обширное многообразие источников знания (хотя в своем труде привлекает гигантский фактический материл - от математики, минералогии и астрологии до житийных преданий и литургических текстов), но, с другой стороны, стремится всякое знание "стилизовать" под церковность и веру [6].
1 Флоренский ПА. Столп и утверждение истины. С. 25. Имеется в виду мистика "естественная, без-или внеблагодатная" у индусов, персов, неоплатоников, в оккультных или теософских системах и др. (Там же. С. 622-624).
2 Там же. С. 24-38.
3 Там же. С. 352.
4 Там же.
5 Прот. Зеньковский В. История русской философии. Пг., 1922.
6 Упрек в "стилизации" есть частый упрек о. Павлу, начиная с Бердяева. Не стоит ее преувеличивать, но и полностью отрицать тоже невозможно. Кстати, отметим любопытный параллелизм упомянутого выше философского анекдота о Фалесе (упавшем в колодец) и служанке с рассказом о. Павла о беседе с его собственной служанкой, у которой он допытывался о ее взгляде на природу вещей: "Что такое солнце?" и т.д. (см.: Столп... С. 26). Флоренский приводит его для иллюстрации бесплодности некоторых философских школ, но любопытно определенное презрение к "профанам", к уровню житейского знания старухи (выбранного для уничижительного сравнения). В этом, конечно, проявился дух века, сциентизм и рационализм о. Павла. Здесь стоит сказать и о трактовке, данной рассказу о Фалесе Львом Шестовым. По Шестову, служанка, смеющаяся над незадачливым философом, знаменует не только житейское знание, но и авторитет науки, к которому за своеобразной санкцией желает прибегнуть философия в лице теории знания. Рационалист Флоренский, не удовлетворяясь "законом тождества", базой научного знания, все же отталкиваясь от него, стремится как бы вытащить себя за волосы "усилием веры"; иррационалист Шестов круто порывает с научным знанием, объявляя его вовсе "непримиримым с истиной" ("На весах Иова". С. 78). Мы видим, как в этом вопросе - о типах и источниках знания - сближаются и расходятся два крупнейших русских мыслителя.
Мы коснулись здесь сразу двух важных связанных моментов - вопроса об "органе" знания и соотношении между знанием и верой. Процитируем воспоминания К.Г. Юнга, где приводится любопытный разговор, имевший место между ним и вождем одного из племен американских индейцев:
"Видишь, - сказал Охвией Биано, - как жестоко выглядят белые... Мы думаем, что они - сумасшедшие.
Я спросил его, почему ему кажется, что все белые сумасшедшие.
- Они говорят, что они думают головами, - ответил он.
- Ну конечно. Чем же думаете вы? - удивленно спросил я его.
- Мы думаем тут, - сказал он, показав на сердце" [1].